свое—чужое, которая реализуется чаще всего в форме противопоставле-
ния старое—новое.
Функция же устной культуры — языковой и фольклорной — состоит
в постоянном "пропитывании" своими элементами практически всех
жанров письменной книжной культуры. Так осуществляется адаптация
книжной культуры народным представлениям. Особую роль в этом
играют жанры, находящиеся на скрещении культур, в первую очередь
духовные стихи.
Глава 3 ДУХОВНЫЕ СТИХИ И "НАРОДНАЯ ФИЛОЛОГИЯ"
ДУХОВНЫЕ СТИХИ КАК СКРЕЩЕНИЕ ДВУХ ФОРМ СЛОВЕСНОЙ КУЛЬТУРЫ
Вопросы, связанные с осознанием текстов, или вопросы метатекстов,
проблемы взаимоотношения устной и письменной форм культуры,
рассмотренные выше, связываются в один узел, когда мы обращаемся
к той области устной народной культуры, которая до сих пор
являлась в науке намеренно забытой и которая здесь упоминалась, к
области духовного стиха. (Не будем здесь останавливаться на всем
комплексе проблем, связанных с духовными стихами, и на истории
их изучения — это составляет отдельный предмет описания.) Мы
осторожно называем духовный стих областью, а не жанром, хотя наши
усилия будут сосредоточены на отыскании общих признаков, объединя-
ющих все духовные стихи и одновременно противопоставляющих их
другим жанрам.
Духовные стихи определяются обычно как эпические или лирические
произведения религиозного характера или народные произведения на
религиозные темы. Уже в этом случае стихи не вмещаются в рамки
одного жанра, поскольку главное жанровое деление — деление на
лирику и эпос. Если же классифицировать стихи более дробно,
ориентируясь на фольклорные образцы, с ними сходные, то получим
стихи, похожие на былины, на баллады, на лирические песни, даже
на жестокие романсы, т.е. они распределяются по известным жанрам.
Сомнения в жанровой самостоятельности духовных стихов высказал
Д.М. Балашов, справедливо указавший, что в основу классификации
не должен быть положен тематический принцип, и квалифицировавший
некоторые духовные стихи, например стих о двух Лазарях, как
типичную балладу на религиозные темы [Балашов, 1977].
Действительно, трудно понять, что может объединить такие стихи,
как, например, стих о Егории Храбром, близкий к былинам, стих
"Об умолении матерью своего чада", похожий на жестокий романс;
типичный кант и стихи покаянны. Ср.:
Зашипел он, злодей, по-змеиному,
Заревел злодей по-звериному
Устрашился у Егоры богатырский конь,
Пал конь на сыру землю ("Егории Храбрый").
Умоляла мать родная свое милое дитя,
Пред кончиною рыдала, о судьбе ее грустя
("Об умолении матерью своего чада").
Патриарси, трнумфствуйте,
Со пророки ликовствуите,
Со святыми торжествуйте! (стих-кант).
Како падох окаянный како удалихся Бога благаго, како не тре-
пещу страшнаго судища (стихи покаянны на 4-й глас).
Очевиден чрезвычайный стилистический разброс. Некоторые иссле-
дователи решительно отделяют традиционные духовные стихи от
пришедших с латинского Запада псальм и кантов [см.: Яцимирский,
1889]; ср. также разделение стихов на "старшие" и "младшие" [Бессонов,
1861]. Не случайно А.И. Яцимирский определяет духовный стих как
жанр — ведь после отделения традиционных стихов от поздних псальм
и кантов первые приобретают некоторую стилистическую однородность.
Существует также точка зрения, что термин "духовные стихи"
искусственный, что народ этот вид поэзии так не называет [Митрофа-
нова, 1977]. В.В Митрофанова предлагает называть народные тексты
религиозного характера "апокрифическими песнями".
Обратимся к народной филологии, выраженной, в частности, в
терминологии. Народ называет стихами тексты религиозного характе-
ра, объединенные функционально. Они исполняются во внелитурги-
ческой ситуации и связаны с календарем; их разрешается петь во
время постных дней, когда запрещалось исполнение песен, и во время
постов (для некоторых конфессиональных групп — во время всех постов,
за исключением Великого, когда запрещались и стихи). Термин "стихи"
известен в России на севере и на юге, на востоке и на западе. Название
"духовный стих" менее употребительно, но и оно существует. Так, в
старообрядческих селах Верхокамья противопоставляются "старые,
духовные стихи" из традиционных рукописных сборников и "новые
московские" — из печатных сборников начала века. При этом тексты
"старых" и "новых" стихов могут практически совпадать — важно, что
старые, рукописные духовные стихи освящены традицией, идущей от
Выговского поморского общежительства. Очевидно, что репертуары
стихов в разных регионах различны. На Севере (Карелия) стихами (с
ударением на первом слоге) называют, кроме собственно стихов, ряд
баллад (например, о братьях-разбойниках и сестре или о Василии и
Софье), которые также пелись во время постов. На юге (Бессарабия)
старообрядцы белокриницкого согласия делят стихи на постовые
и монастырские. Первые существуют в устной традиции местного
населения и также связаны с календарем; вторые пелись иноками в
старообрядческих монастырях и имели письменную традицию: они
были рукописными. В народе существует противопоставление стихов
псальмам, но оно связано не только и не столько с разными поэтичес-
кими формами, сколько с противопоставлением культур (так, в Полесье
псальмы полешуков противопоставляются стихам старообрядцев) или
с наличием письменной традиции (псальмы — в тетрадках, стихи — в
памяти). Разумеется, псальмы и стихи могут существенно различаться
по поэтике, по характеру музыкальных текстов и манере исполнения
(например, стихи одноголосные, псальмы чаще всего двухголосные).
Однако довольно часто один и тот же стих, распеваемый на разные
напевы, а иногда и на один и тот же, в одном регионе называется
псальмой, а в другом стихом (например, стихи "Гора Афон, гора
святая", "Умоляла мать родная". "На всех солнце светит"и др.). Группа
стихов, включаемая в похоронный обряд, в Белоруссии называется
псальмами, а на Смоленщине поминальными стихами.
Стихи и псальмы объединяет одинаковый календарный статус —
исполнение во время поста. Но, разумеется, не только это. Чтобы
понять, что такое духовный стих, надо проанализировать его место
и функции в словесной народной культуре. Один из самых первых
исследователей духовных стихов — Ф.И. Буслаев сформулировал
основную функцию духовного стиха — быть посредником между
книжной христианской и устной народной культурой: "Что касается
до духовного стиха, то в нем наши предки найти примирение
просвещенное христианской мысли с народным поэтическим творчест-
вом" [Буслаев, 1861, 601]. "Духовный стих — как церковная книга,
он поучает безграмотного в вере, в священных преданиях, в добре и
правде. Он даже заменяет молитву" [Буслаев, 1887, 451].
Итак, духовный стих — мост, посредник, переводчик, медиатор
Между двумя мирами — миром христианского учения и миром
традиционной народной культуры. Аналогичную функцию выполняли
устные апокрифы, легенды [см.: Народные русские легенды, 1990].
Духовные стихи черпали свое содержание из книжных источников: это
были сюжеты Ветхого и Нового завета, чаще всего в толковании
христианских писателей (например, стих об Иосифе Прекрасном имеет
источником текст Ефрема Сирина, излагающего ветхозаветный сюжет)
Или в апокрифических переложениях и толкованиях; это поучения и
Слова отцов церкви, это жития святых, нередко тоже в апокрифи-
ческом варианте. На духовные стихи оказали большое влияние иконы
и фрески (например, стихи о Страшном суде испытали явное влияние
иконографии, см.: [Кирпичников, 1895]). Существует также стих,
внушенный светской картиной (стих о боярыне Морозовой, автором
которого был старообрядец, возник под влиянием известной картины
В. Сурикова).
В русской народной культуре в течение нескольких веков стихи шли
в основном двумя потоками: первый состоял из народных эпических
стихов, возникших главным образом на основе апокрифов; второй
представлял собой совокупность стихов покаянных — само название
говорило об их характере и тематике. Это были стихи лирические,
представлявшие монолог кающейся души, стихи "высокой литературы"
[см.: Кораблева, 1979; Ранняя русская лирика, 1988]. По мере
распространения они приобретали языковые признаки народной поэзии.
[Фролов, 1976; Герасимова-Персидская, 1985]. Первые покаянные
стихи найдены в списках XV в. В XVII вв. в Россию хлынул
поток западных псальм и кантов — через Польшу, Украину и
Белоруссию. Однако в России и стихи покаянны, и псальмы,
и канты долгое время не усваивались крестьянской культурой.
Статус духовного стиха в народной культуре был особым. Но-
сителями этих текстов были певцы-профессионалы — калики перехо-
жие, паломники во Святую Землю, Палестину [см.: Аничков, 1913;
Веселовский, 1872], а позднее бродячие слепые певцы, зарабатывавшие
себе на жизнь исполнением духовных стихов. Поскольку духовный
стих несет в себе глубокое назидательное, учительное начало, то он, как
замечает Ф.И. Буслаев, "...изъят из общего ежедневного употребления и
предоставлен как особая привилегия только тем лицам, которые
тоже будучи изъяты из мелочных хлопот действительности, тем
способнее были сохранить для народа назидательное содержание его
религиозной поэзии" [Буслаев, 1887, 448]. Творчество калик перехожих
было усвоено народными исполнителями — крестьянами. Тем не менее
именно бродячие певцы оставались основными творцами и исполни-
телями духовных стихов как в Белоруссии, на Украине, в Болгарии
[Михайлова, 1988], так и в большинстве регионов России. Говорим — в
большинстве, ибо были такие локальные культуры, где стихи бытовали
в громадном количестве, при этом не было никаких профессиональных
исполнителей — пели все, кто могли. Это прежде всего старообряд-
ческая среда, а также другие религиозные направления, из которых
по составу репертуаров наиболее близки к старообрядцам духоборцы.
В старообрядческой среде духовный стих переживает свое второе
рождение. С одной стороны, он как бы возвращается к своему
источнику — становится более книжным в поэтике и в языковых
выражениях, а с другой стороны, он делается более народным по
бытованию. Духовные стихи старообрядцев были поэтическим вопло-
щением их истории и учения: осмысление никонианской реформы,
разгром и закрытие монастырей, начиная с Соловецкого, "выгонки" в
отдаленные места, подвиги и мучения героев и страдальцев —
протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, Симеона Верхотурского
и др., учение об антихристе, споры о браке, указание путей к спасе-
нию — все становилось предметом поэтического описания. Однако
основная функция стиха у старообрядцев оставалась та же — они
связывали мир христианской книги с миром народных представлений,
толковали сложные тексты понятным языком. Иными словами,
духовный стих в разных своих проявлениях был и остается поэтическим
выражением народной герменевтики. Об этом красноречиво говорит
(хотя и без употребления слова "герменевтика") классическое исследова-
ние В.П. Адриановой-Перетц [1917], где тщательно проанализированы
многие десятки текстов стиха об Алексее — человеке Божием и
установлены черты сходства и отличия текстов стиха от текстов
двух редакций Жития Алексея человека Божия, явившегося для этого
стиха источником. О "толковательной" роли духовного стиха говорится
и в монографии Ф. Батюшкова [1891], где приводится сопоставление
текстов "Слова о суете жизни и покаянии" Ефрема Сирина и
распространенного в старообрядческой среде "Стиха о человеческой
жизни": "Человек живет, как трава растет" [см. также: Никитина,
1976].
Укажем только один пример, показывающий близость духовного
стиха к герменевтическому толкованию. В предыдущей главе мы
привели отрывок из чтения и толкования Жития Кирика и Улиты.
Кроме текста Жития, известен духовный стих о Кирике и Улите.
Текст стиха очень близок к тексту именно этой, проложной редакции
Жития: в стихе сохраняются та же последовательность эпизодов,
те же детали событий, те же сравнения, те же смысловые акценты. В
одном из вариантов стиха многократно, так же как и в толковании,
подчеркивается младенческой возраст Кирика. Характерно его начало:
Ай же ты Кирик младенец
Трехгодовый без двух месяцев! [ГК. 78].
Так же к нему обращается царь Максимьян и другие мучители.
Максимьян разьяровался... на того ли Кирика-ммденца, трехгодового
без двух месяцей (ср. повторяемое в толковании: вот ведь какой
ребенок был — два года девять месяцев, и што он умел!).
В стихе, стилистически близком к народным эпическим произведе-
ниям, церковнославянизмы, как и в толковании, заменяются русскими
эквивалентами. Так, царь Максимьян наполнися ярости (Житие),
Достарыңызбен бөлісу: |