Сигналы сексуального призыва и обольщения

Животные, можно сказать, являются рабами сексуальной фасцинации и исполняют ее повеления беспрекословно и в точности. При этом существенно то, что такие сигналы действуют на самые древние, отшлифованные миллионами лет эволюции нейрофизиологические структуры вожделения и оргазма.

Известна могучая власть феромонов в мире насекомых, рептилий и млекопитающих, побуждающая самцов лететь на призывы-запахи за десятки километров в поиске выпустившей сигнал-феромон самки.

Эволюционные сексуальные сценарии порою столь замысловаты, что удивляют ученых. Ну как может не поверить призывному сигналу самки тот же светлячок?! Все его надежды оставить потомство от себя и только от себя (великий закон эгоистичного гена!) держится, можно сказать, только на этой «вере в правдивость сигнала самки». Он не может не верить. Он не имеет права не верить. И он летит на сигнал, по пути все сильнее возбуждаясь от предчувствия встречи и наслаждения. Я. Д. Киршенблат приводит такой пример потрясающей «целеустремленности» самцов, летящих на правдивый призыв-сигнал самки: «Энтомологам хорошо известно, что туда, где из куколок выводятся самки бабочек определенного вида, прилетает сравнительно большое количество самцов того же вида, даже если он редок в данной местности. Описан случай, когда за одну ночь возле единственной самки большого ночного павлиньего глаза (Saturnia pyri) было собрано 125 самцов, которые после закрытия окна пробирались в комнату через дымоход старой печки».

Даже у человека, получившего от той же эволюции структуры рационального анализа и эстетического чувства, эти древние сверхизбыточные формы стимулирования совершают свое властное воздействие независимо от сознания или подчиняя себе сознание, как происходит при страстной любви. То, что назвали похотью и сладострастием, властвует и определяет сексуальное поведение человека настолько, что требуется топор и чудовищная боль, чтобы хоть как-то совладать с этими биологическими сигналами сексуальной фасцинации: Лев Толстой вложил топор в руку отца Сергия, рассудок которого помутился от одного вида эротичной разведенной богачки и красавицы Маковкиной.
Пище-вкусовая фасцинация повелительна. И опасна
Аналогичны по силе и властности воздействия чарующие пище-вкусовые сигналы. Вид, запах, вкус углеводов и жиров в буквальном смысле кружат голову, дурманят, вызывают страсть насладиться пищей и питьем. Именно эта безудержно притягательная фасцинация и обеспечивает обмен веществ организма, метаболизм, стимулирует все живое к стремлению найти и захватить пищу. Страдательные ощущения голода и жажды сливаются с сигналами фасцинации и превращают животных и человека в страстных охотников и гурманов, при этом чем сладостнее пища и питье, тем страстнее их поиск и потребление. Таким эволюция создала механизм биохимического, метаболического выживания.

Но этот механизм оказался коварен, даже опасен, как только у человека появились возможности нетрудного и изобильного питания. Пищевкусовая фасцинация сладкого и жирного привела множество людей к неумеренному потреблению пищи, к чревоугодию и, как следствие этого, к ожирению.

Пище-вкусовая сенсорика и предпочтения замечательно развиты у всех живых существ. Вкусовые органы, которые, как и наш язык, различают сладкое от соленого, горького и кислого, располагаются у насекомых во рту, а кроме того, и на усиках (например, у муравьев, пчел, ос), на ножках — у многих мух, бабочек, пчел. К сахару, скажем, эти распознающие вкус ножки насекомых в 200, а по некоторым данным и в 2000 раз более чувствительны, чем наш язык. Эволюция обеспечивает стопроцентную надежность восприятия сигналов пищевой фасцинации и бьет без промаха!

Сладкое – один из самых могучих по силе чарующих сигналов.

«Сладенький ты мой!», произносят восхищенно женщины в адрес детей и возлюбленных.

