Санкт-Петербург «эверест третий Полюс» 1997

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

энтузиазм невольно передавался слушателям.

Обычно перед началом доказательства какой-либо сложной те­оремы он, как говорится, «на пальцах» объяснял идею предсто­ящего доказательства, и только затем начинал строгое его изло­жение, время от времени повторяя свой неизменный вопрос к аудитории: «Вы понимаете меня?»

Уже в то время были широко известны первые тома его фун­даментального «Курса высшей математики».

Владимир Иванович Смирнов пользовался большим уважени­ем студентов, и его лекции всегда слушали с неослабевающим вниманием.

Уравнения математической физики читал профессор Кошля-ков Николай Сергеевич. Правильнее было бы сказать, что он не читал, а диктовал свои лекции. Принцип своего метода препо­давания он объяснял так: студенты в течение семестра все равно не занимаются, а тут у них к экзаменам будет надежный кон­спект. И он последовательно диктовал своим размеренным голо­сом каждую лекцию. Можно было видеть конспект у студентов предыдущего курса, и он был почти слово в слово таким же, как и на последующем курсе. Естественно, что большинство сту­дентов при таком методе действительно не занималось, надеясь подготовиться к экзаменам по готовым конспектам.

Более того, пользуясь этими конспектами, часть студентов да­же предпочитала сдавать экзамен по этому курсу досрочно. Про­цедура эта была довольно проста. До начала лекции Николай Сергеевич давал задание двум-трем желающим сдать экзамен, а сам шел читать лекцию. В перерыве Николай Сергеевич зада­вал несколько беглых вопросов по курсу и, если получал неме­дленный ответ, то ставил отметку. В противном случае экзамен считался несостоявшимся. В этот же перерыв он мог дать за­дания для подготовки следующей смене из двух-трех студентов, которых ожидала такая же процедура после окончания лекции.

Курс общей астрономии читал доцент Шаронов Всеволод Ва­сильевич. Предмет этот на факультете не считался основным и значительная часть студентов (кроме будущих астрономов) не проявляла к нему большого интереса. Обычно на лекциях В.В.Шаронова многие занимались чем угодно, только не астро-

20

В. Г. Масалов. Университетские годы

номией, поэтому в аудитории (Большая Физическая) было до­вольно шумно. Но это не смущало лектора. Обладая мощным баритоном, он начинал лекцию словами «Прошлый раз мы оста­новились на...», и продолжал ее, не обращая внимания на ауди­торию, перекрывая шум своим голосом.

Лекции Всеволода Васильевича были содержательны и инте­ресны. Те годы были началом создания и бурного развития те­оретической астрофизики, одним из основоположников которой был тогдашний профессор ЛГУ Амбарцумян Виктор Амазаспо-вич (кстати, в отсутствие В.В.Шаронова он читал нам несколько лекций). Астрономия пополнялась новыми открытиями, и Все­волод Васильевич приводил в своих лекциях сведения по самым последним достижениям этой науки.

Практические занятия по астрономии проводились в Обсерва­тории, расположенной в дальнем конце университетского двора. Обсерватория Университета располагала крупным по тому вре­мени телескопом — 16-дюймовым рефрактором. Вспоминаются захватывающие дух картины лунного ландшафта, впервые уви­денные через этот телескоп.

Трудно было тогда предположить, даже в самой неудержимой фантазии, что через каких-нибудь 20 с небольшим лет начнутся исследования Луны с помощью космических аппаратов и начало этим исследованиям положат отечественная наука и техника!

Профессор Розе Николай Владимирович — автор известного в то время двухтомного издания «Теоретическая механика» — читал нам лекции по этому курсу. Предмет теоретической ме­ханики был интересен сам по себе, и это в значительной мере определяло отношение студентов к нему.

Николай Владимирович был опытным лектором и умел дер­жать аудиторию в руках.

Несмотря на свою внешнюю недоступность, он был довольно снисходительным на экзаменах, не придирался по мелочам и не скупился на оценки.

Среди блестящих мастеров — педагогов математико-механи-ческого факультета несколько особняком стоял академик Берн-штейн Сергей Натанович, который на третьем курсе читал нам теорию вероятностей. Само звание академика уже завораживало нас, окружая его имя ореолом принадлежности к высшим пред-

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ставителям науки. Однако его лекции вскоре разочаровали нас: сухой академизм, отрыв от практических вопросов, уход в аб­стракции. Ко всему этому его лекторские навыки были очень далеки от идеала.

Теория вероятностей оказалась малопривлекательным предме­том. Обращение к объемистому труду С. Н. Бернштейна «Теория вероятностей» мало способствовало усвоению материала, так как этот труд был написан в том же академическом духе.

Нас выручала ассистент С. Н. Бернштейна, руководившая прак­тическими занятиями — Гоар Амазасповна Амбарцумян. В на­чале каждого занятия она коротко и ясно, буквально в течение 15-20 минут, излагала нам суть двухчасовой лекции академика и методы практического применения теории. После такой вводной все становилось на свои места и практические занятия шли без особых трудностей.

Курс общей физики в течение пяти семестров читал профес­сор Карл Карлович Баумгарт — ученик и страстный почитатель Ореста Даниловича Хвольсона — автора широко известного в то время шеститомного «Курса физики».

По мастерству своему К. К. Баумгарт значительно уступал та­ким блестящим мастерам, как Г.М.Фихтенгольц и В.И.Смирнов, поэтому он не мог привлечь внимание студентов к своим лекци­ям. И только предстоящие экзамены (а их по курсу было три) заставляли нас заниматься этим предметом.

Много внимания уделялось практическим занятиям, которые занимали значительную часть учебного времени.

С большой признательностью и благодарностью вспомина­ются имена таких преподавателей практических занятий, как Т.К.Чепова (анализ-I), О.А.Полосухина (анализ-II), П.П.Ан­дронов (аналитическая и дифференциальная геометрия), И.Д.Лерман (теоретическая механика), Г. А.Амбарцумян (теория вероятностей).

Общие лекции студентам математико-механического факуль­тета читались в двух аудиториях: Большой Физической и Боль­шой Химической, находившихся соответственно в зданиях Фи­зического и Химического институтов, расположенных во дворе Университета.

Практические занятия проводились по группам в Главном

22

В. Г. Масалов. Университетские годы

Здании Университета в небольших рабочих аудиториях, кото­рые располагались вдоль университетского коридора. Наша 8-я группа занималась в аудитории №124, находившейся рядом с Актовым залом Университета.

В начале третьего курса было проведено разделение студен­тов по специальностям. При этом была создана особая группа, которая должна была готовить специалистов для работы в авиа­ционных конструкторских бюро. В группу вошло около тридцати студентов, в том числе и автор этих строк.

Для этой группы, кроме обычных университетских курсов, был введен ряд прикладных дисциплин: материаловедение, те­ория механизмов и машин, сопротивление материалов, начерта­тельная геометрия.

С началом Великой Отечественной войны в отношении этой группы было получено указание продолжить занятия с 1 июля 1941 года без перерыва на каникулы. В этот день студентам груп­пы было объявлено о порядке дальнейшей учебы, и со 2 июля были начаты занятия по программе 4 курса.

Однако, о каких занятиях мы могли думать, когда шли ожесто­ченные бои уже на дальних подступах к Ленинграду и десятки и сотни тысяч ленинградцев отправлялись на трудовой фронт по строительству оборонительных сооружений или шли добро­вольцами в ряды народного ополчения? После нескольких часов занятий в один из перерывов на импровизированном собрании было решено полным составом группы поступить в ополчение. На этом занятия были прекращены и большинство из нас добро­вольно вступило в ряды народного ополчения города Ленинграда.

Немного о быте студентов

Университет имел несколько общежитий. Мне пришлось жить в общежитиях, расположенных на 5-й линии Васильевского острова, на Малой Охте и на Мытнинской набережной. Наиболее благоустроенным было новое общежитие на Малой Охте, введен­ное в строй весной 1939 года. Здесь на каждом этаже имелись комнаты для занятий, душевые; на одном из этажей располагался большой буфет. В других общежитиях этих удобств не было.

Стипендия студентов Университета была меньше, чем в тех-

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

нических вузах, имевших дотацию от промышленных наркома­тов. Первокурсники получали 125 руб., второкурсники — 165 руб. Чтобы представить возможность существования на такую сти­пендию, приведу цены на некоторые продукты. Хлеб (ржаной и пшеничный) стоил 95 копеек за 1 кг, серый — 1 руб. 90 коп. и белый — 2 руб. 90 коп. за 1 кг. Масло стоило 16 рублей (1 кг), во время финской кампании цена его повысилась до 24 рублей за килограмм, колбаса вареная (сорт «Отдельная» или «Ветчин­ная») — 10-12 рублей за килограмм. Завтрак в буфете стоил около 1 рубля, сюда входил винегрет, два кусочка хлеба (черный и белый), небольшая порция масла и стакан сладкого чая. Обед в столовой стоил около 5 рублей в день. Обычно обходились мень­шим: утром и вечером — хлеб с сахаром (иногда с маргарином, редко — с маслом) и кипяток, обед в студенческой столовой или в рядом расположенной столовой Академии Наук («академичке»).

Перед стипендией денег уже не оставалось, наименее рассчет-ливым приходилось «стрелять» рубль на обед. В «академичке» на рубль можно было иметь обед, который в шутку называли «ко­ролевским»: первое блюдо за 50 копеек (обычно суп-пюре горо­ховый) и полкило хлеба; горчица и соль были на столе в неогра­ниченном количестве.

Студенты, не получавшие помощи из дома, подрабатывали. Была такая удобная для студентов организация — «Ленпогруз», где работа оплачивалась сразу же или на следующий день. Мно­гие были знакомы с этой организацией...

Для поощрения студентов, имеющих отличную успеваемость и участвующих в научной работе, были введены Сталинские сти­пендии (500 рублей в месяц), однако таких были единицы.

Билет в кино стоил 4-5 рублей, билетами в театры и на кон­церты обычно обеспечивал профком бесплатно или по льготным ценам (это были так называемые культпоходы).

Студенты, живущие в общежитии, большую часть времени проводили в стенах Университета. С утра шесть часов учебных занятий (9.00-15.00), обед и самостоятельные занятия. Занима­лись либо в читальном зале факультетской библиотеки, либо в «фундаменталке» (фундаментальная университетская библиотека располагалась на втором этаже в конце знаменитого коридора), либо в одной из свободных аудиторий.

24

В. Г. Масалов. Университетские годы

Вечера посвящались культурным мероприятиям или просто прогулкам по городу, и только поздно вечером мы возвращались к себе в общежитие.

Выходные дни многие проводили в читальных залах Публич­ной библиотеки имени Н. Е. Салтыкова-Щедрина (в «публичке», как мы ее называли). Здесь было полное раздолье для занятий — любой учебник, любая книга были в твоем распоряжении. И толь­ко в периоды зимней и весенней экзаменационных сессий этот порядок нарушался: предпочитали заниматься в основном в об­щежитиях, чтобы не терять драгоценное время на дорогу.

Свободное от учебы время старались использовать с наиболь­шей пользой. Мы жадно впитывали разнообразные богатства культуры, благо Ленинград — этот центр научной и культурной жизни страны — представлял для этого исключительные воз­можности. Музеи, театры, кино, университет культуры, публич­ные лекции по истории искусства в Эрмитаже, выставки, новые книги — все это не проходило мимо нашего внимания.

Большую роль в культурном образовании студентов играл профком факультета, который снабжал нас льготными билетами в театры (на галерку!), организовывал бесплатные концерты в ак­товом зале Университета с привлечением известных в то время ленинградских артистов, устраивал культпоходы в музеи и т.д.

Достаточно внимания уделялось спорту и здоровому отдыху. Активно работали спортивные секции, стрелковый кружок; зимой на университетском стадионе работал бесплатный каток, органи­зовывались загородные лыжные вылазки и т.д.

В общем, жизнь была насыщена таким множеством занятий, что приходилось только удивляться, когда все это успевалось! Всегда с нетерпением ожидался выходной день: можно было вдо­воль позаниматься любимым предметом и подогнать все невы­полненные за неделю работы.

День, проведенный в публичке, обычно завершался походом в кино — мы старались не пропустить ни одной новой карти­ны. Это были годы расцвета советского киноискусства. Трилогия о Максиме («Юность Максима», «Возвращение Максима», «Вы­боргская сторона»), ряд исторических фильмов («Александр Нев­ский», «Петр I», «Щорс», «Волочаевские дни»), трилогия о Горь­ком («Детство Горького», «В людях», «Мои университеты»), филь-

25

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

В эти годы, когда еще не были развиты другие средства инфор­мации, кино играло очень большую роль в нашей жизни. Каждый новый фильм горячо обсуждался, вокруг него шли споры, героям фильмов подражали, а песни из новых фильмов молниеносно и широко распространялись среди молодежи.

В 1938 году на первый курс факультета математики и механи­ки ЛГУ было принято 240 человек. Значительная часть поступа­ющих была зачислена без вступительных экзаменов. Эти посту­пающие окончили среднюю школу на «отлично» и имели так на­зываемый золотой аттестат. В отличие от обычного этот аттестат имел золотую окантовку (отсюда и название) и в нем была при­писка: «На основании Постановления Совета Народных Комис­саров СССР и Центрального Комитета ВКП(б) от 03.10.1935 г. (фамилия, имя, отчество) пользуется правом поступления в выс­шую школу без вступительных экзаменов».

Однако трудности учебы на математико-механическом фа­культете не всем удалось преодолеть, в том числе и владель­цам золотых аттестатов. Поэтому был большой отсев студентов, особенно на первом курсе. К началу 1940/1941 учебного года (третий курс) осталось около 160 студентов.

Осенью 1940 г. была введена плата за обучение в высшей шко­ле. В ЛГУ эта плата составляла 200 рублей за семестр (т.е. 400 рублей за учебный год). Одновременно был повышен уровень успеваемости, при котором выплачивалась стипендия. Для по­лучения стипендии надо было учиться только на «отлично» и «хорошо», причем хороших отметок должно было быть не более трети от общего числа оценок. Правда, было разрешено свобод­ное посещение лекций (можно было пропускать до трети лекций), чтобы студенты могли подрабатывать на жизнь.

Введение платы за обучение и ограничения на получение сти­пендии привели к дополнительному отсеву студентов, и к концу третьего курса нас осталось около 120 человек.

Война прервала нормальный ход нашей учебы. Подавляющая часть студентов добровольно вступила в ряды народного ополче­ния г. Ленинграда или была призвана в ряды Красной Армии.

26

В. Г. Масалов. Университетские годы

Многие студентки прошли через трудовой фронт, окончили кур­сы медсестер, работали в госпиталях.

Весной 1942 года Ленинградский Университет был эвакуиро­ван в г. Саратов. Небольшая часть студентов с огромными труд­ностями продолжила учебу в эвакуации. Окончили математико-механический факультет в г. Саратове всего 5 человек с нашего курса.

Многие студенты из рядов ополчения были направлены на учебу в военные учебные заведения. В дальнейшем большинство из них связало свою судьбу со службой в Вооруженных Силах.

Некоторая часть студентов нашего курса продолжила учебу в других учебных заведениях, в основном в университетах и педа­гогических институтах.

Небольшая часть студентов после завершения Великой Отече­ственной войны вернулась для продолжения учебы и окончила математико-механический факультет уже после войны.

В Великой Отечественной войне по имеющимся сведениям по­гибло 24 студента нашего курса. Вечная им память и слава.

15 сентября 1988 года состоялась встреча студентов нашего курса, посвященная 50-летию начала учебы в Университете. Во встрече смогли принять участие 32 человека.

Сначала трудно было узнать бывших студентов математико-механического факультета в этих пожилых убеленных сединой людях; многим пришлось заново знакомиться друг с другом. Но разгорелась беседа, пошли воспоминания, и вскоре опять все ста­ли обращаться друг к другу на «ты» и по именам — как будто и не было этих 50 лет! Как будто вновь вернулись в свою юность и вновь оказались в своей студенческой семье!

Суровую школу жизни выдержало наше поколение, но незави­симо от того, как сложилась судьба каждого из нас, мы никогда не забывали, что мы — воспитанники Университета, и гордимся этим званием.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Давид Рахмильевич Меркин

профессор кафедры гидроаэромеханики

Математика на фронте

Вспоминая войну, ее участники обычно пишут о храбрости и героических поступках солдат и офицеров, экстремальных обсто­ятельствах, жертвах и о многом другом, что всегда имеет место на любой войне. Мне же хочется рассказать, как воспитанники нашего факультета применяли свои знания на фронте.

* * *

28

Д.Р.Меркин. Математика на фронте

что цель была накрыта после шестого залпа, причем командир батареи не ввел ни одной корректуры — расчетные данные были определены точно.

* * *

Летом 1943 года был получен приказ проводить в периоды спокойной обстановки сборы командиров взводов и командиров зенитных батарей для повышения их военных знаний. За не­сколько дней до сбора командиров батарей я получил задание провести занятия по правилам стрельбы. Мне нужно было за пять занятий по два часа в день объяснить правила стрельбы. Командиры батарей знали эти правила не хуже меня, но мно­гого они не понимали и, в частности, открывали огонь на пре­дельной дистанции (примерно 8-9 км). Все данные для стрельбы по движущемуся самолету вырабатывались дальномером и при­бором управления артиллерийским зенитным огнем (ПУАЗО). Этот прибор исходил из гипотезы, что самолет летит прямо­линейно, равномерно и не меняет высоту. Прибор вырабатывал данные для точки встречи — точки, в которой должен встретить­ся разрыв снаряда с самолетом. Правила стрельбы содержали небольшое приложение, в котором была кривая нормального за­кона распределения вероятностей поражения цели. Я постарался элементарно рассказать, что такое вероятность, в чем состоит за­кон нормального распределения, и объяснить, что стрельба на максимальной дистанции дает ничтожную долю вероятности по­ражения. Кроме того, после первых увиденных разрывов летчик сразу применит противозенитный маневр (изменит немного вы­соту полета и его курс) и дальнейшие залпы будут абсолютно бес­полезны. Лучше допустить самолет поближе, выработать за эти несколько секунд более точные данные, и затем с максимальной скоростью произвести на встречном курсе несколько залпов. При этом вероятность поражения цели резко вырастает. Простой до­ходчивый рассказ о построении правил стрельбы (были и другие пояснения) очень понравился командирам батарей, они задавали много вопросов и откровенно говорили, что раньше не задумы­вались о многих командах. Через 30 лет некоторые из этих ко­мандиров отыскали меня и на встрече напомнили мне про эти занятия, а один из них сохранил даже конспект. Занятия посе-

