Рассказы орусскихнемца х Светлой памяти родителей моих Ивана Фридриховича и Марии Генриховны посвящаю

Общества, возглавляемые вызывателями, брали на себя обязательства по вербовке и доставке в Россию определённого количества переселенцев, при этом (скорее всего, для отвода глаз) указывалось даже, из каких государств будут переселенцы. В частности, Кано Борегард взял обязательство на переселение 4-х тысяч семей, преимущественно из Швейцарии. Вот так выглядела преамбула договора с ним и его партнёром:

«Господин барон Кано де Борегард, шеф и директор с милостивого согласия Её императорского величества организуемой колонии, названной Катариненленн* на реке Волге в России, а также второй директор господин Отто Фридрих де Монжу, с одной стороны, и комиссар Российского правительства Иоганн Фридрих Вильгельм фон Нотлинг, с другой стороны, в замке Файербах неподалёку от Фридберга в Виттерау заключили настоящую конвенцию…»

Забегая вперёд, следует сказать, что вызывательская идея, хоть и с недостатками, была реализована: Кано Борегард и де Монжу организовали 27 колоний, частное общество «Ле Руа и Пите» (Le Roy und Pictet) - 25 колоний, директор де Боффе - 11 колоний.

С 1764-го года правительством России и частными лицами была создана в германских странах сеть агентств и сборных пунктов, наиболее крупные из них были в порту Любека, вольного ганзейского города, в городах Рослау (Саксония), Бюдинген (Гессен), Нюрнберг-Ворде (Бавария), Ульм (Вюртемберг).

Конечно, сюзерены ни одного из многочисленных тогда германских государств не могли согласиться с тем, чтобы на их территории свободно действовали иностранные пункты по вербовке их же подданных, но они при этом не возражали, чтобы при условии выплаты им в казну определённой пошлины, на этих пунктах могли вербоваться подданные соседних княжеств и графств, с которыми они чаще всего находились в недружественных отношениях. Этим и пользовались российские представители. В Рослау шла вербовка гессенцев, баденцев, вюртембержцев, в Бюдингене- подданных Пфальца, Вюртемберга и Баварии, в Нюрнберге- баденцев и так далее. В Любеке же записывали всех, кто мог самостоятельно сюда добраться; туда же переправлялись, кто по суше, кто по реке, и все завербованные в других городах.

Активность работы вербовщиков можно проследить, например, по вербовочному пункту в городе Рослау (этот саксонский город на Эльбе стоит там и ныне). За 15 месяцев (с мая 1765-го по август 1766-го года) было сформировано и отправлено по Эльбе в Любек 10 партий эмигрантов общим числом 2500 человек. Надо учесть, что у каждого была и поклажа: глава семьи мог иметь её не более 15-ти килограммов, жена и совершеннолетние дети - по 10, несовершеннолетние дети - по 6.

Тут нелишне сказать и ещё об одном обстоятельстве, связанном с формированием эмигрантских партий. По инструкции, полученной от правительства, на переселение практически не брали одиноких молодых людей ни того, ни другого пола (это правило не

_____________________________________________________________________________

* В действительности колония была названа Катариненштадт.

причиной заключения многочисленных скороспелых браков. Так, в том же Рослау за указанный период было обвенчано 215 пар молодых людей, изъявивших желание уехать в Россию. Аналогичная картина была и других городах, где располагались сборные пункты.

В портах переселенцев грузили на корабли, российские или зафрахтованные у

ганзейских купцов, и по Балтийскому морю доставлялись в район Санкт-Петербурга.

