Развивающейся

не противоречит данное следствие. Первый момент логической проверки не встречает каких-либо принципиальных трудностей и лишь требует тщательности в выявлении всех подразумева­емых связей между принимаемыми утверждениями философа. Но и это требование редко выполняется даже в дискуссиях ме­жду специалистами, не говоря уж о массовом восприятии фи­лософских учений: оно скорее выборочно-эмоционально.⁵¹ Со вторым моментом дело обстоит сложнее (как, впрочем, и в лю­бой науке). Практически очень редко удается исключить все другие гипотезы, претендующие на объяснение данного явле­ния, из чего вытекают два следствия: наличие множества кон­курирующих гипотез по поводу сложных явлений; скороспелое возведение гипотезы в ранг достоверного знания, что затем не­избежно ведет к «развенчанию» таких теорий и к общему разо­чарованию в возможностях разума. Философ-догматик склонен все легко, просто и окончательно «разрешать» с принятых им позиций. Такому примеру следовать не надо. В философии мно­го «вечных проблем», тысячелетия не находящих однозначного решения. Мы не станем, к примеру, спешить с однозначным ответом на. вопросы о соотношении материального и идеально­го в фундаменте реальности, о том, какая из гипотез о приро­де времени является верной в объяснении фактов предсказания будущего или об идеальном соотношении переживания и дей-ствования в поведении человека. Терпение и терпимость, а не боевитая напористость, приличествуют философу.

Еще большие трудности возникают в ходе эмпирической про­верки философского знания. Как можно точно определить ка­тегории, если они по определению всеобщи? (Ведь абсолют­ное «все» равно абсолютному «ничто», чистый свет — чистой тьме). Как можно в ограниченном опыте доказать всеобщность чего бы то ни было? Вкратце можно так охарактеризовать основные моменты в подходе к этим сложнейшим проблемам.

1. Философские категории всеобщи, характеризуют все, но не во всех отношениях. То, что в данном отношении является при­чиной, не может в этом же отношении быть следствием. Все в жизни людей может быть представлено как деятельность субъ­екта, но в другом отношении то же самое предстает как объек-

51

71

2. 
   Всякое расширение нашего опыта предполагает, что новая
   его часть как-то связана с предшествующей. Следовательно,
   опыт в целом (и стоящая за ним реальность в целом) имеют
   какие-то «общие скрепы». Стало быть, по крайней мере какие-
   то из категорий, полагаемых нами как всеобщие, действительно
   являются таковыми. Другое дело, что соответствующие пред­
   ставления уточняются в ходе истории. Так, представление об
   однозначности отношений между причиной и следствием оказа­
   лось не всеобщим, но частным случаем причинно-следственной
   связи.
   
3. 
   Всеобщие категории могут оказаться всеобщими в двух
   смыслах: а) по отношению к известному опыту и части мира
   (это проверяемо); б) по отношению к любому опыту, который
   возможен при допущении известных всеобщих предпосылок, ко­
   торые выступают в качестве аксиом. Так, наш опыт говорит
   о наличии актуальной бесконечности. Мы приняли это за ис­
   ходную аксиому в нашей «клеточке» и, исходя из этого, будем
   выводить и оценивать другие философские положения. Можем
   ли мы, однако, помыслить, что иной опыт (который пока не­
   представим) заставит нас (или иных разумных существ) при­
   нять иные аксиомы? Отказываться от такой возможности было
   бы проявлением догматизма и самоуверенности.⁵³
   

52

Конечно, все это требует гораздо более детального и серьезного об­суждения. С более глубоким обоснованием защищаемой позиции можно познакомиться по кн.: Сагатовский В.Н. 1) Основы систематизации всеобщих категорий. Томск, 1973. С. 104-124; 165-170; 2) Об интервальном подходе к парадоксам // Диалектика и современный стиль мышления. / Под ред.Ф. В. Лазарева. Севастополь, 1983; 3) Об эмпирическом базисе философии // Философские науки, 19SS. № 12, Другой подход, предпо­лагающий наличие в категориях абсолютного знания о бесконечной суб­станции мира см.: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Пермь, 1974. Гл. 6. К этим проблемам на более строгом уровне мы вернемся в разделе «Онтология*-.

