Посвящается

ПРОБЛЕМА МАСШТАБА

Важнейшим, как я уже указывал, является вопрос о поиске социальных структур, соответствующих распространяющимся в обществе ценностным ориентирам и новым технологическим инструментам постиндустриального мира. Помимо структурных рамок, которые я постарался определить, есть еще одна существеннейшая переменная, которую необходимо принимать в расчет, — изменения в масштабе.

Сегодня часто говорят о том, что наше время — это век ускоряющихся перемен. Должен признаться: я не понимаю, что это значит на самом деле. Если мы проанализируем, данную концепцию, то обнаружим, что у нее нет границ и смысла. Говорить о переменах как таковых бессмысленно, ибо остается вопрос — перемены в чем? Говорить о том, что «все» меняется — вряд ли это прояснит ситуацию. А уж если мы рассуждаем о темпах, об их увеличении, то само это слово подразумевает использование единиц измерения. Но что же измеряется?

Определенное представление о происходящем можно получить, если применить концепцию масштаба. Изменение масштаба того или иного объекта — это и есть изменение его формы. Метафорически говоря, мы приходим к сформулированному еще Галилеем закону квадрата-куба: если вы удваиваете размеры предмета, то вы утраиваете его объем. Из этого вытекает вопрос о форме и пропорциях. Университет с пятьюдесятью тысячами студентов может продолжать носить то же название, что и тридцать лет назад, когда в нем было пять тысяч студентов, однако изменение количественного состава требует изменения структуры организации. Это относится также и к социальным образованиям.

Что действительно меняется в результате информационной революции — так это масштаб человеческой деятельности. Учитывая природу коммуникаций в «реальном времени», мы впервые создаем взаимозависимую международную экономику, для которой характерна большая нестабильность, причем изменения величин одних переменных, а также шоковые потрясения или возмущения в отдельных элементах немедленно отражаются на всех остальных.

Проблема масштаба издавна стоит перед социальными институтами, будь то церковь, армия, промышленное предприятие или

Предисловие к русскому изданию 1999 года

CXXXIX

политический режим. Общества разумно функционируют тогда, когда существует соответствие масштабов экономической деятельности и социальных элементов, организации политического и административного управления. Однако на самом деле все чаще наблюдается их несовпадение. Как я уже отмечал в своей работе много лет назад¹¹, национальное государство стало слишком мало для решения крупных проблем и слишком велико для решения мелких. Оно со своими политическими методами уже не может справиться с нарастающей лавиной проблем международной экономики (координация мер с помощью встреч на высшем уровне по экономическим вопросам становится пустой формальностью), но в то же время концентрация политических решений в бюрократическом центре мешает инициативе находящихся под его контролем местных и региональных властей. В этом смысле, если в постиндустриальном обществе и существует одна главная социологическая проблема — прежде всего в области управления процессом перехода, — то это управление масштабом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последние годы в значительной степени благодаря книге Ф.Фу-куямы распространилась вера в возможность «конца Истории». Я думаю, что тезис Ф.Фукуямы ошибочен. В словосочетании «конец Истории» беспорядочно перемешаны различные понятия, ему не хватает ясности. Хотя здесь и содержится реверанс в сторону Г.Гегеля, он не соответствует в точности специфической гегелевской формулировке, в соответствии с которой «конец Истории» означал, на политическом уровне, слияние Государства и Общества и преодоление разделения, привнесенного буржуазным образом жизни; на социально-экономическом уровне «конец необходимости» означал преодоление дефицита и мир, где изобилие делает человека «свободным»; на гносеологическом уровне он клал конец различию между «субъектом» и «объектом» и означал пришествие царства вневременной философии при растворении «я». «Конец Истории» возвещал наступление

CXL

Царства универсализма. Г.Гегель полагал, что Наполеон, распространяя универсализм Французской революции, являлся предвестником такого «конца». Французский писатель русского происхождения А.Кожев полагал, что эту роль может сыграть И.Сталин как продолжатель русской революции. Кого представлял себе в этой роли Ф.Фукуяма — Р.Рейгана?

