Рекомендуем просматривать в режиме разметки страницы
§ 2. Сущностная характеристика формы смысла как методологическая категория
жүктеу/скачать 1.24 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- 72 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
- данными
- 2.2. Категоризирующие и референцирующие теории
- "категоризирующие" и "референцирующие"
- 74 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
- 78 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
- Новые знания не усваиваются, а порождаются и обнаруживаются в собственном сознании.
- 82 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
| § 2. Сущностная характеристика формы смысла как методологическая категория
2.1. Постановка проблемы: инвариантность мира или инвариантность смысла В иерархии методологически релевантных вопросов лингвистики проблема имманентных формальных характеристик смысла стоит, по нашему мнению, сразу же за рассмотренными выше проблемами локальных и темпоральных его свойств. Действительно, однозначно определившись в вопросе локализации смысла и его детерминированности или индетерминированности социально-историческими, физическими, биологическими или другими эмпирическими условиями, исследователь неминуемо приходит к проблеме: каков же смысл как объект изучения по своим формальным характеристикам, т.е. по имманентным атрибутивным свойствам содержащейся в нем информации и связанной с этим формой бытийствования смысла. Речь идет о том, как существует или как может быть смысл, в каких формах может он быть. Термин "быть", при этом, приходится использовать в самом обобщенном виде без принятого в онтологии разделения на "бытие" и "небытие". Было бы ошибкой утверждать, что ответ на этот вопрос может быть дан независимо от ответа на основные методологические вопросы о локально-темпоральных свойствах смысла. Более того, если быть абсолютно точным, то ответ на данный вопрос является одной из составных основной методологической проблемы. Уже в античные времена вопрос о форме бытия смысла неразрывно сопрягался с вопросом об атрибутивных его свойствах. Уже тогда возникли идеи конкретности и обобщенности форм бытия и, соответственно о единичности и категориальности (вариантности и инвариантности) смысла как форм знания о бытии. Вспомним хотя бы Гераклитово положение об изменчивости всего сущего (мир состоит из фактов и событий, а не из вещей) и Платоново видение сущностного мира форм и идей за изменчивым осязаемым миром. Однако, прежде чем рассматривать то, как отразились споры об атрибутивных свойствах смысла на формировании основных лингвистических теорий, необходимо убедиться в корректности и правомочности постановки вопроса именно так, как мы его здесь ставим. Необходимо уяснить: возможна ли и релевантна ли для науки (или шире - для познания) постановка вопроса о существовании инварианта как обобщенного, целостного и единого в своей категориально-парадигматической множественности смысла вообще. Вряд ли найдется хотя бы один контраргумент положению, что обобщенный смысл как форма существования единиц человеческого сознания реально присутствует в мозгу каждого человека. Достаточно попытаться определить нечто как единственное в своем роде вне его репрезентированности в классе. Точнее, оторвать любое единичное от класса. Поэтому ставить вопрос о том, есть ли инвариант вообще - некорректно. Вопрос следует сузить: есть ли инвариант вне сознания человека, есть ли он "объективно"? Проблема сразу же становится дискуссионной. Казалось бы, проведя предыдущие разграничения и уточнения, мы прояснили проблему, подвели ее под необратимость однозначного ответа, однако на деле все прямо противоположно. Проблема еще более усложнилась, ибо, вместо того, чтобы просто ответить на довольно привычно и элементарно звучащий вопрос: есть ли инвариант в действительности и что это такое, нужно отвечать на вопрос, что такое действительность и что значит для нас факт утвердительного или отрицательного ответа на этот вопрос. Мы опять возвратимся к проблеме определения смысла как такового. Это еще раз доказывает высказанное ранее предположение, что ответ на вопрос о формах существования может быть решен (или, скорее, решаем) только в процессе решения основного методологического вопроса о локально-темпоральных свойствах смысла как объекта исследования. Различные ответы на этот главный вопрос повлекут за собой и различное видение форм существования смысла. Для исследователя, стоящего на менталистских позициях, проблема реальности или ирреальности той или иной формы существования смысла не смешивается с проблемой реальности или ирреальности той или иной формы существования мира вне сознания. Сущность проблемы здесь целиком сдвигается в плоскость субъекта познания. Любые высказывания по поводу т.