Морской переход от Любека до российской столицы длился от двух до шести недель в зависимости от погоды и направления ветра. И хотя Балтийское море меньше, несравнимо спокойнее и безопаснее Атлантического океана, например, по которому переправлялись эмигранты в Америку, но и такой переход для людей, в большинстве своём моря никогда не знавших, был труден, изматывал физически и психически. Только ступив на твёрдую землю, могли они облегчённо вздохнуть. Кому-то не повезло: суда, на которых они плыли, потерпели кораблекрушение, и мало кто из числа пассажиров остался в живых. Россию по вызывательской вербовке, получали статус вызывательских (ельства России плату приватные) поселения в П

Неподалёку от Петербурга, в районе Ораниенбаума, переселенцы проходили карантин, и там же формировались группы для дальнейшего следования. Каждую группу возглавлял офицер, при нём была казна и несколько вооружённых солдат. От Петербурга на наёмных телегах добирались они до Торжка. Там они грузились на дощаник - большую баржу, и дальше путь шёл самосплавом по Волге со скоростью 3-4 версты в час. Двигались только в светлое время суток, на ночь приставали к берегу, то есть за сутки проходили 40-60 вёрст.

Был и другой маршрут - сухопутный, через Москву, но он был менее популярным: и дороже, чем по Волге, и времени занимал больше, и людей изматывал до предела.

Все группы, организованные правительственными вербовщиками, прибывали в Саратов, там располагалась контора Иностранной комиссии (сама Комиссия, возглавляемая графом Григорием Орловым, находилась в Петербурге). В Саратовской конторе имелась составленная топографами карта с планом расселения колонистов, на которой будущие колонии ещё не имели названий, а были обозначены лишь номерами. Когда для очередной группы определялось место, она отправлялась дальше в сопровождении проводника.

Вызывательские группы прибывали прямо в центры частных колоний; у Кано Борегарда это был Екатериненштадт, у общества «Ле Руа и Пите» - Куккус или Мариенталь - с высадкой в Покровской Слободе.

Были случаи, когда переселенцев на пути заставала зима. Волга замерзала, и им приходилось зимовать, дожидаясь открытия следующей навигации.Так было с самой первой группой переселенцев, которых отправили из Любека осенью 1763-го года; им пришлось зимовать в Казани. В Торжке зимовала группа, в которой состоял Людвиг фон Платтен, написавший потом об этом.

Первые переселенцы (те, что зимовали в Казани), основали 5 колоний: Шиллинг, Байдек, Антон, Добринку и Галку. Добринка оказалась практически самой южной немецкой колонией (южнее, и значительно, была заложена только Сарепта, но о ней - разговор особый). Галка - тоже на берегу Волги, в 8-ми верстах выше Добринки. Три другие из этих пяти колоний расположены были значительно выше (от Добринки вверх по Волге - более ста вёрст), но только для одной из них – Шиллинга - нашлось свободное местечко на самой реке: всё остальное побережье и прилегающие земли были заняты русскими сёлами. В стороне от Волги, в 9-ти верстах от Шиллинга, на речке Таловке был основан Байдек, для колонии Антон определили место в 4-х верстах от прибрежного русского села Ахмат, в живописной долине, по которой протекала небольшая речка.

Несколько позже первой группы, но в том же 1764-ом году, под руководством офицеров русской службы капитана Пайкуля и корнета Ребиндера в Саратов прибыла группа из 103-х семей ремесленников. Перечень городов и государств, выходцами из которых были эти переселенцы, может прямо-таки служить иллюстрацией к тогдашней западно-европейской географии: 11 семей вышли из Мекленбурга, столько же - из Вестфалии, 7 - из Саксонии, 5 - из Гессена, по 3 семьи - из Богемии и Эльбинга, по2 - из Баварии и Ольденбурга, по одной - Венгрии, Италии, Бранденбурга, Польши, Швеции и даже из загадочных Цезарии и Шведской Померании. Кое-кто назвал и конкретный город, откуда он вышел; в перечне тут оказались Берлин, Франкфурт, Лейпциг, Хельсинки, Копенгаген, Стокгольм, Кенигсберг, Магдебург, Киль, Бреслау, Данциг и Любек. Не менее интересно, что среди иностранцев оказались 3 семьи подданных российской короны: из Нарвы, Ревеля и Курляндии.