По мнению Ф.Фукуямы, «конец Истории» в более узком смысле означает, что помимо идеи Демократии не существует других «универсалистских» идей, способных объединить народы. Однако по мере того, как азиатские лидеры стремятся занять места на подмостках истории, нам говорят, что «азиатские ценности» отличаются от «ценностей Запада» — точно так же, как в конце девятнадцатого столетия (а возможно, и сегодня) бытовало мнение о различиях ценностей славянского и западного миров. (Я полагаю, что оба эти убеждения ошибочны, поскольку соблюдение прав человека, вытекающих из естественного права, является главным условием существования цивилизованного общества.)

Но, с моей точки зрения, есть еще одно возражение против тезиса Ф.Фукуямы, а именно против того, что «конец Истории» означает конец гегельянско-марксистского представления о линейном развитии единого мирового Разума по направлению к телосу объединенной социальной формы. Я полагаю, что это неправильное толкование природы общества и истории.

Как я уже отмечал ранее в данном предисловии, я считаю, что в обществе существуют три различные области, которые соприкасаются друг с другом различным образом и развиваются, подчиняясь различным историческим ритмам. Ими являются технико-экономическая система, политический строй и сфера культуры.

Технико-экономическая сфера представляет собой систему, потому что все ее элементы взаимосвязаны и взаимозависимы и изменения в характере и величине одного влияют на состояние других. В этой области в основе изменений лежит четкий принцип замещения. Если какой-либо способ производства дешевле, лучше, более эффективен, чем другие, он сменяет их. Ключевыми терминами здесь становятся максимизация и оптимизация с целью достижения большей производительности.

Политический строй не является системой. Это свод правил, обычно формализованный в конституции, либо, в теократических

Предисловие к русскому изданию 1999 года

CXLI

Но поскольку культура — это прежде всего область значений, следует обратить внимание на один поразительный факт: незыблемость во времени великих исторических религий — буддизма, индуизма, конфуцианства, иудаизма, христианства, ислама. Рушились империи, менялись экономические системы, а постулаты исторических религий сегодня все так же узнаваемы по сути своей: карма индуизма и буддизма, монотеизм иудаизма, распятие и евхаристия христианства, Коран и центральная роль фигуры Мохаммеда в исламе. Существует какая-то трансцендентальная сила в этих понятиях.

Если все это справедливо — ас моей точки зрения этот факт ¹ очевиден, — можно полагать, что история делится на четко определенные и ограниченные периоды, каждый из которых качественно отличается от другого, на основе innerzusammenhangen Г.Гегеля или способа производства и социальных формаций К.Маркса. Когда К.Маркса однажды попросили объяснить сохраняющуюся привлекательность греческой литературы, он ответил в Nachlasse, что это связано с тем, что Греция представляет собой «детство человечества» и сохраняет поэтому все очарование этого периода. Но

CXLII

это самообман. Антигона, желающая достойно похоронить своих братьев и бросающая вызов Креону, вовсе не ребенок. Тем же желанием была движима Н.Мандельштам, которая тоже искала тело своего мужа О.Мандельштама, чтобы по-человечески захоронить его останки. Ошибочным оказалось и мнение К.Маркса о «фетишистской» природе религии и о том, что она должна исчезнуть в двадцатом веке. Люди нуждаются в неких трансцендентальных установках, придающих осмысленность их жизни, в поиске чего-то святого, как говорил я в своей лекции, прочитанной в Лондонском университете в 1997 году.

