Рассказ первый) Страсть Измена Слежка Черный принц

Пролог

Увлечение

Белая королева (Рассказ первый)

Страсть

Интерлюдия

Месть

Ревность
Оттенки будущего (Рассказ третий)

Эпилог

Профессорша наслаждалась. Открыв изящную, в кожаном переплете, книгу, она читала: «Спросите, в чем изюминка творчества QUEEN, и я отвечу не задумываясь – в двусмысленности на грани парадокса. Эта двусмысленность заключается в том, что на виду, но не бросается в глаза; одето в привлекательные одежды и в то же время обнажено до неприличия. Кого-то, возможно, шокирует (хотя сейчас шок перестал быть актуальным явлением), что само название этой группы, кроме общеупотребительного и величественного «КОРОЛЕВА», имеет и второй, слэнговый перевод как «ГОМОСЕКСУАЛ»…

Женщина несильно вздохнула, поправила очки (жест, сохранившийся ещё с детских лет), подняла голову и посмотрела в окно. Там, на горизонте, всходило солнце – сегодня оно было зыбким, неуверенным, размазанным по бледному небу. Улыбнувшись своим мыслям, профессорша легко встала и поставила диск – он блеснул в пробившемся сквозь органзу солнечном луче. Внезапно зазвонил телефон.

– Да, слушаю! – спросила женщина.

– Здравствуй, Зиляуша!

–Лева, ты?!

– Тебя ещё кто- нибудь называет Зиляушой?

– Только ты, а так – Зилей, чаще с отчеством, реже – «профессоршей».

– Профессорша? Так я называл тебя в детстве за смешные очки. Запомнила.

–Запомнила. Сейчас это мой литературный бренд. С тобой все в порядке?

– А что со мной может случиться? Все хорошо, жив-здоров.

– Лева, я ведь тебя утопила в своей предыдущей книге.

– Почему так жестоко?

– Из ревности. Бросил меня, уехал в свой Израиль!

– Ты же знаешь – семья.

– Ну да – семья, сплоченная еврейская семья.

– Ты все одна?

– Да, хотя были интересные предложения.

– Виноват я?

– Не думаю. Мне трудно удержаться в бытовых реалиях. Так, фрагментарно…

– Я тоже был фрагментом?

– Вероятно, но очень запоминающимся. Обиделся?

– Польщен. Скоро приеду, встретимся.

– Прошло столько лет. Пожалуй, не стоит. Лучше я тебе пришлю свои книги.

– Жду!

Телефон замолк. Бархатный голос кумира нежно выводил: «Oh, jealousy, look at me now. Jealousy, you got me somehow…».* Ревность! Женщина заметалась по кухне. Так, надо попить кофе, нет, лучше зеленого чая – его надольше хватит. Она засыпала в чайник зеленой травы, ошпарила кипятком и прислушалась к любимому Фредди: «I want to ride my bicycle. I want to ride my bike...».*

*–Queen. Jealousy.( Jazz.1978)

Квин. Ревность.(Джаз.1978) : «О,ревность,взгляни же на меня

Ревность,ты все-таки завладела мной»

* –Queen. Bicycle Race. ( Jazz.1978 ): «Хочу залесть на велосипед,

Хочу залесть на бициклет…»

­­– Эти люди чувствуют себя потрясающе ловкими, коварно непредсказуемыми, дьявольски проницательными. Одного не знают – они уже в прошлом.

– Почему? – удивилась Роксана.

– Потому что цикл заканчивается. – Туманный ответ профессорши ничего не объяснял.

– А я тоже в прошлом? – озадаченно спросила Роксана.

– В какой-то степени, да. Вопрос – в какой?

Так ничего не поняв, Роксана отправилась встречать рождество в Таиланд. Бангкокский аэропорт был переполнен сутолокой и кем-то хорошо организованной толчеёй. Группы туристов деловито проносились вслед за инструкторами, с грохотом волоча чемоданы. Роксана подумала, что затея с персональным гидом пришлась весьма кстати. Им оказался молодой парень с гибким телом некрупной восточной кошки. На его лице сияла стандартная лучезарная улыбка, но в манерах не прослеживалась ничего заискивающего – только достоинство и приветливость. «Ну да, буддизм», – механически отметила Роксана и неспешно двинулась за провожатым. Еще в Москве она решила больше не торопиться, взять паузу и обдумать все то, что произошло после трагической смерти мужа, сделавший её богатой вдовой. Беда в том, что ничего не происходило.

