красной, т.е. красивой, когда у нее лицо, как дубовая кора, у нее
тело, как котельное дно? Ответ на эти вопросы можно получить,
перейдя от непосредственного прочтения текстов в мир смыслов,
который предполагает знание фольклорной картины мира, его законов
и существенных свойств его семантической структуры.
Например, существенно, что фольклорный мир — мир нормы,
мир должного и правильного, и это утверждение помогает объяснить,
почему страшная, покрытая коростой девица остается красной,
почему острую саблю надо поострить: здесь мы имеем дело
с постоянными эпитетами, а их функция — являть каждый раз
предмет таким, каким он должен быть по своей природе и назначению,
т.е. соответствующим норме. Это может противоречить частной
ситуации, которая составляет сюжет, но над всем этим и во всем
зримо присутствует идеальный и упорядоченный мир нормы явленный,
в частности, через постоянные эпитеты. Девица всегда красная,
сабля всегда острая (иначе она не сабля), даже когда ее нужно
поострить.
Принципиально важно, что мир фольклора — мир символов.
Народная культура вообще глубоко семиотична и символична.
Символами могут быть не только языковые единицы, но и действия,
и вещи; так, символичны могут быть форма и цвет одежды2.
Поскольку мы имеем дело со словесным текстом, то будем
говорить о символах — словах и словосочетаниях. Эти символы-обра-
зы указывают на глубинные традиционные смыслы в народной
культуре, которые, как правило, не имеют прямой номинации,
а выражаются в языковых единицах, сохраняющих одновременно
свое прямое, непосредственное значение (ср. брачную символику
в словосочетаниях топтать конем траву, подломить сени новые
и т.д.). Считается, что такие названия растений и птиц, как калина,
яблоня, вишенка, лебедушка, утица, являются символами невесты, од-
нако каждый из этих символов обозначает определенную совокупность
признаков, не совпадающую со значением другого символа; поэтому
соответствие смыслов слова "невеста" и упомянутых символов весьма
приблизительное. Фольклорная символика чрезвычайно разнообразна,
для выражения одного глубинного фольклорного смысла может
использоваться множество слов-символов, и наоборот — одно и то же
слово может быть выразителем разных символических смыслов.
Это хорошо показал П.П. Червинский, хотя он и не пользовался
словом "символ" [Червинский, 1988].
Специфические ключевые слова духовного стиха также символичны,
однако в отличие от традиционного светского фольклора это другая
символика, символика книжной христианской культуры, погруженная
в фольклорный мир. Отсюда особенная смысловая нагруженность
духовного стиха — результат наложения двух картин мира. Особенно
это видно при осмыслении тех слов, которые являются общими и для
стихов, и для светского фольклора. Так, слово корабль довольно
привычно для многих устных жанров. Особенно много кораблей
в свадебном фольклоре. Корабль предстает во всех своих живо-
писных деталях:
А бока-то взведены по-туриному,
А корма-то взведена по-змеиному.
На корабле семеро гребцов-молодцов, восьмой — кормщичок,
девятый — наносничок и т.д. Эта выписанная конкретность свадебного
корабля, казалось бы, плохо совмещается с его символической
ролью. Ведь символ прежде всего намек на то, что он не есть сам.
Но фольклорные символы сочны и посюсторонни и в то же время
определенны в своей потусторонности. Корабль есть символ пере-
мещения невесты из своего мира в чужой. Отплытие на корабле:
Корабельщички отпёхнулись, Родна матушка расплакалась — есть символ этого перехода.
В духовных стихах корабль как будто бы менее символичен:
на нем отплывает Алексеи Божий человек из "Римского царства",
и это вполне соответствует географии в отличие от свадебного
фольклора, где невесте, чтобы выйти замуж в другую деревню,
вовсе, казалось бы, не надо ехать по морю. Однако корабль
в христианской литературе — символ церкви и спасения в бурном
житейском море, и этот смысл просвечивает во многих духовных
стихах. В стихе "О расставании души с телом" плывет корабль
по реченьке, а на корабле — сам Исус Христос со апостолы.
Существенно также, что символы духовного стиха иногда имеют
своими денотатами тоже символы, а именно символы христианской
культуры, т.е. в тексте предстает некоторая иерархия символов.
Таковы, например, символы Кривды и Правды (два зайца или двое
юношей) в стихе о Голубиной книге, битва которых, как показал
В. Мочульский [1887], в свою очередь, символизирует борьбу
Христа и дьявола.
В любом случае очевидно, что понимание фольклорного текста
предполагает умение соотносить множество элементов фольклорного
мира со множеством символов.
От уровня символов перейдем к уровню семиотических оппозиций.
Они являются обобщением и некоторой категоризацией единиц
фольклорного текста. Если символы национальны, конкретны, зави-
симы от жанра, то семиотические оппозиции, по-видимому, уни-
версальны [см.: Топоров, 1982]. Специфическими для фольклора
разных народов и различных фольклорных жанров являются перечни
конкретных фольклорных единиц, соответствующих разным семио-
тическим категориям. Знание этого уровня необходимо, чтобы
понять, например, почему через море можно положить дощечку:
море, так же как река, ручей, вообще вода, служит границей,
переходом между мирами. Такие слова связаны с оппозицией
"свое—чужое", "жизнь—смерть".
Для обрядовых текстов нужно выделить также уровень правил
соотнесения элементов фольклорного текста с другими элементами
обряда. Отметим, что знание соответствий между элементами разных
кодов обряда не обязательно предполагает знания символики, и
наоборот. Так, с одной стороны, можно знать, что слово воля в
свадебных северных песнях соотносится с девичьим головным убором,
но при этом не знать, что это слово символизирует в самих текстах;
с другой стороны, можно знать, что слово воля является символом
девичества, но не знать, что соответствует этому символу в обрядовом
поведении и символике одежды.
Мы говорим здесь о важнейших семантических категориях, которые
должны быть внесены в статьи словаря языка фольклора как
инструмента понимания фольклорного текста. Очевидно, что проекти-
руемый словарь является инструментом весьма ограниченным. Так,
большинство фольклорных символов существует не на уровне слов,
а на уровне мотивов и может быть представлено только в словаре
иного типа. Фольклорная символика далеко не исследована, здесь
требуются этимологические изыскания и работы по реконструкции
общеславянских представлений. Тем не менее некоторое количество
семантической информации рассмотренного типа в словарь внести
можно. В основном же предлагаемый словарь — словарь сочетаемост-
ный, словарь, фиксирующий постоянные, устойчивые связи слов,
включающий названия типовых синтагматических и тех парадигмати-
ческих партнеров заглавного слова, которые сосуществуют в од-
ном тексте. Отметим, что устойчивые словосочетания в фольклорных
текстах отражают и внеязыковые реалии в фольклорной модели
мира, и языковой выбор. Так, ограниченные действия, которые
можно совершать с воротами в свадебных песнях, определяются
типом фольклорной реальности, однако выбор конкретного глагола
для обозначения этого действия (например, растворяться) — уже
языковой факт, это факт языкового сознания носителя фольклорной
культуры. Иначе, устойчивые смысловые отношения — элементы
внеязыковой модели мира, устойчивые словесные выражения — эле-
менты языковой картины мира [ср.: Мальцев, 1981].
Словарь должен иметь классификационную схему, отражающую
распределение слов по тематическим рубрикам. Полученные классы
слов могут пересекаться. Возможно, что классификация должна быть
многоаспектной. Здесь представлен предварительный вариант руб-
рикации, общий для текстов причитаний и духовных стихов. В процессе
построения тезауруса и с увеличением массива текстов рубрикация
может претерпеть изменения, в частности стать детальнее. Мы
перечислим рубрики, снабдив их примерами из текстов обоих видов
(слова расположены по алфавиту):
Вера: ад, ангел, антихрист, архангел, бес, Бог, Богородица,
вечерня, Вознесение, Господь, грех, душа, дьявол, Евангелие, заповедь,
икона, инок, каяться, молитва, монастырь, постовать, рай...
Достарыңызбен бөлісу: |