Если «конца Истории» не предвидится, то, как я все же полагаю, можно говорить о завершении идеологической фазы истории, что я доказывал в своей работе «Конец идеологии»¹². Эта книга часто получала неправильное толкование. В ней вовсе не возвещался конец всех идеологий, если под идеологией мы понимаем систему убеждений, которую горячо поддерживают отдельные индивидуумы и которая объединяет их ради общего дела. На самом деле я говорил о том, что в молодых государствах Африки и Азии создавались новые идеологии, такие, как панарабизм, «черный и желтый расизм» и национализм.

Я рассматривал особое историческое явление в развитии западного общества — завершение великого «исторического перехода», в русле которого происходили социальные движения и кипели страсти. На протяжении семнадцатого и восемнадцатого столетий не прекращались религиозные войны между протестантами и католиками, либо, как это было в Англии, война пуритан и сторонников движений левого крыла, таких, как общество «Пятая Монархия», за утверждение «Царства Господнего на Земле». Споры, которые велись в эту эпоху, ее язык и риторика имели религиозную окраску, прикрывавшую, однако, политические интересы. Великая Французская революция положила начало «войнам идеологий», причем обсуждаемые темы и язык дискуссий были открыто политическими, хотя и с религиозной подоплекой. Именно поэтому я назвал марксизм и его разновидность — ленинизм —

CXLIII

Я говорил о том, что этот «исторический переход» завершен, поскольку идеологии потерпели неудачу. Ярчайшим тому подтверждением послужили крах Советского Союза и разочарование в маоизме в Китае.

Сегодня мы вновь наблюдаем значительное обострение принявших политическую форму религиозных конфликтов — в Иране или Алжире (которые, по мнению радикалов, должны были проложить путь «прогрессивным революциям»), где политику формируют исламские фундаменталисты; или в республиках бывшей Югославии, где сербы, хорваты и боснийские мусульмане вспоминают о коренящихся в глубокой древности противоречиях в качестве предлога для новых столкновений друг с другом.

Старые социальные структуры дают трещину, потому что политические масштабы не соответствуют масштабам хозяйственной деятельности. В сфере экономики усиливается тенденция к интеграции, а в сфере политики идет обратный процесс. Создание же новых политических образований, таких, как Европейский Союз, способных соответствовать экономическим задачам, идет слишком медленно.

В области верований и идеалов мы наблюдаем борьбу между наукой и свободной мыслью, с одной стороны, и политическим и религиозным авторитаризмом, с другой. Одним из основных «театров военных действий» будущего станет Китай, который, располагая населением свыше одного миллиарда, может либо войти в число ведущих держав мира, либо потерпеть полный крах в случае, если не сможет создать социальные и политические структуры, которые соответствовали бы — географически и демографически — размерам страны.

Примером «подрывного» влияния информационной теории стоимости являются взгляды китайского астрофизика Фан Лич-жи, в прошлом вице-президента Всекитайского научно-технологического университета, ставшего выразителем взглядов китайской интеллектуальной элиты. Подобно А.Сахарову, он подчеркивает роль науки как основы свободных исследований и ничем не ограниченных поисков истины. Находясь до определенной степени под влиянием моих трудов (которые издавались в Китае самиздатом), Фан утверждает (как и Р.Рихта в Чехословакии

CXLIV

Предисловие к русскому изданию 1999 года

за два десятилетия до этого), что фундаментом передового общества является, благодаря современной технологии, знание, а не труд или другие материальные средства производства, и что, соответственно, «наиболее динамичной составляющей производительных сил... являются интеллектуалы, которые владеют и создают информацию и знание»¹³.

Тот факт, что интервью было напечатано в правительственном издании Beijing Review, говорит о том, что взгляды Фана пользовались поддержкой в реформистских кругах Коммунистической партии и среди интеллектуалов, близких к Чжао Цзыяну, Генеральному секретарю партии. Но после студенческих акций протеста на площади Тяньаньмень в 1989 году все подобные диссидентские выступления интеллектуалов были подавлены. Чжао был снят со своего поста и в течение почти десяти лет находился под домашним арестом. Фан Личжи был выслан из Китая.