Да, работы было много, даже чересчур много: она осваивала тонкости бизнеса, (быстро поняв, что термин «предпринимательство» состоит из двух составляющих – «предпринимать» и «предприимчивость»); уже через несколько месяцев хорошо ориентировалась в вопросах маркетинга, конъюнктуры рынка, зыбком соотношении спроса и предложения, угадывая их чуть раньше конкурентов, продумывая «шаги на опережение». От природы пытливая, она усвоила, что люди легче отдают миллионы, чем тысячи и сотни, на которых они по-детски экономят, и что главное – это создать успокаительную версию о необходимости затрат, а может, и потерь.

Впрочем, сама она ничего не теряла, а только наращивала мощности своего многоликого бизнеса, прибегая к советам сына, а также главного помощника – Артура. Почти ровесники, эти парни смогли создать команду из опытных директоров, переманивая их не столько деньгами, сколько условиями работы с умными лояльными партнерами. На общем собрании было решено, что в соответствии с существующей реальностью, (а её, как известно, не переделаешь) работники, попавшиеся на обмане, получали одно предупреждение – второго не существовало. Роксана с помощью отца пригласила опытного старика, бывшего «чекиста», для отслеживания внутрикорпоративных течений, скоторыми могли утечь и корпоративные деньги. Занятая подбором кадров, контролем отношений (финансами заправляли ее ребята, имевшие классическое британское образование, которое практически не годилось для внутреннего рынка), она напрочь забыла об отношениях личных. Звонок профессорши вернул Роксану к действительности,а она заключалась в том, что личной жизни у нее и не было.

Артур Александрович после своего развода очень быстро нашел подругу – милую девочку с глазами умного олененка. ( А ведь он нравился Роксане, чего греха таить!). Жаль, что даже на миг у них не произошло сцепления, да и не могло оно произойти: её мятежная душа бродила совсем близко от его, но тело держалось вдали. Они оставались друзьями – Роксане этого было мало. Идея отдохнуть в экзотической стране пришла не сразу, слишком напряженным оказался конец года, но в первую декаду января, когда все вокруг упорно отказывались работать и дела неподвижно зависли, она решительно собрала саквояж и отправилась в путешествие.

Уже в Бангкокском аэропорту она почувствовала изменение – что- то в ней сдвинулось, освободилось, будто вместе с багажом в самолете она сдала груз забот и беспокойства за то что осталось позади, в России. Вспоминая свой прилет, Роксана поняла, что все происшедшее вслед за этим началось еще в аэропорту – с ощущения легкости и предчувствия счастья.

*****
Патайский отель был ужасен в своей помпезности и напоминал космическую станцию: по периметру располагались номера, опиравшиеся в прозрачные лифты, а в центре гигантской двенадцатиэтажной коробки блистала,как ракета перед запуском ,новогодняя елка. Её «комната – каюта» оказалась на удивление скромной и даже тесноватой, хотя стоила немалых денег. Вероятно, подумала Роксана, все усилия ушли на внешний дизайн, а на внутреннее убранство не хватило ни фантазии, ни средств. Впрочем, вид с балкона был великолепен, открывая обзор пяти изумрудных бассейнов и дымки над океаном вдали. Приняв душ, Роксана распаковалась – номер заполнился тюбиками, флаконами, бельем, купальниками, шортами, блузами, легкими туниками, вечерними нарядами, сумками и обувью ( последних было особенно много, что поделаешь – слабость!). Спускаясь на обед, она уже забыла о своем беспокойном московском ужине. Внизу стоял гул голосов, еле слышно играл рояль. Роксана вдохнула сладковато-пряный аромат местных блюд, решив все же их попробовать. Вкус был необычным, но приятным. Она и не заметила, как с аппетитом все съела, поднявшись из-за стола легкой и удовлетворенной. Дорога по террасам с бассейнами казалась бесконечной. Немного поколебавшись, Роксана миновала последний водоем и направилась на шум прибоя.