н. "объективного" существования сами по себе становятся нерелевантными, если они никак не экстраполируются на познающего субъекта. Что бы ни говорили мы об "объективном" мире, это будем говорить мы, а значит будем судить не о мире, а о нашем чувственном или рациональном видении, состоянии, возникающем в процессе нашей совместной или индивидуальной жизнедеятельности. Таким образом, проблема единичности или инвариантности (обобщенности) в менталистской теории однозначно приобретает очертания смысловой проблемы: существует ли смысл в одной форме (актуальной) или в двух (актуальной и виртуальной)? В этом случае представители индивидуализма (рационалистской методологии) находят однозначно отрицательный ответ на вопрос об инварианте. Смысл персонален (глобальный индивидуализм) и единичен, фактуален (частный индивидуализм). Язык и сознание в таких теориях становятся лишь операциональным механизмом порождения индивидуальных смыслов, заданным биологическими факторами (врожденная языковая компетенция). Для функционалиста же наличие инварианта как формы бытия смысла (или, вернее, наличия смысла в форме небытия) - не подлежит сомнению. Здесь признается социальная детерминированность инвариантной формы смысла наравне с персональной детерминированностью его вариантной формы. Признание смысла функцией (переменной) общения и предметной деятельности неминуемо влечет за собой признание реальности фиксации информации в виде единого множества частных функций. Мы совершенно согласны с В.Франклом, который сумел на примере понятия “смысла жизни” очень точно уловить функциональное видение инвариантно-общего смысла через онтологию частно-фактуального и общественно-инвариантного - через онтологию смысла личностного: “Нет такой вещи, как универсальный смысл жизни, есть лишь уникальные смыслы индивидуальных ситуаций. Однако мы не должны забывать, что среди них есть и такие, которые имеют нечто общее, и, следовательно, есть смыслы, которые присущи людям определенного общества, и даже более того, - смыслы, которые разделяются множеством людей на протяжении истории. Эти смыслы относятся скорее к человеческому положению вообще, чем к уникальным ситуациям. Эти смыслы и есть то, что понимается под ценностями” (Франкл,1990:288) [выделения наши - О.Л.]. Сходное понимание атрибутивных свойств смысла наблюдается и у представителей феноменологической методологии. Однако их инвариантный смысл - это объективный феномен (ноумен, сущность, закон, дух), явленный во множестве частных проявлений. В глазах эссенциалиста (феноменолога) вариативный, индивидуально-частный смысл (равно как и отдельные феномены) столь же вторичны и поверхностно ложны, сколь вторичны, ложны и надуманы "сущности" для позитивиста. Позитивистское отрицание реальности сознания так или иначе заставляет видеть локализацию смысла в отдельных материальных (эмпирически осязаемых) предметах или явлениях, отражение и обобщение которых - следствие теоретических познавательных актов. В феноменалистских теориях проблема форм бытия смысла сильно усложняется удвоением проблематики, поскольку влечет за собой проблему форм бытия в мире. Подчас трудно в высказываниях феноменологов или позитивистов отличить: где речь идет о мире, а где о смысле, выработанном сознанием человека. Однако, беря во внимание функциональный характер нашего видения проблемы, мы можем отметить, что при всем желании феноменологов и позитивистов говорить о мире, им приходилось говорить о человеческом понимании мира, т.е. о смыслах. Поэтому их теоретические находки и открытия вполне могут быть учтены в разработке функциональной методологии, особенно (если учитывать специфику поставленной проблемы) это касается разработки теории инвариантного смысла (понятия сущности) в феноменологических исследованиях.
Мы же видим данную проблему следующим образом: нам не столь важно узнать, есть инвариант в мире или его там нет, сколько разобраться в том, что из себя представляет человеческий способ познания мира, каковы его механизмы и составляющие, каков характер смысловой информации, на основании которой человек судит о мире и, практически используя которую, планирует и регулирует свою жизнедеятельность. Поэтому нам просто необходимо, учитывая опыт личного и межличностного существования, разделить всю подобную информацию на коммуникативно-мыслительную и предметно-фактуальную. Первая непосредственно сопряжена с внутренними церебральными процессами переработки информации в мозге, вторая - с процессами чувственного восприятия и предметной деятельностью, направленной на внешнюю среду. Науки, изучающие вторую сторону человеческого познания (или, как кажется многим представителям этих наук, сами предметы внешней предметной деятельности), обычно именуются естественными. Они максимально ориентированы на данные органов чувств и видят свою основную задачу в наибольшей объективации этих данных (хотя само это стремление не может не вызвать удивления, поскольку самые "объективные" и "чистые" от субъекта познания данные все равно остаются данными и не становятся фактами внешнего мира). Тем не менее, данные этих наук чрезвычайно важны для решения поставленной здесь проблемы, так как они неоспоримо свидетельствуют в пользу принципиальной единичности и изменчивости мира нашего возможного опыта. Даже такая, казалось бы, стабильная и неоспоримая в своей самотождественности сущность, как человеческое сознание, с точки зрения естественных наук представляет собой всякий раз нечто новое, физически, химически и т.д. нестабильное явление. С другой стороны, данные сознания, наоборот, могут быть только инвариантными, статичными и стабильными. Нет ничего более инертного, чем человеческое сознание, если, конечно, под сознанием мы понимаем не процессы познания, а совокупную картину мира, комплекс представлений о прошлом опыте и предписаний касательно опыта будущего. Отсюда и центральная проблема функционального понимания смысла: соотношение инвариантной информации сознания и вариативной информации коммуникативно-предметной деятельности. Несколько в иных терминах эта проблема выдвинута на первый план Жаном Пиаже: центральными понятиями функционализма являются понятия функции (динамического отношения, преобразования, изменения) и понятия тождества (инвариантной стабильности системы) (См.Пиаже,1971:93). 2.2. Категоризирующие и референцирующие теории Несложно заметить, что одна и та же методологическая посылка относительно форм бытования смысла (признание или непризнание наличия инвариантного смысла наряду с единичным) может присутствовать в онтологически противоположных теориях (инвариант не признают как натуралистические, так и логические позитивисты, в то время как оба модуса существования смысла признают феноменологи и функционалисты). Хотя, конечно же, это сходство лишь поверхностное, принципиально абстрактное, поскольку атомизм (фактуализм) позитивистов второй половины XIX века и вульгарных материалистов XX далеко не идентичен логическому, субъективно-рациональному фактуализму представителей Венского кружка, Львовско-Варшавской школы и американской школы логической семантики. Столь же различны понятия инварианта в традиции гегельянства, феноменологии и герменевтики и в традиции функционального структурализма. Таким образом критерий признания или непризнания той или иной формы бытования смысла прямо не совмещается с рассмотренным нами ранее локально-темпоральным критерием. Для различения теорий по их тяготению к признанию или непризнанию "реальности" (в любом возможном понимании) инварианта следует ввести пару терминов: "категоризирующие" и "референцирующие" методологические направления. Совместив оба критерия классификации, получим следующую картину онтологического аспекта изучения смысла в лингвофилософских исследованиях: феноменология (эссенциализм)
 74 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
функционализм Ф - феноменализм (локальный критерий) М - ментализм (локальный критерий) Д - детерминизм (темпоральный критерий) ИД - индетерминизм (темпоральный критерий) К - категоризирующие теории (сущностный критерий) Р - референцирующие теории (сущностный критерий) В чем же состоит существенное различие между категоризирующими и референцирующими теориями смысла? Прежде всего в самом понятии о сущности и понимании ее места в методологических построениях. Референцирующее представление о смысле - чисто фактуальное. Здесь если и встречается понятие сущности или инварианта, то оно резко противопоставляется понятию явления как ирреальное - реальному со всеми вытекающими отсюда методологическими последствиями. У нас не вызывает сомнения собственно субъективный характер инварианта (поскольку именно так понимается инвариант в функционализме). Сомнение вызывает безапелляционное признание реальности (объективной реальности) явления и, отсюда, истинности единичного знания, фактуального знания в позитивистских методологических построениях, а также произвольность и полная индивидуальность единичного смысла в рационалистских теориях. К тому же сама сущность инварианта в позитивистских теориях представлена все так же референциально, атомистически - как простого множества или суммы единичных смыслов. Подобное понимание инварианта находим у В.Солнцева: "Понимание языка как реального средства (орудия) общения, а речи как применения, использования этого средства заставляет считать, что язык состоит из того же, из чего состоит речь - из конкретных экземпляров, но представленных в виде классов или множеств, названия которых (т.е. исследовательские конструкты - О.Л.), отображающие свойства этих множеств, и есть инварианты" и, далее, "Значение любой единицы само по себе инвариантно и служит основой для объединения в вариантный класс разных экземпляров единицы, обладающей этим значением. Разные значения одного и того же слова не варьируют, а аккумулируются в слове" (ЛЭС,1990:81). [В плане предложенной оппозиции можно трактовать “аналитизм” т.н. “аналитической философии” именно как методологический рефенциализм. Б.Рассел так обосновывал свой “аналитизм”: “Положим, перед вами n объектов и вы желаете знать, сколько путей имеется чтобы ничего не выбрать, или что-то выбрать, или же выбрать все n. Вы обнаружите, что число путей 2n. Если выразить это в логическом языке: класс из n-ого количества элементов имеет 2n подклассов... Применяя это, как сделал я, ко всем вещам во вселенной, мы приходим к заключению, что классов вещей больше, чем вещей. Отсюда следует, что классы не являются вещеми... классы - это просто подсобное средство в рассуждении” (Рассел,1993:24). Мы же хотим обратить внимание на очень знаменательное замечание, которым Рассел сопровождает этот пассаж: “Но поскольку никто не знает точно, что означает слово “вещь” в этом утверждении, не очень-то легко точно сформулировать, что именно удалось доказать” (Там же). Оно весьма симптоматично, поскольку речь у Рассела идет не о “вещах” самих по себе (“в-себе”), а о фактах как смысловых функциях, т.е. о наших представлениях и понятиях о конкретных объектах нашего созерцания и размышления. А их количество не менее велико, чем количество способов их когнитивного представления в виде класса. В этом смысле “вещь” - тоже “подсобное средство в рассуждении”. Другое дело, что теория Кантора, на которую ссылается Рассел, помогает понять, что специфической чертой нашего - человеческого - мышления является именно “категориализм”, а не “референциализм”. И “вещи” и “классы”, будучи смыслами, говорят нам не о мире, а о нашей методологической позиции. Если мы признаем единственную реальность (исходя из вышесказанного - смысловую реальность) “вещей”, “фактов” - мы референциалисты или аналитики, если же наряду с “вещами” признаем не меньщую реальность (смысловую!) “классов” - мы категориалисты. Кстати, далеко не все ученые, кого обычно причисляют к школе аналитической философии, стоят на референциалистских позициях, что говорит об искусственности выделения этого направления в качестве метедологического течения. Скорее это (как и структурализм) чисто методическое направление, т.е. направление, объединенное общностью применяемых методик исследования. К таким “разрушителям” единства направления можно отнести Дональда Дэвидсона, признающего наряду с “реальностями” также и “схемы”, что приводит его к “концепции релятивизма”, т.е. к функциональному дуализму (См. Дэвидсон,1993).] Понятию инварианта чужда идея простого математического множества. Идея стола не сводится к элементарной совокупности представлений о конкретных встреченных в опыте столах. Это интегральная информация, в которой в равной степени присутствуют сведения о каждом из известных столов или о столах, могущих быть известными. Именно наличие подобной информации и позволяет идентифицировать встречающиеся в предметной деятельности эмпирически осязаемые предметы в качестве столов, независимо от их формы, размера, цвета, материала и под. Вместе с тем, любой из известных по опыту предметов в силу определенных условий предметной деятельности и в силу определенной прагматики коммуникативной деятельности может быть подведен под некоторое общее понятие (например, стола) или же, наоборот, выведен из этого класса. Каждый носитель языка и каждый, кто имел хотя бы небольшой опыт нонконформистской коммуникации (дискуссия, спор, диспут, ссора), встречался с ситуацией, когда по поводу того или иного предмета, явления, свойства или действия высказываются самые различные квалифицирующие высказывания. Самым частым и весомообразным аргументом в подобных спорах является высказывание, что это нельзя назвать так-то, поскольку "в действительности" это нечто совершенно иное, а то, что "следует" называть так-то, с этим не имеет ничего общего. Иногда, правда, используется и более изощренный "лингвистический" аргумент, вроде того, что собеседник просто недостаточно компетентен и грамотен, поскольку не знает, что "на самом деле" значит такое-то слово. Создается впечатление, что один из собеседников либо сам является демиургом единого общепринятого или, скорее, общепредписанного смысла, или непосредственно у такого демиурга консультируется (поскольку условный и искусственный характер так называемых норм и законов в этом случае не принимается, а социальное понимается как объективное). Речь вовсе не идет об окказиональных номинациях, резко отличных от общепринятых, но об обычной референции уже существующих наименований применительно к отдельным объектам предметной деятельности. В таких случаях говорящий прекрасно понимает, что дело вовсе не в чисто механическом прибавлении или вычитании некоего объекта из простого математического множества ("вариативного класса"), а в сущностном подведении некоего единичного смысла под единый и целостный инвариант, выступающий в качестве классификационного эталона картины мира в сознании данного индивида. 78 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
2.3. Инвариант как основа понимания Неоднократно проводившиеся нами опыты по идентификации или описанию конкретных предметов или предметных ситуаций позволяют нам утверждать, что специфической чертой человеческого восприятия является его активно-творческий, со-порождающий характер. Применительно к объекту идентификации или описания, использовавшемуся в опытах, это выглядело следующим образом: испытуемые описывают не то, что им было предложено описать, а то, что они желают и способны описать, домысливая целый ряд свойств и признаков объекта или ситуации и характеризуя его с позиций инвариантного смысла, уже наличествующего в их сознании. Способность абстрагироваться от любых (даже, казалось бы, самых существенных) свойств конкретных единичных объектов деятельности является наиболее специфической, типологической чертой человеческого сознания. Именно эта способность позволяет детям превращать самые немыслимые предметы в объекты своих игр, именно она позволила людям увидеть в изображении реальный предмет, а в речевом знаке найти заменитель своим мыслям. Все это в итоге породило человеческую цивилизацию с ее наукой, искусством и обыденной коммуникативно-предметной деятельностью. Что касается языка, то именно возможность хранить информацию в обобщенно-инвариантном виде позволяет человеку использовать и понимать совершенно новые для него слова и формы, руководствуясь не только прошлым опытом, но и вероятностным прогнозированием на основе сформировавшегося и постоянно совершенствующегося в ходе межличностной коммуникации интегративного алгоритма-инварианта. В качестве гипотетического предположения можно было бы выдвинуть версию, что человек в своем онтогенетическом развитии не только и не столько движется от частного, единичного, вариантного к общему, категориальному, сколько, наоборот, все более углубляет, специфицирует свои общие представления о мире, постоянно верифицируя свои дедуктивные гипотезы в конкретной предметной деятельности. 80 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ Впрочем, было бы совершенно неверно отрицать ту положительную роль, которую играет в человеческой жизни период (периоды) накопления данных, на основе которых и разворачиваются механизмы вероятностного прогнозирования в виде инвариантных алгоритмов поведения и мышления, в том числе и языкового. Термин "период" не следует понимать буквально, поскольку нет и быть не может чисто "накопительских" и чисто "творческих" периодов жизнедеятельности. Однако можно предположить, что некоторая новая (совершенно новая, качественно отличная от наличествующей) информация не может прямо проникнуть в сознание индивида (если, конечно, не стоять на позициях феноменологического, эйдетического божественного озарения), но постепенно, отдельными деталями и аспектами, более или менее знакомыми индивиду, "расшатывает" систему его знаний и "образует" для себя место в этой системе. Процесс этот не осознается индивидом. Проходит достаточно много времени (если соизмерять относительно скорости мыслительных актов), пока в сознании индивида появится качественно новая информация. Новые знания не усваиваются, а порождаются и обнаруживаются в собственном сознании. В этом смысле в пословице "Повторение - мать учения" есть определенная доля истины, если воспринимать "повторение" не чисто дидактически, как сознательный методический прием, а методологически, как естественное условие обыденной коммуникативно-предметной жизнедеятельности человека, один из главных (если не самый главный) принципов человеческого познания, базирующийся на физико-физиологических обстоятельствах нашего возможного опыта (смена сезонов, суток, повторяемость физиологических циклов организма). Однако любое накопление новых фактов, в том числе и бессознательное, у современного человека влечет за собой выработку механизмов узнавания и прогнозирования. В филогенетическом отношении, возможно, прошло не одно тысячелетие, прежде чем человек перешел от узнавания одного объекта (повторного узнавания) к узнаванию других объектов как "идентичных", "аналогичных" познанному. Для этого было просто необходимо возникновение в сознании алгоритма инвариантного обобщения: классификационной когнитивно-понятийной сетки, а также моделей референции (узнавания частного как общего, подведения под класс) и генерализации (сведения множества в класс). Понятия референции и генерализации требуют дополнительных разъяснений, ввиду их неоднозначного употребления и важности для нашей трактовки апостериорного ментализма функциональной методологии. Именно через процессы генерализации и референции осуществляется связь понятийно-категориальной системы сознания с предметно-коммуникативной деятельностью, а следовательно, смысловая связь человеческой личности с миром. Генерализируя данные органов чувств и частные смыслы, возникающие в конкретной предметно-мыслительной деятельности, индивид образует понятийный аппарат своего сознания (вернее было бы сказать: у него образуются инвариантные обобщенные смыслы). Референция же является процессом обратным. В ходе референции происходит идентификация данных, полученных в ходе предметной деятельности, с уже наличными в сознании инвариантными смыслами. Иначе говоря, референция - это акт верификации наших гипотез относительно мира. Она может быть положительной (если приводит к успешным практическим действиям в предметной деятельности и, тем самым, подтверждает соответствие данного актуального фактуального смысла инвариантному смыслу в сознании) или отрицательной (если ее результаты не согласуются с результатами предметной деятельности, что ведет к неудаче и требует пересмотра инвариантного смысла). Именно отрицательная референция мотивирует процессы генерализации. Несоответствие актуального опыта предметной деятельности картине мира, наличествующей в сознании, приводит в действие механизмы ревизии этой системы знаний. Результатом такой ревизии, как правило, является образование новых инвариантных смыслов на основе наличных. При этом, как правило, изменяются структурно-функциональные отношения в том участке системы, где находился данный инвариантный смысл. Об изменениях во всей системе знаний говорить нельзя. Опыт исследования онтогенеза смысла у человека (См. работы Л.Выготского, Ж.Пиаже, А.Лурии) показывает, что всякое новое знание, образовавшееся в сознании развивающегося индивида, встречает жесткое сопротивление со стороны системы знаний и не ведет, как правило, к полному ее изменению. Выражаясь образно, можно было бы сравнить появление новых функционально-структурных отношений в каком-либо участке системы человеческого сознания с импульсом, сила которого "гасится" по мере удаления от центра к периферии. И хотя именно отрицательная референция ведет к генерализации и развитию системы, именно такая инертность системы инвариантных смыслов позволяет устранять нежелательные (для системы) результаты отрицательной референции, что дает возможность автоматизировать последующий опыт предметной деятельности, шаблонизировать его и создать необходимые поведенческо-мыслительные стереотипы и механизмы. Как только такие механизмы возникают в сознании, исчезает необходимость запоминания всех частных знаний, всех вариативных признаков и свойств. С этого времени такое запоминание должно иметь дополнительные резоны, например, данный объект или данная частная характеристика объекта должна быть особенно значимой для жизнедеятельности человека. Но и в этом случае частность может быть сохранена в памяти только при условии, если она выделена в качестве некоторого самостоятельного класса как признак, свойство, характеристика целого ряда объектов. Поэтому нет необходимости запоминать все детали предшествующего опыта касательно некоторых функционально равнозначимых объектов на уровне предметной деятельности, так же, как на уровне коммуникативной деятельности нет необходимости сохранять все функционально нерелевантные обстоятельства использования того или иного слова, той или иной языковой модели, а равно и всех форм той или иной языковой единицы, которые могут быть подведены под единую модель. Достаточно усвоить модель использования тех или иных единиц, их комбинирования в различных коммуникативных ситуациях, и это позволит в будущем образовывать бесконечное множество речевых конструкций. Подробнее этот тезис будет развит позже. Пока же перед нами стоит вопрос о способах существования смысла в качестве варианта или инварианта как его видят в категоризирующих теориях (поскольку в референцирующих теориях понятие инварианта в нашем понимании отсутствует). 82 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
жүктеу/скачать 1.24 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
ИД