Я уже говорил о том, что основные изменения в постиндустриальном обществе происходят прежде всего в технико-экономической сфере. Однако тот факт, что постиндустриальные перемены, в отличие от всех предшествующих технологических изменений, связаны с кодификацией теоретического знания, делает науку отличительный чертой этого общества. Исторически наука представляет собой силу, стремящуюся к свободе. Однако науке, как и многим другим общественным институтам, грозит бюрократизация и даже подчинение политическим или корпоративным капиталистическим интересам. Эта угроза стояла перед интеллектуальной и культурной сферой на протяжении всей истории человечества. Как и много раз в периоды успеха и свершений, человечество надеется, что вступив в постиндустриальную эпоху, оно сможет лучше распорядиться своим будущим. Но это возможно лишь в условиях свободы — свободы стремления к истине, в противовес тем, кто пытается поставить ее под свой контроль.

Термин «постиндустриальное общество» быстро прижился в социологической литературе, и насколько он удачен, покажет время. В некотором смысле, успешное вхождение этого понятия в научный лексикон было естественным и объяснимым. Коль скоро признано, что страны с различными социальными системами могут в совокупности быть определены как «индустриальные общества», то очевидно, что государства с преимущественно добывающей, а не производящей экономикой могут классифицироваться как «доиндустриальные», а значительные изменения в характере технологии позволяют говорить и о «постиндустриальных» обществах. Учитывая популярность книги О.Тоффлера «Футуро-шок» и вызванную ею моду на футурологическое «чтиво», поражающее воображение читателя без достаточных на то научных оснований, любая гипотеза о характерных признаках нового общества неизбежно должна вызывать интерес. Мне остается только сожалеть, если моя работа выиграла от подобной моды.

Как показано в этой книге, идея постиндустриального общества представляет собой не конкретный прогноз будущего, а теоретическое построение, основанную на зарождающихся признаках нового общества гипотезу, с которой социологическая реальность могла бы соотноситься десятилетиями и которая позволяла бы при сравнении теории и практики определить факторы, Воздействующие на происходящие в обществе изменения. Равным образом я отверг искушение обозначить этот зарождающийся Социум каким-либо термином вроде «общество услуг», «информационное общество» или «общество знания». Даже если все со-

CXLVI

ответствующие признаки имеются в наличии, подобные понятия либо односторонни, либо порождены модным поветрием и ради него искажают суть явления¹.

Я использую термин «постиндустриальный» по двум причинам. Во-первых, чтобы подчеркнуть промежуточный или переходный характер происходящих в обществе изменений. И, во-вторых, чтобы выделить осевой, определяющий их направление фактор — интеллектуальную технологию. Но это отнюдь не означает, что технология является движущей силой всех иных общественных перемен. Никакая концептуальная схема никогда не исчерпает социальную реальность. Каждая концепция подобна призме, которая высвечивает одни признаки и затемняет другие, когда мы пытаемся рассмотреть сквозь нее исторические изменения или ответить на какие-то конкретные вопросы.

В этом можно убедиться, сопоставляя понятие постиндустриального общества с понятием капитализма. Некоторые критики доказывают, что постиндустриальное общество не «придет на смену» капитализму. Но это ложное противопоставление двух различных концептуальных схем, организованных по разным осям. Постиндустриальная схема соответствует социально-технологическому аспекту общества, капитализм — его социально-экономическому аспекту.

Путаница между этими понятиями возникла прежде всего потому, что К.Маркс полагал способ производства (основа структуры общества) определяющим и охватывающим все прочие аспекты социальной жизни. Поскольку в западном обществе основной способ производства — капиталистический, марксисты пытались использовать понятие «капитализм» для объяснения всех сфер общественного бытия — от экономики до политики и культуры. И поскольку К.Маркс считал, что индустриализация, как ведущая черта капиталистического производства, будет распро-

' Наиболее серьезное заблуждение состоит, скорее всего, в отождествлении идеи постиндустриального общества с расширением сектора услуг (или третичного сектора) экономики и в оспоривании его значения. Некоторые авторы, использующие данный термин (например, Г.Кан), особо выделяют этот признак. Доходит до того, что некоторые критики приписывают мне идею о центральной роли сектора услуг. Это либо невежество, либо намеренно неправильное истолкование моей книги.

