Русь пантелеймона романова

- Он занят, - сказал военный и хотел было уходить, но оглянулся на двух чиновников, с которыми перед этим шутил, и с насмешливой гримасой пожал плечами на претенциозного просителя.

Чиновники, угодливо улыбнувшись, взглянули на Митеньку и опустили глаза.

- Но мне очень нужно его видеть, - сказал растерянно Митенька. Он готов был заплакать.

Военный пожал одним плечом, как бы говоря: "Мало ли что нужно. Многим очень нужно".

- Тогда я прошу вас передать ему карточку. Он з н а е т, - сказал вдруг Митенька, точно осененный каким-то вдохновением, значительно подчеркнув при этом интонацией слова "он знает".

Глаза усатого военного презрительно прищурились, когда Митенька дрожащей рукой доставал из внутреннего кармана визитную карточку. Потом он молча взял карточку, издали взглянул на неё и, подойдя к другому столу, долго шутил с сидевшими за ним чиновниками. Военный, очевидно, хотел этим показать, что он не швейцар, служащий для передачи карточек, и сделает это, когда ему будет угодно.

Митенька возненавидел военного всеми силами души. Если бы ему была дана власть, он разделался с ним самым беспощадным образом: разжаловал бы в солдаты, послал бы на передовые позиции, прямо под огонь! Нечего с такими церемониться.

Наконец военный ушёл в какую-то таинственную дверь, у которой сидел на стуле человек, тоже в защитной форме, с двумя серебряными галунами на погонах, такими именно, которые Митеньке, как не имеющему чина, предлагали, когда он покупал себе форму. Сидевший был, очевидно, низший, не офицерский чин и занимался тем, что охранял вход в таинственную комнату, куда военный с усами прошёл как свой человек, и чин с галунами на погонах почтительно встал перед ним.

Митенька в ожидании ответа старался побороть неприятное чувство не то волнения, не то страха и, чтобы направить своё внимание в другую сторону, стал острым, ревизорским взглядом оглядывать чиновников, отмечая уже не достоинства работы, как того требовал Лазарев, а одни лишь недостатки и в то же время надеясь, что кто-нибудь из чиновников увидит, каким взглядом он на них смотрит, и насторожится.

Но никто не насторожился.

Дверь кабинета неожиданно распахнулась. Человек с галунами отскочил от неё, точно в него брызнули кипятком, и вытянулся в струнку. Чиновники быстро, испуганно опустили головы к бумаге.

На пороге показался невысокого роста полный человек с генеральскими эполетами, с орденом на шее и с каким-то значком на боковом кармане френча. Своим белым лбом, свежим пробором волос и откинутыми назад плотными плечами он чем-то напоминал Наполеона и, видимо, знал это.

Стоя на пороге и не замечая ни вытянувшегося у двери человека, - как будто это был стул или вешалка, - ни прильнувших к бумагам чиновников, генерал водил своими быстрыми глазами начальника по комнате, и вдруг его лицо из строгого и жёсткого сделалось милым и мягким от любезной светской улыбки.

Это была улыбка гостеприимного хозяина, который сам вышел навстречу гостю, скромно пославшему ему свою карточку, вместо того чтобы сразу, без всяких докладов, самому войти в кабинет.

- Дмитрий Ильич, да идите же! - сказал генерал, как бы с весёлым недоумением от того, что Митенька смотрит на него несколько растерянно и не бросается к нему дружески жать руки.

Митеньку больше всего поразило то, что его назвали по имени и отчеству, и это в присутствии всех этих чиновников, которые минуту назад смотрели на него с насмешкой, как на полное ничтожество.

Он сейчас же совершенно безотчётно почувствовал на своём лице такую же свободную светскую, как у генерала, улыбку. И в тот же момент все чиновники, даже с тремя звёздочками, показались ему чем-то вроде прислуги.

Он подошёл к генералу и сказал, сам не ожидая, фразу, которая легко и свободно вылилась у него:

- Вот и я к вам...

Он с удовольствием пожал белую, пухлую руку генерала, и тот, не выпуская его руки из своей, ввёл Митеньку в кабинет, установленный мягкими кожаными креслами, с огромным посредине письменным столом и стеклянными шкафами.

Митенька, случайно взглянув через затворявшуюся дверь кабинета, с истинным удовольствием увидел, что чиновники в большой комнате взволнованно, озадаченно переглядывались и пожимали плечами.

На стене кабинета между двумя шкафами висела карта Северо-Западного фронта и расположенных вдоль него полномочий, обведённых синим карандашом,

- Чаю хотите? - спросил генерал. Не дожидаясь согласия Митеньки, он крикнул: - Сидоров, чаю там!

Взявшись за ручки кресла, он опустился в него и лёгким поклоном указал Митеньке место напротив.

Человек с галунами всунул голову в дверь, хотел переспросить, но, очевидно, поняв, что требуется, мгновенно скрылся.

Митеньке было чрезвычайно приятно от того, что этот человек, который минуту назад не пустил бы его в дверь кабинета, теперь со всех ног бросился за чаем для него. А главное, у него сейчас же установился спокойный вид, как будто для него такое положение было вполне привычно и естественно.

Митенька тут же подумал, что власть, о которой он прежде думал с презрением, как о чем-то внешнем, в сущности, очень неплохая вещь.

- Познакомьтесь, пожалуйста, - сказал генерал, указывая на усатого военного. - Это мой помощник, - пояснил он таким тоном, каким говорят, представляя высшему лицу служебный персонал учреждения.

И Митенька уже определённо почувствовал себя выше этого военного, подал ему руку, которую тот с дружеской поспешностью и готовностью пожал. Военный, видимо, старался сохранить свое достоинство, на которое имел право если не по своему положению, то по возрасту, в общении с таким молодым, но уже могущественным человеком, каким, надо полагать, являлся гость из центра.

- Я даже послужил в некотором роде соединительным звеном, - сказал усатый военный, несколько выгибая спину и забирая в руку правый ус.

- Да, да, если бы не вы, я, пожалуй, и не добрался до Сергея Александровича, - сказал Митенька, с неожиданной для себя непринуждённостью называя генерала по имени, как человека одного с ним положения.

- С чего вы хотите начать? - спросил генерал, сделавшись серьёзным. Но сейчас же, как бы желая избавить от затруднения человека, незнакомого с местными условиями, прибавил: - Вам, я думаю, будет интересно посмотреть наш центральный склад. Это вам покажет Вячеслав Константинович. - Он своей холёной рукой с кольцом указал на усатого военного, который с готовностью шаркнул ногой и сделал Митеньке знак рукой, означавший, что он - к его услугам.

- Потом... Сидоров! - крикнул генерал по направлению к двери и, когда всунулась сначала испуганная стриженая голова, а потом показался и сам владелец её, генерал тоном брандмейстера, отдающего приказания на пожаре, продолжал: - Сейчас же послать за Александром Ивановичем. Это здешний уполномоченный, - сказал генерал, повернувшись любезно в сторону Митеньки. - Потом... постой! Потом скажите, чтобы в мастерских все были на местах. Ну вот, - заключил он, махнув человеку с галунами и с улыбкой повернувшись к гостю, - вам всё покажут, и вы будете иметь возможность увидеть всё без всяких прикрас. Особенно большими достижениями мы, конечно, похвалиться не можем, - сказал генерал, разводя руками, - но кое-что есть. О нас судят только по нашим ошибкам, а не по положительным результатам.

Явился уполномоченный, высокий, болезненного вида военный с бледным лицом. Он беспокойно остановился в дверях, стараясь узнать по лицам сидевших в кабинете причину столь спешного вызова его к генералу.

Погоны у него были полковничьи, как и у военного с усами.

Митенька испытывал необыкновенно приятное чувство от того, что из-за него поднят такой шум. (Вероятно, сидящие в той комнате чиновники всё ещё недоумевают по поводу его превращения из скромного и робкого просителя в лицо, облечённое властью. Особенно будет приятно пройти мимо того подслеповатого, занятого подшивкой бумаг.) Генерал в это время, стоя у стола, закуривал сигару, и болезненный уполномоченный несколько лишних мгновений простоял у двери. Наконец раскурив сигару, генерал повернулся к уполномоченному и представил его Митеньке. Уполномоченный почтительно щёлкнул шпорами и особенно низко наклонил голову, когда жал Митеньке руку.

Митенька уже принял этот почтительный низкий поклон как что-то вполне естественное.

Его самого поражала та быстрота, с какой он перешёл от ощущения робости к спокойному и мягко покровительственному тону, с каким он сейчас обращался к болезненному уполномоченному.

Судя по поспешным, на военный лад, ответам уполномоченного, он принимал Митеньку за лицо, облечённое властью.

Когда все, сопровождаемые до двери генералом с сигарой, вышли из кабинета, болезненный уполномоченный пошёл меж столов несколько более поспешным шагом вперёд, а усатый военный, галантно изогнув спину, шёл рядом с Митенькой, указывая ему на столы и объясняя, что делается в этой комнате.

Митенька, видя обращенные к нему взгляды чиновников, пораженных таким превращением, не встречался с ними глазами, а смотрел по головам, как будто они перестали быть для него людьми и превратились в те же столы, за которыми они сидели.

- А не велики ли штаты? - сказал Митенька, остановившись сзади подслеповатого чиновника. У того при этом вопросе сорвалась иголка, и он сунул уколотый палец в рот, но сейчас же с удвоенной энергией стал ковырять иголкой в корешке папки.

- Штаты уже сокращены нами, - сказал усатый военный, сделав изогнутой спиной движение вперёд, так как стоял в это время далеко от Митеньки. - А здесь... пожалуйте сюда... здесь бухгалтерия.

Митенька зашёл в бухгалтерию. У него на лице установилось выражение вежливой заинтересованности, с каким высокие гости осматривают самые неинтересные вещи, чтобы этим как бы отплатить хозяевам за их любезность.

- Очень хорошо... и какой порядок, - сказал он, входя в большую комнату, где много чиновников считали на счётах и писали в больших разлинованных книгах с толстыми, выпуклыми корешками.

Митенька, - сам не зная зачем, - сделал несколько шагов в глубину комнаты, несмотря на то, что она была тесно заставлена столами и чиновники сидели, почти соприкасаясь друг с другом спинками своих стульев.

Стулья тотчас раздвинулись перед ним, и он, не замечая прижавшихся животами к столам и дающих ему дорогу людей, остановился посредине прохода.

- Очень хорошо, - сказал он, неизвестно к чему относя своё замечание.

Он видел, что в дверях уже давно стоит уполномоченный, очевидно, пришедший сказать, что машина подана, но Митенька из какого-то безотчетного чувства, нарочно не оглядываясь в его сторону, продолжал осматривать, хотя осматривать в сущности было нечего. Но благодаря этому получалось так, что уполномоченный с полковничьими погонами, как простой швейцар, ждёт его у двери.

В этой комнате было несколько женщин, которые тоже считали и писали что-то. Но Митенька не остановился взглядом ни на одной из них, как будто занимаемое им положение не допускало, чтобы он обращал внимание на различие полов сидевших здесь ч и н о в н и к о в.

- Ну вот, теперь мы вам покажем более интересные вещи, - сказал, подходя, усатый военный, - и к тому же прокатим на хорошей машине.

Он держался более свободно, чем уполномоченный, и своим несколько фамильярно-дружеским тоном позволял себе прерывать осмотр, тогда как уполномоченный, очевидно, неловкий и необщительный мужчина, только покорно дожидался у двери.

Они вышли на подъезд. Митенька со стороны видел себя человеком равнодушным и спокойным, привыкшим и к машине, и к такому почёту, и ко всему на свете.

Он не торопился сам открыть дверцу, так как видел, что уполномоченный, более поспешным шагом обогнав его, подошёл с этой целью к машине. И когда он почтительно открыл Митеньке дверцу, тот лёгким кивком головы поблагодарил его и первым вошёл в большую спокойную машину с покатым назад сиденьем, обитым рубчатым плюшем.

- Генерал сегодня ради вас свою машину дал, - сказал усатый военный, глубоко сев в машину, отчего на спине встопорщилась и горбом поднялась разошедшаяся в складке шинель.

Митенька оставил эту фразу без ответа, так как это было бы похоже на разговор слуг, обрадовавшихся, что они едут в господской машине.

От того, что ехали на дорогой машине, и от того, что спутники Митеньки, не переставая, занимали его разговорами, сидя вполуоборот к нему, он ещё раз почувствовал приятное ощущение от сознания, что у него есть власть благодаря Лазареву. У него самого не хватило бы ни инициативы, ни желания бороться за эту власть и самому её добывать, но раз она уже была доставлена ему другим человеком, он с удовольствием пользовался ею.

Его привезли на край города, где стояли какие-то сараи, похожие на кузницы, с закопчёнными дверями и земляным полом. Митенька увидел прежде всего, как из окошечка деревянного домика, похожего на контору, выглянула чья-то голова и сейчас же испуганно спряталась. Торопливо забегали какие-то люди.

- Заведующего обозом! - крикнул усатый военный тем молодецки-начальническим басом, каким бригадный генерал, готовящийся к высочайшему смотру, выкликает командира полка.

Из деревянного домика выбежал, на ходу надевая шинель, человек с двумя звёздочками на погонах. Не добежав несколько шагов, вытянулся, приложив руку к козырьку.

- Покажите нам в с ё, - сказал усатый военный.

Заведующий щелкнул шпорами, молодецки оторвав руку от козырька, повернулся направо кругом и крикнул, в свою очередь, таким же, как и усатый, басом, но более торопливым, почти испуганным:

- Заведующего мастерской!..

И когда прибежали все требуемые лица, Митенька с усатым военным тронулись осматривать. Митенька не смотрел на лица этих испуганных, вытягивавшихся перед начальством людей, а водил глазами по постройкам и даже скучливо поглядывая на небо, как человек, привыкший ко всяким смотрам.

Теперь он уже не стеснялся своей одной звёздочки, когда усатый военный перед лицом всех этих людей поспешно, чуть изгибаясь спиной вперёд, отвечал на каждый вопрос Митеньки. Наоборот - с этой одной звёздочкой он чувствовал себя, как высокопоставленное лицо, идущее в простой одежде среди блеска мундиров окружающей свиты.

Осматривать, в сущности, и тут было нечего. Перед мастерскими стояли два-три чинившихся и снятых с колёс полка, тех, на которых ездят ломовые извозчики. Полки, очевидно, готовились к весне. И неизвестно было, какая тут шла работа. Может быть, над этими полками сидели целую зиму.

Митенька мельком посмотрел на них и сейчас же отошёл, чтобы показать, что он не дурачок, которому можно втереть очки подобными вещами.

- А вот склад будьте добры показать...

Усатый военный заторопился, бросил недокуренную папиросу и таким же, как прежде, голосом крикнул:

- Заведующего складом!

Митенька подумал, что будет, если взять да потребовать к н и г и для просмотра, как говорил ему Лазарев. Но, во-первых, он ничего не понимал в них, а потом всё-таки было как-то неловко обидеть подозрительностью усатого военного, который был теперь так мил с ним.

Поэтому Митенька ограничился только внешним осмотром склада и со сдержанным удовлетворением говорил:

- Очень хорошо. Порядок, чистота. У меня определённое чувство удовлетворения.

Усатый военный, ходя следом с заложенными назад руками и выгнутой спиной, всеми силами сдерживал довольную, сияющую улыбку, пряча её под своими большими усами, к которым он изредка подносил руку в белой перчатке, как бы поглаживая их.

- Так что вы остались довольны нашей работой?

- Вполне, - сказал Митенька, сидя уже в машине.

- Может быть, вы пожелаете теперь отдохнуть, а завтра, повидавшись с генералом, проедете по нашим полномочиям, расположенным ближе к фронту?

- Очень хорошо, - сказал Митенька, - я сойду здесь, прогуляюсь.

- Слушаю-с! - сказал усатый военный и, выйдя из машины, выпустил Митеньку, держа открытую дверцу, пока тот выходил.
LХХХI
Митенька, не чуя над собой беды, пошёл пешком по улице губернского города, где кишел военный народ и кафе были полны офицеров и каких-то девиц.

