Саня Турист, 20 лет. Иван Троянов, 43 года. Гришка

Иван. А ты когда-нибудь мечтал вернуться в прошлое?

Турист. Это в Совок что ли?

Иван. Нет. Назад, в детство хотел? А я хотел, всегда хотел. В детстве всегда лето, солнце. И мама. Молодая, смешная. И красивая. А ты маленький. И тоже, наверное, смешной. А главное – счастливый. Оттого, что утро. Оттого, что солнце. Оттого, что мама рядом. Оттого, что… Да просто – счастливый. Ни отчего. Просто так. Счастливый.

Турист. Нет, назад в детдом не хотел. Никогда не хотел. И на малолетку не хотел. Никогда.

Пауза.

Иван. Погнали на фабрику? Погнали, сделаем всё по-быстрому и на ногу? Не могу я здесь больше. Погнали по-быстрому, а?

Турист. Не, братец, я пас. Ты это, давай без меня. Я хочу ещё немного человеком побыть. А ты иди.

Иван. Я ж тебе говорю – наваримся на меди, станешь человеком.

Турист. Ну, ты же таскал её в одну каску? Тебе не привыкать. Иди.

Иван. Да ничего я не таскал, говорю же тебе. Ты не понял что ли? Не таскал. Погнали?!

Турист. Не-не-не. Ежов, чекист этот недоделанный, ещё застукает, а он мне только-только верить начал. Как ему объяснишь, что журналист из Москвы медь ворует?

Иван. Ну ты же не журналист?

Турист. Какая разница? Они мне верят – значит журналист.

Иван. Ты не понял? Ты им хоть Далай Ламой представься – они всему поверят. Ты не видишь что ли? Это же люди, старые наивные люди.

Турист. Я сказал, что не пойду на фабрику и точка!

Турист уходит.

Иван. Ну что тебе со стариков этих? Что с них взять? Погнали на фабрику. Толкнём медь – заживём, людьми станем… Да хрен с ней, с фабрикой этой. Погнали отсюда?! Давай уйдём? Погнали, а?

Картина одиннадцатая

Поселковое кладбище. Среди зарослей крапивы то тут, то там торчат покосившиеся ржавые пятиконечные звезды. Из-за листьев выглядывают лица с портретов на памятниках. По узенькой тропинке идут три старухи.

Вторая старуха. Поговаривают – Ванька-то по секретному заданию в Америке был. Тамошний рабочий класс за советскую власть агитировал.

Первая старуха. Кто поговаривает?

Вторая старуха. Так люди в посёлке.

Первая старуха. Брешут всё твои люди. В тюрьме твой Ванька сидел. Как пить дать – в тюрьме.

Вторая старуха. А ещё слышала – будто в плену он был. Свят-свят-свят!..

Первая старуха. В каком ещё плену? Война, почитай, когда закончилась? Говорю тебе – в тюрьме он сидел. (Пауза.) Вот же ж, а?! Это ж кто цветы попёр с могилки Леонида Ильича?

Вторая старуха. Брежнева?

Первая старуха. Какого ещё Брежнева? Мужика моего, Макарова Леонида Ильича. Я их себе покупала, на похороны. От вас-то не дождёшься ведь. А когда Леонид мой Ильич помёр – я ему, вроде как их подарила. Хризантемы, жёлтенькие такие. Не видали?

Вторая старуха. Да сдались они кому-то, хризантемы твои. Ватикану ещё скажи сдались.

Первая старуха. Троянов это, уголовник несчастный. Ему и сдались. Кому ещё? Не фотокору же из Москвы их переть? У них там, в столице, этого добра, небось, хватат.

Вторая старуха. Да нужны они ему, как в Петров день валенки.

Вторая старуха. Я думаю – прав был Гришка. Прав, дурачок наш с боку бантик. Это ж ему когда ещё приснилось? А тут на тебе – Ванька! Троянов! Живёхонький! Может правда – и жизнь наладится, а?

Третья старуха. А вот правда это или нет – мы сейчас и узнаем. Стоп, машина. Пришли. Тут будем.

Старухи останавливаются у одной из могил.

Первая старуха. Это почему у твоего мужика остановились, а не у моего?

Третья старуха. Да потому. Твой мужик кем был – трактористом? А мой всю войну связистом протопал. Так кому, как не ему держать связь между живыми и мёртвыми?

Вторая старуха. Может Владимира Ильича вызовем?

Первая старуха. Это Коровьева что ли, начальника отдела кадров?

Вторая старуха. Какого ещё Коровьева? Ленина Владимира Ильича.

Первая старуха. Ага, попрётся он из Москвы в такую-то даль.

Третья старуха. Вы тут лясы точить пришли или делом заниматься?

Третья старуха. Вот же глупая баба. Ты чё это прихорашиваешься? Думаешь, мой мужик на тебя позарится?

Первая старуха. Женщина всегда должна оставаться женщиной.

Третья старуха. Спохватилась. Поздновато вспомнила, милая. Дай сюда. Не по назначению используешь.

Вторая старуха. Чо дальше-то делать?

Третья старуха. Чо-чо… Вызываем моего связиста и узнаём у него – прав Гришка или брешит. Он как в двери покажется – стирайте лестницу, чтоб он к нам, в мир живых не проник. Поняли? (Первая и вторая старуха кивают.) Федот Петрович! Приди! Покажись! Появись! Со мною свяжись!

Ничего не происходит.

Первая старуха. Надо было ресницы намазать. Так не появится.

Третья старуха. Инъекция в протез твои ресницы. Страшна как атомна война – такое ничем не замажешь (Пауз.) Федот Петрович! Приди! Покажись! Появись! Со мною свяжись!

Опять ничего не происходит.

Первая старуха. Мой-то посговорчивей был. Может пока не поздно…

Вторая старуха. Три раза. Надо три раза читать.

Третья старуха. Федот Петрович! Приди! Покажись! Появись! Со мною свяжись!

Ежов (из-за кустов). Стой, кто идёт?!

Первая старуха. Мать твою!..

Вторая старуха. Свят-свят-свят!..

Третья старуха. Царица небесная!..

Ежов. А чё ето вы тут деете, а?

Третья старуха. Тьфу, провались, Ежов! Что ж ты, старый чёрт, делаешь, а?

Ежов. Цыц! Я при исполнении!

Первая старуха. И что же это ты, старый чёрт, исполняешь? Чуть не оросилась, прости господи!..

Ежов. Бабы вы и этим всё сказано. Бдительность проявляю. Мне по должности положено – бдительность проявлять.

Вторая старуха. А мы так это, вот мужиков своих проведать пришли. Нельзя?

Ежов. А что за срочность за такая? Вырядились, ещё, как демонстрацию.

Третья старуха. Женщина, Ежов, всегда должна оставаться женщиной!

Ежов. Ладно-ладно. Вы мне тут зубы-то не заговаривайте! Все как с ума посходили. Разбежались, понимаешь, кто куда. Посёлок как после бомбёжки – ни души. А что, спрашивается, случилось? Эка невидаль – Троянов вернулся. И всё – началось. Один, дурачок с боку бантик, на крышу залез, смотрит всё, не идёт ли кто ещё, другие радиво побежали настраивать, вы – тут херомантию, понимаешь, развели. Контра проклятущая. А ну, шагом арш в посёлок. Вам ещё репетировать.

Первая старуха. Какой там репетировать? Айда, бабоньки, портки сушить.

Вторая старуха. Раскомандовался. Тоже мне, командир нашёлся.

Третья старуха. Тьфу! Права Нюрка – не того человека придурком лагерным назвали, не того.

Уходят. Ежов оглядывается по сторонам. Смотрит – далеко ли ушли старухи. Подходит к зеркалу. Снова оглядывается.

Ежов (шёпотом). Федот Петрович! Приди! Покажись! Появись! Со мною свяжись!

Картина двенадцатая

Пустырь перед поселковым клубом пару часов спустя. Трава у клуба выкрашена в непонятный сине-зелёный цвет. Этой же краской дописаны две недостающие буквы на вывеске над входом. Точнее полторы недостающие буквы – на «У» краски толком не хватило, и она получилась полупрозрачной. Из свежевскопанной клумбы торчат пластмассовые жёлтые хризантемы. На пустыре стоит вытащенная из клуба трибуна. За ней возвышается транспарант, на котором поверх старой надписи «Ура! Гагарин в небе!» написано: «Привет Москве!» Перед трибуной собирается народ. Ну, как народ? То, что в сумме можно назвать полтора землекопа, в общем, всё население посёлка. Плюс Турист. Чуть поодаль от него Иван. За трибуной стоит Сергеич, заметно волнуется. Что-то читает по бумажке, потом убирает её в карман, шевелит губами, снова достаёт бумажку, снова убирает и т.д. Наконец поднимается на трибуну, трогает пальцем микрофон. Микрофон фонит, в воздухе раздаётся писк и скрежет.

Сергеич (откашливается). Все на своих местах? Вокальный ансамбль «Родные дали» готовы?

Вторая старуха. Кому, спрашиваю, родные дали?

Первая старуха. А другого названия нам нельзя было придумать?

Сергеич. Было бы достаточно простого ответа: «Готовы!»

Третья старуха. Да готовы, мы, готовы. Не тяни кота.

Сергеич. Оркестр здесь?

Два старика – у одного пионерский горн, у второго пионерский же барабан – поднимают руки, здесь мол.

Сергеич. Репетировали?

Сергеич. Гришка, как я тебя учил?

Сергеич. Ну, что тогда – можно начинать? (достаёт из кармана бумажку, прищуривается, пытается незаметно прочитать.) Дорогие товарищи! В этот волнующий момент по поручению и от себя лично разрешите обратиться… (комкает бумажку, бросает на землю.) Да чёрт с ним! Так скажу! Односельчане! Люди вы мои дорогие! В это трудно поверить, мы не могли на это и надеяться, но это случилось. Случилось, несмотря ни на что. Через столько лет и такая радость! Как птицы осенью летят на юг, так и наши земляки возвращаются домой! После долгих скитаний по чужим краям они возвращаются в родной край, на малую родину. Все мы помним нашего дорого Ивана Троянова, которого мы считали пропавшим. И вот он здесь! (аплодирует, все подхватывают, тоже аплодируют.) А ещё у нас сегодня в гостях журналист из Москвы, который запечатлеет этот радостный момент для истории, для потомков. Встречайте, товарищи! Ему слово!

Турист. Я это, не готовился особо. Как-то неожиданно. Вы простите, если я что не так скажу (выкрики из толпы: «Ничего! Так даже лучше, без бумажки, от сердца! Не робей!») Вы уж извините, конечно, но весь этот горький катаклизм который я тут наблюдаю, ни в какие рамки. Да. (смелее.) Что это вы тут устроили, а? Я вас спрашиваю! Я ещё думаю, что это здесь такое происходит? Это же дурдом какой-то! (ещё смелее.) В то время, как страна, в едином порыве трудится на благо мира во всём мире, вы тут развели не пойми что! Где продукция? Где выполненный план? Где? Вам правительство фабрику доверило, рабочие места дало и где это всё, а? Просрали, да? А на каком, я вас спрашиваю, основании?

Сергеич. Что это он такое несёт?

Баба Нюра. Так и знала, так и знала, что мы виноватыми и окажимся.

Ежов. А я тебе, Сергеич, говорил, допляшешься, ой допляшешься!

Турист (в конец осмелев). В общем, слушай мою команду! Сегодня утром я получил правительственную телеграмму из Москвы. Правительство назначает меня кризисным управляющим. Это значит вы теперь должны во всём мне подчиняться. Я вам покажу, где раки зимуют! Работать у меня будете!

Иван. Да что вы его слушаете? Он же гонит всё!

Сергеич. Вот-вот, прогонит меня.

Иван (Туристу). Ты чё там охренел совсем? Ты чё несёшь? Какая телеграмма?

Турист. По достоверной информации также мне известно, что Троянов является шпиёном и диверсантом. Ежов, ату его, ату!

Иван. Да ты чё, щенок!

Турист (Ивану). Сидел бы тихо, а так – не обессудь.

Ежов. Раз в правительственной телеграмме так написано, ничего поделать не могу. Стой, понимаешь, а то стрелять буду.

Иван. Да ты чё, дядя Игнат! Ты чё его слушаешь? Его же кроет, он же псих! Реально псих! Какой кризисный управляющий? Какая правительственная телеграмма?! У вас и почта сто лет как не работает!

Ежов. Ничего не могу поделать.

Иван. Да вы же все меня знаете! Я же свой, Ванька Троянов! Я же с вами по одним улицам ходил, одним воздухом дышал! Да вы что?

Ежов. Ничего не могу поделать.

Иван. А он кто? Думаете журналист, да?! Фотокор из Москвы?

Турист. Ежов, чего уши развесил?! Ату, говорю!

Иван. Да он же воришка мелкий! Он же за медью пришёл! На фабрику медь тырить! Да у него же фотоаппарата даже нет!

Ежов останавливается, поворачивается к Туристу.

Турист. Ну чего ты Ежов его слушаешь? Он же вражина, сам говорил! Ну?

Ежов. А ну-ка мил человек, покажи свою бандуру, фотоаппарат свой.

Турист. Повёлся на провокацию? На загоны его повёлся, да?

Ежов. Покажи, говорю, фотоаппарат!

Турист. Э, ты чего, старый? Ты бы убрал ружьё-то! Слышь чо говорю! Ты чего старый?

Ежов. А ты мне сразу не понравился.

Турист. Что – думаете, что в Советском союзе живёте, да? Коммунизм всё строите, да? А нет его больше, Совка вашего! Давно уже нет! И коммунизма никакого нет! Не слышали? Капитализм теперь строим!

Баба Нюра. Ванька, это чё он, а? Это чё он такое говорит?

Турист. Ну, что молчишь, Троянов, правдоруб хренов, а? Чё молчишь?!

Иван молчит.

Сергеич. Что это такое, товарищи? Что это, братцы, люди мои дорогие? Что это значит, а? Прав ты, Ежов, доплясался видать я. Старый стал, совсем мышей не ловлю. Уйду я. Поеду к сестре, в Горький. Какой из меня председатель поссовета?

Ежов. Ты ещё, Сергеич. Не начинай, а…

Сергеич. Куда мне, когда я такую котовасию допустил? Ставь на голосование вопрос о моей отставке. А я в Горький, к сестре.

Турист. Да нет больше никакого Горького! Нет Калинина! И Свердловска нет! Есть Нижний Новгород, Тверь и Екатеринбург. Привыкайте!

Сергеич. Так это что – раз Советского союза нет, так и нас нет?.. Так получается? Кому мы теперь нужны? Раньше родине, а теперь?...

Ежов. Так, кто за отставку Сергеича?.. Против?.. Воздержался?.. Все против. Вот видишь, Сергеич, как в прошлый раз.

Последняя картина

Иван. Вот и свиделись, Юрий Алексеич. Я вернулся. Нагулялся. Хватит, думаю. Домой пора. Помните, вы мне говорили? В гостях хорошо, а дома лучше. Помните? Усвоил урок. (обращается к следующей могиле.) О, Леонид Ильич! А ты нисколько не изменился. Как прошла уборочная? Всё успели? Трактор-то жив ещё, не поломался? Ты уж меня прости – не нашёл я тебе новых свеч. Времени всё не было. Да и не выпускают сейчас такие. Сейчас всё больше на импортных ездят. Ну, ничего! Придумаем что-нибудь. Я к вам механиком устроюсь и придумаем, покумекаем (обращается к другим могилам.) Возьмёте меня к себе, Владимир Ильич, а? Сергей Палыч? Я на шиномонтажке в городе работал. У меня опыт есть. Что? Нет, больше никуда не уеду. Здесь останусь, с вами. Буду на родной фабрике работать. Здесь буду. Если возьмёте. Возьмёте ведь, да? Возьмёте?