С. А. Майзель Евреи в годы террора (1935-1941)

Поэтому, когда Сталин называл им имена “врагов народа“, пусть даже среди этих врагов были те, кого еще вчера они считали своими единомышленниками и друзьями, то для того, чтобы понять их реакцию на это, надо почувствовать себя в их шкуре с их по­ниманием черно-белого мира и того, что “кто не с нами, тот против нас“. Надо встать на их место и опе­ративно прини­мать решение: ты сомневаешься в этих обвинениях, или веришь им. И это притом, что Сталину то они верили. И решение надо было принимать быстро.

И мно­гие из этих старых большевиков, возможно, верили Сталину, считая, что он просто больше знает. Особенно в начале, на первых порах, когда так называемых врагов было еще не так много. Но потом, когда количество “предателей“ росло, и туда попадали все более близкие люди, в которых они уже не могли сомневаться. Тогда, я думаю, у них уже должны были появиться сомнения в справедливости этих обвинений. Да и как этому можно было поверить, когда врагами уже ока­зались практически все их бывшие единомышленники и друзья?! Но от них по-­прежнему требова­лось каждый раз вставать на ту или иную сторону и либо признать этих людей врагами, либо выра­зить сомнение и постараться понять, в чем их вина. И что меня поражает, так это то, что все они в этой ситуации каждый раз вставали на сторону Сталина. Никто не высказывал даже сомнения в его правоте. Во всяком случае, вслух. Более того, многие из них, практически все, даже сами ак­тивно участвовали в обличении этих предателей, выступали на соб­раниях, призывали к строгой расправе над ними. “Собаке собачья смерть“. А ведь всего менее двадцати лет назад многие из них бесстрашно шли в штыковые атаки на врагов и не боялись, а почитали за честь, погибнуть за правду. А теперь они слепо и безоговорочно верили Генераль­ному Прокурору Вышинскому и спо­койно пересаживались в должностные кабинеты своих бывших друзей, с которыми когда-то шли в штыковые атаки на врага, в обвинения против кото­рых они так легко соглашались верить. И ведь делали это не из карьеристских соображений, а исключительно в интересах “дела партии“. Так что на их совести, кроме жертв времен Граждан­ской войны, репрессий двадцатых годов, Голодомора 1921-22 и 1932-33 годов были еще и жизни их друзей и коллег, в виновность которых они с такой легкостью согла­сились поверить. Или побоялись посом­неваться и помалкивали. Авось пронесет.

И так продолжалось до тех пор, пока они сами не попадали в эту мясорубку. И уже там, в за­стен­ках НКВД, пытались до­казывать свою невинность. Но было уже поздно, их сдали их же быв­шие коллеги и друзья. Сдали также, как до того, они сдавали своих друзей. И здесь вспоминается старая притча про чело­века, который сначала по разным причинам не находил времени, чтобы заступиться за невинно осуждаемых лю­дей, а потом, когда пришли за ним, за них заступиться за него было уже некому.

А многие и не сомневались, но тоже молчали и голосовали, “как надо”. Не случайно многие высокие начальники тех лет хра­нили дома заветный чемоданчик с вещами на случай, если за ним придут. А некоторые и пистолет. Получается, что не все так уж беззаветно верили в честность и объективность НКВД и сталинских процессов. Но ни у кого не хватило мужества выступить против этой системы. Да и как выступать против нее, если это целая система, а они - одиночки.

Конечно, среди жертв сталинских репрессий середины тридцатых годов было много красных выдвижен­цев двадцатых и тридцатых годов, которые искренне верили в социализм и были готовы при­нести себя в жертву во имя торжества идей социализма. И многие выжившие доказали это во время ВОВ. Но только погибнуть они были готовы за великую идею, в которую верили искренне и безаветно. И погибнуть за счастье чело­века труда, как они это понимали, за то, “чтоб землю в Гра­наде крестьянам от­дать“, а не в сталинских застен­ках.