Чарующие приманки
Ч. Дарвин в книге «Разные приспособления, при помощи которых орхидеи опыляются насекомыми» описал тайные приманки и ловушки у орхидей. Для опыления орхидеи создали целый арсенал тончайших ухищрений от экзотической яркости и красочности внешнего вида до сладостного аромата. И все это – для приманивания насекомых, которые нужны орхидеям для перекрестного опыления. На примере орхидей Ч. Дарвин как раз и показал, что изощренная красота цветов, так радующая глаз человека, обязана тому, что растения приспособились к опылению насекомыми. Все типы посещения цветков насекомыми, оказывается, используются растениями для обеспечения перекрестного оплодотворения. Часто цветы бывают ярко окрашенные, но без особого запаха. Они привлекают насекомых, которые ориентируются в основном с помощью зрения. Цветки с мелкими венчиками, как правило, бывают собраны в соцветия, чтобы привлекать насекомых, которые их лучше в таком случае замечают. Иногда рядом с невзрачным цветком для привлечения насекомых развиваются яркие прицветные или кроющие листья, как у белокрыльника, иван-да-марьи. Для привлечения насекомых, летающих ночью или в сумерки, особое значение имеет запах; обычно открывающиеся в темноте цветки имеют белую окраску, даже для нас более заметную при недостатке освещения. Не всегда запах цветов бывает приятен для человека — цветы, привлекающие падальных мух, обладают трупным запахом и иногда имеют окраску венчиков мясного цвета (например, тропическая раффлезия)

Красочно, эффектно, театрально, но при этом также честно и открыто. Так же и у многих птиц. Если павлин раскрывает перед самкой свой роскошный хвост, то делает это максимально честно, чтобы она оценила его истинные достоинства. Побеждает, правда, павлин с наиболее эффектным хвостом. Что ж, он оказывается более привлекательным для привередливой самки.

Весь мир живого использует сигналы-приманки и человек в этом тонком искусстве не исключение. Достаточно вспомнить, как прихорашиваются девушки и юноши перед праздничным вечером в надежде обольстить и влюбить в себя.

Большое распространение в мире насекомых имеет так называемая мимикрия — сходство очертаний и окраски двух видов, из которых один характеризуется предупреждающей окраской и несъедобен или опасен для преследователей, а другой, незащищенный, имитирует защищенный. Неопытному наблюдателю бывает трудно отличить мух-сирфид от пчел и ос — настолько совершенно и расцветка, и характер движений этих беззащитных мух имитируют жалоносных ядовитых перепончатокрылых. Неискушенный собиратель насекомых нередко опасается взять в руки сирфиду, думая, что имеет дело с пчелой, осой или шмелем.

В известной басне И. Крылова лисица фасцинировала ворону лестью так умело, что обольщенная ворона каркнула во все воронье горло, сыр выпал, плутовка была с ним такова. Но можно и лисицу обвести вокруг носа. Так поступают, в частности, некоторые птицы. Завидев лисицу, мать, чтобы отвести ее от гнезда с птенцами, притворяется подраненной, летит еле-еле и волочат одно крыло. Лисица в возбуждении от такой легкой добычи (фасцинирующий сигнал!) бежит за птицей, и та отводит ее от гнезда далеко и, убедившись в успехе, улетает, оставив лису с носом.

Живая природа пронизана не только фасцинацией, но и хитростью. Р. Докинз высказал предположение, что коммуникация родилась именно для манипулирования. Разумеется, эгоистичного, обманного, хитрого.

Чего только не выдумает природа. Один из сценариев: притворись мертвым – спасешь жизнь! И. Акимушкин так описывает хитрость насекомого прусса. Попав в сети паука каракурта, прусс «отлично знает, с кем имеет дело и что сопротивление тут бесполезно. Но хитрость иногда помогает. Поэтому прусс, влипнув в скверную историю, прикидывается мертвым (мертвецов паук не ест). Сложит ножки и замрет — паук подбежит, пощупает комедианта и уйдет назад в логово. Тогда прусс несколькими сильными прыжками, бывает, и выскочит на свободу. Если не выскочит, то пропал: паука второй раз не проведешь. И первое притворство не многих каракуртов обманывает. Обычно долго сидят они около мнимого трупа и ждут, не шевельнется ли он. Чуть шевельнется — и, считайте, актер сыграл (вернее, не сыграл) свою последнюю роль».

Если в партнерском общении доминантой является достижение взаимопонимания, то в манипуляторском совершается инверсия: манипулятор стремится внедрить в психику жертвы и понимание лжи как правды, при этом он еще старается быть не разоблаченным во лжи и своих дьявольских целях. Но истинный театр манипулирования совершается, когда друг другу противостоят два манипулятора и оба не знают о том, что «жертва» тоже лжец. То, как это происходит в жизни, прекрасно описал бывший карточный шулер А. Барбакару в книге «Я – шулер»: его знакомый, гениальный шулер, заманивал в игру, прикинувшись простаком, профессиональных шулеров и обыгрывал их, не подозревавших, что перед ними еще более «высокий» профессионал.
Чарующие сигналы смерти
Р. Докинз приводит примеры смертельной манипуляции сигналами обмана у насекомых. Светляки (принадлежащие к отряду жуков) привлекают брачных партнеров световыми вспышками. У каждого вида есть свой особый рисунок последовательности коротких и более продолжительных вспышек, обеспечивающий узнавание особей своего вида и тем самым предотвращающий пагубную гибридизацию. Самки, принадлежащие к роду Photuris, «обнаружили», что они могут заманивать самцов рода Photinus, имитируя световые сигналы, специфичные для Photinus. Заманив таким обманным путем самца Photinus, самка Photuris съедает его. И второй пример из Р. Докинза, который я привел в самом начале – убийство муравьями вида Monomorium santschii собственной матки под воздействием на их нервную систему неизвестных пока науке, но безусловно химической природы, одурманивающих сигналов, какие использует гусеница-паразит, внедряющаяся в колонию муравьев и превращающаяся таким способом в их полновластную «царицу».