Этой группе было отведено место для поселения за пределами тогдашнего Саратова, где они основали так называемую Немецкую слободу. Позднее Немецкая слобода вошла в городскую черту, и её улицы Немецкая, Александровская и Никольская стали центральными улицами Саратова. Немецкая в 1935-ом году стала проспектом Кирова, сейчас вроде бы опять Немецкая, этакий саратовский Арбат с оригинальными жёлтыми фонарями. Никольская стала носить имя А.Н.Радищева, Александровская - А.М. Горького. На улице Немецкой, которая была в слободе главной, были построены два немецких храма: лютеранская кирха Святой Марии и католический костёл Святого Клемента. Их сейчас нет. На месте костёла, на его высоком мощном фундаменте, кинотеатр «Пионер», а на месте кирхи, более двух десятилетий стоявшей в развалинах, - новое здание сельскохозяйственного института. Можно и добавить: рядом с этими двумя храмами до 1930-го года стоял построенный в 1826-ом году на народные деньги великолепный собор- православный храм Александра Невского; теперь на его месте - стадион.

В следующем, 1765-ом, году было основано 11 колоний: 8 – на правобережье и первые 3 колонии левобережья; в 1766-ом году – 20 колоний: 11 нагорных и 9 луговых; а в 1767-ом году – целых 69 колоний: 21 – на правобережной и 48 – на луговой стороне. Здесь приводятся даты официальной регистрации, они несколько отличаются от реальных.

Согласно царскому Манифесту, каждой переселенческой семье было обещано представление готового дома с необходимым минимумом приусадебных построек. Насколько пунктуально исполнялось это обещание, вряд ли ныне можно точно установить, но имеются сведения, что нарушения его имели место в основном при организации вызывательских колоний, тогда как в свободных колониях всё обстояло более или менее благополучно. Саратовский историк И.Р. Плеве приводит такие сведения: «В 1764-ом году на строительство домов в колонии Сосновка (Шиллинг) было задействовано 60 плотников из государственных крестьян села Новые Бурасы. Дома в колонии Севастьяновка (Антон) строили 27 человек из Керенского уезда. В том году И. Райс и его команда смогли без особых проблем силами крестьян близлежащих уездов построить дома и поселить в пяти колониях около 50 семей… На следующий год потребовалось построить жильё уже почти для 250, а в 1766-ом году – ещё для 800 семей. Местные плотники уже не справлялись со всё возрастающим объёмом работ. Стала рассматриваться возможность привлечения строителей с верховьев Волги, из Симбирска, Самары, вербовали в Ростове Великом, Ярославле, Костроме и близлежащих сёлах… Сроки сдачи домов задерживались на 2 - 4 месяца. Это приводило к тому, что колонисты месяцами жили в Саратове, расходуя на питание государственные средства…» Если верить официальным отчётам Саратовской конторы, к концу 1767-го года на 6229 семей было построено 3453 дома, а в течение следующего года – ещё 998 домов. Кто знает, сколько здесь правды, а сколько приписки, и вообще - что это были за дома?

Площадь земель, отводимая для каждого из большинства организуемых селений, была достаточной для укоренения 70-90 семей (из расчёта обещанных на каждую семью 60-65 десятин). Для того, чтобы процесс организации колоний шёл быстрее и был безболезненнее, в каждую из них на первых порах отправлялось по10-20 семей, а потом в течение года- двух доводили численность до плановой. И только после этого колония регистрировалась в документах Саратовской конторы (вот почему официальным годом регистрации большинства колоний значится год 1767-ой).

Всего за 4 года, с 1764-го по 1767-ой, в Поволжье было основано 105 колоний, из них на правом берегу Волги - 45, на левом – 60.

В ходе организации колоний было выявлено много случаев нарушения вызывателями условий договора с правительством и откровенного присваивания казённых денег. Барон Кано Борегард присвоил 62 тысячи рублей, 14 тысяч израсходовал на личные нужды директор Пите, Ле Руа вообще отказался приехать в Россию для полного расчёта, и его пришлось доставлять сюда под конвоем (правда, никто не знает, сколько денег прилипло к рукам чиновников, ими распоряжавшихся).