В своей жизни она видала много морей: в детстве – Черное, в юности – Азовское и Каспийское, когда разрешили выезжать на «чужие» моря – Средиземное, Красное, Тирренское. Они все были разными, как по внешности, так и по характеру, и во многом определяли характер и внешность людей, живущих рядом. В Таиланде морские просторы отличались от ранее виденных. Вроде бы та же голубизна, те же лазоревые переливы, местами переходящие в бирюзово-салатовое мерцание, тот же бриз и успокаивающее шипение набегавших волн, но имелось нечто иное, трудно уловимое. Наконец, она поняла: те, прежние моря были «внутренними», стесненными сушей, а здешнее море уходило в океан. «Степень свободы», – подумала Роксана, – «это существенно».

Следующие дни она провела на берегу, перечитывая газеты, перелистывая журналы, иронично отметив, что за одни и те же поступки на ее родине можно сесть в тюрьму или стать губернатором, – все зависит от пресловутой « цены вопроса». Вечером она изредка включала родной канал и, досадливо морщась, тут же выключала – неуместными казались в раю сладкие рождественские песни отечественной попсы, жеманные ужимки фронтменов, серпантиновый блеск местных звезд. Аналитиков тоже не хотелось слушать – промывание мозгов теми, кому их уже промыли, считала Роксана. Прожив «овощной жизнью» несколько дней, она почувствовала голод общения.

Недалеко от нее возлежали две женщины: одна - немолодая, шумная, с грубоватым лицом и вульгарными манерами; и другая - вдвое моложе , яркая и эффектная, очень похожая на первую. Они то и дело поглядывали на Роксану, что-то обсуждая между собой и не решаясь подойти. Наконец, в море к ней подплыла старшая и спросила:

– Вы русская? Я так и подумала, только русские женщины бродят по пляжам одни или с подругами. Местные считают их лесбиянками. Мудаки тайские! Они не знают, что наши мужчины убиты.

– Мой-то муж точно убит, – пробормотала Роксана и нырнула в волну. Вынырнув, она услышала:

– Я похоронила своего пять лет назад. Алкоголик! Вся жизнь на кулаках! Даже сейчас его ненавижу.

– Мертвых надо прощать, – бросила Роксана.

– И не подумаю! – строптиво возразила женщина. – Гад проклятый, всю жизнь мне испоганил.

– У каждого своя судьба. А это ваша дочка?

– Сестра! Я еще молода для такой взрослой дочери.

– Вы очень похожи, только она тоньше и стройнее.

– Вера, – бойко сказала девушка, протянув из воды руку. – А сестру зовут Любой. Мы из Москвы.

– Значит, землячки, – ответила Роксана и назвала свое имя.

– Редкое имя. Последний раз я встречала его в интернете – что-то связанное со взрывом самолета одного из олигархов. – Девушка оказалась на редкость осведомленной.

– Да, оно встречается нечасто, – сказала в ответ Роксана.

– Мы с сестрой наблюдали за Вами, все время одна. Любите одиночество?

– Нет, не особо. А куда здесь кроме отеля можно пойти?

Женщины засмеялись и, перебивая друг друга, начали рассказывать о своих похождениях.

– Фу, грязь, – брезгливо поморщилась Роксана, услышав красочное описание одного представления. – Какая-то акушерская экзотика!

– Это как посмотреть, – не согласилась старшая. - Шоу трансов просто сказочное. Поедем, убедитесь сами.

Было решено встретить рождество в городе. Вечером Роксана послала электронное письмо профессорше.

– О каком цикле Вы говорили и почему он кончился? – спросила она.

– Не хочу портить Ваш отпуск своим брюзжанием, – последовал овет.

– Не испортите, я окрепла на солнце.

– Это лишь моя версия. Вы не забыли, какой год наступил? Думаю, что его конец будет плачевным.

– Конец света? Так 2000-ый уже прошел.

– Конец цикла. Посмотрите на цифровой ряд из кризисных лет. Существует какой-то пятилетний цикл, в течение которого процессы рождаются, формируются, достигают своего плато и затухают. Как в любви. Говорят, даже пророк Мухаммед разрешал мужчинам «обновлять» женщину через пять лет. Кризис отношений сказывается на всем – на деньгах тоже.

– Я умею считать – между датами не пять, а семь лет.

– Верно. Несколько лет уходит на то, чтобы поверить в неотвратимость происходящего и задержать это.

– Хорошо, а почему сейчас мы его «пересиживаем», ведь после последнего кризиса прошло больше десяти лет?

– Вот и я спрашиваю – почему? Может, он будет ужасным?

– Надеюсь, это просто версия, потому что дела пока идут неплохо.

– Я тоже надеюсь. Счастливо Вам отдохнуть!