С древних времен человек, зная смертельную опасность чарующих воздействий, отображал их силу и неотразимость в фольклоре, мифах, сказаниях. Достаточно вспомнить образы сирен, заманивающих сладкоголосым пением моряков, или образ иудейки Юдифи, обольстившей вражеского ассирийского полководца Олоферна и отрубившей ему голову.

Обаятельные шпионки, кстати говоря, являлись во все времена грозным оружием разведок.

Чарующие сигналы сладки и бывают смертельно опасны.

Можно предположить, что древняя химическая коммуникация, получившая эволюционное закрепление еще у простейших насекомых, а возможно даже у еще более древнейших живых организмов (амеб, инфузорий), и заложена фундамент пристрастий человека к химическим стимуляторам настроения, тонуса и байндинга.

Демонстрационные сигналы устрашения и наведения ужаса в природе распространены очень широко. Знаменитая угроза кулаком, применяемая в общении людей, замечательный пример весьма ошеломляющего сигнала такого рода.

Самцы горилл во время демонстрирования силы бьют себя в грудь, выпрямляясь при этом на задних конечностях, что им совершенно необходимо для освобождения передних, но одновременно поза выпрямленного тела уже сама по себе действует как угроза.

Особое место в мимических проявлениях животных занимают раскрывание челюстей, а также поднятие губ и их оттопыривание. И не только потому, что относятся к самым древним проявлениям угрозы, известным уже у пресмыкающихся. Люди обычно связывают раскрывание челюстей и обнажение зубов с проявлением дикости и кровожадности, при этом забывают о некоторых важных фактах. Описанное выше проявление угрозы имеет в жизни животного две различные, практически противоположные функции. Нападающая, или агрессивная, угроза может быть, особенно у некоторых животных (в том числе у хищников), мимически совершенно невыразительной и предшествует собственно нападению животного. Напротив, оборонительная угроза по своему внешнему проявлению намного сильнее; ее выражают животные, которые чувствуют, что находятся в смертельной опасности.

Одним из сигналов угрозы/защиты является увеличение объема тела и внешнего вида. Животные чаще всего просто обманывают противника, притворяясь более крупными, чем они есть на самом деле. Для этого они не увеличивают реальный объем своего тела, а лишь изменяют его контуры. Этот эффект достигается разными путями. Наиболее известный пример – австралийская бородатая ящерица, которая может внезапно увеличить голову, растянув кожистый воротник, сложенный в состоянии покоя складками вокруг шеи. Млекопитающие и птицы используют для этого главным образом значительную подвижность перьев и волосков: ощетинивая или укладывая их, они достигают значительных перемен в размерах тела. Млекопитающие достигают того же эффекта ощетиниванием волосков на всем теле или на некоторых его участках. Эти места обычно имеют более длинные или особо окрашенные волосы (скажем, грива льва). Шимпанзе увеличивают размеры тела, взъерошивая шерсть на голове, спине и плечах. Вставание волос дыбом и гусиная кожа, сопровождающие у некоторых людей сильные и неприятные ощущения, – из нашего далекого биологического прошлого.

Африканские серые мартышки при встрече с различными видами хищников издают различные звуковые сигналы. Если обезьянка замечает леопарда, она издает особый «возглас леопарда», который служит для всех остальных мартышек сигналом бежать к деревьям. А если прозвучит «возглас орла», реакция будет прямо противоположной – обезьянки прижмутся к земле. Если мартышки услышат «возглас змеи», то они поднимутся на задние лапы и будут пристально всматриваться в траву.

К. Лоренц пишет о такого рода угрожающей сигнализации, как яркая «апосематическая», или предупреждающая, окраска, используемая многими рыбами и птицами, которую хищник может легко заметить и ассоциировать с теми неприятностями, какие он имел, встречаясь с данным видом. Ядовитые, противные на вкус или как-либо иначе защищенные животные самых различных групп поразительно часто «выбирают» для предупредительного сигнала сочетания одних и тех же цветов – красного, белого и черного. И чрезвычайно примечательно поведение утки-пеганки. Пеганки буквально люто травят хищников; их яркое оперение настолько угнетает лис, что они могут безнаказанно высиживать утят в лисьих норах, в присутствии хозяев.

Много видов бабочек имеет на крыльях снизу маскировочную окраску, а на крыльях сверху – четкий «глазчатый» рисунок. Если маскировка не помогла и враг обнаружил сидящую на стволе дерева со сложенными крыльями бабочку, она распахивает крылья. И птица на столь нужный для бабочки, чтобы улететь, миг парализована испугом.

В противостоянии опасностям животные часто образуют охранительные сигнальные симбиозы самого изощренного характера: потенциальные жертвы помогают друг другу спасать свои жизни от хищников. Хищники это давно поняли и не скрывают досады от этой взаимопомощи. Иногда даже останавливают охоту, поняв, что обнаружены. К. Лоренц отмечает, что когда лисицу сопровождает по лесу кричащая сойка, когда вслед за кобчиком летит целая стая предупреждающе щебечущих трясогузок – охота у них бывает основательно подпорчена. Мелкие обезьяны, завидев хищника, взмывают на верхушки деревьев и устраивают такую предупреждающую всех звуковую сигнализацию, что остальные животные могут быть им только благодарны. Предупреждающий крик сойки или свист сурка – предостерегающие сигналы, которые понимают все животные.

Хищники наводят ужас. Индейцы уверяют, что обезьяны при виде ягуара теряют всю свою подвижность: дрожа и жалобно воя, они дают себя схватить. Возможно это миф, но как он показателен! Точно так же, как миф (или правда?) о загипнотизированном стальным взором удава кролике, ползущем в его пасть. Не ползли ли и первобытные люди, парализованные ужасом, в пасть огромных драконов?

В обществах, в которых вся жизнь пронизана магией, существуют сигналы-фасцины, вызывающие ужас и почти неминуемую смерть. К таким сигналам относится, в частности, магическая кость колдуна у аборигенов Австралии (аналог ее есть почти у всех примитивных народов).

Само собой разумеется, что к разряду устрашающих сигналов относятся все сигналы тревоги и опасности, и потому они всегда пронзительны, побудительны и, главное, избыточно-навязчивы, как сигналы воздушной тревоги или гудки «скорой помощи».

Или вопль «Пожар!», мгновенно отшибающий память и бросающий в панику спасения. Напомню читателю случай из биографии Ф. Шаляпина. Среди артистов как-то разгорелся спор на тему «Что такое искусство?». Шаляпин незаметно удалился в соседнюю комнату. Через какое-то время внезапно распахнулась дверь, он стоял на пороге смертельно бледный, с взъерошенными волосами, дрожащими губами, и с полными ужаса глазами сдавленно прохрипел: «Пожар!» Поднялась паника... Шаляпин вдруг рассмеялся: «Теперь вам понятно, что такое искусство?» Великий бас продемонстрировал эксперимент влияния не только искусства, но и устрашающей фасцинации. Замечательный эксперимент!
Сигналы доминантной фасцинации
Особый класс сигналов фасцинирующего действия образуют сигналы доминантного, лидерского и иерархического содержания. Эти сигналы я назвал бы социально-управленческими.

Среди них выделяются доминантные сигналы, характерные для поведения вожаков, «альфа», как их назвали этологи. Это как правило самцы, но бывают и исключения, как у гиен, у которых в стае предводительствует самая опытная и бесстрашная самка.

У горилл – это самец, достигший возраста, когда шерсть на спине становится серебристой. Такая спина и есть сигнал «альфа».

В деревенских дворах царствует всегда петух с самым роскошным гребнем. Ему беспрекословно подчиняются все остальные петухи, а курицы так к нему и льнут. Он – альфа, хозяин. Остроумные этологи провели эксперимент: приклеили самому захудалому, всеми гонимому петушку гребень повнушительнее, чем у лидера. В курином царстве начался переполох и спустя непродолжительное время все покорно склонили перед ним головы, в том числе и бывший хозяин: и к корму он первый, и несушек он обрабатывает вне конкуренции, и остальных петухов гоняет. И что любопытно, он просто озверел и использовал обретенную власть буквально как садист – дорвался. Убедившись в закономерности влияния петушиного гребня как сигнала власти, этологи привели все к прежнему порядку. Куры замухрышку мгновенно загнали опять на самое дно иерархии, а царствовавший петух вернулся к власти, ибо он – подлинный «альфа», о чем свидетельствует сигнал-гребень.

Сигналы доминантности служат организации сообществ, расставляя особей по заслуженным ими местам. Каждый из членов сообщества знает, кто сильнее, а кто слабее его и, следовательно, кто кому должен без столкновений уступать в еде, борьбе за самок и т.д. Иерархия устанавливается в группе животных очень быстро, после очень небольшого числа стычек, часто совсем без них. Иногда она приводит к полному упорядочению всей группы – выделение старшей альфы, следующей за ней беты и т. д., кончая последней омегой. Иногда же выделяется группа альфа, группа бета, группа омега.

Явление иерархии распространено исключительно широко и во многих отношениях полезно для вида. Во-первых, оно уменьшает число столкновений в обществе, препятствует его распаду. При этом не подавляется необходимая для общества агрессивность по отношению к «чужакам» – животным, не входящим в группу. Во-вторых, с высоким положением в иерархии связан авторитет, поведение высоко стоящего в иерархии животного гораздо больше влияет на поведение группы, чем поведение низко стоящего. Например, если молодая галка испугается, ее крики не окажут никакого действия на стаю, если же взлетит старая галка «высокого ранга», то вся стая последует за ней.

Ярким примером сигнально-иерархического поведения являются так называемые турниры. Их цель – выяснить, какой из двух соперников является сильнейшим и в то же время воспрепятствовать тому, чтобы слабейший получил слишком большие повреждения. Тут выработана целая гамма механизмов поведения. Так, многие рыбы долго демонстрируют себя друг другу, растопырив плавники, приняв позу, подчеркивающую их размеры. В результате более слабый, убедившись в превосходстве противника, имеет возможность уклониться от боя.

У гремучих змей конфликты носят ритуальный характер для демонстрации силы, когда каждая змея пытается прижать противника к земле. Они не используют против соперников ядовитые зубы. А есть виды змей, у которых самцы в борьбе за самку состязаются на вытягивание в высоту: кто сумеет поднять туловище в струнку и выше соперника, тот победил. Проигравший покорно уползает, более того, на две-три недели теряет способность и желание контактировать с самками.

У птиц-носорогов самец-победитель получает право продолжать род, побежденные самцы становятся евнухами и выполняют функции помощников по вскармливанию родившихся от доминанта птенцов. Остроумнейшее изобретение эволюции!

Действия, вызывающие торможение агрессии, называются действиями умиротворения. Иногда они носят очень драматический характер. Например, во время самой жестокой схватки собак или волков побежденный застывает, отворачивая морду от противника и подставляя ему яремную жилу – т. е. то место, за которое они обычно и пытаются друг друга схватить. Эффект оказывается мгновенный – победитель дрожит от возбуждения, щелкает зубами в воздухе, но не хватает побежденного.

Особо следует отметить так называемую «позу подставления», демонстрация которой сигнализирует о признании более высокого статуса того, перед кем подставляются, но также и как сигнал единства, стадности.

Джордж Б. Шаллер, два года наблюдавший поведение горных горилл Африки в условиях их естественного обитания, среди множества демонстрационных поз и телодвижений животных выделил и «позу подставления»: так, если игра становится слишком буйной и грубой, детеныш дает это понять таким образом: он покорно сжимается в комок, подобрав под себя руки и ноги и подставив противнику широкую спину. Если в стычке между двумя самками одной слишком сильно достается, она принимает ту же позу покорности, и другая, более сильная самка сразу прекращает нападение. Эта поза покорности удивительно похожа на аналогичную позу в человеческом обществе, например, когда пленники, скорчившись на земле, просят пощады или когда подданные становятся на колени перед королем. В сущности, у людей это приняло теперь ритуальный характер и постепенно превратилось в жест приветствия. И низкий поклон жителя Востока, и кивок головы европейца, означающие приветствие, очевидно, основой своей имеют покорное припадание к земле, то есть знак отсутствия агрессивных намерений.

Дж. Палмер справедливо считает, что в борьбе за выживание особенно эффективным оружием «арсенала симпатичности» малыша является улыбка и смех. Смех и улыбка, по-видимому, происходят от заискивающих знаков, используемых в иерархических взаимоотношениях, как полагают некоторые исследователи. Когда шимпанзе сравнительно низкого ранга выражает подчинение по отношению к шимпанзе более высокого ранга, он использует мимику, напоминающую улыбающегося человека.

Разумеется, улыбка и смех продолжают использоваться при заискивании и у Homo sapiens.