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

щал генерал-майор — командующий средствами ПВО Карель­ского фронта. Он хорошо отозвался о моих занятиях. Примерно через полгода приказом по фронту было отмечено, что эффек­тивность стрельбы зенитной артиллерии повысилась — что под этим понималось, я не знаю, так как никаких цифр в приказе не было.

Нужно признаться, что мы сбивали самолеты очень редко, хотя и выполняли свою задачу. Следует пояснить эти слова. Однажды батареи, стоявшие на обороне очень важного железнодорожно­го моста, отражали атаку 56 самолетов, пытавшихся разрушить мост. Батареи не сбили ни одного самолета, потеряли очень мно­го людей (часть самолетов была выделена для подавления огня зенитных батарей), но задачу свою выполнили — мост не был разрушен. Интенсивный огонь зенитных батарей мешал, конеч­но, прицельной бомбардировке самолетов.

* * *

В 1946 году Сергей Васильевич Валландер (он окончил Уни­верситет на год раньше меня) рассказал мне, как он получил выговор, а затем был назначен штурманом полка. Весной 1945 г. офицеры полка дальней бомбардировочной авиации, в котором Валландер занимал должность штурмана первой эскадрильи, бы­ли сняты с боевых вылетов и получили задание перегонять из США американские бомбардировщики, предоставленные нашим вооруженным силам по ленд-лизу (буквально — взаймы). В США они летели на американских самолетах, там получали боевые ма­шины, оборудованные автопилотами, и затем перегоняли их в нашу страну. В первом же перелете, происходившем на высоте 5-6 тысяч метров, штурман полка передал по радио распоряже­ние определиться по счислению (по пройденному расстоянию и курсу) и сообщить свои координаты. Валландер учел боковой ве­тер, направление которого не было строго перпендикулярно курсу, быстро определил по косоугольному треугольнику все данные и передал их штурману полка. Штурманы других эскадрилий счи­тали, что ветер перпендикулярен курсу. Возникло расхождение, и Валландер тут же по радио получил выговор. Но когда они приле­тели в Англию для дозаправки самолетов, то оказалось, что рас­четное время полета от контрольной точки было верным только

— Среди наших любимых профессоров был Леонид Виталье­вич Канторович, который в то время еще не был нобелевским

• 
  Анатолий Григорьевич, а правда, что наш будущий ректор и академик А. Д. Александров имел обыкновение прыгать через стол, входя в аудиторию?
  
• 
  Александр Данилович нашему курсу не читал, но я ходил слушать его лекции на старшие курсы. Кажется, в 25 лет он уже был профессором. Он был очень молодым человеком и очень живым. Со студентами общался запросто. Он читал свои лекции, разработанный лично им курс, в Большой Химической ауди­тории и любил устраивать там соревнования на перерывах со студентами: кто больше перепрыгнет ступенек, кто с места за­прыгнет на кафедру. Кафедра закрывалась на ключ. И когда зве­нел звонок, он, чтобы не возиться с ключом и не задерживать лекцию, перемахивал через кафедру одним прыжком.
  

По этим воспоминаниям можно судить о том, что слава Ле­нинградского Университета как учреждения уникального в смы­сле эмоциональной атмосферы, духовного единения профессоров и студенчества отнюдь не выдумка. Нам остается только мечтать о возрождении этих поистине великих традиций.

А с Анной Либмановной Фейгельман, старшим научным со­трудником ЦАГИ, мы говорили о периоде горьком и суровом не только для перешедших на 4-й курс мат-меха Ленинградского Университета студентов, но и для всей страны, о СОРОК ПЕР­ВОМ.

— Анна Либмановна, Ваш курс «распределял» по стране не Мин­