Сборник материалов III межвузовской научной конференции Издательство «Наука» 2010 (47)(082)

Именно тогда, в 1920-е гг., в стране сложился своеобразный тип связи науки, идеологии и политики, который продолжал господствовать и далее¹. После окончания Гражданской войны власть организует Комиссию по истории Октябрьской революции и Российской коммунистической партии (Истпарт) с филиалами по всей стране. Истпарт был создан при Наркомпросе в сентябре 1920 г. и передан под начало ЦК РКП(б) в декабре 1921 г. Одной из главных задач Истпарта было собирание документов и материалов по истории революционного движения и Октябрьской революции, в том числе за рубежом.

Создаются новые библиотеки, архивы, музеи для хранения «памятников» революции. Появляется первое поколение историков-марксистов, формировавшихся из партийной среды (в основном, социал-демократической) и связанных после 1917 г. с государственной деятельностью. Именно они (И.И. Минц, М.В. Нечкина, А.Л. Сидоров, Э.Б. Генкина, Н.Л. Рубинштейн, А.М. Панкратова и др.) стали активными участниками острой идейной борьбы с противниками большевизма. Эта борьба была частью глобального государственного проекта по конструированию образа революции, Гражданской войны и истории большевистской партии. Газеты, листовки, школьные учебники, исторические труды, митинги, официальные церемонии и празднества², агитпоезда, фотографии, кинофильмы формировали, как отмечает Ф. Корни, «основополагающие нарративы» нового режима¹, включавшие ряд ключевых символов и сюжетов, в том числе и о «врагах революции».

Важной частью пропаганды становится кино (именно с 1920-х гг. восприятие мира современным человеком становится все более опосредованным экраном), где образы меньшевиков и эсеров изображаются резко отрицательно. Начало расцвета кинематографа совпало с формированием тоталитарного режима². Знаковыми стали документальный фильм Д. Вертова «Процесс эсеров» (1922 г.), С. Эйзенштейна и Г. Александрова «Октябрь» (1927 г.), где после выступающего на трибуне меньшевика показывались руки, перебирающие струны арфы, а речь эсера монтировалась с балалайкой. И то, что в последующие десятилетия советской власти фильм ассоциировался с представлением о «Великом Октябре», в немалой степени было сформировано именно Эйзенштейном, его весьма образную кинематографическую версию выдавали чуть ли не за документальную фиксацию свершившегося. «Октябрь» можно считать в мировом кино одним из первых примеров воплощения на экране «второй реальности», кажущейся подлиннее настоящего. Так, в ряде позднейших картин 1930-х гг. сцена штурма Зимнего дворца из фильма Эйзенштейна вставлялась как черно-белый «документальный» отрывок.

Карикатурными были образы социалистов и в других популярных фильмах 1930-х гг. Так, эсеры и меньшевики откровенно высмеивалась в трилогии о Максиме Г. Козинцева и Л. Трауберга, «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» М. Ромма. Литература и кино фактически становились институтами по «производству Истории»³. Именно кино предоставляло наибольший простор для мифологизации истории.

Важным фактором фиксации в общественном сознании образов социалистов можно считать фильм «Ленин в 1918 году» (1939 г., режиссер М. Ромм; Сталинская премия 1941 г.), где Фанни Каплан в исполнении актрисы Н.Г. Ефрон запечатлелась в сознании миллионов советских граждан как эсерка, стрелявшая в вождя. «Эсерка Каплан стала настоящей инкарнацией врага», – отмечает в своей монографии о советском кино Е. Добренко⁴. Критика писала об «акте гражданского, артистического мужества, который совершила Н. Эфрон, снимаясь в роли Каплан»⁵. Фильм «Ленин в 1918 году» был теснейшим образом связан с показательными процессами 1930-х гг., с атмосферой «Большого террора». «В разоблачении подлинной обстановки покушения на Ленина фильм идет значительно дальше многих до сих пор опубликованных работ», – отмечалось рецензентом картины. И далее: «Опираясь на многочисленные исторические материалы, в частности на материалы последних судебных процессов над врагами народа, авторы фильма нарисовали исторически правдивую картину того, как все силы контрреволюции объединились в одну силу, направившую злодейскую руку преступницы Каплан»¹. Таким образом, художественный кинематограф развивался с учётом историографической ситуации и сам стимулировал историческую среду.

Успешность формирования нового исторического сознания зависела и от того, насколько большевикам удастся вовлечь население в процесс его создания – в конечном счете, в процесс своеобразного «конструирования прошлого». Для того чтобы то или иное историческое явление закрепилось в коллективной памяти, оно должно наполниться смыслом для её носителей. Такие конструктивные элементы получили в исторической науке названия «фигуры воспоминания» или «места памяти». Они являются главными ориентирами для членов сообщества и дают представления о прошлом и настоящем. С помощью самых разнообразных средств печатной и массовой пропаганды власть в конечном счёте сумела создать к 1930-м гг. такой образ истории социалистических партий, который переживался на уровне личной и групповой памяти и обеспечил людей тем языком, которым они выражали свои воспоминания.

Интерес к изучению истории российских политических партий возродился во второй половине 1950-х гг., демонстрируя благоприятные для исторической науки последствия либерализации советского общества. