Глава 4
Восприятие греками персов как мидян
В период классической Греции в общественном сознании греков, особенно после завершения Греко-персидских войн, формируется во многом стереотипное восприятие персов и Персии, которое не только находит отражение в греческой литературной традиции V – IV вв. до н.э., но в своих основных чертах является творением и развитием этой традиции. В данном разделе мы постараемся рассмотреть вопрос: кем были персы для большинства греков. Ответ едва ли может быть однозначным. Если мы традиционно считаем, что в глазах греков персы были «варварами», «естественными врагами», как их представляет античная традиция, то почему тогда возник и получил значительное распространение феномен персофильства – мидизма?
Важный вклад в исследование эллинского восприятия персов принадлежит американскому историку П. Джорджесу. В своей монографии «Варварская Азия и греческий опыт» исследователь уделяет особое внимание тому, каким могли быть самые первые восприятия греками персов после некоторого уже опыта взаимоотношений с ними со второй половины VI до начала V в. до н.э. П. Джорджес замечает: «С самого начала персидского правления в Ионии, греки замечали бывшие на виду у всех факты – то, что они могли видеть и о чем говорить, и которые были у всех на слуху. Но для большинства греков персы оставались tabula rasa,на которой греки изобразили персов на свой собственный манер, портрет, который отвечал целям их собственного воображения. Действительно, персы представлялись грекам главным образом на греческий манер»1. Это замечание П. Джорджеса отражает процесс первоначального знакомства греков с персами, хотя и требует корректировки.
Роль воображения в формировании греческого образа персов и Персии, конечно, не следует преувеличивать. Оно несомненно имело место, однако, постепенно вытеснялось фактами, которые греки стали узнавать при близком непосредственном контакте с персами, хотя и были склонны интерпретировали их на собственный манер. Тем не менее, следы этого «первоначального» восприятия греками персов укоренились в греческой литературной традиции, конечно, преимущественно еще V в. до н.э. И одним из таковых является традиция восприятия греками персов как мидян.
1. Постановка проблемы
Существовавшая у греков традиция восприятия персов как мидян, а Греко-персидские войны как Мидийские войны – определенный стереотип общественного сознания, по всей вероятности сформировавшийся еще непосредственно в период первого знакомства греческого мира с Ахеменидской державой еще в середине VI в.до н.э. и оказывающий достаточно продолжительное влияние на умонастроение греков. Феномен достаточно известный, но довольно редко привлекающий специальное внимание в историографии, если сравнивать, например, с иследованиями в литературе темы варварства.
Можно назвать только несколько специальных работ, посвященных данной теме (Дж. Майерса, Э. Джонкерса, Д. Графа и К. Таплина)2. Позиции их авторов, хотя и сходятся по некоторым наиболее важным вопросам, все же обнаруживают и заметные различия. Наибольшие расхождения вызывает исследование истоков и предпосылок восприятия греками персов как мидян. Одно из возможных объяснений возникновения определения «мидяне» применительно к персам предложил Э. Джонкерс. Во-первых, он относил это на счет недостаточного понимания греками развития внутриполитической ситуации на Востоке. Э. Джонкерс предполагал, что как результат примитивной коммуникации, греки, жившие во второй половине VI в. до н.э., медленно стали осознавать значение перехода власти от мидян к Киру, и этим объясняется их принятие этникона «мидяне» наряду с «персами», пока последний полностью не заменил «анахронистическую терминологию». Во-вторых, по мнению исследователя, этому заблуждению способствовала известность мидян в военных действиях против греков3. Наконец, как считает Джонкерс, третьим фактором было то обстоятельство, что персы одевались и вооружались подобно мидянам (см.: Hdt., I, 135; VI, 112; VII, 62). С положениями Джонкерса согласился Д. Граф. Он также относил возникновения представления греков о персах как мидянах ко второй половине VI в. до н.э., и фиксировал переход к «правильной» терминологии только после отражения нашествия Ксеркса (первым ясным свидетельством этого перехода исследователь считает драму Эсхила «Персы»). В итоге, в течение V в. до н.э., по мнению Д. Графа, этникон «персы» затмевает прежний преобладающий этникон «мидяне», однако, последний, после середины этого столетия все еще продолжает встречаться в текстах как идеоматический термин, бывший частью «закостенелого и шаблонного языка, сохраненного для ссылки или описаний более раннего периода конфликта с Персией»4. Основную причину, обусловившую употребление определения «мидяне» по отношению к персам, по мнению исследователя, следует видеть в принятии Киром и его потомками титулатуры мидийских царей, – их обозначение «царь мидян».
В работе К. Таплина предпринимается попытка проследить некую закономерность в использовании античными авторами этникона «мидяне» применительно к персам, и объяснить случаи, когда враги греков более естественно назывались персами. Наиболее важные выводы этого исследователя представляются достаточно интересными и, самое главное, в своих основных положениях подтверждаются имеющимся материалом. Перед обращением собственно к источникам, познакомимся также с этими выводами.
Прежде всего, исследователь предполагает, что событием, побудившим воспринимать персов как мидян была собственно Лидийско-персидская война, которая могла представляться малоазийским грекам как война против Мидии (автор также подчеркивает участие мидян в военных действиях против греков и обычай персов одеваться и вооружаться подобно мидянам)5. Однажды утвердившись, эта традиция на деле оказалась довольно устойчивой к воздействию времени. И позднее, как замечает К. Таплин, если в источниках говорится об иранцах, которые угрожали греческой свободе, то они представляются не иначе как мидяне6. По мнению автора, контексты, в которых персы называются мидянами, даже в источниках V столетия до н.э., очень немногочисленны. Далее, развивая это положение в другой своей работе, исследователь отмечает, что персы называются мидянами обычно тогда, когда в источниках делается акцент на Персидской империи как чужеродной, военной и политической угрозе; соответственно, это обозначение преобладает в период Греко-персидских войн, когда материковая Греция находилась под угрозой иранского завоевания7. В иных случаях, по мнению автора, когда иранцы не воспринимались как враги греков, они назывались не мидянами, но персами (например, при характеристике персидских обычаев, предметов материальной культуры персов)8. Далее, К. Таплин замечает по этому поводу, что когда какой-либо греческий автор повествует о персах с обращением внимания на их индивидуальность, а не только на безликую военно-политическую угрозу, он также использует правильную «персидскую терминологию». Исследователь подмечает также тенденцию обозначения врагов Греции как персы теми авторами, которые специально обращались к истории Персии, и, напротив, обозначения их мидянами у тех авторов, которые специально не писали истории Персии или истории Греко-персидских войн (например, в труде Фукидида)9. В процессе работы над материалом возникла необходимость развить и отчасти скорректировать некоторые положения, находящие отражение в исследовательской литературе: показать, каким образом принятие греками определения «мидяне» по отношению к персам и длительное его сохранение в исторической традиции, способствовали созданию и поддержанию в общественном сознании греков образа общеэллинского врага – Персии и культивированию антиперсидских настроений в греческих полисах, а также объяснить тот факт, почему персидских сторонников в греческих полисах периодически обвиняли в мидизме.
2. Зарождение традиции восприятия персов как мидян
Фактически в распоряжении исследователей очень немного свидетельств, упоминающих о персах, которые можно было бы датировать второй половиной VI – началом V в. до н.э. Впервые упоминание о мидянине ( ) в значении перса в связи с персидским завоеванием Ионии встречается у философа и поэта Ксенофана Колофонского, который придавал этому событию значение своеобразного рубежа в жизни малоазийских греков (См.: Xenophan., F.18 Diehl3 = F. 22 Diels-Kranz6)10. В элегиях Феогнида Мегарского также дважды упоминаются мидяне, примерно в одинаковом контексте.
В одном из фрагментов «корпуса Феогнида» присутствует призыв не страшиться войны с мидянами ( ), но пребывая в хорошем расположении духа, беззаботно проводить время в весельях; в другом – похвала Фебу-Аполлону за то, что он воздвиг город и отразил «дерзкое войско мидян» ( ), позволив народу пребывать в весельях (Theogn., 764, 775 IEG)11. Э. Хайбергер относил строфы Феогнида ко времени экспедиции Датиса и Артаферна 490 г. до н.э., когда, в результате действий персидского флота у побережья Греции, под угрозу могли быть поставлены и Мегары12. В пользу более ранней датировки жизни Феогнида приводила аргументацию Л.А.Пальцева13, и, если согласиться с этим мнением, то упоминание Феогнидом персидской угрозы могло быть реакцией на завоевание персами греческого побережья Малой Азии еще при Кире в 540-е гг.
Другой пример использования греками термина «мидяне» взамен «персы» - фрагмент поэта Ивика из Регия, который посетил двор тирана Поликрата Самосского. Он ссылался в неопределенном контексте к «Киару, военачальнику мидян» ( ) (Ibycus. F.39 PMG); хотя, здесь не может быть определенным, подразумевал ли Ивик мидийского царя Киаксара () или упоминал о Кире II ()14. Важным свидетельством выступают остраки, обнаруженные в 1962 г. в количестве 760 на афинском Керамике. Они были поданы против некоего Каллия, сына Кратия, одного из тех афинян, которые могли подозреваться в мидизме после сражения при Марафоне; на некоторых из них были приписаны слова или , на одном – каррикатура – изображение человека в виде персидского лучника15. Приводимое античными авторами IV в. до н.э. афинское постановление об атимии Арфмия Зелейского, ставило ему в вину то, что он доставил в Пелопоннес «золото от мидян» ( ) (Dem., IX, 41–43; XIX, 271–272; Aesch., III, 258–259; Din., II, 24–25)16.
После отражения нашествия Ксеркса во всей многообразной греческой литературной традиции V в. до н.э. можно проследить две тенденции: первая заключается в преобладании традиционного восприятия персов как мидян; вторая – в превалировании собственно «персидской» терминологии (хотя это не исключало некоторые отступления от принятых норм). Так, более консервативная «мидийская» терминология исключительно присутствует в греческих эпиграфических памятниках, главным образом, в посвятительных и коммеморативных надписях первой половины V века до н.э. Из сохранившихся посвятительных надписей следует упомянуть ряд документов, содержащих ссылки на мидян, которые принадлежат к периоду после 480/79 г.17 Так, сохранились афинские записи посвящений лучшей части добычи (), захваченной во время сражения при Марафоне , Аполлону Пифийскому в Дельфы (IG. I3, 1463 A1-B1 = FD. III. 2,2). В 1960 г. в Олимпии был обнаружен бронзовый шлем ассирийского стиля с надписью: «Зевсу афиняне захватившие у мидян» ( ) (SEG. XXII, 346 = IG. I3, 1467). В дельфийской надписи упоминается приношение платейцев Аполлону в качестве возмещения за похищенное мидянином ([][ ] []] [] ) (FD. III. 1, 2). В коммеморативной надписи из Самоса делается ссылка на мидян при чествовании самосца Меандрия за заслуги в битве при Эвримедонте18, а в другой саЬосской надписи прославляется Гегесагор, сын Зоила, за доблесть, проявленную в битве на Ниле близ Мемфиса мидян с эллинами (ML., 34), вероятно, во время афинской экспедиции в Египет 459-454 гг. В афинских регуляциях в отношении Эрифр (ок. 450 г. ) упоминаются те граждане полиса, которые бежали к мидянам (IG. I., 14, стк.27 = ML., 40). Наконец, в одной кипрской силлабической надписи середины V в. до н.э. сообщается, что город Идалион был покорен мидянами и китийцами ( ), и, таким образом, этот документ, как и все прочие, упомянутые выше, подтверждает общее правило греков того периода называть персов мидянами (ICS, 217 A1)19.
Среди произведений греческих авторов первой половины V в. до н.э. следует назвать, прежде всего, эпиграммы, эпитафии и элегии, посвященные событиям Греко-персидских войн и приписываемые Симониду Кеосскому. Враги греков обозначаются как «мидяне» в эпиграммах и эпитафиях по случаю сражений при Марафоне, Саламине и Платеях20. В некоторых эпиграммах Симонида Кеосского сделаны упоминания только персов (Anth. Pal., VI, 2; 50), в других, – в том числе и в относительно недавно обнаруженных папирусных фрагментах элегии автора о спартиатах при Платеях, – одновременно как персов, так и собственно мидян (Anth. Pal., VII, 250; IG. I3., 1143; P. Oxy.3965, fr.27, col.II, стк.8-9). Персы называются мидянами и в сохранившейся в передаче Плутарха эпиграмме лирического поэта первой половины V в. до н.э. Тимокреонта Родосского (Plut., Them., 21=Timocr.,F.3 Page).
3. Персы и мидяне в восприятии греков:
От Эсхила до Геродота
После неудачи персидского похода Ксеркса против Греции 480/79 г. до н.э. впервые засвидетельствована тенденция называть врага всех эллинов более естественной и верной терминологией – «персы». Возможно одними из самых первых восприняли эту новую терминологию афинские драматурги (Фриних, Эсхил), затем, она получает употребление в трудах логографов, и, наконец, находит воплощение в произведении «отца истории» Геродота. Причины перехода к «персидской терминологии» несомненно заключаются во все возрастающей со времени Греко-персидских войн информации о персах и Персии, связанной не только с эпизодами военных сражений, но и со сведениями, полученными от греков, которые находились в тесном контакте с персами в первой половине V в. до н.э. Среди них можно назвать как представителей персофильского движения в Греции, так и греческих эмигрантов, вынужденных приспосабливаться к обычаям и распорядкам Персии, воспринявших персидский образ жизни и овладевших персидским языком. Уже у Фриниха известно о трагедии, озаглавленной «Персы» («Падение Милета»), а в сохранившихся фрагментах другой – «Финикияне», упоминаются персы и персидский царь Ксеркс (Phrynich. TGF. F.4a; 8-12).
В трагедии Эсхила «Персы» (472 г. до н.э.) наблюдается уже явное доминирование собственно «персидской терминологии», что в общем-то демонстрируется и самим названием произведения великого афинского драматурга,а также 37 случаями употребления термина «персы» против 2 – «мидяне». «Персидская терминология» употребляется у Эсхила почти повсеместно,в самых различных контекстах и сценах. Кроме часто встречающихся ссылок на собственно персов ( ), в тексте встречаются следующие определения: -«предводители персов» (перечисляются по именам персидские военачальники); - «Персида» (страна персов) (250, 288, 646, 1070, 1074); - «персидскийнарод» (789); (91) или - «персидское войско» (117, 335). Хор обращается к царице Атоссе как (623).
Можно привести и другие характерные примеры «персидской терминологии», но даже рассматренные создают устойчивое впечатление, что введение термина «персы» (а не «мидяне») вполне соответствовало замыслу драматурга, учитывая композицию самого произведения, где основной сюжет строится вокруг изображений бедствий, выпавших на долю персов после их поражения при Саламине и главное действие происходит во дворце персидских царей. В этой ситуации необычным было бы использование традиционной «мидийской» терминологии, поскольку зритель в таком случае не получал должного впечатления от трагедии, на которое рассчитывал автор. И тем не менее, Эсхил дважды упоминает «мидян», и отступление от обычного правила здесь заслуживает особого внимания. Среди двух таких случаев – ссылка к афинской победе при Марафоне, в которой сообщается о том, что войско Афин причинило мидянам много вреда – (Aesch., Pers., 236). Вероятно при упоминании Марафонской битвы Эсхил судил о персах с позиций афинского участника сражения, и введение «мидийской» терминологии могло быть с его стороны непреднамеренным21. Другой случай связан с советом «тени Дария» персам не ходить войной на греков, каким-бы сильным не было мидийское войско (791). Эсхил употребляет термин , которое вполне может считаться заменой (117, 335), и не несет особой смысловой нагрузки. Однако, существует еще один довольно незаурядный пример, обнаруживающий, что Эсхил в некотором смысле продолжал следовать традиции, обозначавшей персов мидянами (даже, несмотря на преобладание у него «персидской терминологии»). Эсхил (765) вкладывает в уста тени Дария сентенцию о том, что первым военачальником персов был «мидянин» – ; затем на эту должность пришел сын мидянина, и, наконец, третьим был Кир22. Эти строфы прежде всего показывают, что Эсхил знал о том, что в числе предков Кира был его дед – «мидянин» Астиаг23. Вероятно эту традицию драматург воспринял у малоазийских греков, которые очевидно впервые и стали называть персов мидянами и верили в то, что Кир Великий не захватил, но законно «унаследовал» мидийский престол у своего деда Астиага. В плену этих представлений, которые существенно расходятся с известной по данным Геродота версией захвата Киром мидийского престола, оказался спустя сто лет и Ксенофонт, которой в «Киропедии» писал о том, что Кир якобы получил мидийский престол из рук Киаксара, сына Астиага (Xen. Cyrop., VIII, 5, 19–20). Ошибочность этих представлений вполне очевидна не только на основании сообщений других греческих авторов, но и при обращении собственно к персидской официальной традиции, представленной в «Цилиндре Кира» (20–21) и во многих надписях, где в генеалогию Ахеменидов включены исключительно персы (AmH; DNa, 8–15; DB. I, 3–6; ), и в которой не находится места мидянам24. Тем не менее, первоначально, вероятно, греки в нее верили, и, очевидно, не только греки; и на Востоке, подвластном Ахеменидам, персы также долгое время могли восприниматься как мидяне. Типичным примером является библейская книга Даниила, в которой сообщается о царствовании Дария «Мидянина» (Dan., VI, 6). Несмотря на названные примеры, Эсхил отходит от официальной традиции греков называть персов мидянами, и можно также высказать предположение, что великий драматург со введением «персидской» терминологии (хотя и не отказываясь полностью от традиционной «мидийской») не только побудил других писателей следовать его примеру, но и способствовал возникновению, развитию и поддержанию интереса у афинской публики к теме Персии25. Вероятно, тем же принципам следовали и логографы26, однако, сохранившиеся фрагменты не дают возможность установить, отказались ли они вовсе от традиционного обозначения персов как мидян. В этот период появляются и первые написанные греками «Персидские истории» - . Гекатей Милетский приводит некоторые персидские топографические названия в своем труде, посвященном описаниям Европы и Азии (FGrHist.1a, 1, F.156, 281-283, 285), и в одном из фрагментов присутствует упоминание в качестве названия хитонов киссийцев (F.284)27. В сохранившихся фрагментат «Персидской истории» () Харона из Лампсака дважды упоминается (Charon FHG. I. F.1-3). Гелланик Лесбосский в «Персидской истории» упоминал некоторые персидские топонимы (F.179, 201bis).
Теперь обратимся более обстоятельно к терминологии «отца истории» Геродота. Однако перед детальным анализом текста историка, следует сделать несколько предваряющих замечаний. Так, у Геродота не только значительно преобладает «персидская» терминология, но даже практически трудно найти какие-либо следы прежнего смешения персов с мидянами. Оба народа тщательно разделяются28. Во-первых, восшествие Кира на престол его деда Астиага Геродот рассматривает как торжество персов над мидянами. Об этом можно судить по приведенным «отцом истории» примерам. По словам магов, адресованных Астиагу, в случае, если Кир станет царем, «мы, бывшие мидянами, станем рабами ( )» (I, 120), и по словам Гистаспа, обращенным к Киру, этот царь «вместо рабов сделал персов свободными ( )»(I, 210). Наконец, и царь Ксеркс на военном совете со своими военачальниками заявлял, что «владычество перешло к нам от мидян после того как Кир одолел Астиага» ( ) (VII, 8). Во-вторых, в списке военных отрядов, готовившихся принять участие в грандиозном походе Ксеркса против Эллады, мидяне занимали отведенное им место, а элементы их вооружения и одежды даже были заимствованы другими народами (VII, 67: упомянуты мидийские луки и копья у каспиев; VII, 66: мидийские луки у ариев; VII, 64: бактрийцы носили шапки, очень похожие на мидийские; VII, 116: мидийская одежда пожалована Ксерксом в знак расположения жителям Аканфа). Да и в дальнейшем можно найти эпизоды, в которых мидяне упоминались «отцом истории» наряду с персами и другими народами (Hdt.,VIII, 89; 113; 130). Однако, несмотря на обилие характерных примеров, указывавших на представление Геродотом персов и мидян как двух разных народов, нередко в труде историка видны реликты более ранней «мидийской» терминологии.
К. Таплин провел систематизацию сведений Геродота, относящихся к упоминанию персов как мидян29. Все случаи исследователь распределил между восьмью группами. В первую группу он поместил только один пример, когда «отец истории» называет Греко-персидские войны термином (Her., IX, 64). Во вторую группу он включил свидетельства Геродота о мидизме, а в третью – близкие к понятию мидизма упоминания случаев бегства тех или иных греков «к мидянам». Четвертая группа объединяет свидетельства об обозначении греками персидского царя как «царь мидян», а пятая – данные, представляющие персов как мидян в эпизодах, когда необходимо подчеркнуть угрозу грекам со стороны Персии. В шестую группы включены примеры использования «мидийской» терминологии при ссылке к персидскому лагерю или войску, а в седьмую – непосредственно изображение персов на поле сражений. Наконец, в восьмую группу исследователь поместил только один пример нейтрального значения. На мой взгляд, классификация эта не вполне удачная, ибо при таком подходе бывает трудно объяснить, почему в одних случаях речь идет о персах, а в других о мидянах.
В свою очередь, имеет смысл предложить собственную классификацию, по возможности более адекватно отражающую тенденцию использования «отцом истории» «мидийской» терминологии. Отправным пунктом следует взять довольно очевидный тезис, что Геродот различал персов и мидян. И здесь следует обратить внимание, что обозначения персов как мидян практически не встречаются до тех пор, пока «отец истории» не переходит к непосредственному изложению событий Греко-персидских войн30. Сам этот факт весьма показателен, и подтверждает, что уже современники Геродота пользовались «мидийской» терминологией преимущественно при воспоминании о войне греков с Персией. Важно также заметить, что именно Геродот (IX, 64) первым из греческих авторов, труды которых сохранились до нашего времени, употребляет определение для обозначения Греко-персидских войн в значениии некоего хронологического ориентира (употребляется выражение для ссылки на события III-й Мессенской войны). Правда, термин встречается единожды и более не повторяется. Тем не менее в контексте Греко-персидских войн у Геродота продолжает преобладать собственно «персидская» терминология. Упоминания персов как мидян довольно редки. Особенно примечательны эпизоды, встречавшиеся в VI-IX книгах, когда «мидийская терминология» проявляется в речах героев повествования Геродота (это именно те случаи, которые К. Таплин определил главным образом в четвертую группу, содержащую примеры обращений к царю Персии как «царь мидян»). Так, Мильтиад накануне битвы при Марафоне говорил об опасности покорения Афин мидянами (Hdt., VI, 109). Спартанцы Сперхий и Булис, посланные уже после 479 г. до н.э. на смерть по случаю убийства персидских глашатаев, обращались к Ксерксу со словами (Hdt., VII, 134; 136). Хрестоматийную известность приобрели слова спартиата Диенека, произнесенные накануне сражения при Фермопилах, о том, что «если мидяне затмят солнце, то можно будет сражаться в тени» (Hdt., VII, 226). Фемистокл призывал коринфского наварха Адиманта не оставлять со своими кораблями греков на произвол судьбы у Артемисия, обещая более щедрые дары, чем даст за измену союзникам мидийский царь – (Hdt., VIII, 5). Фемистокл упоминает о мидянах в ответе Аристиду по поводу предстоящей Саламинской битвы (Hdt.,VIII,80). Спартанцы, по совету дельфийскому оракула, отправили глашатая в стан Ксеркса с требованием удовлетворения за смерть Леонида и обратились к царю также со словами (Hdt., VIII, 114). Накануне сражения при Платеях военачальник Павсаний советовал афинянам занять строй перед персами, аргументируя это тем, что им уже довелось сражаться с мидянами при Марафоне (Hdt., IX, 46). После битвы Павсаний демонстрирует греческим военачальникам роскошь персидского лагеря, называя Ксеркса «предводителем мидян» - (Hdt., IX, 82).