Среди колонистов, доставленных вызывателями, 12 процентов оказались неспособными к хлебопашеству (среди основателей свободных колоний таких было в два раза меньше). Вызыватели пытались обходными путями урвать часть выделенных земель лично для себя, осуществляли незаконные поборы с колонистов, фальсифицировали документы. Лишь к 1777-му году правительству удалось уладить все дела с вызывателями, лишив их права управлять колониями и отвергнув какие-либо претензии с их стороны. Вызывательские колонии при этом были причислены к казённым.

Проведённый в 1773-ем году подсчёт населения поволжских колоний дал результат в «30 тысяч душ мужского и женского пола».

При переселении немцев в Поволжье совершенно стихийно, без всякого плана, возникла ещё одна группа колоний – вблизи от Петербурга. Скорее всего, это была личная инициатива графа Орлова – создать около столицы несколько специализированных сельскохозяйственных очагов. Всего за 1765-67 годы было образовано 6 колоний, потом в разное время ещё 8. Однако, в связи с неблагоприятным расположением пригодных для обработки земель численность народа в них была небольшая и даже через 50 лет после их основания колебалась от 50 до 600 человек.

Есть анекдот: императрица Екатерина, узнавшая о том, что часть немцев, предназначенных для отправки на Волгу, оставлена около столицы, поехала посмотреть на них своими глазами и, увидев, что их там немалое число, сказала с упрёком Григорию Орлову: «Да у тебя тут, ваше сиятельство, прямо новый Саратов». После этого колония была названа Neu-Saratowka. Она так и оставалась долгие годы самой крупной немецкой колонией под Петербургом – Ленинградом.

Организация перемещения такой массы людей из центра Западной Европы в Нижнее Поволжье потребовала колоссальных финансовых затрат. На эти цели было израсходовано 7 миллионов рублей. Чтобы понять значимость для того времени этой суммы, достаточно сказать, что годовой бюджет всей Российской империи составлял тогда 14 миллионов; получается, что при усреднении в течение 4-х лет каждый год на переселение расходовалась восьмая часть всего государственного бюджета.

* * *

Названия колоний рождались по-разному. Барон Кано Борегард был родом из Швейцарии, поэтому в названиях своей группы колоний постарался, во-первых, оставить память лично о себе (Баронск, Кано, Борегард), во-вторых, о своей семье (Сусанненталь - в честь жены, Филиппсфельд и Эрнестинендорф – в честь детей), в третьих, о своей

родине: треть колоний из его группы получили названия швейцарских кантонов и городов – это Унтервальден, Шафгаузен, Цуг, Базель, Люцерн, Гларус, Золотурн, Берн, Цюрих и другие. В части названий сохранилась память о покинутых германских местечках или даже странах: Драйшпитц, Ляйхлинг, Гаттунг, Беттинген, Эрленбах, Шиллинг и другие. Некоторые колонии были названы по именам лиц, ставших авторитетными в период переселения: Бальцер, Кратцке, Гуссенбах, Антон, Байдек, Гримм, Штефан, Хильдман.

С 1768-го года некоторые колонии стали своего рода административными центрами, местами дислокации крайскомиссаров – официальных представителей государства, призванных непосредственно управлять группой колоний (округом). Окружными центрами сначала были Добринка, Бэр, Шиллинг, Норка – на правобережье, Шафгаузен, Екатериненштадт, Покровская Слобода (Казакенштадт), Мариенталь – на луговой. С течением времени положение менялось, на первые места выходили другие колонии: Мессер, Гримм, Зельман.

В начальный период жизни в России немцам пришлось перенести немало лишений и невзгод: эпидемий, засух, набегов кочевников (казахов, ставропольских калмыков, башкир). В этом же ряду стоят события, связанные с восстанием Емельяна Пугачёва. Он захватил Саратов 6-го августа 1774-го года, повесил дворян и солдат, защищавших город, разграбил казну Саратовской конторы иностранных поселенцев. 8-го августа он выпустил указ на немецком языке, обращённый к колонистам, зазывал их в своё войско, обещал льготы и хорошую плату за службу. Какая-то часть бездельников, неудачников и любителей поживиться чужим добром есть во всяком обществе. Нашлись такие и среди немцев. Они примкнули к Пугачёву, после чего он заявлял в некоторых своих последующих указах, что его «поддерживают поселённые на Волге саксоны».