Он наслаждался ощущением полной свободы и собственной значительности. Он - человек из центра, облечённый, по-видимому, нешуточными полномочиями, насколько можно было заключить из обращения с ним генерала и в особенности его подчинённых.

Поэтому у него было снисходительно-ироническое отношение столичного человека к провинциальным постройкам в стиле убогого модерна, к местным франтам. Ему странно было, что все эти провинциалы не замечают собственной дешёвки и, по-видимому, очень довольны собой.

Он только с удовольствием остановил взгляд на шедшем ему навстречу полковнике в хорошо сшитой шинели, с короткими, чуть приподнятыми усами и чуть седеющими на висках волосами. Видно было, что этот человек весел, приятен в хорошей компании и умеет хорошо и со вкусом жить.

Гораздо было бы приятнее ездить с таким человеком, чем с тем усатым.

Полковник неожиданно остановился перед Митенькой. Тот с радушной улыбкой приложил руку к козырьку. У него мелькнула мысль, что, может быть, это один из служащих организации, что он хочет поближе познакомиться с ним и расспросить, какое волшебство в нём, в Митеньке, и что его встречали и возили с таким почётом, хотя на погонах у него всего одна звёздочка. Но военный, хотя и в самом деле спросил о погонах, но совсем не в том смысле, в каком предполагал Митенька.

- Это что у вас за погоны?

Митенька невольно с некоторым испугом посмотрел сначала на одно своё плечо, потом на другое.

Погоны были, как погоны, - золотой рогожки, с красными каймами по краям и красной полоской в середине.

- Вы где служите?

У Митеньки мелькнула мысль, что не будет ли стыдно сказать ему, что он служит в п р а в и т е л ь с т в е н н о й организации. Но решил, что раз перед ним офицер, то есть человек, наверное, консервативно настроенный, то не стыдно, и назвал своё учреждение.

- Какой же у вас ч и н?

- У меня, собственно, чина ещё нет, - сказал Митенька, чувствуя, как он становится меньше ростом, а голос совершенно меняет своей тембр.

Полковник некоторое время смотрел на него своими пронзительными чёрными глазами, как смотрят на человека, у которого обнаружен фальшивый паспорт.

- Извольте идти за мной! - сказал полковник и пошёл вперёд, а Митенька, как арестант, чувствуя свой позор и страх перед тем неизвестным, что ожидает его, последовал за ним.

Проходившие два офицера из молодых, отдав честь полковнику, смеющимися глазами посмотрели на Митеньку, а один из них, пройдя несколько шагов, негромко проговорил:

- Пропал!

- Так их и следует, - отозвался другой.

Митенька почувствовал, что щёки его из красных, как у пойманного в неблаговидном поступке ученика, становятся бледными.

Полковник остановился перед магазином, в котором за окном висели всякие офицерские и воинские значки и погоны, и вошёл в магазин первым, даже не оглянувшись на Митеньку.

- Дайте п о д п р а п о р щ и ц к и е погоны, - сказал он приказчику и, повернувшись к Митеньке, проговорил: - Снимайте! Извольте надеть эти и смотрите, если я ещё раз увижу вас в не присвоенной вам форме! Можете идти.

У Митеньки чувство позора, потом страха сменилось вдруг внезапной радостью от сознания, что он так легко отделался и что полковник был так, в сущности, милостив к нему.

Своей торопливостью в движениях, когда он снимал старые и надевал новые (позорные) погоны, он как бы хотел показать, что готов снять и надеть все, что от него потребуют.

Но как только опасность миновала и он уже один вышел из магазина и потерял из вида полковника, так с новой силой почувствовал свой позор. Ему казалось, что все смотрят на его серебряные галуны, как у того рассыльного, который дежурил перед дверью генерала. Как теперь показаться в управление?

Впереди него шла по тротуару сестра милосердия в дорожной поддёвочке из серого солдатского сукна, с чёрной косынкой на голове, очевидно, приезжая, так как иногда останавливалась и осматривала вывески, видимо, отыскивая какой-то магазин.

Митенька замедлил шаг, чтобы она не обратилась к нему с вопросом, когда он щеголяет в таких погонах.

И вдруг земля под ним провалилась... Вся кровь отхлынула от сердца, и ноги сами сделали движение круто в сторону и за угол. Сестра вполоборота повернулась к нему, и он узнал в ней Ирину...

Может быть, ему это показалось, но он уже боялся проверить себя и взглянуть второй раз на неё. Он бросился по улице, шепча про себя нелепые, бессвязные слова, весь красный, стараясь замять в себе и заглушить то непередаваемое чувство позора, какое было у него при мысли: а что если бы он с этими погонами рассыльного встретился с ней, с Ириной?!

Но сейчас же он стал себя разубеждать, что ему так попритчилось: откуда она могла здесь взяться?

Когда наутро он пришёл в управление и в дверях лицом к лицу встретился с тем рассыльным, он почувствовал, что несчастнее его нет человека на земле.

В рассеянности он вошёл с другого входа и очутился в приёмной, полной военных чиновников с капитанскими и полковничьими погонами. Они с открытым оскорбительным недоумением оглядывались на него, останавливаясь глазами на погонах, когда он сел на стул у стены под фотографией какой-то группы в чёрной раме.

Митенька даже на минуту усомнился, имеет ли он право с и д е т ь в обществе этих важных лиц. Может быть, по правилам воинской дисциплины он, к а к н и ж н и й ч и н, должен стоять? Может быть, к нему сейчас подойдёт кто-нибудь и его начнут мытарить, а потом отведут к генералу, и тот посмотрит на него, как на жулика, обманным образом присвоившего себе высшее звание?

Какой-то полковник с седыми волосами и красным лицом, которого он не заметил, неожиданно кашлянул около него, и Митенька испуганно вскочил, потом, увидев, что полковник никакого зла ему не желает, сделал вид, что с интересом рассматривает фотографию. А сам в это время думал, как же ему доложить о себе генералу. И не лучше ли прямо сбежать отсюда и уехать в Петербург?

Он всеми силами старался подняться на высоту своих прежних воззрений, с точки зрения которых все подразделения людей на чины и ранги только смешны. Вспомнил даже о бессмертии души. И как он презирал сейчас всех этих людей, которые при своём вероятном внутреннем ничтожестве смотрят на него с презрением только потому, что у него на погонах галуны, а у них какие-то звёздочки. Чем только живут эти люди, подумать страшно!

Но в это время дверь кабинета распахнулась и на пороге показалась представительная, невысокая фигура генерала с орденом на шее. Не выпуская ручки двери, он провожал какого-то строевого генерала со многими орденами на груди и с улыбкой наклонил свою красивую с пробором голову, когда тот проходил мимо него в дверь, в то время как все в приемной вытянулись и как-то подались к нему.

Он уже хотел было закрыть дверь, как будто не замечая жадно устремленных на него взглядов, но, увидев Митеньку, остановился.

Минуя всех находившихся в приёмной, он прямо направился к нему и с ласковой улыбкой повел его за руку в свой кабинет, к полному недоумению всех находившихся в приёмной важных господ.

- Почему же вы не вошли прямо ко мне? - говорил генерал, с лёгким полупоклоном пропуская Митеньку в дверь впереди себя.

- А со мной у вас получилась забавная неприятность, - сказал Митенька, с весёлым смехом входя в кабинет генерала, как в свою привычную обстановку.

Генерал, остановившись, испуганно поднял брови.

- Меня вчера, как жулика, изобличили и сняли не присвоенные мне по чину погоны.

Лицо генерала стало опять спокойно, и он, поморщившись, досадливо махнул рукой.

- А... это дурак Степанов у нас тут всё старается. Это уж не первый случай. Он судит только по чинам, а того не может понять, что человек, совсем не имеющий чина, в то же время может быть снабжён важными полномочиями. Ну, как вы вчера нашли тут всё у нас?

Он сел в кресло перед столом и, несколько отвалившись на спинку, вертел в одной руке крышечку от чернильницы.

- Мне всё очень понравилось, - сказал Митенька, - прекрасная дисциплина, служащие все на месте.