«Мидийская» терминология, разумеется, присутствует и в тех случаях, когда Геродот излагает поэтические свидетельства. Например, термин «мидяне» присутствует в эпитафии Мегистию (VII, 228), а в приведенной «отцом истории эпиграмме Бакида, отнесенной им к битве при Платеях, делается ссылка на «луконесущих мидян» ( ) (Hdt., IX, 43).
Упомянутые здесь примеры вполне типичны и как нельзя лучше показывают, что Геродот вполне осознавал использование современниками войны с Персией «мидийской» терминологии в том случае, если дело касается главным образом Греко-персидских войн (хотя можно выделить и некоторое количество пассажей, обозначения «персы» и «мидяне» для «отца истории» взаимозаменяемы, например, встречающиеся у Геродота ссылки к «войску мидян» – : Hdt.,VII, 208).
4. Традиция восприятия персов как мидян
у Фукидида и Аристофана
При обращении к проблеме использования греками обозначения «мидяне» применительно к персам в период Пелопоннесской войны не возможно обойти вниманием Фукидида. И здесь обращает на себя внимание, что «мидийская терминология» у этого историка безусловно преобладает, также как мы находим преобладание «персидской терминологии» у Геродота. Но следует задаться вопросом, случайно ли это. На наш взгляд, терминология Фукидида в данном случае отражает скорее не его личные приоритеты в употреблении терминов «персы» или «мидяне» для обозначения традиционного противника греков, но принятые в афинском обществе его собственного времени нормы и традиции рассматривать персов как заклятых врагов эллинов и обозначать их термином «мидяне» при ссылках на события, непосредственно относящихся ко времени Греко-персидских войн. Ориентированность на Афины труда Фукидида вполне понятна, также как не раз отмеченные в историографии его отсутствие интереса и (или) слабая осведомленность в отношении состояния дел в Персидской державе31. Пожалуй, наиболее примечательной особенностью терминологии Фукидида может быть то, что термин «мидяне» используется историком повсеместно на поротяжении всей работы исключительно в ретроспективном плане, при обращении к событиям прошлого – Греко-персидским войнам.
В VIII книге, где автор повествует о современных ему взаимоотношениях греков с персами в период Пелопоннесской войны, термин «мидяне» хотя и используется четырежды (VIII, 21,3; 24,3; 43,3; 62,3), однако, строго в общепринятом для него контексте, а не при изложении текущих событий. Понятно, что для современников Фукидида персы уже давно не были «мидянами», но реликты более ранней терминологии все еще продолжают оказывать влияние на стиль историков последней четверти V в. до н.э. В целом, случаи употребления Фукидидом «мидийской» терминологии могут быть сведены к следующему.
Преже всего, Фукидид упоминая непосредственно Греко-персидские войны, неизменно описывает их как мидийские при помощи выражений (I, 14,2; 18,3; 41, 1; 69, 1; 73,2; 97,1-2; 142,7; II, 16,2; 21,2; VI, 83,3), (I, 23,1) или (I, 90,1; 95,7; III, 10,2). В значительном большинстве случаев Фукидид понимает под «Мидийскими войнами» события 490-480 гг. до н.э. Термин происходит из сочетания - «мидийские дела» (по-русски более верно говорить о «делах с мидянами» или даже - «отношениях с мидянами»)32, однако в значительном большинстве изданий труда как Геродота, так и Фукидида это определение переводят далеко не столь однозначно33. Выражениеже обычно переводят как «Мидийская война», а соответственно как - «мидийское дело». Н. Хэммонд не только обратил внимание на точную этимологию этих определений, но в свою очередь, попытался на материале Фукидида провести разграничение между встречающимися в труде этого автора различными обозначениями Греко-персидских войн.34
Во всех случаях у Фукидида выступает в качестве своего рода хронологического ориентира для датировки им предшествующих или последующих событий, – в качестве своеобразной «точки отсчета» (как это мы видели уже на примере употребления этого термина Геродотом).
В труде Фукидида встречаются следующие фразеологические обороты: - «перед мидийскими делами» (I, 14,2: о росте численности триер у сицилийских тиранов и керкирян; I, 97,2: ссылка на писателей, излагавших событий греческой истории до «мидийских дел» или сами «мидийские дела»35); - «со времени мидийских дел» (I, 18,3: о возникновении и росте враждебности между Афинами и Спартой; I, 142,7: о развитии мореходства у афинян; VIII, 24,3: говорится, что хиосцы не страдали от вражеского нашествия со времени «мидийских дел»); - «после мидийских дел» (II, 16,2: о восстановлении афинянами своих загородных домов и сельского образа жизни; VI, 82,3: о строительстве флота и избавлении от спартанской гегемонии).
В своих комментариях к труду Фукидида А. Гомм предполагал, что выражение описывает события только войны 480-479 гг. до н.э. и исключает битву при Марафоне36. Однако, его мнение аргументировано опровергал Н. Хэммонд. На наш взгляд, целесообразно привести примеры, следующие из данных Фукидида,о том, что греки под подразумевали как сражение при Марафоне,так и битвы времени похода Ксеркса37. Во-первых, Фукидид (I, 14, 2) помещает начало «мидийских дел» ранее смерти Дария I в 486 г. до н.э. Историк сообщает, что первоначально у греков было мало кораблей, однако, незадолго до «мидийских дел» и кончины Дария ( ) у сицилийских тиранов и керкирян появилось уже много триер. Во-вторых, афинский историк далее сообщает, что упомянутые тираны и керкиряне стали сильны в морском отношении в последнее время перед походом Ксеркса ( ), таким образом, приводя очередное событие 480 г. до н.э., которое вполне укладывается в заявленную им хронологическую систему. В третьих, Фукидид обращается к возникновению флота у эгинцев и афинян (I, 14, 3), заявляя, что афиняне также не имели сильного флота, но построили его по совету Фемистокла во время войны с эгинцами, «когда уже ожидали нападения варвара» ( ). Таким образом, на материале приведенного отрывка Фукидида просматривается еще и другая закономерность, которую можно свести к тому, что сицилийские тираны и керкиряне обзавелись флотом до начала «мидийских дел» в 490 г. до н.э., а афиняне и эгинцы – только перед нападением варвара в 480 г. до н.э. В распоряжении исследователей находится и другое сообщение Фукидида, которое может в какой-то степени подтверждать, что в представлении греков (в частности, афинян) должно было включать и Марафонскую битву. Это речь афинских послов в Спарте в 431 г. до н.э., предваряя которую они обещали поведать о достижениях своих сограждан в период «мидийских дел» - . Послы начали свой рассказ с упоминания битвы при Марафоне, далее перешли к событиям похода Ксеркса, особо отметив заслуги афинян в битве при Саламине (Thuc., I, 73, 2 – 74, 4). Что касается продолжительности «мидийских дел», то прояснить этот вопрос также позволяет Фукидид (I, 18, 3), сообщая, что афиняне и спартанцы, разделенные враждой, заключали взаимные договоры или воевали друг с другом «после мидийских дел вплоть до этой войны» ( ). Таким образом, понятно, что Фукидид завершал период «мидийских дел» по крайней мере 479 г. до н.э., и не включал в него события пентеконтаэтии (подтверждения этой точки зрения см. также: Thuc., I, 95, 7; III, 10, 2). Вообще, даже если исходить только из этимологии термина, то выражение должно было включать более широкое толкование, чем, например, -«Мидийская война».
В свою очередь, определение относилось только к войне с Ксерксом 480/79 г. до н.э.38 Поэтому, оно, по-видимому, не является точным синонимом , а кроме того, в употреблении Фукидидом выражения можно заметить некоторые закономерности: во-первых, несравненно более редкое применение; во-вторых, не использование его в качестве хронологического ориентира; в-третьих, различие в определениях и могло состоять также и в том, что первое событие включало битву при Марафоне, а второе – нет. Текст Фукидида, казалось бы, может предполагать, что продолжалась даже после ухода войска Ксеркса из Греции в 479 г. до н.э., и к этому выводу приходит Н. Хэммонд (I, 95, 7: говорится о нежелании спартанцев участвовать в «Мидийской войне» после отказа союзников признать за ними гегемонию; III, 10, 2: приводится речь митиленского посла в Олимпии, который говорил, что их союз с афинянами был заключен после того, как спартанцы перестали участвовать в «Мидийской войне», а афиняне остались, чтобы завершить борьбу). Но, самое большее, о чем могут свидетельствовать сообщения Фукидида, так это о том, что переход гегемонии от спартанцев к афинянам в 478 г. до н.э. считался все еще событием «Мидийской войны». Кроме того, как и в случае с «мидийскими делами», мы можем, со слов самого Фукидида, определить дату завершения им «Мидийской войны». Историк заявляет (I, 97, 1), что намерен рассказать о событиях между Пелопоннесской и Мидийской войнами ( ), которые, однако, он начинает излагать с захвата Кимоном Эйона в 476 г. до н.э., и таким образом, видимо справедливо полагая, что это событие уже не принадлежит к истории «Мидийской войны». Единожды Фукидид использует термин ,несомненно подразумевая под ним - «Мидийское дело». Как считает Н. Хэммонд, Фукидид здесь ссылался только на военные действия Ксеркса в Европе 480 г. до н.э., и этому, по его мнению, есть достаточно ясное подтверждение в следующем пассаже историка: «Из прежних дел ( ) самым важным было мидийское ( ), но и его исход равным образом был решен двумя морскими и двумя сухопутными сражениями» (Thuc., I, 23, 1). В отличие от двух рассмотренных выше определений Греко-персидских войн, в данном случае Фукидид более конкретен в отношении событий, составлявших суть «мидийского дела», однако, и здесь среди них не упоминается битва при Марафоне39.
Когда Фукидид непосредственно уже обращается к событиям из истории Греко-персидских войн, он также использует «мидийскую терминологию»: при Марафоне произошла битва афинян с мидянами (I, 18,1; Ср. VI, 59,4), афиняне при вторжении мидян решили покинуть город (I, 18,2), мидянин дошел от края земли до Пелопоннеса (I, 69,5), союз афинян со спартанцами был заключен против мидянина (I, 102,4: ; Ср. III, 63,2), во владении мидян находились города, освобожденные греками (Сест: I, 89,2; VIII, 62,3; Византий: I, 94,2; 128,5; Эйон: I, 98,1), сражение с мидянами при Эвримедонте (I, 100,1), ниспровержение афинянами мидянина (V, 89,1). «Мидийская терминология» используется Фукидидом при ссылке на героизм предков в войне с мидянами, которая присутствует в речи Перикла в афинской экклесии накануне Пелопоннесской войны (I,144,4: ), и в речи царя Архидама во время разбора «Платейского инцедента» (II, 74,2: ).
Кроме названных случаев, Фукидид приводит следующие определения (II, 13,4: о военной добыче афинян), (I, 130, 1: о мидийской одежде, носимой военачальником Павсанием), - - «вражда к мидянину» (III, 10,4), - «мидийское господство» (VIII, 43, 3; Ср. III, 57,3). Последний пример весьма примечателен, так как он приходит в речи спартиата Лихаса на переговорах с сатрапом Тиссаферном на Книде в 411 г. до н.э., и таким образом, это единственныёй случай, который может относиться к текущей ситуации, но это только на первый взгляд. Лихас, критикуя заключенные прежде договоры Спарты и Персии, говорит об их последствиях, которые приведут к тому, что «все острова, Фессалия, Локрида, и вся территория Греции вплоть до Беотии будут вновь порабощены, и тогда, вместо свободы, лакедемоняне навяжут эллинам мидийское господство» (VIII, 43,3). При внимательном прочтении этой фразы явствует, что в случае следования договорам спартанцы допустят восстановление Персидской державы в границах при Дарии и Ксерксе, т.е. термин в этом случае описывает именно прежнее положение Персии, до ее поражения в Греко-персидских войнах (это же положение подтвержает другой архаизм в речи Лихаса - использование им глагола - «порабощать», почти повсеместно присутствовавшего у Геродотом при описании им господства персов над греками, но крайне редкого у Фукидида).
Выше систематизированы почти все случаи употребления Фукидидом «мидийской терминологии», и теперь следует обратиться к его примерам использования термина «персы» и его производных, и здесь не встречается какого-либо особого разнообразия. Всего можно насчитать пятнадцать случаев применения историком «персидской терминологии», по сравнению с более шестидесятью случаями – «мидийской». Из них семь случаев относятся к деятельности различных личностей: цари династии Ахеменидов (I, 13,6: Кир; I, 14,2: Кабиз и Дарий I); Мегабаз (I, 109,2); Мегабиз, сын Зопира (I, 109,3); Артаферн (IV, 50,1; 3); Арсак – наместник Тиссаферна (VIII, 108,4), наконец, некие (I, 89,3). Из других типичных примеров следует назвать определение (I, 1,16) или (II, 97,4) - «персидское царство». Упоминается (I, 130,1: о Павсании) и (I, 138,1: «персидский язык», выученный Фемистоклом во время пребывания в Азии). И только дважды присутствует ссылка на персов в качестве врагов эллинов на полях сражений: говорится о гибели греков в сражении с персами при Фермопилах (IV, 36,3) и о персах и мидянах, нашедших убежище в Мемфисе в начале восстания в Египте под предводительством Инара (I, 104,2). В последнем случае примечательно использование выражения –персы и мидяне объединены в одну группу как это мы наблюдаем и у Симонида Кеосского.
Представление персов в комедиях великого афинского комедиографа Аристофана достаточно обстоятельно разработано в историографии, однако, интересующий нас терминологический аспект относительно редко привлекал внимание исследователей. Между тем, следует заметить, что у Аристофана можно обнаружить употребление термина «мидяне» также в ссылках на события периода Греко-персидских войн, и это обстоятельство также, как мы уже видели, соответствует традиционному афинскому восприятию персов в V до н.э. Так, например, во «Всадниках» (424 г. до н.э.) Аристофан упоминает об отражении мидян на полях Марафона ( ) (Ar. Equ781), а в «Лисистрате» (411 г. до н.э.) он упоминает бегство мидян во время морской битвы при Артемисии (Ar. Lys., 1253). В «Осах» (422 г. до н.э.) он говорит об освобождении от власти мидян эллинских городов и основании Афинского морского союза (Ar., Vesp., 1098-1101).Аристофан употребляет термин «мидяне» и в другом контексте – при осуждении им переговоров афинян с персами. Во времена комедиографа эта тема была не менее актуальна для греков, в частности, афинян, чем в период Греко-персидских войн. Необходимо принимать во внимание стремление некоторых влиятельных афинских политиков в эпоху Пелопоннесской войны склонить демос к союзу с Персией, направленному против Спарты, в ответ на подобные спартанские попытки договориться с персами, предпринимаемые с начала войны. В комедии «Всадники» Аристофан в речи Клеона дает аллюзию на заговоры неких афинян «с мидянами и царем» (Ar., Equ., 475-478).
В «Фесмофориазусах» (411 г. до н.э.) комедиограф вводит женщину-глашатая, обращающуюся в молитве к олимпийским, пифийским и делосским богам и богиням и возвещающую проклятие тому, кто задумает вред и преступление против народа, стремится стать тираном или является другом тиранов, а также вступает в сговор с мидянами (Ar., Thesm., 337). Позднее Исократ в «Панегирике» (157) сообщал, что даже и в его время на народных собраниях при совершении молитвы, перед обсуждением любого дела, возглашали проклятие тому, кто вступит в сговор с персами. Оратор таким образом подтверждает, что Аристофан перелагал подлинную афинскую молитву, совершаемую в экклесии40. Далее в комедии Аристофана хор женщин также поддерживает эту молитву возглашая проклятье тому, кто призовет мидян в страну ( ) (Ar., Thesm., 357-365).
Таким образом, в употреблении термина «мидяне» можно наблюдать некоторое отступление от принципов, следуемых Фукидидом, который, если вспомнить, применял этот термин сугубо при ссылках к событиям Греко-персидских войн. Однако, неизменно то обстоятельство, что Аристофан говорил о «мидянах» в традиционном значение этого термина как врагах греков, и теперь даже без особой привязке к конкретным историческим событиям. В этом мы видим подтверждение вывода К. Таплина. Поэтому не удивительно, что Аристофан употребляет собственно «персидскую» терминологию по большей части в тех случаях, когда говорит о персах вне связи с какими-то военно-политическими событиями Греко-персидских войн или взаимоотношений с греками (единственное исключение сделано при аллюзии к битве при Фермопилах, где применительно к одному событию говориться как о мидянах, так и о персах: Lys., 1261). В частности, Аристофан упоминает атрибуты персидской одежды, такие как «персидский плащ» - кавнаку (Vesp., 1137) или «персидские туфли» (Lys.,229-230; Thesm., 734; Eccles., 319); в комедии «Птицы» комедиограф называет петуха «персидской птицей» ( ) (Aves, 484-485; 833).
* * *
В последний период сосуществования грческих полисов и державы Ахеменидов происходит решающий поворот в использовании терминологии, заключающейся в отказе от обозначения персов как мидян и в принятии более правильной «персидской» терминологии. Этому способствовало, прежде всего, развитие более тесных дипломатических отношений и социокультурных контактов между материковыми греческими городами и Персидской державой. В политических реалиях IV в. до н.э. образ врага - «мидянина», сформировавшийся в период Греко-персидских войн и продолжавший оказывать вдияния на умонастроение греков до конца V столетия до н.э., сменяется теперь образом врага варвара-перса. Обозначение персов либо как «персов», либо как «варваров», теперь начинает использоваться античными авторами почти повсеместно, даже в тех случаях, когда наличествуют ссылки к событиям Греко-персидских войн.
Фактически из прежней «мидийской» терминологии в IV в. до н.э. продолжает сохраняться только выражение для обозначения Греко-персидских войн, и изредка появляемый в источниках термин «мидизм». Определение присутствует в псефизме Патроклида в отношении лиц, подвергшихся атимии, которая сохранилась в речи оратора Андокида «О мистериях» (I, 77). Употребляют его и Ксенофонт в сочинении «О доходах» (De vectigal., 5,5). Аристотель в своих трудах полностью следует традиции восприятия Греко-персидских войн как мидийских. В «Афинской политии» (23, 1; 25, 1; 41,2) он дважды упоминает в качестве временного ориентира при ссылке на усиление влияния совета Ареопага. В «Политике» Аристотель пять раз употребляет термин , причем в трех случаях также с целью установления хронологического ориентира: в Таренте установилась демократия (V, 2, 7:); распря в Гестиее произошла (V, 3, 2) и т.д. Только один раз Аристотель приводит выражение (V, 6, 2), когда он упоминает о Павсании как стратеге в «Мидийской войне». По замечанию К. Таплина, именно в ряде текстов IV в до н.э. впервые войны греков с Персией стали обозначаться не как «мидийские», но как «персидские»41.
Использование термина можно наблюдать уже у Исократа (IV, 158; VII, 75; VIII, 37, 90), для которого в принципе не было характерно обозначение персов как мидян. В нескольких случая афинский оратор называет - «Персидскую войну» (VIII, 88; XIV, 5; XV, 233; XII, 49), хотя контексты таких упоминаний показывают, что оратор не делал особого различия между этим определением и . У философа Платона также встречается определение в качестве временного ориентира (Menex., 242b); в другом примере он упоминает также как соответствующее хронологическое указание (Leg., 642d). «Персидскую» терминологию использует Ксенофонт, который ввиду своего близкого знакомства с персами, разумеется не склонен был их представлять как мидян. То же самое правомерно сказать и в отношении «Всеобщей истории» Эфора. Во фрагментарно сохранившихся отрывках из исторического труда этого автора рассказывается о событиях войны афинян под руководством Кимона против персов в ареале Восточного Средиземноморья в 470-460 гг. до н.э., в том, числе и о битве при Эвримедонте (Ephor. FgrHist. 70. F. 191 = P.Oxy., XIII, 1610), однако, врагами эллинов называются персы в тех местах, где у Фукидида можно видеть мидян. В другом фрагменте Эфора, передаваемого Страбоном, Греко-персидские войны называются (F.119 = Strabo., IX, 2, 5). Излишне говорить о том, что правильная терминология присутствует у авторов, которые темой своих трудов избрали персидскую тематику - Ктесия Книдского и Динона Колофонского. Аттические ораторы IV в. до н.э. нередко обращались к событиям Греко-персидских войн, - этому своеобразному топосу в греческой литературной традиции V – IV вв. до н.э., однако, они преимущественно используют «персидскую» терминологию или просто называют персов «варварами». Например, в речах Исократа, как уже отмечалось, при многочисленных ссылках к Греко-персидским войнам вообще отсутствуют случаи обозначения им персов как мидян. В речах Демосфена также в основном применяется «персидская» терминология. Всего только дважды оратор упоминает мидян в значении персов: в одном случае – при изложении текста афинской псефизмы об атимии Арфмия Зелейского (IX, 42; Ср.: Din., II, 24-25); в другом – при цитировании знаменитой эпиграммы в честь Павсания, высеченной на триножнике, посвященном в Дельфы (LIX, 97): однако, эти случаи, несомненно, свидетельствует в пользу уместного ситуации употребления им термина его «источника». Эсхин и Ликург также ссылаются к мидянам при обращении к документальным свидетельствам периода Греко-персидских войн: первый при цитировании посвящения в Дельфы (III, 116) и эпиграммы, записанной на гермах в Портике (Aesch., III, 184); второй, ссылаясь на эпиграмму по поводу сражения при Марафоне (Lyc., In Leocr., 109). И только в эллинистический, а особенно в римский периоды восприятие Греко-персидских войн как мидийских снова получает значительное распространение в греческой литературе, однако, это продолжение традиции можно считать исключительно следствием стремления греческих писателей подражать стилю авторов классической эпохи. Особенно примечательны в этом отношении Плутарх, который при каждом своем упоминании Греко-персидских войн называет их «мидийскими» (Plut., Thes., 36, 1; Pelop., 16, 5; Arist., 1,6; 11,9; Cim., 1,2; Nic.,13, 5; Mor.,412b, 828d, 870d, 873a,1049c), или Павсаний, который в своем «Описании Эллады» также следует этой традиции (Paus., I, 23, 4; II, 29, 5; V, 23, 3; VIII, 45, 5; IX, 10, 14. X, 16, 6; 35, 3)42. Частота, с которой определения и встречаются у названных авторов наглядно свидетельствует о том, насколько в сознании греков в свое время был укоренившимся определение «Мидийские» по отношению к Греко-персидским войнам. И даже в современном французском языке выражение guerres mediques применяется для обозначения конфликта греков и Персии43.
Итак, краткое рассмотрение случаев обозначения греками персов как мидян позволяют прийти к следующим двум основным выводам. Во-первых, наиболее активный период употребления «мидийской» терминологии приходился на период Греко-персидских войн (и, особенно, 490-480 гг.), о чем говорят, например, многочисленные примеры использование античными авторами термина «мидяне» взамен этникона «персы» именно при обращении к событиям того периода (даже в конце V – середине IV вв., когда, эта терминология уже стала анахронизмом). Таким образом, термин «мидяне» стал своеобразным клише, употребляемым скорее по традиции, чем в силу действительного положения дел. Это явление требует дальнейшего объяснения. Мы уже приводили мнение К. Таплина, что «мидийская» терминология присутствует в большинстве случаев, когда персы мыслились как враги греков. Поэтому, во-вторых, развивая мысль исследователя, возможно предположить, что довольно продолжительное употребление термина «мидяне» может свидетельствовать в пользу того, что грекоязычные авторы могли вкладывать какой-то особый смысл в терминологию, возможно, чтобы «обращаясь» к памяти своих соотечественников через соответствующие термины, способствовать возрождению патриотизма и поддержанию в общественном сознании греко-персидского антагонизма, особенно, в условиях намечающегося дипломатического сближения греков и Персии.
Достарыңызбен бөлісу: |