ся за счет других. Здесь мы сталкиваемся с двумя крайностя­ми: сведения философии к науке и отрицания для философии возможности быть наукой.

Сведение философии к науке есть следствие пренебрежения ко всему тому в мире, в человеке и его деятельности, что не является или не может быть отчетливо осознанным. Такая по­зиция с неизбежностью ведет к «инженерии человеческих душ»: научно обоснуем — спроектируем — внедрим. А в результате

• 
  насилие и разрушение. Позиция эта широко распростране­
  на и может находить яркое проявление в самых неожиданных
  областях. Вот, к примеру, точка зрения исследователя, рабо­
  тавшего в весьма нетрадиционном направлении психологии и,
  вроде бы, далекого от сциентистских идей: в ходе осознания са­
  мого себя человек «увидит такие свои стороны, которые могут
  быть сознательными, и стороны, которые сознательными стать
  не могут, а потому должны быть уничтожены», и чем боль­
  ше человек «контролирует то или иное проявление, тем менее
  вредным оно является, и чем меньше он его контролирует, тем
  оно механичней и вредней».⁵⁴ Но ведь самая логичная теория
  может, во-первых, строить свои выводы на основе предпосылок,
  в которые закралась ошибка, и, во-вторых, как раз самое глав­
  ное в исследуемом предмете — не осознать (и не только потому,
  что не успела, а и потому, что есть в принципе неосознаваемое,
  но схватываемое иными — внерациональными и вненаучными
  
• 
  способами).
  

Вот примеры «логического» насилия над жизнью, хотя вы­води однозначно вытекают из принятых теорий. С.Платонов, непредвзято прочитав Маркса, сделал вывод, что говорить о совершенствовании производственных отношений в движении к коммунизму неправильно. Почему же? Да потому, что произ­водственные отношения" не зависят от воли и сознания людей, а коммунизм — это скачок из царства необходимости в царство

54

Но не стоит бросаться и в другую крайность: считать, что философия вообще не может и не должна быть наукой. В такой возможности ей отказывают чаще всего вследствие необычно­сти ее предмета: не человек и мир как таковые, но отношение человека к миру. Ну и что же? Разве в определенном аспек­те отношение не может быть исследовано объективно и науч­но? Исследуя человекомирные отношения, мы можем и должны подвергнуть научному анализу вопросы о том, чем они детерми­нированы, какие жизненные стратегии из них следуют, каковы исторические и личностные перспективы этих стратегий и т. д. И предложенные ответы могут быть проверены путем обраще­ния к реальной истории, культуре, жизнедеятельности.

Из несводимости философии к науке не следует, что она вооб-

⁵⁵См.: ПлатоновС. После коммунизма.. М., 1989. ^5еВересаев В.В. Собр. соч. В 4 т. Т. 1. М., 1946. С. 312. ^ь7См.: Франкл В. Человек в поисках смысла. М-, 1990. С. 48-53.

74

те ни в каком отношении не может быть наукой. Н. А. Бердяев, например, справедливо подчеркивает, что философия — это це­лостная реакция духа на совокупность бытия,⁵⁸ что в филосо­фии истина и показывается, и доказывается, но тут же начинает противопоставлять: философия не систематизирующий, а твор-ческии акт, и поскольку она целостна, то, стало быть, наукой не является. «Философия — убежден Бердяев — предполагает общение на почве начальных и конечных интуиции, а не (под­черкнуто мной. — В. С.) серединных доказательств дискурсив­ной мысли». Вот это категорическое «а не» и ведет в царство «отвлеченных начал». Владеть научными методами работы не­достаточно для философа, но совершенно необходимо. Чтобы снять, говоря языком Гегеля, т.е. превзойти научный уровень философствования в целостном философском настрое, надо сна­чала дойти до него. Если ты умеешь мыслить точно, ты еще не философ, но если ты не умеешь и этого, то какой же ты философ? И последний момент в нашей попытке ответить на вопрос, что такое философия: к кому обращаются философы? Во «Вселен­ной философа» я в свое время сформулировал этот вопрос не­сколько иначе: кому не нужна философия? В самом деле, какие средства ни применяй, на каких уровнях ни обращайся к тому, кто не хочет слышать («неинтересно»— и все тут) — толку не будет. Каждый преподаватель философии, каждый, кто пытал-ся заняться организацией философской работы, думаю, хорошо

понимает меня.

Предельно кратко на последний вопрос можно ответить так: философия не нужна обывателям, т. е. людям, у которых жиз­ненные смыслы жестко фиксированы и которым в голову не при­ходит, что по их поводу можно и нужно рефлектировать. «Ка­ждый стремится к выгоде, славе, удовлетворению потребностей ("самовыражению" — добавит обыватель "интеллигентный"), а я, конечно, хороший человек» — что тут философствовать? Особенно страшно, когда обыватель волею обстоятельств сам становится «философом» по профессии. Независимо от его ума, таланта, эрудиции, он ведь не истину и правду ищет, ему бы потолкаться, себя показать, связи завязать, на уровне быть, а философия — лишь средство для этого. Объединяясь, такие «философы» образуют кланы, осуществляющие жесткую моно-

58

75

полию на «место под солнцем». Обращаться с проповедью к обывателям, к «образованцам»⁶⁰ — затея пустая. Неслучайно поэтому идея обязательного преподавания философии для всех привела лишь к очковтирательству: считается, что нами руко­водят люди, знающие философию.

Разумнее было бы иное: поставить в реальную зависимость статус человека в обществе от его действительного отношения к философии. Исполнять, пробивать, торговать и т.п. можно, конечно, и без нее. А вот брать на себя ответственность за от­ношение к людям и природе — ни в коем случае. Раб инстинк­та, моды, заданных целей, наличных средств не должен претен­довать на статус, требующий человеческой ответственности. Увы, в современной ситуации это. конечно, утопия. Большин­ство людей гораздо больше нуждаются в уверенности и вере, чем в мудрости, и, тем более, самостоятельно выстраданной. Поэтому философу остается лишь «не плакать, не смеяться, но понимать», как к этому призывал голландский мыслитель Спи­ноза (16*12—1677). И обращаться прежде всего к тем, кто стихий­но или осознанно готов к принятию такого тезиса: человек — это существо, прежде всего творящее смыслы, способное со­здавать в душе новые ключевые ценности, «аксиологические аксиомы», а потом уже и на основе этого — новые орудия, сред­ства существования, структуры общественной жизни, продукты потребления и т. д. Смысл нашей жизни не задан, он творится нами — творится «hic et nunc» (здесь и теперь). А раз так, то человек, чтобы не стать преступно-опасным (каким он все более становится по отношению к миру и самому себе), просто обя­зан стремиться к мудрости. И в этом подлинно человеческом стремлении философия призвана оказывать ему свою посиль­ную помощь: помощь в разрешении его «ностальгии по Дому», Lому, а не «машине для жилья».

В заключение предложим итоговый ответ на вопрос, вынесен­ный в заголовок подраздела: что такое философия?

Философия — это выявление предельных оснований миро­воззрения в единстве умозрения, категориальной рефлексии, це­лостного настроя и глубинной любви к мудрости. Философия включает в себя моменты научности (ибо обосновывает исти­ну), познавательного, эстетического и нравственного отношения

⁶⁰См.: Солженицын А.И, Образоваищина // Из-под глыб. Париж, 1974. С. 232. «Tcли это все, — говорит писатель о качествах "образованцины", — интеллигенция, то что же тогда мещанство?!».

76

к миру (ибо стремится к истине, добру и красоте) и тем самым лежит в основе определенного целостного настроя на мир. Эта целостность задается глубинным общением, религиозным чув­ством, в котором человек охватывается миром.⁶¹

Само по себе итоговое определение в его рациональном усво­ении не гарантирует понимания смысла философствования. Ибо можно логически объяснить, что такое категориальная рефлек­сия, но на философскую интуицию, целостный настрой и глу­бинное общение словами можно лишь намекнуть, побуждая к осмыслению и переживанию собственного опыта. А если нет ни такого опыта, ни стремления к нему? Что же, любая словес­ность, любой курс обращают наше внимание к культуре, но не заменяют ее. Чтобы стать философом, надо жить как философ.

⁶¹ Подчеркнем еще раз, что мы не связываем религиозное чувство ни с определенной религией (которая, как социальный институт, чаще всего его искажает), ни с обязательной верой в Бога — творца Вселенной. Это чувство связывается лишь с признанием в мире начала, находящегося вне любых конкретных отношений и свойств, не выразимого в любых конеч­ных формах сознания, но тем не менее присутствующего в нашей жизни и дающего нам благодатную веру в несводимость этой жизни к функци­ональным, ролевым, конечным отношениям; признающего святость и са­моценность сущего в его целостности, в его собственных тенденциях суще­ствования и развития, способствующих становлению мировой целостно­сти и гармонии, и вне его отношения к удовлетворению наших растущих потребностей и претензий. В следующем подразделе станут более ясны­ми историко-философские основания такого подхода, а в разделах «Онто­логия» и «Антропология» будут выявлены его онтологические (в самом бытии) основания и антропологическое (для жизни человека) значение.

77

3. ПОЛЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ:

КЛЮЧЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ

И ИДЕИ В РАЗВИТИИ ФИЛОСОФИИ

Общая характеристика развития философии.

• 
  Проблема субстанции. — Проблема челове­
  ка. — Проблема человекомирных отношений.
  
• 
  Самосознание философии и современная си­
  туация.
  

И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам дойдет. О. Мандельштам

3.1 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАЗВИТИЯ ФИЛОСОФИИ

Принципы изучения. — Как возникла фило­софия? — Основные вехи.

Приведенные выше поэтические строки очень хорошо ложат­ся на общую ситуацию возрождения культуры в нашем обще­стве, в том числе культуры философской. Долгие годы мы по­лагали себя «головой выше» и искренне верили, что если что-то из прошлого не дошло до нас, то, стало быть, туда ему и дорога: ведь в нашем-то «передовом мировоззрении» сконцен­трировалось все лучшее. На самом деле наша философская культура была достаточно ущербной, жила она с перерублен­ными корнями, связи ее — живительные и творческие, а не разоблачительно-полемические — с мировой и отечественной философией были во многом утрачены. И вот то, что при нор­мальном развитии усваивается почти само собой, «с детства» (как, бывало, иностранные языки), теперь нам предстоит осво­ить во взрослом состоянии. И на этом пути неизбежна переоцен­ка ценностей, развенчание кумиров (но без актов вандализма), открытие новых проблем, возможностей их решения, восстано­вление утраченных идей и традиций.

Сразу же хочу предупредить, что материал данного подраз­дела — это не история философии, даже и в сокращенном вари­анте. История философии как наука должна быть максималь­но объективна, в ней необходимо досконально проследить весь

78

процесс развития мировой философии во всех ее формах и раз-ветнлениях и в тесной связи с историческим процессом челове­ческой жизни в целом. В учебном процессе это особый самосто-я ии, пытающееся в миниатюре скопировать курс истории фило­софии, с неизбежностью выглядит упрощенно и искусственно. Мы попробуем подойти к вопросу иначе: не претендуя на си­стематическое освещение историко-философского процесса, вы-явить ключевые проблемы и идеи развития философии, кото­рые вводят и современного исследователя, и изучающих фило-гофию в поле возможностей, предоставляемых предшествую­щим развитием философии. Поскольку наш курс авторский, то ретроспективный взгляд, несмотря на естественное стремление к объективности, будет столь же неизбежно содержать в себе и элементы субъективности в выборе проблематики и оценке решений. Но это и создаст полифонию в освещении подходов различных авторов и даст возможность вступить в диалог со слушателем и читателем, их собственной интерпретацией раз­личных авторских позиций.

1. Принцип диалога. История философии не просто объект изучения, но живая жизнь других субъектов — представителей определенных типов обществ, культур, стилей философствова­ния, уникальных личностей, с которыми современному человеку предстоит вступить в диалог. Это предполагает: а) проникно-вение в мир жизненных смыслов другого субъекта, сопережива­ние его духовному миру; б) сохранение своей позиции, того, что М. Бахтин называл вненаходимостьто, подчеркивая, что «без твоих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чу­жого ... »¹; в) стремление к сотворчеству с философами про­шлого, т. е. ориентацию на продолжение вечного полилога (диалогического общения многих участников), на новое осмы­сление старых проблем, на постоянное приращение к потенциа­лу идей, способствующих их разрешению.

Это не исключает, конечно, принципиальных несогласий, осо-знания несовместимости путей, но без наклеивания ярлыков и воинствующей злобы: размежеваться, но без драк на философ­ской меже. Не разоблачить, не уличить, не свою эрудицию

'Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 354, 360.

показать, но с радостью и благодарностью выйти на верный

путь, намеченный другими, и, хотя на полшага, но продвинуть­
ся дальше.

2. Принцип единства самостоятельности и обусловлен­

ности. Содержание каждой философской концепции так или
иначе детерминируется связями с внешними по отношению к
философии фактами и факторами. К их числу относятся: а)
прямое воздействие социальных условий (экономики, социаль­
ной структуры, политического строя, культурных традиций) на
уровень, характер, направленность философствования; б) ха­
рактер и состояние того материала, который непосредственно
является основным предметом философской рефлексии (пробле­
мы религии в Средние века или состояние науки XVIII столетия
для Канта, то, что он называл «фактом науки»); обобщенно это
обстоятельство можно назвать «фактом культуры»; в) «анга­
жированность» философии, ее соответствие интересам той или
иной социальной группы (в абсолютизированном виде это клас­
совый подход и принцип партийности в марксистской филосо­
фии: материализм в целом служит делу прогресса, идеализм —
реакции; зависимости такого типа имеют место, но они не но­
сят столь глобального характера: какой именно материализм
или идеализм? где? когда? — могут очень сильно изменять­
ся под воздействием других факторов и не играют в развитии
философии решающей роли).

В то же время решающим фактором, обеспечивающим «связ­ность» пространства философствования (вспомним размышле­ния М. Мамардашвили), общее направление в развитии и разре­шении философской проблематики, являются те законы и смы-сложизненные ориентации, которые появляются в собственном внутреннем развитии философии.

Открытость (возможность появления принципиальной новиз­ны) в этой системе есть результат взаимодействия ее самораз­вития с саморазвитием других систем, выступающих для фило­софии как значимые факты и факторы.

3. Принцип единства историзма и универсальности. Ка­

ждая философская система должна быть понята в своем истори­
ческом контексте. Этот контекст имеет два аспекта: временной
{характер эпохи) и пространственный или региональный (тип
культуры). Философские идеи различных эпох и культур не мо­
гут быть выстроены в однолинейную иерархию с однозначным
определением места каждой из них на «шкале прогресса». В

развитии мировой философии нет единого преимущественного центра, т. е. неправомерны ни евроцентризм (признание в ка­честве образца западноевропейской философии), ни какие-либо его замены.

В то же время, в силу общих условий человеческого бытия, существуют универсальные духовные структуры философствования, объединяющие различные исторические типы филосо­фий и единый мировой процесс развития философии. Каждый тип философии вносит свой вклад в развивающуюся полифонию общечеловеческой философии, общего мировоззрения, призван­ного дать стратегию решения глобальных проблем человечества в целом, не умаляя и не отменяя уникальности всех входяших в него культур: подобно тому, как каждый член семьи уникален, он не ниже и не выше других, но вместе они — одна семья.

Следовательно, в развитии философии мы видим не только разнообразие конкретных форм этого процесса, но и некото­рые «чистые» структуры, выражающие соотношение объектив­но значимых философских идей.²

4. Принцип становящегося единства. В развитии фило­софии имеет место не только непреходящее разнообразие, но и борьба — вплоть до взаимоисключения — противоположных философских установок. Но абсолютная победа одной из про-типоположностей означала бы господство «отвлеченного нача­ла», разрушение целостности. Признание примата общечеловеческих ценностей над борьбой классов должно быть распро­странено и на философию, в понимании развития которой марк­систская история философии абсолютизировала борьбу мате­риализма и идеализма. Мы исходим из того, что не борьбанал уничтожение противника, но стремление к синтезу, к становлению постоянно развивающегося единства лучших моментов различных философских направлений с преодолением их отри­цательных сторон, превращающих их в «отвлеченные начала», является магистральной линией развития философии (как и че­ловеческого общества, культуры в целом).

Сформированные принципы позволяют поставить вопрос о периодизации истории философии. В марксистской филосо­фии в качестве основания периодизации принято деление обще-

²В мировой философии эта диалектика уже давно обсуждалась. См., например: Гуссерль Э. Философия как строгал наука // Логос. 1911. N» 1. С. 38-40.

