Развивающейся

мова и Н.С.Козлова, которые считают, что в архитектуре хра­мов Софии или в иконах Древней Руси выражается определен­ный философский подход. Так, в «Троице» А. Рублева здание — символ мира как благоустроенного града, стоящего среди хао­са; гора — символ восхождения духа к вершинам познания выс­ших тайн мироздания.²⁸ Софийность, мудрая гармония лежит в основе мира — таков философско-мировоззренческий смысл иконы.

Когда такого рода символические образы выражают отноше­ние к миру — это мировоззрение. Но когда в них же просвечи­вают такие универсальные структуры человекомирных отноше­ний, как соотношение субъективного и объективного, конечного и бесконечного, и через их посредство вырабатывается отноше­ние к различным мировоззренческим идеалам и путям их до­стижения — это философствование. «Метафизическая мысль²⁹ — отмечает М. Хайдеггер — есть мысль, ... нацеленная на це­лое и захватывающая экзистенцию».³⁰ Но ни целое, ни экзи­стенция (неповторимость человеческого существования) не да­ны нам как предметы, не расчленимы с помощью обычных логи­ческих средств. Целое как бы охватывает нас и ведет диалог с экзистенцией на таком уровне, когда философия предстает не как научная концепция, но в качестве особого философского на­строения. Суть этого настроения Хайдеггер поясняет словами поэта Новалиса: это ностальгия по Дому везде, т.е. настрой на укорененность в мире, настрой Антея, припадающего к Матери-Земле. И, конечно же, образы-символы здесь уместнее поня-

29

61

На уровне глубинного общения философствование имеет не­посредственный доступ к актуальной бесконечности. Так же, как и в мировоззрении, этот уровень, «вплетен» в два пред­шествующих, представляет собой их глубинную предпосылку. Анализируя отношение философской мысли к истории филосо­фии, М. Мамардашвили отмечает, что мышление происходит всегда «на фоне того, что полагается миром в себе, вещью в себе или деятельностью в себе».³³ И этот «фон» образует «...связность сознания как некоего пространства, для мысли», которая «предпосылочна по отношению к содержанию мысли». Такое «сознание — это как бы всепроникающий эфир в мире»,³⁴ и общение в нем философов, перекличка мыслей через века — общение «поверх эмпирии».*¹⁵ Данные «фон», «мир в себе», «связность», «эфир» невыразимы ни через понятие, ни через символ, ибо стоящая за ними субстанция не имеет ни свойств, ни структуры, и указанные термины лишь условно обозначают ее существование, данное нам в опыте: она есть, играет фунда­ментальную роль, но постигается лишь в «мудрости молчания». (Такова, как мы видели выше, природа актуальной бесконеч­ности). Здесь философское отношение к миру сродни религи­озному чувству, вере в самоценность сущего; на этом уровне ома выступает как «любовь к мудрости» в чистом виде. И это уже нерефлексивная основа философской рефлексии, ибо фило­соф здесь «охватывается» миром, а не находится в отношении к нему.

Таким образом, философии, взятой в единстве трех ее уров­ней, присуще стремление к синтезу научно-логического, эмо­ционально-символического и глубинно-религиозного отношений

³²Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 63. ³³ Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М., 1990. С. 105. ³⁴Там же. С. 81. ^Э5Там же. С. 93.

к миру. Только взаимно дополняя друг друга, они формируют условия, необходимые для того, чтобы дать критический ана­лиз, сформировать общий настрой и обосновать стремящийся к подлинной мудрости взгляд на мир, человека и человекомирные отношения.

Философия выступает как наука, искусство и религиозное переживание по форме, сохраняя свое специфическое содер­жание — направленность на рефлексию. Это обстоятельство обусловливает наличие четвертого уровня философствования, которого нет в мировоззрении и который является централь­ным уровнем, собственным «ядром» философии, синтезирую­щим три охарактеризованных выше уровня. Это -— феноме­нологический уровень, где осуществляется непосредственное усмотрение (в истории философии оно получило название ин­теллектуальной интуиции или умозрения) категориальной природы рассматриваемых философией явлений (т. е. того фе­номена, явления, схватывание смысла которого и есть собствен­ное дело философии).

Философствование как строгая работа мысли представлено на логико-эмпирическом уровне. Именно здесь можно четко вы­делить основные компоненты, средства философской деятель­ности, позволяющие осознанно осуществлять ее мировоззрен­ческую и методологическую функции. Средства деятельности включают в себя предмет деятельности (тот материал, работа с которым превращает его в конечный продукт), орудия (то, что субъект помещает между собой и предметом и с помощью чего производит его — материальную или духовную — обработку), способ и метод (осознанный способ), т. е. процедуру соедине­ния возможностей субъекта, орудий и предмета деятельности. Дадим с этих позиций краткую характеристику работы фило­софа.³⁰

Напомним, что цель философствования состоит в категори­альной рефлексии мировоззрения, т. е. в рассмотрении миро­воззренческих проблем с предельно общей, универсальной точ­ки зрения. В мире, человеке и человекомирных отношениях философия должна с помощью универсальных понятий (кате­горий) исследовать их универсальные же (категориальные) ха­рактеристики. Таким образом, категориальные характеристи-

³⁶Подробный анализ дается нлми в книге «Философия как деятель­ность*. Депонирована в ИНИОН СССР 13 мая 1988 г. № 33876.