Ну и, конечно, среди них были и такие, кто просто надеялся подставить вместо себя других своих коллег и сослуживцев и, благодаря этому, продержаться. Сумели же это сделать Вороши­лов, Мо­лотов, Калинин, Мехлис, Каганович, Микоян, Хрущев, Шверник, Жда­нов, Андреев и еще несколько человек. Уверен, что на их совести очень много бывших друзей. А были и выдвиженцы тех лет, сделавшие карьеру за счет огромного количества арестов и свободных вакансий. Ведь именно в те годы Л.И.Брежнев из рядового инженера в провинциальном Днепродзржинске за 4 года продвинулся до секретаря обкома партии; Суслов – за 3 года из рядового сотрудника Комис­сии советского контроля при ЦК ВКП(б) до первого секретаря Ставропольского крайкома партии, а А.Н.Косыгин из простого мастера на одной из ленинградских фабрик в 1936г до заместителя пред­седателя Совнаркома СССР и председателя Совета по товарам широкого потребления при СНК СССР в 1940. Тогда же продвинулись и Щербаков, Шепилов, Устинов и т.п.

Однако большинство все-таки не сумело продержаться. И это были в основном люди из старой "ленинской гвардии" большевиков-подпольщиков. Именно их Сталин планомерно и в пер­вую очередь уничто­жал, превращал в "лагерную пыль" и заменял своими верными слугами. И ду­маю, что делал он это потому, что именно "ленинская гвардия" помнила его еще в те годы, когда он был обычным Кобой. И в тридцатые годы, когда начал создаваться миф о богоподобном суще­стве, мудром учителе и отце народов, выяснилось, что эти старые большевики слишком много знали. Они помнили времена, когда Коба мог ошибаться и могли даже где-то рассказать об этом, либо иногда смели вы­сказывать свое мнение, которое могло не совпадать с его непререкаемым авторитетом. И в этом была их беда. Между прочим, из вышеперечисленных выживших большеви­ков старше 50 лет в 1937г были только Калинин и Ворошилов, Мехлису было 48 лет, Молотову – 46, Кагановичу – 44, Хрущеву – 42, ос­тальные были еще моложе. В 1917г. все они были на 20 лет моложе.

Наконец, даже среди молодых выдвиженцев были глупцы, слишком буквально понимавшие многие совет­ские лозунги о свободе, равенстве и справедливости, и стремящиеся все делать лучше, чем это надо, проявляющие инициативу там, где она не нужна. Пример Н.Г.Каминского на­глядно это иллю­стрирует⁴. И эти люди тоже были не нужны. Об этом свидетельствует тот факт, что выжили в те годы только люди, поднятые Сталиным с партийных низов, выращенные им, пол­ностью обязанные ему своим положением, понимающие это и постоянно демонстрирующие свою личную предан­ность Хозяину. Именно такими были все выше перечисленные сталинские выдви­женцы. Выжили, правда, и некоторые ленинцы с большим дореволюционным стажем. Например, Коллонтай, Землячка, Литвинов. Но это были, скорее, редкие исключения, чем правило, и в партии они никогда не занимали достаточно высоких постов.

Таким образом, всей своей предыдущей жизнью большин­ство из этих коммунистов выс­шего и среднего звена заслужили ту судьбу и ту смерть, которая им доста­лась. Только по другому обви­нению. По обвинению в участии в уничтожении безвинных лю­дей. У каждого из них были свои кон­кретные жертвы и своя степень участия в их гибели. Будь то конкрет­ный приказ, или согласие с этим приказом, или подпись на документе, или обличительное выступ­ление на собрании, или об­личительная докладная записка, направленная “куда надо“, или просто кляуза, или … и т.д. и т.п. Форм много. И, конечно, все государственные и партийные деятели тех лет, и репрессирован­ные и не репрессированные, все в той или иной степени несут ответствен­ность за тот террор, который имел тогда место. Не за­висимо от того участвовали они в сталинских репрессиях по ошибке, по принуж­дению, ради сохранения собственной жизни или из карьерных соображений во исполнение воли Хозяина. Все.

И потому, думаю, что довольно страшным наказанием для некоторых большевиков стало бы увидеть свою страну в наше время, спустя 60-70 лет после их физической смерти. Увидеть, как рухнули все их прекрасные мечты, ради кото­рых они боролись с царизмом, воевали в Граждан­скую и даже погибали в сталинских лагерях. Увидеть, и осознать всю ошибочность своей жизни и жизни целого своего поколения, которую они принесли на алтарь ве­ликой, но, как оказалось, оши­бочной идеи. Осознать, какая тонкая грань отделяет истинный геро­изм от слепого фанатизма.

Террор и насилие осуществлялись под флагом борьбы с капитализмом, которая, по теории Сталина, должна была обостряться по мере развития социализма. Людям внушали, что наша страна находится в капиталистическом окружении, что капиталисты боятся, будто пример Совет­ского Союза захватит умы их рабочих, и что они спят и видят, как бы уничтожить ненавистный им Совет­ский Союз. И потому государство призывало своих граждан к бдительности. Призыв, ко­торый неко­торыми гражданами воспринимался как призыв к подозритель­ности в от­ношении к окружаю­щим, к поиску шпионов, вредителей и прочих врагов Родины, к доно­ситель­ству.

Как ни парадоксально это звучит, но ЦК партии в 1937-38 годах даже рассылал по своим местным организациям нормы: сколько вредителей они должны были выявить. В результате в 1937-38 году было репрессировано свыше полутора миллионов человек, из которых 681 692 чел. были расстреляны (данные о числе жертв великой чистки были приведены на июньском пленуме ЦК 1957 года). Более точные данные о числе арестованных (1 372 329 человек) содержались в справке председателя Комиссии Президиума ЦК Н.М.Шверника, составленной в начале 1963 года. При этом в 1936 году по политическим обвинениям было расстреляно 1 118 человек, 1937 году число расстрелянных увеличилось по сравнению с предшествующим годом в 315 раз (!), со­ставив 353 074 человек и почти такое же количество расстрелянных (328 618 чел.) пришлось на 1938 год. Затем этот показатель резко упал, составив 2552 чел. за 1939 (Л.61,70).

Официальные данные по количеству репрессированных в разные годы периода большого террора представлены в таблице 4.1. Это почти 2 млн. репрессированных, т.е. свыше 1,2% от всего населения страны, включая детей, инвалидов и стариков. Однако у меня при их рассмотре­нии возникает опасение, что это число несколько занижено. По данным Авторханова (Л.69) в 1934г. депутаты XVII съезда ВКП(б) представляли 2 809 786 членов и кандидатов в члены ВКП(б), а в 1939г. депутаты XVIII съезда партии представляли 1 588 852 членов партии. За эти годы ка­кое-то количество членов партии умерло естественной смертью, а какое-то количество молодежи было принято в партию. Совершенно очевидно, что, поскольку партия состояла в основном из мо­лодых людей, то естественной смертью за эти годы умерло людей значительно меньше, чем было при­нято. Получается, что с 1934 по 1939г. количество членов партии уменьшилось на 1 220 934 чело­век. И я вслед за А.Авторхановым (Л.69) делаю вывод, что, как минимум, 1220934 коммуни­стов за эти годы были исключены из партии и репрессированы. А раз так, то получается, что из 1950558 репрессированных граждан 1220934 или 62,6% были членами партии, что очень удиви­тельно, по­скольку в партии тогда было не более 8% населения, а арестовывалось очень много простых беспартийных граждан. И у меня возни­кает подоз­рение, что число 1950558 занижено, как минимум, в 2-3 раза.

государственные преступления в 1935-1939 годах (данные В.Земскова.)

У других авторов, правда, без ссылок на первоисточники, приво­дятся совсем иные числа. И все они превосходят официальные данные в несколько раз. Так по воспоминаниям О.Г. Шатунов- ской, бывший член Комитета пар­тийного контроля при ЦК КПСС и Комиссии по рас­следованию убийства СМ. Кирова и политиче­ских судебных процессов 30-х годов во времена Н.С. Хрущева, где она ссылается на некий доку­мент КГБ СССР, впоследствии якобы таинственно ис­чезнувший, “С 1 января 1935 г. по 22 июня 1941 г. было арестовано 19 млн. 840 тысяч “врагов на­рода“. Из них 7 млн. было расстреляно. Большинство остальных погибло в лагерях“. Думаю, что это число, во-первых значительно завышено, а, во-вторых, учитывает и всех уголовников, и так называемых ку­лаков и их пособников (правда, в 1935г. их оставалось уже очень мало). А.И.Солженицын считает, что в годы его пребывания в ГУЛАГе (1945-53 годы) там находи­лось 12-15 млн. человек. Правда он пишет о всех заключенных, включая уголовников и лиц, аре­стованных до 1936г и после 1938г.

Извест­ный историк-политолог эмигрант А.Авторханов (Л.69) считает, что нормы на арест в 1937г. составляли 3-4% от об­щего количества жителей, т.е. если в СССР тогда жило около 170 млн. че­ловек, то это означало, что репрессиро­вать следовало 170*0,036=6,1млн. человек. Но ме­стные дея­тели старались их пере­выполнить, т.е. реально только в 1937г было арестовано более 6 млн. человек. Похожие данные приводит и Р.А.Медведев. Он пишет, что по политическим мотивам только в 1936-1938 годах было арестовано 5-7 млн. человек, из них расстреляно около 1 млн. И это как раз в 2-3 раза больше официальных данных.

Наконец, американский автор С.Коэн (со ссылкой на книгу Р.Конквеста "Большой террор", изданной в 1968 г. в США) пишет: "... К концу 1939 года число за­ключенных в тюрьмах и отдельных концентрационных лагерях выросло до 9 млн. человек (по сравнению с 30 тысячами в 1928 году и 5 млн. в 1933-1935)", т.е. получается, что в годы большого тер­рора было арестовано примерно 4 млн. человек.

Таким образом, если исключить явно завышен­ное число О.Г.Шатуновской и данные А,И. Солженицына, то все равно число жертв эпохи большого террора в несколько раз превышает официально признанные числа. Понятно, что мне не по чину комментировать эти числа и остается только их привести. Хотя я полагаю, что в общей сложности в те годы было репрессировано не менее 5 млн. человек.
Выше я писал о жертвах. Но ведь не зря "Отец народов" говорил, что каждая авария имеет фамилию, имя и отчество. Несколько перефразируя эту мысль можно сказать, что и "каждый арест имеет своего инициатора". В НКВД действительно было очень много сексотов и бескорыстных добро­вольных помощ­ников НКВД, а также тех, кто добровольно писал ложные доносы на своих соседей и сослу­живцев, кто дружно голосовал на собраниях и призывал к рас­стрелу, как "поганых псов", всех изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину?! Выше я писал о двух миллионах осужденных в 1937-38 годах. Так вот, думаю, что не менее полутора миллионов из них были аре­стованы на основании по­добных кляуз или доносов. Кто за "разгульный образ жизни", кто за "лю­бовную связь с иностран­цем", или за "нарушение технологии", или за политический анекдот. Да мало ли что можно было придумать, чтобы отобрать приглянувшуюся соседу квартиру, или по­лу­чить долж­ность любимого начальника, о которой мечтал молодой карьерист, или просто отом­стить сослу­живцу? И ведь за каждым таким случаем, за каждой сломанной судьбой стояли конкретные до­носчики, кляузники, конкретные советские люди.

Описывая феномен таких добровольных доносчиков и стукачей, супруга погибшего в ста­линских лагерях Осипа Мандельштама Надежда Мандельштам в своих воспоминаниях пишет: "Ничто не свя­зывает так‚ как общее преступление: чем больше запачканных‚ замешанных‚ запу­танных‚ чем больше предателей‚ стукачей и доносчиков‚ тем больше сторонников у режима‚ меч­тающих‚ чтобы он длился тысячелетиями..." И далее: "Люди‚ живущие при диктатуре‚ быстро про­никаются созна­нием собственной беспомощности и находят в ней утешение и оправдание своей пассивности... Мы все пошли на мировую: молчали‚ надеясь‚ что убьют не нас‚ а соседа..." И еще далее: "Раз­давленные системой‚ в построении которой так или иначе участвовал каждый из нас‚ мы оказались негодными даже на пассивное сопротивление. Наша покорность разнуздывала тех‚ кто активно служил этой системе‚ и получался порочный круг. Как из него выйти?.." Совершенно точно. Лучше не скажешь.