80

81

ства на последовательно сменяющие друг друга общественно-экономические формации (типы обществ, специфику которых определяет лежащий в их основе способ материального произ­водства): философия рабовладельческого, феодального, капи­талистического и социалистического обществ. Такая периоди­зация представляется достаточно искусственной: во-первых, це­лостная жизнь общества не покрывается моделью общественно экономической формации (это будет показано в соответствую щем разделе курса) и, во-вторых, само выделение традиционных формаций давно стало дискуссионным уже в рамках марксист­кой философии.

Периодизация должна стать многомерной, т. е. учесть не только внешние условия развития философии (а в них не только воздействие способов производства, но также типа культуры и образа жизни в целом), но и собственные внутренние «узловые точки» в этом развитии. Здесь предстоит большая работа и, по­скольку материал данного подраздела не есть сокращенное из-ложение истории философии, нет необходимости излагать пред­варительные соображения. Достаточно выделить тот аспект, который необходим для нашей цели, — рассмотрения развития философии как развития ключевых проблем и идей. К их числу с позиций изложенной выше общей концепции философского зна­ния относятся те проблемы и идеи, которые позволяют осуще­ствить рефлексию ОВМ, т.е. мировоззренческих представле­ний о мире, человеке и человекомириых отношениях. «Узловые точки» в развитии такой рефлексии и являются — в выделенном аспекте — основными вехами в развитии мировой философии. Естественно, что те или иные стороны преимущественно раз­вивались в определенных исторических типах философствова­ния: что-то, скажем, на Западе, а что-то — на Востоке. Но нас интересует их перекличка через века, вечный полиалог, вечно становящееся многоголосое единство философии становящегося единого человечества.

Как изменялись философские представления о мире, о его основе — субстанции в ее отношении к человеку? — О самом человеке? — Об отношениях человека к миру, в которых выра­жались и формировались его сущностные силы? И, наконец, как философия осознавала свой предмет и назначение в жизни че­ловечества? Такова тематика — в ракурсе ключевых проблем и идей — данного подраздела.

Прежде чем выделить основные вехи такого развития фило-

И, рассмотрим, как, когда и почему философия появилась, возникла в человеческой истории, т. е. остановимся на пробле­ме начала философии.

Возникновение философии обычно датируют VII—VI вв. до н.э.. Философия почти одновременно возникла в трех регио-нпх: Древнем Китае, Древней Индии и Древней Греции. Общая причина этого события заключается в совпадении появившейся потребности в рефлексии мировоззренческих идеалов и путей их реализации с возможностью заниматься такой рефлексией. Кик потребность, так и возможность философствования имеют внутренний (в самой духовной жизни) и внешний (в ее условиях) аспекты. Что же является основой появления таких потребно-сти и возможности?

Такой основой оказывается переход человечества в своем развитии на ступень цивилизации.³ «Цивилизация, — писал Энгельс — является той ступенью общественного развития, на которой разделение труда, вытекающий из него обмен между отдельными лицами и объединяющее оба процесса товарное производство достигают полного расцвета и производят пе­реворот во всем прежнем обществе».⁴ Суть этого переворота состоит в том, что целью производства все в большей степе­ни становится не удовлетворение наличных человеческих по­требностей, но производство прибавочного продукта, товара и удовлетворение тех потребностей, которые сами провоцируются товарным производством. Эта тенденция достигает своего апогея в современном индустриальном обществе, просто выну­жденном с помощью моды и рекламы создавать новые искусственные потребности, дабы не приостановить свое существованние, механизмом которого является постоянное расширенное воспроизводство капитала. Но и с самого начала появления такой тенденции в обществе возникают противоречия, порождае­мые ломкой прежних традиционных отношений.

Когда люди были равны, жизнь с помощью традиций, обще­принятых обычаев сама подсказывала им не вызывающий со­мнения образ жизни. Социальное неравенство породило есте-ственное недовольство и недоумение: необходимость быть бед-

³Этот термин употребляется как одна из общих характеристик обще-ствененной жизни (при сопоставлении с культурой), как синоним типа куль- туры или общества в целом и для обозначения определенной ступени раз-иития общества. Здесь мы употребляем его в третьем смысле.

'Маркс К., Энгельс ф. Соч. 2-е изд. Т. 21, С. 173-174.