62

63

ки человека и мира, взятых в их отношении друг к другу, суть предмет философствования, а категории, о чем уже шла речь, — его орудия {средства в узком смысле этого слона), позво­ляющие из данного предмета построить конечный продукт — отрефлексириванные мировоззренческий идеал и пути его реа­лизации.

Теперь необходимо дать существенное пояснение характера универсальности категориальных атрибутов исследуемой фи­лософами реальности и категорий как орудий такого исследова­ния. В философской литературе порой представляется как са­мо собой разумеющееся, что универсальность или всеобщность категорий означает их отнесенность ко всем в целом и любо­му из явлений действительности. Но это неточное понимание. Безусловно, есть и такие категории. Например, причина и след­ствие, общее и особенное, развитие и т. п. относятся и к атому, и к живой клетке, и к человеческой мысли, т. е. они предельно все­общи, универсальны по отношению к любому объекту. Однако не надо забывать, что философские категории наряду с уни­версальностью отвечают также критериям мировоззренческой и методологической значимости. Их универсальность должна быть не любой, а именно обеспечивающей выполнение мировоз­зренческой и методологической функции философии. Поэтому, как уже было отмечено, математические всеобщие понятия еще не становятся в силу своей всеобщности философскими катего­риями. Но, вместе с тем, эти функции не могут быть выполнены, если мы проигнорируем характеристики человека (его сущност­ных сил) и их проявлений в отношении с миром. И тогда такие понятия, как общество и личность (универсальные не по отно-шению ко всему миру, но лишь по отношению к совокупному и отдельному человеку), — также приобретут значение философ­ских категорий. К числу таких категорий относятся понятия: деятельность (универсальная характеристика отношения чело­века к миру), истина, добро, красота (соответственно, универ­сальные характеристики таких сущностных сил человека, как познание, нравственное общение, эстетическое освоение), и т.д.

Следовательно, под универсальностью атрибутов и кате­горий подразумевается их всеобщность как по отношению ко

всем компонентам ОВМ (т. е. миру в целом включая человека, противостоящую ему часть мира и отношения между ними), так и по отношению к любому отдельно взятому из его компонен­тов. В обоих случаях мировоззренческая и методологическая значимость атрибутов и категорий задается их отношением к сущностным силам человека. Для человека и человекомирных отношении это означает, что соответствующие универсалии являются характеристиками сущностных сил, для мира — что они необходимы для осмысления места человека с его сущност­ными силами в этом мире.

Непосредственный эмпирический материал, в котором с по­мощью категориального анализа могут быть обнаружены атри­буты, не имеет ограничений. В его состав могут входить: са­ма действительность во всех ее проявлениях (природа, жизнь общества, внутренний мир человека), научные тексты, произве­дения искусства, проявления обыденного сознания (от афори­стических высказываний до любого простейшего суждения или восприятия) — одним словом все, взятое в том отношении, в котором оно содержит универсалии.

Вычленение универсальных характеристик может иметь ме­сто как в специально философском, так и во внефилософском опыте. Классическим примером последнего может служить та формулировка принципа, которая была дана его автором Н. Бором: «Для объективного описания и гармонического охва­та фактов необходимо почти во всех областях знания обращать внимание па обстоятельства, при которых эти данные получе­ны».³⁹ Поводом для открытия этого универсального принципа послужила совершенно конкретная ситуация в квантовой меха­нике. Исследуемые микрообъекты, вступая во взаимодействие с экспериментальными установками разного типа (т. е. попа­дая в разные обстоятельства) проявляли взаимоисключающие картины: корпускулярную (микрообъект вел себя как частица) и волновую. Но физик Бор решил не просто одну из методоло­гических проблем своей науки, он поднялся до философского открытия, до формулировки общеметодологического требова­ния, применимого при осмыслении любой области действитель-

ности.


³ Человек характеризуется и общественной природой, и индивидуаль­ной неповторимостью. Совокупный человек — термин для обозначения человечества, общества.

³⁸ Будем употреблять этот термин для обозначения универсальных ха­рактеристик как бытия (атрибутов), так и сознании (категорий).

³⁹Бор Н. Избранные научные труды. В 2 т. Т. 2. М-, 1971. С. 517.

