Габитус как дорефлективное cogito

Габитус как дорефлективное cogito

вие возможности практик, их инкорпорированная «мо­дель», совокупность схем производства практик агентом. Можно представить «габитус» агента как ансамбль субъек­тивных значений совокупности объективных структур, в которые агент был интегрирован в процессе своей социа­лизации. Выступая причиной практик агента, габитус оста­ется недоступен непосредственному социологическому из­мерению и выводится лишь опосредствованно, на основа­нии производных от него практик. Другими словами, кон­цепция габитуса практически однозначно определяется совокупностью социологических наблюдений, но никакое логическое обобщение с однозначностью не ведет от измере­ний к базовым построениям этой концепции. Лежащий в основании «габитуса» принцип «предустановленной гар­монии» между объективными и субъективными структура­ми, гармонии, проистекающей из особенностей генезиса субъективных структур, — важный, но логически недока­зуемый принцип социологической теории.

П. Бурдье постулирует, что объективные социальные структуры интериоризируются в форме социально струк­турированных ансамблей практических схем или инкор­порированных структур — «габитусов», предрасположен­ных функционировать как структурирующие структуры, порождающие практики и представления (см. [8, с. 191-192]). В понятии «габитус» важно не столько то, что он может быть представлен в качестве системы схем произ­водства практик, сколько то, что он соединяет «социальные структуры» и «агента». Габитус определяется своим про­исхождением — тем, что он есть интериоризированный ансамбль социальных структур; а также своим положени­ем в системе производства практик — тем, что он является одновременно результатом интериоризации (объектив­ных) социальных отношений и необходимым субъектив­ным условием производства практик. Габитус представ­ляет собой структурированную систему практических схем, предрасположенную функционировать как структура, формирующая все практики агента таким образом, что они оказываются адаптированными к системе социальных от-

559

ношений, продуктом которой он является. Габитус есть вос­производство внешних социальных структур под видом внутренних структур личности [9, с. 175]. В процессе инте­риоризации, т. е. практического освоения принципов про­изводства практик, не достигающего дискурсивного и реф­лективного уровня, агент имитирует практики других.

С одной стороны, как совокупность практических схем, выступающих в качестве принципов практической классификации, видения и деления, габитус есть «социаль­ное чувство», т. е. нечто спонтанное и нерациональное. С другой, будучи совокупностью интериоризированных мо­делей практик, он обеспечивает структурированность им­провизаций агента, упорядоченность его непреднамерен­ной изобретательности, которая находит точки отсчета и опоры в полностью готовых «формулах». К ним относятся, например, такие бинарные оппозиции, как господствую­щее/подчиненное, форма/содержание, сила/слабость, центр/периферия, высокое/низкое [9, с. 182]. Габитус стре­мится устранить случайные обстоятельства из любой соци­альной ситуации, с которой он сталкивается, и переформу­лировать ее в задачу, принципом решения которой он рас­полагает.

Габитус — это способность свободно производить практики, но в то же время это жесткий каркас, ограни­чивающий эту производительную способность. Он не допус­кает ни создания чего-либо абсолютно нового, ни простого механического воспроизводства, изначально заданного. С этой точки зрения, «...агенты никогда не бывают свобод­ны, но никогда иллюзия свободы (или отсутствия принуж­дения) не бывает столь полной, как в случае, когда они действуют, следуя схемам своего габитуса, т. е. объектив­ным структурам, продуктом которых является сам габи­тус: в этом случае агенты ощущают принуждение не более чем тяжесть воздуха» [9, с. 182].

* * *

* * *

дования на самые разные темы, заражая собственным энту­зиазмом. Он учит находить материал там, где тот «лежит», не сортируя его в соответствии с имеющимися уже схема­ми, за которыми чаще всего лежит «социологический здра­вый смысл». Разорвать со здравым смыслом, социологи­ческой доксой, уйти от предпонятий, найти логику само­развития исследования любого предмета и главную ставку именно в той игре, в какую включены исследуемые аген­ты, — вот цель, которую ставит П. Бурдье перед социоло­гом.

Результаты его научных работ, в разное время тракто­вавших самые разнообразные предметы: от алжирских эмигрантов и кабильских крестьян до профессуры самых престижных вузов Франции, от спорта до политики, от ли­тературы до высокой моды, — подтверждают правоту ав­торского подхода, исходящего непосредственно из самих исследуемых практик и из анализа стратегий осуществля­ющих их агентов.

П. Бурдье неоднократно высказывал при личных встречах сожаление, что его концепцию искаженно воспри­нимают как неомарксистскую. Конечно, он — не марксист ни в каком виде и никогда не принадлежал ни к одной из марксистских школ или партий. Если и возможно сравне­ние П. Бурдье с К. Марксом, то оно должно скорее отно­ситься к масштабу воздействия на современную им науку: «Будущее... социологии, несомненно, пост-бурдьевское, точно так же как оно было до Бурдье — пост-марксистским. Начиная с этого момента следует считать вклад Бурдье, наряду с Марксом, опорной точкой развития социальных наук, позволяющей им осваивать новые области» [10].