*****
Ту ночь она хорошо запомнила. За ужином к ней подсела Вера, вид у нее был загадочный, на губах играла тонкая улыбка.

– Сегодня Вы увидите нечто потрясающее – этого не забыть никогда!

– Надеюсь, что так. Пока ничего сверхъестественного не происходит – типичный отельный отдых. А где сестра?

– Вообще-то она мне не сестра, а мама.

– Это заметно.

– Панически боится старости. После смерти отца стала вообще бешеной.

– Он ведь пил, – осторожно заметила Роксана.

– Пил?! Да они оба бухали, только мама – сильная, любого мужика перепьет. У нас в Москве несколько магазинов. На ней все держится.

Роксана отвернулась – эта сторона жизни ей была не интересна, своих забот хватало. Девушка заговорщицки вытащила бутылку виски и подмигнула.

– Может, хотите выпить? Мы с мамой уже начали за обедом , она приходит в себя – лежит в номере.

Вздохнув Роксана ответила: – Why not? – и протянула высокий стакан с содовой.

Ее соседка залпом опрокинула виски и тут же налила новую порцию.

– Ух, и напьюсь я сегодня! – сказала она возбужденно.

– Вы обещали незабываемое шоу в городе, – заметила Роксана ,про себя подумала: «С такой генетикой надо рот зашивать двойной ниткой».

– Все успеем, – ответила девушка, закуривая сигарету. От виски она становилась еще привлекательнее. – Наблюдаете? – неожиданно зло спросила она. – Богатенькая вдова олигарха познает жизнь рядовых торгашей! – Выпитое все же сказывалось на ней, прибавляя ядовитой силы.

– Вероятно, не совсем рядовых, коли вы живете в этом отеле, – осторожно ответила Роксана.

– Я сразу Вас узнала – люблю болтаться на сайтах. Таким как Вы даже в кошмарах не снилось того, что мы пережили с мамой.

« Какое-то образование у нее все же есть, речь бойкая, да еще интернетом интересуется», - подумала Роксана и вслух сказала:

– В моей жизни тоже не все просто.

– Не просто! – расхохоталась ее собеседница. – Вы знаете, как это – разнимать дерущихся родителей? А отбиваться от потного пьяного отца, который перепутал спальни? А найти своего парня в постели матери?

– У Вас же их насчитывалось немало, – вставила Роксана, боясь дальнейших откровений.

– Но этот был самый любимый! – упрямо возразила девушка.

– Я пойду в номер, приведу себя в порядок. Увидимся часов в девять у входа, не опаздывайте!

Уходя, она заметила, что девушка легко опрокинула очередную порцию виски.

В комнате царил тот милый беспорядок, который бывает только в отелях и только на отдыхе. Роксана взглянула на свое отражение в зеркале и поморщилась – увиденное ей не понравилось: пополнела, как-то неуловимо погрузнела. Все началось после смерти мужа. Знакомая профессорша сказала, что еда заменила ей любовь, но Роксана знала - это чувство вины грузом осело в её теле. Кстати, пора ей написать, до девяти оставалось немного времени. Роксана села за ноутбук .

– Привет из Таиланда! С наступающим рождеством! Почему Вы сказали, что «я в прошлом»?

Затем она набрала по сотовому номер телефона и, услышав голос профессорши, попросила:

– Я за компьютером. Побеседуйте со мной.

– Вообще-то я в это время не работаю, но для Вас сделаю исключение.

«Еще бы она « не сделала исключения», – усмехнулась про себя Роксана, – « таких денег мне стоит!». Через минуту экран высветил ответ.

– Я не оракул, но мне кажется, что должно произойти что-то крупное, неприятное и … отрезвляющее. Сейчас все в каком-то «финансовом запое», и Вы в том числе.

– Пресловутый кризис?

– Больше, чем кризис.

– Причем тут я?

– Вы отягощены огромным капиталом – в России такого не прощают. Даже для Европы это непонятно – откуда деньги, ведь все стоит?!

– Все же объясните, почему « я в прошлом»?

– Для нашей страны Ваши капиталы уже «старые». Стары и способы их получения. Если действительно грянет кризис, а уже пора, то они утекут в другие водоемы, или испарятся, чтобы затем пролиться золотым дождем … для других.

– Так что же делать?

– Драпать. Только куда?

*****
Ровно в девять она стояла около входа в отель. Прошло минут пятнадцать, но женщин не было. Роксана заволновалась – ехать одной в незнакомый город не хотелось. Наконец, позади послышался голос Веры:

– Пардон, опоздала, хотела разбудить маму, но бесполезно.

На девушке был надет короткий сарафан, мерцающий стальными пластинами; ноги обуты в босоножки с высокими каблуками. Она выглядела весьма эффектно.

– Ничего страшного, – успокаивающе кивнула в ответ Роксана, решив не омрачать рождество мелочным выяснением отношений.

Они оглянулись вокруг, на стоянке осталось лишь два тук-тука. Взобравшись в открытый кузовок, Роксана глубоко вздохнула. Машина тронулась с места и, ускоряя ход, помчалась по дороге в Патайю. Звезд на небе высыпало немного, но сияли они так, что своим светом полностью заполняли пустоту чернеющего небосвода. По бокам от трассы весело мигали огнями фешенебельные отели, мимо проносились набитые туристами тук-туки, из которых слышалась иностранная речь, оживленные возгласы, женский смех. Теплый ветер дул в лицо, вороша волосы и разнося незнакомые терпкие ароматы.

Город появился неожиданно – шумный, возбужденно-деловой, переполненный праздными людьми и обслуживающими их маленькими тайцами. Тук-тук – забавная тележка с кабиной – припарковался в начале главной пешеходной улицы, окаймленной по бокам открытыми магазинами, люминисцирующими ресторанами, стриптиз-клубами, откуда слышалась зажигательная музыка и куда, зазывно улыбаясь, приглашали необыкновенно яркие девушки. Роксана невольно залюбовалась их экзотической красотой – все они были стройны и таинственно-притягательны.

Она обратила внимание на старых американцев – каждый вел за руку маленькую улыбающуюся тайку. Даже издали было заметно, что они счастливы. « Если есть деньги, и ты уже никому не нужен, то лучше провести старость здесь, среди ластящихся нежных девчонок », – неожиданно подумала она и удивилась своим мыслям. Слева, за барными стойками, громоздились пьяные шумные матросы, которые неплохо изъяснялись на английском с лукавыми тайками, тоже проститутками, но рангом пониже. Роксана вспомнила рассказы Сомерсета Моэма – в них, правда, речь шла об островитянках, но психология та же – связь с «белым» человеком считалась почетной и престижной, а замужество – пределом мечтаний, квинтэссенцией удачи, гордостью всей многочисленной тайской родни.

Здоровенные детины, что-то не поделив между собой, затеяли потасовку, но какую-то расслабленную, беззлобную. Здесь все казалось расслабленным. Уже через минуту, помахав для видимости кулаками, они мирно сели за стойку и заказали еще выпивки. Налет старого портового города лежал на всем, что встречалось на пути. Её спутница в своем металлическом наряде привлекла внимание двух голландцев и отстала, застряв где- то посередине улицы. «Было ясно, что долго она не удержится» – подумала Роксана про Веру, – «из нее так и сочится сексуальная энергия вперемежку с агрессией.» Справа ее внимание привлек бар. На боксерском ринге двое тайцев что есть мочи лупили друг друга по голове – бои были без правил. Зрители азартно кричали и вскакивали с мест, встряхивая с колен девчонок в коротких юбках.

Невдалеке стояла группа зевак, разглядывающих что-то наверху. Роксана тоже подняла голову и увидела за стеклом второго этажа русалочку с длинными белыми волосами – в струящемся прозрачном платье она вилась вокруг шеста, освещаемая голубоватым потоком. Целомудренный стриптиз славянской красавицы казался более завораживающим в этой далекой стране, чем в самой России. Роксана вздохнула и нерешительно открыла стеклянную дверь заведения. Это был ночной клуб (как потом оказалось, любимый русскими туристами). Заплатив, она поднялась на второй этаж, выбрала столик в затемненном углу и заказала коктейль.

Вокруг играла тихая музыка, холодно-приветливые стриптизерши старательно отрабатывали свою программу, в воздухе витала легкая нега напополам со скукой. Откинувшись назад, Роксана вспомнила события прошлого года, когда она еще была женой российского магната и любовницей одного испорченного, но очень сексуального мальчишки. «Все куда-то девалось, ничего не осталось», – прошептала она слова любимой песенки и слегка взгрустнула. Рядом с ней кто-то сел, приятный мужской голос заказал коктейль, на столе появилась рука с красно-зеленым рисунком. « Гайгер?!» –удивилась Роксана. – « Тату как искусство». Она вдохнула аромат дорогого парфюма и медленно повернула голову. На нее пристально смотрел светловолосый мужчина примерно ее возраста. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга, потом он сказал:

– Сегодня православное рождество. Вы одна?