CXLVII

Я думаю, что дело обстоит иначе. Общества — не унифицированные образования. Государственное устройство — независимо от того, является ли данная страна демократической или нет, — покоится не на экономическом «фундаменте», а на исторических традициях, системе ценностей и способе концентрации и распределения власти в обществе. От демократии не так-то легко «избавиться», даже когда она начинает мешать экономической власти капиталистов². Равным образом, современная западная культура — не «буржуазная» культура восемнадцатого или девятнадцатого столетий. Основное ее направление — враждебный экономной расчетливости модернизм, усвоенный «культурной массой» и трансформировавшийся в материалистический гедонизм, чему способствовало, как ни парадоксально, само капиталистическое развитие.

Согласно К.Марксу, способ производства объединяет общественные отношения и производительные силы в пределах одного исторического периода. Общественные отношения изначально были отношениями собственности; производительные силы относятся к области технологии. Те же самые производительные силы (т.е. техника) существуют в рамках разных систем общественных отношений. Нельзя сказать, что технология (или химия, или физика) в Советском Союзе отличается от технологии (или химии, или физики) в капиталистическом мире.

Вместо того, чтобы искать единственное связующее звено между общественными отношениями и производительными силами, мы попробуем «развести» эти два измерения в разные плос-

CXLVIII

кости и тогда, возможно, получим разные ответы на вопрос об отношении между разными социальными системами. Так, если спросить: «имеет ли место "конвергенция" между Советским Союзом и Соединенными Штатами?» — то ответ будет зависеть от плоскости рассмотрения. Это можно изобразить графически:

РИСУНОК 1

Индустриальные

США

Индонезия

Китай

Так, если разделять страны по горизонтальной оси технологии, то и Соединенные Штаты, и СССР относятся к категории «индустриальные общества», в то время как Индонезия и Китай в эту категорию не входят. Но если разделять страны по вертикальной оси отношений собственности, то получим различие иного рода, и тогда Соединенные Штаты и Индонезия объединятся как

CXLIX

Разведя данные понятия в разные плоскости, можно также ііолее точно определить схемы социального развития: феодальное, капиталистическое и социалистическое; или доиндустриаль-ное, индустриальное и постиндустриальное; или, в веберовской і истеме политической власти, — патриархальное, патримониальное и рационально-правовая бюрократия, — если только не ут-псрждать, что данная концептуальная схема является исчерпывающей и включает в себя все остальные. В рамках определенного исторического периода вполне может оказаться, что какой-либо конкретный осевой принцип значим настолько, что определяет і юлыпинство других социальных связей. Вполне очевидно, что в девятнадцатом веке капиталистический тип общественных отношений (т. е. частная собственность, товарное производство и г. п.) был превалирующим и в значительной степени определял характер и культуру общества. Но это не значит, что способ производства в обществе всегда определяет его «надстройку».

Способ производства- не унифицирует общество. Национальные различия не исчезли. Социальные изменения не происходят в линейной последовательности, не существует также «законов общественного развития». Самое прискорбное заблуждение в социальных науках заключается в рассмотрении характера общества через призму одного главного понятия, будь то капитализм или тоталитаризм. Тем самым неверно объясняются сложные (частично перекрывающиеся и даже противоречивые) Признаки любого современного общества или утверждается, что Существуют «законы общественного развития», на основе которых одна социальная система сменяет другую с неумолимой не-і.чбежностью. Поскольку любое общество представляет собой месь различных экономических, технологических, политических і культурных систем (некоторые их черты являются общими для icex, некоторые — историческими и уникальными), его следует шализировать с разных точек зрения, в зависимости от постав-к-пного вопроса. Я сосредоточил внимание на влиянии техноло-ии — не в качестве автономного фактора, но в качестве инстру-

CL

Предисловие к изданию 1976 года

мента анализа, позволяющего проследить, к каким социальным изменениям приводят новые технологии и какие проблемы общество и его политическая система должны в результате решать.