⁴⁰Здесь мы сталкиваемся с проблемой так называемой тривиальности


64

65

Универсалии образуют «каркас» всего существующего, кон­кретизируя «клеточку» С-О-С отношений- Поясним это на двух примерах. Возьмем сначала высказывание из области механи­ки: сила есть количественная мера взаимодействия тел. Не­трудно видеть, что физическими понятиями в этом суждении будут только два: сила и тело. Остальные являются всеобщи­ми категориями. И эти последние образуют некоторый посто­янный каркас, характеризующий любую область действитель­ности, ибо везде имеет место («есть») «количественная мера взаимодействия». На этот каркас могут наращиваться меня­ющие свое содержание «переменные», т. е. понятия, принад­лежащие к частным областям знания. Допустим, интерпрети­руя наш «каркас» на социологию, можно говорить о сплоченно­сти как мере взаимодействия членов общности (читатель может продолжить эту процедуру в знакомых ему сферах познания).

Далее воспользуемся классическим примером И. Канта.⁴¹ До появления солнца камень был холодным, затем солнце взошло и камень нагрелся. Таково обыденное наблюдение. Но столь же обыденным является и результат анализа, сопоставления этих понятий: «Появление солнца есть причина нагревания камня» (соответственно, нагревание камня есть следствие выхода солн­ца). В истолковании участвует категориальный «каркас»— причина — следствие.

В обоих примерах и ученый, и субъект обыденного опыта используют философские категории как нечто само собой разу­меющееся, понимая их на интуитивно-обыденном уровне (кто,

философских положений. Любые предельно общие положения, когда их сформулируешь, кажутся предельно простыми и очевидными. Но в этом и есть высшая простота гениальности: увидеть и понять значение оче­видного там, где его никто не замечал (как французский художник Монэ открыл лондонцам глаза на розовый оттенок их обыденного тумана). Ме­жду тем игнорирование подобных «тривиальностей» (а это продолжа­ется и после того, как в общем виде они вроде бы поняты) приводит, в чем мы будем не раз иметь возможность убедиться, к колоссальной трате сил, времени и даже общественного богатства: хорошая философия сто­ит денег, не говоря уж о внимании. Зато последствия плохой — воистину невосполнимы.

*'См.: КантИ. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки. М., 1905. С. 77.

1. 
   Как вычленить всеобщее, увидеть его в частном?
   
2. 
   Как убедиться в том, что оно действительно всеобщее?
   
3. 
   Как его эксплицировать, выявить его точное значение?
   

Каждый специалист своего дела обладает особой способ­ностью, избирательной направленностью, позволяющей в ка­лейдоскопе реальности четко услышать мелодию (композитор), увидеть цвет (художник), разглядеть формальную структуру (математик) и т.д. У философа — интуиция (направленность) на универсалии. Образно говоря, задавая в виде ориентира высокое дерево, он в упор не видит окружающие его кустики. Это не плюс и не минус, но именно особенность философского восприятия:⁴⁴ в любом тексте схватить категориальный каркас.

42

66

67

Конечно, анализ текстов вроде того, что был приведен выше, да­ет философу определенные методические установки на выявле­ние универсалий. Но в основе любой науки (философии как на­уки в том числе) лежит нечто вненаучное, своеобразный фило­софский гештальт,⁴⁵ позволяющий «узнать» атрибут и катего­рию, каи бы они ни были замаскированы частными одеяниями,

переменной конкретикой.46

Именно выделенные из них категориальные «каркасы» суть факты философии, а конкретные тексты и ситуации, в которые они погружены (физические, политические, обыденные и т. д.), — носители фактов. Факты физики еще не есть факты филосо­фии и наоборот (в том смысле, что они сами по себе не могут подтверждать или опровергать общие положения этих наук).

Пусть интуиция подсказывает, что данное понятие суть все­общее. Но как это доказать? Тут приходит на помощь основной метод научного философствования — гипотетико-дедуктивный метод. Суть его заключается в том, что относительно исследуе­мого предмета высказывается некоторая гипотеза (предположе­ние), а затем из него по правилам дедуктивной логики (логики вывода) выводятся шаг за шагом следствия. Если эти следствия подтверждаются логической и практической проверкой (и про­цедуре комплексной верификации), то гипотеза превращается в достоверное знание (при рассмотрении теории познания мы увидим, что эта процедура выглядит далеко не так просто и оптимистично, как это представляется в таком кратком изложе­нии).

Например, то же положение о наличии в мире причинно-следственной связи было первоначально усмотрено в деятель­ности человека (в ходе его действий получается результат; пер­вые выступают как причина, второе — как следствие). Затем эта связь была гипотетически перенесена на весь мир. Закон­ность такого перехода обосновывалась и теоретически (при со­ответствующем понимании принципа причинности и использо-

^4ЬГештальт — целостный прообраз определенного типа предметов, предшествующий восприятию конкретного предмета данного типаи упра­вляющий его узнаванием в предъявленном объекте.