– Нет, – покачала головой Роксана, – приехала со спутницей, но ее похитили по дороге.

– Я тоже был с приятелем, но и он кем-то заинтересовался. Может, Вашей подругой?

– Не исключено, – улыбнулась она, – хотя здесь много интересного.

– Выпьем шампанского?! – предложил он.

– Why not? – сказала она в ответ и второй раз за вечер протянула свой бокал.

– У меня такое чувство, – произнес он, – что я Вас где-то видел. Мы были уже давно знакомы, потом забыли, а сейчас встретились вновь, но вспомнить не можем.

– У меня тоже было предчувствие, – пробормотала Роксана и осушила бокал.

(Рассказ второй)

Город тонул в сумерках. Пасмурное, грязно-серое небо спустилось на петербургские мостовые, смешалось с городским дымом, пропиталось гарью и, подхваченное серым балтийским ветром понеслось по улицам. Прохожих было немного, да и те спешили нырнуть в метро или укрыться в магазинах, юркнуть в уютное чрево своих машин и там – в тепле и комфорте – наблюдать за сменой суток и превратностями погоды.

«Осень, промозглость, депрессняк», – подумала женщина, известная в Петербурге под именем Евдокии Евлампьевны. Выруливая на старой иномарке к Васильевскому острову, она размышляла о предстоящем вечере. Юбилей! Полвека прожито, большая часть жизни позади. В целом, она довольна – себе не изменяла, других не опускала, оставалась верна своим взглядам. Эту дату она встретит с теми, кого уважает и кто ценит её. Их немного: петербургский бомонд, вольные каменщики, возводящие новые отношения. Они ждут в галерее знакомого художника, свободные от условностей, переборовшие в себе рабство, выстоявшие под напором общественного страха.

Она лихо притормозила у подъезда старого, чудом уцелевшего дома и выскочила на улицу. Ветер, подхватив меховую накидку, уже собрался было сорвать шляпу, но женщина предусмотрительно придержала поля. Войдя в подъезд, она неглубоко вздохнула. Послышался лязгающий звук закрывающихся металлических дверей – сверху с тихим воем спускалась кабинка, из которой вскоре вышла грузная величественная матрона. На голове у нее восседал большой, похожий на венец, бант, губы алели яркой помадой в цвет длинным ухоженным ногтям, в руках она сжимала поводок французского бульдога, который, пристально посмотрев на Евдокию Евлампьевну, тут же отвел взгляд, как бы стесняясь своей бестактности. Соседка с царственным видом продефилировала мимо и скрылась в уличной мгле.

Евдокии Евлампьевне нравилось то, что её окружало: и успокаивающий шум лифта, и дородная властность соседки, и молчаливое узнавание пса. Это был её мир, в котором она чувствовала себя спокойно и уверенно и без которого не могла жить. Когда-то, давным- давно, её приглашали в Америку, но она категорически отвергла всякие попытки сделать себя счастливее.

В квартире было сумрачно и душно. Желтый свет фонарей размазался на окнах, стекая каплями по стеклу. Женщина зажгла свечи, села в кресло, взяла длинный мундштук, вложила в него папироску. «В прошлом веке это называлось «пахитоской», – подумала она, прикуривая от свечи. – «Лорд Генри дымил такими же». Она вспомнила, как школьницей случайно наткнулась на томик Оскара Уайльда и завороженно перечитывала, не в силах оторваться от великолепия, исходившего с его страниц. Люди вокруг проживали свои обычные скучные жизни, и только она была посвящена в тайную тайных, святую святых – фантазию далекого англичанина. Стало ясно, что книга отравлена, но яд действовал только на избранных. Такой она себя и чувствовала – первооткрывательницей чужого мира, которой творец доверил самое сокровенное. Потом она открывала другие миры, иные планеты, населенные мечтами, страстями, желаниями, а главное – свободой – чувствовать и мыслить.