Но это добровольные помощники НКВД и доносчики, кто из идейных соображений, кто из трусости, страшно отказаться, а кто и добровольно из разного рода шкурных соображений (коры­стных, карьерных и прочих). Но было в стране и очень много гра­ждан, которые искренне доверяли властям и верили, что те действительно разоблачали врагов народа. Но думаю, еще больше было людей, которые первое время искренне доверяли властям и верили, что те действительно разо­бла­чали врагов народа. Но потом в 1937-38 годах, когда врагами было объявлено практиче­ски все ру­ководство страны, у них уже не могло не возникнуть сомнение в том, что вокруг происхо­дит что-то непонятное. Особенно если учесть, что арестовывались и объявлялись “врагами народа” не только известные на всю страну ге­рои, но и большевики с дореволюционным стажем объявлялись иностранными шпионами и двурушни­ками, что предателями и убийцами назначались их сослуживцы, родственники, друзья, соседи, которых они хорошо знали, и которым верили. И у них стали возникать сомнения. Сначала опасе­ния в том, что это случайные ошибки. Но потом и подозрения в чем-то худшем. Но ситуация в стране была такой, что люди боялись ими поделиться с другими людьми. Даже с друзьями и родными. Понимали, как опасно высказывать эти сомнения. Но при этом попробовал бы хоть кто-нибудь на собрании не проголосовать за политику партии или, если тебя назначили быть сегодня обличите­лем, то не вы­ступить и не заклеймить позором врагов партии и государства. Именно тогда возник анекдот про то, что один берег Беломорканала строят те, кто рассказывал политические анекдоты, а другой берег - те, кто их послушал и не донес на рассказчика.

Поэтому очень многие граждане в те годы старались просто жить и не думать о политике, и не интересоваться происходив­шими вокруг них событиями. Хотя и они хорошо знали о частых и неожи­данных арестах и тоже боялись их. Мне в молодости об этих временах рассказывали люди, их помнившие. И даже те, кто говорили, что их в те годы эти события не затронули, и они о репрес­сиях ничего не знали, даже у них по­страдали какие-то знакомые и какие-то дальние родст­венники. Просто тогда самым удобным было ничего не видеть и ничего не знать. Сейчас свидете­лей тех событий практически не осталось. Мало кому удалось перешагнуть 90-летний рубеж, а даже 85 - летние ветераны в середине тридцатых были еще детьми. И они открывают нам глаза на нашу историю.

Рассказывая об этих евреях, начнем с евреев – гражданских началь­ников. И сразу же под­черк­нем, что евреи в этих процессах стано­вились жертвами не по их нацио­нальному признаку, как во времена погромов, а просто потому, что их в те годы было очень много на руководящих должно­стях. А именно эти люди и подвергались чисткам в первую очередь. Правда, на смену арестован­ным ев­реям приходили, как правило, все-таки люди славянских на­циональностей. Но тогда боль­шинство населения на это как-то не обращали внимания. Просто в первое послереволюционное десятилетие среди русских большевиков достаточно образованных людей для того, чтобы руково­дить производством, организациями или просто осуществлять канцелярскую работу, было мало, выше я уже писал об этом, старые чиновники и специалисты сначала байкотировали государст­венную службу, а потом многие из них утра­тили доверие. И поэтому евреи-большевики, как люди в среднем более образованные, оказа­лись тогда на руководящих должностях. Хотя и они не бли­стали образованием и знаниями. Но, как го­ворится, “на безрыбье …“.

Однако к середине тридцатых годов в СССР уже выросло достаточно много рус­ских людей, получивших соответствующее образование и готовых занять эти места. И теперь у Сталина дефицита в такого рода специалистах и руководителях не было. И потреб­ность в евреях начала отпадать. Так если в 1934г. в ЦК ВКП(б) из 136 членов, включая кандидатов, вхо­дило 24 еврея (17,6%), то в 1939 из 135 членов (тоже включая кандидатов) их было уже всего 14 чело­век (10,3%). Конечно, это, все равно, значительно больше их доли в общем населении страны, но все-таки меньше, чем было раньше.