Начнем с обращения к условиям появления понятия «варвары». В греческой литературе архаического периода и его производные в целом встречаются не более пяти раз63. Конечно, это еще не показатель, что понятие действительно было мало употребимо, однако, это фактически является реальным препятствие для формирования относительно полного представления о восприятии греками варваров в архаической Греции. В своем первоначальном значении применялся для характеристики речи чужеземца – негрека. Это может считаться почти определенным. Наиболее ранее свидетельство этого значения слова – определение - «варвароголосый», - которое присутствует в тексте «Илиады» Гомера по отношению к карийцам в «Каталоге троянцев» (Hom., Il, II, 867). Многие исследователи полагают, что прилагательное не означало ничего более, чем просто речь на непонятном грекам языке и поэтому не может восприниматься как показатель негативного отношения Гомера к негрекам – варварам64. Возможно, этого мнения придерживался историк Фукидид (I, 3, 3), который полагал, что Гомер вовсе не был знаком со словом «варвар». Однако другие авторы – Аполлодор и Страбон полагали, что в во времена Гомера слово «варвар» уже существовало. Они считали, что слово «варвароголосый» включало некую негативную характеристику, причем первый полагал, что эта характеристика отражала отношение Гомера к самим карийцам, а второй, – только к языку карийцев (Strabo, XIV, 2, 28). Это мнение находит некоторую поддержку в историографии65. В то же время, следует прзнать, что употребление Гомером определение следует рассматривать как поэтическое клише (хотя и не повторяющееся в других местах «Илиады»), предназначенное служить дополнением к присутствующей далее характеристике карийцев, которые изображены несомненно в ущербном виде. Так, при описании троянского войска Гомер сравнивает с девой предводителя карийцев Амфимаха, который идет на войну украшенный золотом – (II, 872). Это суждение эпического поэта закономерно можно рассматривать в качестве предтечи развившихся в позднеархаический и классический периоды представлений о роскоши варварских народов Азии, особенно, лидийцев и персов. В тех же строках Гомер характеризует Амфимаха посредством слова -«неразумный»(Il,II, 873). Кроме того, несмотря на то обстоятельство, что ахейцы и троянцы в большинстве эпизодов «Илиады» не изображены в противоположных тонах66, тем не менее, наблюдается некоторые детали, которые позволяют говорить о начале процесса зарождения поляризации греков и негреков67. Крики разноплеменного троянского войска поэт сравнивает то с криками журавлей ( ) (Il, III, 2-3), то с блеянием овец ( ) (Il., IV, 433-435), противопоставляя их безмолвию ( ) наступающего ахейского войска (Il., III, 8; IV, 431).
Дальнейшим шагом к самоидентификации и противопоставлению греков и негреков стало перенесение понятия «варвары» из языковой плоскости в плоскость этническую. Поэт Алкман называет варваром некоего лидийца, который обучал спартанских девушек и юношей патриотическим хоровым пениям (Alcman. F.10a PMG); и таким образом, если указанные строки действительно принадлежат Алкману, то понятие «варвар» уже в VII в. до н.э. должно было перейти из сферы лингвистической в сферу этническую, т.е. варваром стали называть негреков. Свидетельство философа Гераклита Эфесского о том, что «плохие свидетели глаза и уши у тех людей, которые имеют варварские души» (Heraclit. F. 22 B 107 D-K) часто воспринимается исследователями как первое указание в пользу предосудительного отношения греков к варварам68. Впрочем, можно полагать, что определение первоначально было далеко не единственным, которое греки применяли для характеристике чужеземца. Существовали и альтернативные определения, которые, как и слово «варвары» использовали лингвистический критерий для самоидентификации греков, отделение «себя» от «чужих». Например, в гомеровских поэмах наряду с употребляются и другие прилагательные, которые подчеркивали отличие греков от населения чужеземных стран в категориях «свой-чужой» прежде всего по языковому признаку69.
Так, в «Одиссеи» в качестве таких выступали единожды слово - «говорящий на грубом языке», а также четыре раза – «чуждоголосый» – применительно к чужеземцам, говоривших на «других» языках (Od., I, 183–184; III, 299–302; XIV, 42–43; XV, 452–453)70. Интересно заметить, что и одна из самых ранних архаических греческих надписей из Египта, датируемых самым началом V в. до н.э. (обнаружена на грандиозной статуе фараона Рамзеса II перед Абу-Симбельским храмом) применяет прилагательное - «иноязычный», для обозначения чужеземцев, находившихся на египетской службе под командованием Потасимта в период правления Псамметиха II (ML, 7)71. Примечательно, что и Геродот (II, 154) употреблет термин применительно к эллинам, которых Псамметих поселил в Египте (и которые с точки зрения тех же египтян были чужеземцами). В данном контексте использование этого термина вполне оправданно и исключает применение определения , поскольку речь идет о греческих поселенцах в чужой стране. Следует заметить также, что определения и в классической греческой литературной традиции встречаются исключительно редко, и самое вероятное объяснение этого редкого их употребления то, что в V в. до н.э. в значительном большинстве случаев их значение перешло к слову 72. Но все же наиболее близким к последующему значению было понятие , а также его производные – и 73 Лексикографы комментируют, что определение берет свое начало от киликийского города Солы (EM., s.v. [] ); оно также учитывает лингвистическую характеристику негреков. Сочетание «солийская речь» ( ) встречается у Анакреонта в значении «варварская речь» (Anacr. F. 78 PMG). Некий анонимный грамматик цитирует строки Гиппонакса, ямбографа середины VI в. до н.э., в которых определение почти идентично в значении чужеземца: «Если они захватят солойков, пусть они вывозят на продажу фригийцев в Милет для работы мельниками» ( ) (Hipponax. F. 27 IEG)74.
Таким образом, в архаический период в греческой лексике могли существовали различные определения, применяемые для обозначения чужеземца (почти все они имеют лингвистические истоки, что и вполне естественно, поскольку греки довольно рано отделяли себя от негреков прежде всего именно по языковому признаку)75. Однако, на рубеже архаической и классической эпох именно определение «варвары» прочно закреплось в общественном сознании греков для обозначение чужеземцев и в дальнейшем стало активно использоваться в процессе формировании так называемого «варварского стереотипа»– представления греков о собственном превосходстве над чужеземцами – негреками. Сохранившиеся документы рубежа архаического и классического периода, в том числе и относящиеся ко времени отражения персидских вторжений в Грецию в 490 и 480-479 гг. до н.э., все еще не показывают широкого применения слова «варвар» по отношению к персам. Чаще всего в этих свидетельствах персы именуются мидянами, термином, который сохранялся еще на протяжении всего V столетия. Геродот (IX, 11) же сообщает, что в период войны с Ксерксом спартиаты продолжали называть варваров чужеземцами – . Определение «варвары» употребляется в двух документах 480-479 гг. н.э. – так называемом «декрете Фемистокла» из Трезены (ML, 23, сткк. 6, 15, 45), а также в афинской клятве, данной перед битвой при Платеях (Tod., II, 204, сткк. 24, 32); оба документа сохранились в копиях IV в. до н.э. Наиболее ранним эпиграфическим свидетельством в пользу употребления определения «варвары» является также теосская надпись о наказаниях за преступления, датируемая 470-ми гг. до н.э. (Tod., I, 23 B стк. 26).
Достарыңызбен бөлісу: |