Докурив, Евдокия Евлампьевна осмотрела свои длинные подрагивающие пальцы (она всегда считала, что энергия тела и разума начинается с кончиков пальцев, поэтому каждый вечер священнодействовала над ладонями и стопами, массируя их, втирая дорогие благовония и заморские кремы). Через час надо быть на другом конце города, а еще неплохо бы попить ароматного чайку, выкурить вторую «пахитоску», продумать наряд. Об украшениях она уже позаботилась – вытащила из потайной шкатулки огромный крест с бриллиантовой россыпью, который отобрала у племянника (в психушке ему все равно не пригодится).

Она прошла на кухню, открыла железные банки – воздух наполнился запахом трав. Заварив одну из них, Евдокия Евлампьевна поставила чайник на мармид, чтобы не остыл, – предстояло выбрать одежду. Сумерки за окном сменились мглистым октябрьским вечером – временем подведения итогов и закрытия гештальтов. Накануне юбилея это было весьма уместным.

Евдокия Евлампьевна вытащила из шкафа черный смокинг – копию того, который она сшила на тридцатипятилетие. Как сейчас помнит: в Москве шел путч, телевидение с утра до вечера показывало прокопченый Белый Дом; в Петербурге в ответ возникла смута. Бешеные цены на продукты, пустые магазины и не менее пустые желудки являлись веским мотивом для бунта – она и бунтовала. Наскребла остатки обесцененных денег, сшила у знаменитого еврейского портного, последнего в Питере, шикарный смокинг и устроила шумную вечеринку (все проходило в подвале, среди музыкальной утвари, в компании вечно пьяных художников и обкуренных рокеров). Всей «тусой» было решено помочь «установлению свободы». Дальше «Красной Стрелы» их не пустили. Москва встретила неприветливо – проверкой паспортов и кордоном из ментов. Подравшись с одним из них и порвав свой умопомрачительный смокинг, Евдокия Евлампьевна загремела в КПЗ – свой долг перед революцией она исполнила.

На лацкане виднелась дырочка, маленькая, конечно, но заметная. Жаль, придется сменить – сегодня все должно быть lege artis. Перебрав костюмы, она достала фрак – его фалды висели наподобие хвоста ласточки. Она вспомнила о своей юношеской мечте – жить как птица. Чайка! Не чеховская – та слишком слезлива и сентиментальна, а другая, баховская. Кто сказал, что книга не может изменить течение жизни?! Может! Если не саму жизнь, то мироощущение. Прочитав в «Иностранной литературе» о чайке по имени Джонатан Ливингсон (тогда все передовое можно было найти лишь в этом журнале), она поняла, что свободу дает одиночество. С тех пор она перестала бояться быть одинокой так же, как быть свободной.

Кажется, фрак в порядке (баснословно дорогой, сшитый у итальянцев, он затмевал все остальные костюмы). К нему, пожалуй, подойдет кипенно-белая рубашка с твердыми, под запонки, манжетами. А вот и сами запонки – с крупным топазом, подарок на её тридцатилетие (это было ещё в Ленинграде, в прошлой жизни). Евдокия Евлампьевна подвела веки, накрасила ресницы, обозначила контуром губы, попудрила скулы пропитала гелем короткие жесткие волосы, зачесала их назад и еще раз оглядела свое лицо в зеркале. Боже мой, как она похожа на Фредди Меркьюри в его последнем клипе (там еще смешной пингвин бегал)! И этот фрак с рубашкой… Поразительно!

Вздохнув, она решила сделать паузу и попить чая. Её взгляд упал на лежащую книгу – Герман Гессе, «Степной волк». Когда она её вытащила? Вероятно, это получилось бессознательно. Евдокия Евлампьевна открыла книгу на закладке и прочитала: «Это была Гермина, только немного иначе причесанная и слегка подкрашенная, необычным и бледным казалось её умное лицо над модным стоячим воротничком, удивительно маленькими, по контрасту с широкими черными рукавами фрака и белыми манжетами, руки…»

«Герман, Гермина – автор явно не определился в своих предпочтениях, хотя и проходил лечение у психоаналитика», – подумала Евдокия Евлампьевна. Она вспомнила, что свой первый наряд купила после этой книги, а второй – после «Черного принца». Молодость! Время пролетело совсем незаметно. Кстати, а почему бы ей не одеться Черным принцем? Как там у Мердок? «На ней были черные колготки, черные туфли, черная облегающая бархатная куртка и белая рубашка, а на шее цепь с крестом. Она стояла в дверях кухни и держала в руках овечий череп».