Отсюда следует нелепость абстрактного обвинения философии в аб­страктности. Она, по определению, предельно абстрактна по отношению к частной конкретике и стремится от нее отвлечься. Но это абстрактное требуется увидеть как особый феномен — силой интеллектуальной инту­иции, умозрения, вот в чем основа, если хотите, философского таланта. О конкретности философии — чуть дальше.

вании весьма распространенного в философии метода доказа­тельства от противного: предположим, что в мире нет необхо­димой связи между причиной и следствием; но это ведет к аб­сурдным выводам), и практически (действительно, во всех сфе­рах бытия наблюдается действие указанного принципа). Или: во всех сферах человеческой жизни наблюдается деятельность; при определенном ее понимании принцип деятельности позволя­ет раскрыть сущностные стороны жизни общества и личности; при другом ее понимании (когда деятельность сводят к физи­ческим действиям с объектами) деятельность не является все­общей сущностной характеристикой человека. Логика анализа здесь такова: если мы хотим, чтобы деятельностный подход (ме­тодология, вытекающая из определенного понимания деятель­ности как атрибута человеческого бытия) удовлетворял двум условиям: 1) действительно являлся бы фундаментальным под­ходом, способным объяснить специфику любых явлений челове­ческой жизни в определенном их сущностном аспекте; 2) термин «деятельность» обозначал бы еще «не занятый», не освоенный категориально участок человеческой реальности, то деятель­ность есть то-то и то-то.⁴⁷ Соответствующее предположение можно обосновать теоретически и проверить практически.

Мировоззренческо-методологическая направленность фило­софского исследования категориальных структур порождает стремление не просто выявлять и объяснять эти структуры, но и принимать участие в создании мировоззренческих и методо­логических проектов человеческой деятельности, обеспечивать категориальные основы таких проектов. Например, К.Маркс, рассматривая соотношение объективного и субъективного в развитии общества, представил последнее как общественно-экономическую формацию⁴⁸ и тем самым задал определенный образец понимания и формирования общества. В обоих случа­ях центральным детерминирующим ядром оказывается эконо­мический базис, производственные отношения, формирующиеся независимо от воли и сознания людей и определяющие харак­тер политической, юридической и духовной надстройки. Для историка, принявшего такой методологический проект, эконо­мика служит началом объяснения принципиальных особенно-

⁴'См. мою полемику по этому вопросу с логиком А. Л. Никифоровым и психологом В. В. Давыдовым в кн.: Деятельность: теории, методология, проблемы. М., 1990.

⁴⁸См.: М арке К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-8.

68

69

стей изучаемого периода. Для политика, принявшего этот ми­ровоззренческий и методологический проект, экономика тоже будет основой основ, а политика — концентрированным выра­жением экономики.⁴⁹ Бесспорно, экономика в жизни общества играет большую, а в определенных отношениях и главенству­ющую роль. Но что это за определенные отношения? И можно ли поставить знак равенства между обществом в целом и моде­лью общественно-экономической формации? Эти вопросы нам предстоит обсудить. Между прочим, в марксистской литера­туре они долгое время вообще не ставились, и выводы, годные лишь для определенного (так точно и не выявленного) аспекта общественной жизни, безоговорочно распространялись на об­щество в целом. Заметим, что подлинный философ способен од­новременно видеть и то, что в жизнедеятельности общества есть такая сторона, которая схватывается понятием общественно-экономической формации, и то, что это еще далеко не все об­щество. Но такое видение надо обосновать, чтобы передать другим.

Колоссальная ответственность лежит на тех, кто берется за философско-мировоззренческое проектирование, ибо трудности в проверке истинности категориальных положений часто пре­вращают стройную по-видимости теоретическую конструкцию в беспочвенную утопию. «Знаете, — справедливо замечает М. Мамардашвили, — если из уст профессионала, т. е. челове­ка, освобожденного от тяжелого физического труда, ни на что другое не оставляющего сил, человека, приставленного к ин­струментам культуры, мы слышим: "я не того хотел ... ", то я могу сказать так: дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно. Точность мышления есть нравственная обязанность то­го, кто к этому мышлению приобщен».⁰⁰

Так как же проверить точность утверждений философа?

Комплексная верификация включает в себя следующие мо­менты: а) логическая проверка; б) эмпирическая проверка. Ло­гическая проверка состоит в выявлении непротиворечивости какой-либо системы философских утверждений и в установле­нии эквивалентности между объясняющим основанием и объ­яснимым, выводимым следствием: это следствие может быть объяснено только этим основанием, и только этому основанию

⁴⁹См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.-12. С.278.

⁵⁰Мама рдашвили М. Как я понимаю философию. М., 1990. С. 105.

жүктеу/скачать 2.54 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: