С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма

{537} Колоннада¹²⁰⁸

«Эпизоды Отечественной войны» С. С. Мамонтова следовало поставить в 1912 году¹²⁰⁹.

А драму П. Д. Боборыкина «Соучастники» — двадцать лет тому назад¹²¹⁰.

Когда г жа Ермолова играла молодые роли и покойный Горев играл еще jenne-premier’ов.

Произведение г. Боборыкина не пьеса.

Это только канва.

По которой артисты могут вышить прелестный рисунок.

Некий Иван тяжело болен.

Его жена Елена и брат Андрей любят друг друга.

Андрей говорит:

— А что если ускорить его смерть?

Елена в ужасе отступает, но не бежит предупредить мужа, что ему грозит опасность, что под одной кровлей с ним живет возможный убийца.

И вдруг Иван умирает.

Его труп находят в постели, с каким-то пузырьком в руках.

Умер естественной смертью или отравился?

Он подозревал любовь между женой и братом.

Андрея мучает эта мысль.

Он требует вскрытия. Он хочет знать причину смерти.

Елена тоже не находит себе места.

Она чувствует себя «соучастницей».

Она промолчала. Она молчаливо согласилась.

Если тут было самоубийство…

Это было:

— Моральное убийство.

И «соучастники» никогда в жизни уже не найдут себе покоя.

Подумайте, какие узоры вышили бы на этой канве молодая Ермолова и еще молодой Горев! Особенно М. Н. Ермолова!

Каким трагизмом наполнила бы она «трагическую загадку» Боборыкина!

Теперь в Малом театре за пяльцами сидят г жа Пашенная и г. Ленин¹²¹¹.

Г н Ленин вышел, объявил публике лицом, голосом, всей манерой держаться:

— Сейчас я буду играть злодея.

Публика сразу увидела:

— Н да, с таким господином, действительно, попадешь в уголовщину.

Роль была вся сыграна сразу, с первого выхода, с первой фразы. Так играли когда-то во второстепенной провинции. Так играют теперь в Малом театре. Елена говорит про себя:

— Прелестная женщина.

Про нее говорят:

— Вы всем светите.

Г жа Пашенная не дала себе труда сделать «прелестной женщины». Глядя на это неподвижное лицо, на всю сценическую фигуру, скучную, как будни, с недоумением спрашиваешь себя:

— Кому же могут светить такие ходячие будни?

Но это внешность роли.

Можно так передать внутреннюю сущность человека…

Никакой ни внутренней, ни сущности.

Ничего!

Ходит по сцене скучная дама и говорит раздраженным тоном.

Вот и все.

А г жа Ермолова, которая 20 лет тому назад дала бы из Елены настоящую трагическую фигуру, теперь играет старшую сестру Ивана и Андрея и очень хорошо, естественно, совсем, как в жизни, плачет.

Для таких пустяков не стоило «поднимать» Ермоловой.

Это сделано, очевидно, чтобы почтить такого достойного всяческого почтения маститого драматурга, как П. Д. Боборыкин.

Роль больного Ивана 20 лет тому назад играл бы, вероятно, А. П. Ленский и играл бы ее… точь в точь так же, как г. Лепковский¹²¹².

Трудно себе представить более «вылитого Ленского» по внешности, чем г. Лепковский в этой роли.

В пьесе есть еще доктор. Небольшая роль.

Ее играет г. Блюменталь-Тамарин¹²¹³ и среди столь «играющих», так ужасно «по-актерски» играющих г жи Пашенной и г. Ленина, он произвел на нас приятное впечатление естественностью, простотой и полной жизненностью каждого жеста, каждой интонации.

{539} Пьеса имела успех, продиктованный именами Ермоловой и Боборыкина.

Не больше.

Трилогию г. Мамонтова «Эпизоды Отечественной войны» следовало бы поставить в юбилейный год. А то сцена ничем достойно не откликнулась на двенадцатый год.

Но это такие прелестные исторические миниатюры, в которых есть такие прелестные исторические детали, что они с интересом будут смотреться всегда.

И смотрятся теперь.

Ее первая часть:

«Каменный остров».

Здесь чудесен контраст между любовью к родной стране привезенного из Москвы с фельдъегерем все потерявшего в огне купца Комякина, и «бонапартизмом», — как стали это называть впоследствии, — Аракчеева, которому:

— До страны, до народа, до отечества нет никакого дела.

Публика ждет Аракчеева.

Он заслоняет собою все и вся.

И Аракчеев у г. Айдарова¹²¹⁴ прекрасен.

Грим, фигура — оживший портрет. Моментами гнусавость. Веет ханжеством.

Он немножко только, быть может, добродушен.

В гневе Аракчеев бывал, должно быть, страшнее.

Но елейность Аракчеева и презрение к русскому человеку переданы превосходно.

Г ну Яковлеву¹²¹⁵ в роли московского купца следовало бы быть попроще. Слова и без того достаточно приподняты. Грим Сусанина¹²¹⁶ и декламация делают купца несколько ходульным, персонажем из старинной «патриотической» трагедии.

Мы предпочли бы тон поскромнее и лицо более обывательское, обыденное. Таков русский народ — простой, глубоко чувствующий, но не громко говорящий.

Генерал-адъютанту из немцев следовало бы чуть-чуть больше подчеркнуть немецкий акцент, тогда бы ярче выделялось его старанье говорить «по-русски, по-простонародному».

«У немца всегда душа русская». Надо больше показать, что «русскую душу» старается показать именно немец.

А то получается какая-то какофония.

Один играет в полутонах, другой нажимает педаль обеими ногами!

Гримы отличные. Ожившая старинная портретная галерея.

{540} Но солдат и фельдъегеря следовало бы заставить в присутствии начальства не ходить, а маршировать. Со всеми тонкостями тогдашней шагистики.

А то не получается исторической картины.

Это деталь. Но в миниатюре именно должны быть выписаны детали.

Вторая картина трилогии:

«Завоеватели».

Она вся занята знаменитым партизаном Фигнером¹²¹⁷, приехавшим, под видом сардинского капитана, на пир французов в горящую Москву.

Фигнер, этот, как его характеризуют другие партизаны, «самый свирепый» из партизан, играет:

— В бильбоке¹²¹⁸ со смертью.

Картинка вызывает жуткое чувство.

Написана мастерски.

Все время «узнают, не узнают». Словно человек идет по острию.

Г н Ленин играет Фигнера прекрасно.

От него веет романтизмом.

Немножко и тут минутами чересчур проглядывает «злодей», уж слишком как будто открывающий свои карты французам.

Но здесь это ничего. Фигура романтическая.

Французы ужасны. Француженки не менее.

Третья картина:

«Неприятель».

Она производит самое сильное впечатление.

К концу ее многие дамы, кажется, расплакались.

В первой картине были поставлены лицом к лицу Россия и Петербург.

Во второй офицерство французское и русское.

В третьей сошлись лицом к лицу два народа.

В избу, освещенную лучиной, к двум бабам, — старухе-матери и солдатке-жене, отправившим на войну своего «кормильца», — приводят пленного врага, солдата великой армии, поляка.

Избитого, замерзшего, полуумирающего.

Его встречают как нечисть.

Но поговорив и заглянув к нему в душу, солдатка своей измученной душой видит в Яне «Иванушку», так же, как ее «Петруша», «неволей» пошедшего на войну.

Между народами ненависти нет.

Она чинит ему разорванную рубашку и, пользуясь тем, что свекровь заснула, «в память своего Петруши» выпускает пленника на волю.

{541} А спящая свекровь, — как ее играет, не играет! как ею живет О. О. Садовская! — а «спящая» свекровь вдруг говорит.

Да тихо:

Одна фраза.

Она производит потрясающее впечатление.

Ей без волнения внимать невозможно.

Слезы подступают к горлу.

Какая красота человеческой души!

Браво, драматург!

Вашему «эффекту» аплодировал бы сам Сарду.

Маленькое замечание.

Г н Блюменталь прекрасно, просто и трогательно играет. Но зачем он так много плачет?

Поплакал, — и довольно. И увлекся разговором о хозяйстве и о крестьянской жизни.

А то и плач, и польский акцент, — слушатель половины разобрать не может.

Трилогия имела большой успех.

Автора начали вызывать после первой же картины и вызывали дружно.

Он поцеловал руку О. О. Садовской.

Это надо было сделать от восторга и благодарности.

Он сделал это за весь зрительный зал.

В заключение маленькая, но досадная подробность.

Помещичий дом, дворец на Каменном острове, старинный барский дом в Москве, изба, — какое разнообразие!

Что же получилось?

Два акта пьесы Боборыкина идут в зале с колоннами, акт Мамонтова в Москве опять в зале с колоннами!

Колоннада, а не спектакль!

Где вкус у гг. очередных режиссеров Малого театра?