Пугачёв двинулся вниз по Волге; армия его бесчинствовала и мародёрствовала и в русских, и в немецких сёлах. Известно, что в колонии Денгоф пугачёвцы повесили переселившегося из Германии поэта Людвига фон Платтена и его жену; ещё более жестоко расправились они с астрономом Георгом Ловицем, проводившим в районе Царицына исследования по заданию Российской академии наук.

Воспользовались ослаблением власти в период пугачёвского восстания и казахи (киргизы, или киргиз-кайсахи, как их тогда называли). Они напали на левобережные колонии, разграбили некоторые из них и увели в рабство около полутора тысяч человек. Им вослед со своими отрядами устремились поручик Г.Р. Державин и майор Г. Гогель. Они догнали захватчиков и отбили пленных. Часть колонистов погибла: кто при захвате, кто в пути, кто при освобождении.

Но время шло, люди упорно работали, и жизнь в колониях налаживалась, росло население, росло и благосостояние.

Немецкие колонии на Волге со временем стали зоной продуктивного многопрофильного сельского хозяйства. Кроме выращивания пшеницы и других злаковых культур, немцы занимались садоводством, пчеловодством, культивировали табак и горчицу, разводили рогатый скот и овец, занимались птицеводством – от кур до индюков. Славились и немецкие ремесленники: ткачи и кожевники, портные и вязальщики, краснодеревщики и обжигальщики кирпича, каретники и фургонщики. В городах Поволжья, и не только немецких, деловые люди из немцев основали немало заводов, фабрик, мельниц и других производств, некоторые из них стали опорными промышленными предприятиями не только на губернском, но и российском уровне.

В Саратове при советской власти действовали и пользовались славой (а, может быть, и ныне ещё живы) машиностроительный завод «Серп и молот», Метизный завод имени Ленина, мельзаводы №1 и №2, комбикормовый завод и хлебокомбинат №1. Но и тогда уже лишь единицы знали, что все они построены ещё в XIX веке и что хозяевами их были О.Беринг и И.Гантке, Д.Зайферт и Э.Борель, братья Шмидты и Ф.Райнеке.

А кому сегодня известно имя Генриха (Андрея Ивановича) Бендера, хозяина ткацких и прядильных фабрик, названных потом именами К.Либкнехта, К.Цеткин и К.Самойловой в городе Красноармейске и посёлке Красный Текстильщик? Мало кто ныне знает, что это за ткань такая – сарпинка, а ведь когда-то имела она в среде небогатого народа необычайно широкое распространение. И этому распространению немалым образом способствовали немецкие ткачи, и в первую очередь – фабрикант Г. Бендер. Сарпинку ткали и на его собственных фабриках, и во многих контролируемых им артелях, и бесчисленное число надомников по всему немецкому Поволжью, на него работавших. Бендер снабжал сарпинкой всю Россию, да и только ли Россию? Лишь самые старые саратовцы помнят, как на здании, занятом под обком коммунистической партии, предательски проступали срубленные буквы « А.Бендеръ» - там когда-то располагался его торговый дом. Всё это было, но так основательно забыто, словно никогда этого не было.

Уже в конце XVIII века в связи с ростом населения в поволжских колониях стала всё больше ощущаться нехватка земли. Правительство России пошло колонистам навстречу: император Павел I в 1797-ом году распорядился выделить им дополнительные участки из государственных пустующих земель. Но уже через 40 лет проблема эта встала снова и ещё более остро. И опять правительство сделало серьёзный шаг для её решения. В 1840-ом году Кабинет министров выделил поволжским колониям дополнительные земли, в основном на левобережье Волги, из расчёта 15 десятин на мужскую душу. На этих землях в течение последующих 25-и лет была основана 61 новая колония, в том числе на левобережье – 50, на правом берегу – 11. В названиях многих из них стояло слово «новый»: Ной-Бальцер, Ной-Норка, Ной-Мессер, Ной-Урбах, Ной-Лауб, Ной-Унтервальден, Ной-Варенбург и так далее. Названия эти сами за себя говорили, откуда эти новые колонии отпочковались.

Но земли всё равно не хватало. В начале XX века в России была сделана попытка изменения векового уклада жизни сельского населения, получившая название столыпинской реформы. Её целью было разрушение изжившей себя крестьянской общины и создание фермерских хозяйств. Многим безземельным крестьянам было предложено переселиться в Сибирь, где имелись свободные, удобные для полеводства земли. Немцы, в том числе поволжские, активно откликнулись на это предложение. Так появились очаги компактного проживания немцев в Омской губернии, на Алтае, в северном Казахстане.

Жили немцы с русскими и с другими народами Поволжья без вражды, но и без особой дружбы. Интересы их почти не пересекались; ни те, ни другие практически друг у друга ничего не заимствовали ни в обычаях, ни в хозяйственных делах. Даже в тех районах, где рядом были расположены немецкие и русские (или украинские) сёла, населённых пунктов со смешанным населением практически не было. Исключение составляли Бальцер, Екатериненштадт и Зельман. Но и там контакты ограничивались проблемами экономическими и хозяйственными. Дети посещали или немецкую, или русскую школу; правда, гимназии, реальные училища и учительская семинария в Бальцере, Екатериненштадте, Гримме и Зельмане были общими, и преподавание там велось на русском языке. Немалая часть населения этих больших сёл неплохо знала русский язык, не такой уж редкостью были и русские, владевшие языком немецким. Эти контакты дали интересный результат: Георг Дингес нашёл в поволжско-немецком языке более 800 слов, заимствованных из русского языка. Однако, смешения на этническом уровне не происходило: каждая часть населения исповедовала свою религию, ходила в свою церковь, пела свои песни и рассказывала детям свои сказки. Смешанные браки почти не встречались; если и были, то в основном в среде атеистической интеллигенции. Следует, однако, учесть, что всё сказанное верно лишь для досоветской России, потом многое изменилось.

Многое что изменилось уже с началом первой мировой войны. Российские немцы оказались без вины виноватыми в агрессивных устремлениях Вильгельма II. Начались немецкие погромы в городах, запрещено было говорить по-немецки на улицах и в общественных местах, закрыты были все немецкие газеты и типографии (хотя сказать, что меры эти были такими уж беспрецедентными, нельзя; во Франции, например, всё было суровее и жесточее – война есть война).

В немецком Поволжье, а также в других местах проживания немцев (Украина, Кавказ, Бессарабия) в официальных документах запрещено было использовать немецкие названия населённых пунктов, а только русские. И долго ещё, уже после окончания мировой войны и смены власти, не знали, как с этим быть, как называть: Бальцер или Голый Карамыш, Мессер или Усть-Залиха, Франк или Медведицкий Крестовый Буерак, Зельман или Ровное, Мариенталь или Тонкошуровка.

В царских правительственных кругах уже был разработан план переселения всех российских немцев за Урал (так что Сталин – не оригинален), но слишком долго раздумывали, а потом помешала Февральская революция. Успели только выселить в Омскую губернию всех немцев из губернии Могилёвской и из прифронтовой полосы.

В первый год мировой войны немцев, призванных на военную службу, направляли на фронты наравне с другими народами России, но уже с 1915-го года на Западный фронт – против Германии и Австрии – их посылать перестали, а только на Кавказский фронт – против Турции. Надо признать, что решение это было правильным и с военной, и с политической, и с нравственной точек зрения.

* * *

После революции немецкому населению Поволжья пришлось вынести всё то, что выпало на долю народов России: гражданскую войну, разруху, продразвёрстку, раскулачивание, репрессии 30-х годов, но вместе с этим ещё и два страшных голода, захвативших Поволжье в 1921-ом и 1933-ем годах. Сюда следует добавить и эпидемию сыпного тифа, безжалостно косившего людей в 1920-ом и 1921-ом годах. По подсчётам профессора А.Германа, в эти годы (1920-21) в немецком Поволжье умерло 150 тысяч человек, а в 1933-ем году смертность от голода превысила 50 тысяч.