{518} Празднование 75 летия Малого театра.
Московский литературно-художественный кружок1168 I
Я беседовал с новым человеком, от которого в Малом театре зависит «все».
— Почему нет чествования 75 летия Малого театра1169?
— 75 летия чего? 75 летия кирпичей?!
В тоне слышалось много «пренебрежительности».
К счастью, не все так посмотрели надело, — и новорожденный «московский литературно-художественный кружок»1170 устроил чествование славной годовщины.
На подписной ужин 14 го октября собралось человек 100 – 150 «интересного» народу. И бросалось при этом в глаза одно: все, что в Москве «значительно» — старо, все, что молодо — удивительно незначительно.
— На убыль как будто идет Москва, на убыль с.
Речей, московским обычаем, за ужином было произнесено достаточно. Наибольший успех имели речи двух «старых москвичей»: В. А. Гольцева и М. П. Садовского.
Позвольте вас познакомить с этими двумя характерными, типичными московскими фигурами, которых, когда пишешь летопись московской жизни, никак не обойдешь.
Странное лицо у почтенного Виктора Александровича, — и, по-моему, лицо историческое. Выраженье такое, — словно он во времена еще «юных ногтей» нечаянно вместо молока уксуса хватил. Думал, будет пить молоко, — а оказалось уксус, да еще какой! Так с тех пор, с прискорбием изумленное лицо на всю жизнь человек и сохранил:
— Позвольте с! Что ж это делается!
Для людей теперешнего поколения, по-моему, выражение лица надлежащее. Популярностью В. А. Гольцев пользуется в Москве величайшей, — и речи его — московское «событие». В его речах слышится человек старой закваски. Звучит скорбная нотка, но и слышится вера в светлое будущее. Последней интонации в речах «новейших» ораторов, как известно, не замечается. Это интонация уже «историческая». Г н Гольцев приветствовал Малый театр от имени «Русской мысли» и московского «Курьера».
{519} Москва всегда гордилась своим старейшим университетом и своим Малым театром, который давно уже признан великим.
Затем г. Гольцев указывал на связь, всегда соединявшую в Москве университет с Малым театром, — и указывал, в чем состоит истинный «завет» «великого» театра:
— «В лице Щепкина Малый театр распространял те же гуманные идеи, проповедниками которых являлись профессора московского университета».
В. А. Гольцев — представитель московского «интеллигентного пафоса», М. П. Садовский — представитель московского юмора.
М. П. Садовский говорит редко, но метко. Два качества, в ораторах встречающиеся все реже и реже. Коренной москвич, всю жизнь проживший в одном «приходе», — в речах у него чисто московская повадка: он любит сдабривать речь шуткою, и в форме добродушной шутки сказать горькую истину.
Он держал слово к театральной молодежи и рекомендовал ей относиться с большим почтением к стенам Малого театра. Старые стены, «исковыренные разными новейшими вентиляторами».
— Но нам-то они дороги, как оболочка великого духа.
Великого духа, жившего в Малом театре и освятившего эти старые стены, сделавшего из них храм.
— С почтением относитесь к «стенам Малого театра». Ведь «храм разрушенный — все храм»1171.
В частной беседе г. Садовский привел сравнение еще сильнее и красивее.
— Эти старые стены должны быть для молодежи террасой в Эльсиноре, — здесь бродит великая тень1172. Является и поучает.
Молодежь, не только играющая, но и правящая, была, к счастью, на этом ужине, — и будем надеяться, что данный урок пройдет не без пользы молодым людям, видящим в славных годовщинах Малого театра только «годовщины кирпичей».
Лучше поздно, чем никогда, — и речь коснулась, конечно, похороненной в этот день Н. М. Медведевой. О ней говорил П. Д. Боборыкин.
Петр Дмитриевич говорит хорошо и интересно, но в нескольких томах. В нем чувствуется автор очень больших романов.
По обычаю, с некоторых лет им принятому, — г. Боборыкин начал с легкой шутливой экскурсии в область собственного метрического свидетельства. Без этого теперь не обходится ни одна речь г. Боборыкина. Начнет говорить, непременно себе в метрику заглянет, — заглянет и улыбнется, улыбнется и пошутит:
— Вот, мол, какой я! В летах ведь, а?
{520} Присутствующие, разумеется, сейчас же:
— Что вы, Петр Дмитриевич! Помилуйте! Да вы еще молодым зададите!
Петр Дмитриевич с удовольствием прищурится:
— Задам, думаете? Да что вы? А я-то думал, что старичок. Ну, ладно, — будем толковать о деле.
Это была прекрасная, художественная оценка Н. М. Медведевой.
— В ее изображении одинаково превосходны были и аристократка, и женщина среднего интеллигентного круга, и то, что называется «бытовыми» типами. Она обладала тем, о чем теперь говорят с некоторой иронией, — истинно «барским» тоном. Она умела отлично передавать лучшие душевные движения интеллигентной женщины среднего круга. И ей удивительно удавались характерные, народные особенности чисто русских типов.
Г н Боборыкин сравнивал покойную со знаменитыми иностранными артистками, занимавшими такое же место в искусстве, как Медведева, и такого широкого диапазона таланта не находил ни у кого.
Во всем этом вечере в честь Малого театра чувствовалось что-то торжественное, но недоговоренное. Это чувствовалось в том особом почете, который окружал в этот вечер Г. Н. Федотову. Я — старый москвич и знаю, каким почтеньем всегда окружены премьерши Малого театра. Но на этот раз чувствовался какой-то особый оттенок в том, как подходили и прикладывались москвичи к ручке Гликерии Николаевны. Именно прикладывались. Словно благоговением каким-то, особым, московским, окружали знаменитую артистку.
И недосказанное в течение вечера сказал старый московский театрал М. С. Мостовский1173 в краткой речи:
— Глубокой горестью было полно мое сердце, — мы потеряли Надежду Михайловну Медведеву. Но радость проникла в сердце: я увидал среди нас Гликерию Николаевну Федотову.
Это прозвучало как «le roi est mort, vive le roi»1 1174.
И рукоплесканиями всего близкого к театру кружка «Федотова была произведена в Медведевы».
На всем московском есть особый отпечаток, — ничего не поделаешь. Вот как это в старой Москве делается. С торжественностью — тут «посвящают», словно во владетельные герцоги возводят и короной венчают. И с этим почтением к Малому театру нужно считаться. А по «новому курсу» театральному это очень просто делается:
— «Предписывается вам за № таким-то играть такие-то роли».
{521} Чтобы покончить с этим «новым курсом», возбуждающим очень много толков в Москве, я должен сказать, что московский представитель «нового курса» г. Нелидов — очень молодой человек, быть может, очень интересующийся театром, но вряд ли имевший время его узнать. Малым театром заведует малотеатральный человек. Он никогда не стоял близко к театру. Не артист, не писатель, не критик, — а заведует… репертуарной частью Малого театра1175, то есть, должен направлять всю деятельность первого русского театра и всю деятельность его артистов. Конечно, он, по всей вероятности, человек развитой, образованный и в театре бывавший, — но, знаете, как-то странно звучит: «молодой человек, заведующий г жой Федотовой». Или, например, г жой Ермоловой. Или направляющий деятельность Ленского, Рыбакова, Южина, — или руководящий Садовским, Музилем… Если б на такие должности назначали людей с художественными заслугами, то было бы как-то за Малый театр поспокойнее.
Вечерь в честь Малого театра сопровождался, конечно, приветствиями от других театров.
От московского Художественного, приславшего очень трогательную телеграмму, которой Малый театр очень трогательно аплодировал. Тут был один любезнее другого, «а другой — любезней одного».
От петербургской сцены. От Александринского театра приветствия не было… Начальство юбилея не считает, — как же подчиненным-то?
Московский Большой театр оказался похрабрее, — и режиссер оперы г. Барцал1176 «порадовал» публику.
Г на Барцала любят слушать в Москве. Быть, может, более любят слушать, когда он говорит, чем когда он поет. Г н Барцал успел стать «совсем москвичом», — а в Москве без каламбура ни шагу. «Каламбурный город». Г н Барцал «порадовал» публику, назвав себя:
— Маленьким человеком из Большого театра.
И пожелал великим артистам Малого театра:
— Главное, будьте здоровы!
Тут уж сказался оперный режиссер, для которого самое важное, чтобы все были здоровы и кто-нибудь не захрипел.
Московский вечер закончился петербургским обычаем. Превосходно говорил под музыку г. Фигнер.
II
Московский литературно-художественный кружок, в котором все это происходило, переживает не то, что свой медовый месяц, а свою медовую неделю. И все в нем такое медовое. Старшина старшин, князь А. И. Урусов1177, шесть часов подряд с улыбкой ходит, — так что у него потом, вероятно, мускулы лица адски устают. Старшины «очаровывают {522} всех любезностью обхождения». А А. И. Южин, тот, как принято говорить в наш лошадиный век в облошадившейся Москве, — прямо «рекорд очаровательности» бьет. Очаровательность такая, что если бы теперь А. И. Южин Ромео сыграл1178, — я и то бы поверил!
Словом, первое впечатление самое лучшее, и об этом клубе, только на днях открывшемся, только теперь и разговоров в Москве.
Он нужен Москве. Он родился, как протест против купца и чинуши, которые уж очень, очень заели Москву. Надо же, чтоб и артист, и художник, и литератор где-нибудь возвышали свой голос. Из клуба хотят создать «культурный» и влиятельный уголок Москвы.
Дирекция московского литературно-художественного артистического кружка, не в укор будь сказано петербургскому, — составлена не из «зятьев литераторов». Все народ, находящийся с искусством и литературой в непосредственном родстве.
Сильнее всех в дирекции представлен театр: г жа Дейша-Сионицкая1179, гг. Музиль1180, Рыбаков1181, Кондратьев1182.
Слабее всех «художество»: один художник-архитектор г. Шехтель1183.
От литературы представительствуют: Владимир И. Немирович-Данченко, г. Гольцев, г. Лукин1184, старый журналист. Музыку представляет г. Сафонов1185.
Представителями старых, просвещенных, испытанных друзей искусства и литературы являются кн. Урусов и г. Мостовский, старый театрал, стоявший во главе еще старого, знаменитого Артистического кружка1186.
Только вот от науки никто не аккредитован при дирекции кружка. Желая стать влиятельным культурным центром для Москвы, — нельзя стоять в стороне от Московского университета. Москва — это наиболее университетский город из всех русских городов. И среди руководителей интеллигентного кружка представителю университета подобает занять место.
Кружок сейчас помешается в квартире из двух комнат. Гостиная и «московским обычаем» великолепная столовая. Но в ближайшем будущем он собирается менять квартиру на другую, состоящую из… 38 комнат. Эк, размах-то у москвичей! Кружок берет дом кн. Трубецких, на Мясницкой1187, старое, великолепное, суровое здание, с колоннами у подъезда, удивительно барской представительной внешностью и целым Ватиканом комнат внутри. Но брать ли этот «Ватикан»?
Ватикан потребует огромных доходов. Огромные доходы — огромной карточной игры. А заводить еще новое «игорное место» в Москве вряд ли стоит. Все московские клубы, как и все русские клубы, — игорные дома.
{523} Не проглотили бы 38 комнат «кружка» без остатка.
Может случиться так: будут роскошные портьеры, то не будет «кружка».
«Кружок» сейчас имеет в Москве колоссальный успех. У него 150 членов, а желающих «поступить» масса. Со всех сторон только и слышишь:
— Хочу записаться… Нужно записаться… Непременно запишусь…
— Да ведь вы, кажется, ни театра, ни литературы не касаетесь. Зачем вам?
— Как зачем? Артисты там! Будут петь, читать, рассказывать!
Это вторая опасность для «кружка». Набьется в него «публики», — и кружок перестанет быть местом для отдыха и обмена мыслей литераторов, художников, артистов. «Публика» будет требовать, чтобы ее развлекали:
— Прочтите… Спойте… Пусть подекламирует…
И артисты, и литераторы будут избегать этого «клуба», где им приходится «фигурировать», где им будут надоедать или просьбами «исполнить», или вопросами:
— А как у вас там… за кулисами?
Не лучше ли, действительно, держаться «кружком» и от времени до времени открывать свои двери для «большой публики», чтобы показать что-нибудь крупное, интересное, имеющее серьезное, большое художественное или литературное значение?
Поэтому надо, особенно на первых порах, с особой строгостью относиться к выбору новых членов1188. Пара посторонних литературе и искусству лиц, и не заметишь, — как проведет в члены клуба еще десяток «посторонних». Десяток вырастет в сотню, — и «кружок» литераторов, ученых, художников, артистов, со своими задачами, утонет в массе этой посторонней, разношерстной публики.
А этой «всевозможной» публики в теперешней Москве удивительно много. Уж очень шибко пошел «саврась без узды»1189, который и теперь уж «прицеливается».
— Хорошо бы в клубе с балетчицами, с маленькими встречаться… да шампанеи раздавить…
Нагло пошел в теперешней Москве саврас. Везде себя свободно, как в конюшне, чувствует, — и изо всего умеет конюшню сделать. И не успеешь оглянуться, — как «ресторацию» откроют. Любую гостиную в кабинет «Яра» превратят и омоновской вони1190 с собой принесут.
Не меньшей осторожности требует и обращение с московской литературой. Таких «литераторов» теперь в Москве можно набрать, {524} что святых не святых, а уж портреты писателей из «кружка» вон нести придется! По этой части в Москве стало удивительно антисанитарно!
И основывая в Москве, в теперешней Москве, необходимый ей «культурный центр», — надо очень и очень осторожно относиться к первым, в особенности, выборам, к вопросу:
— Кто же будет составлять «ядро» этого будущего культурного центра?
Нужна «по нынешним временам» большая, очень большая осмотрительность.
Достарыңызбен бөлісу: |