Понятие «постиндустриальное» противопоставляется понятиям «доиндустриальное» и «индустриальное». Доиндустриальный сектор является в основном добывающим, он базируется на сельском хозяйстве, добыче полезных ископаемых, рыболовстве, заготовке леса и других ресурсов, вплоть до природного газа или нефти. Индустриальный сектор носит прежде всего производя-щий характер, он использует энергию и машинную технологию для изготовления товаров. Постиндустриальный является обрабатывающим, и здесь обмен информацией и знаниями происходит в основном при помощи телекоммуникации и компьютеров.

В последние годы мир остро осознал стратегическую роль энергии и естественных ресурсов как ограничивающих факторов промышленного роста, и ныне поднимается вопрос, не сдерживают ли они развитие постиндустриального сектора.

На это имеются эмпирический и теоретический ответы. В практическом плане, введение постиндустриальных элементов, требующих больших капиталовложений, зависит — в отношении выбора времени, скорости распространения и масштаба использования — от производительности других секторов. Развитие индустриальной сферы обусловлено в значительной степени наличием экономического излишка в аграрном секторе; но после того, как индустриализация проведена, производительность самого сельского хозяйства повышается благодаря использованию удобрений и других продуктов нефтехимии. Подобным же образом рост цен в индустриальном секторе или недостаточно высокий уровень производительности могут задержать внедрение новых информационных и перерабатывающих технологий, но будучи внедрены, последние могут содействовать подъему производительности.

В теоретическом аспекте постиндустриальное общество принципиально отличается от доиндустриального и индустриального. Как теоретический принцип идея индустриализма не возникла из аграрного способа производства. В равной степени, стратегическая роль теоретического знания как нового базиса технологического развития или роль информации в преобразовании соци-

Предис7іовие к изданию 1976 года

CLI

В общих чертах, если индустриальное общество основано на машинной технологии, то постиндустриальное общество формируется под воздействием технологии интеллектуальной. И если капитал и труд — главные структурные элементы индустриального социума, то информация и знание — основа общества постиндустриального³. Вследствие этого социальные организации постиндустриального и индустриального секторов сильно различаются, что можно увидеть при сопоставлении характерных экономических признаков того и другого.

Промышленные товары производятся в виде обособленных, распознаваемых единиц, которые обмениваются и продаются, потребляются и используются, — как батон хлеба или автомобиль. Человек покупает у продавца товар и вступает в физическое владение им. Обмен регулируется правовыми нормами договора. Информация и знания не потребляются и не «расходуются». Знание — общественный продукт, и его издержки, цена и стоимость сильно отличаются от соответствующих показателей промышленных товаров.

В изготовлении материальных благ можно установить «производственную функцию» (т. е. относительные пропорции капитала и необходимого труда) и определить сочетание обоих факторов

о) Документация: платежные ведомости, данные о государственных пособиях (например, о социальном обеспечении), банковские и кредитные расчеты м т. п.

c) Демографические и библиотечные сведения: материалы переписей населения, данные, полученные при проведении обследований для изучения общественного мнения, результаты изучения рынка, сведения о выборах и т. д.

Под знанием я имею в виду упорядоченное множество утверждений, фактов или идей, представляющих обоснованное суждение или результат эксперимента, которые передаются другим через средства коммуникации в определенной систематической форме (см. стр. 174 и далее [в настоящем издании ( тр. 235 и далее. — Прим. ред]).

CLII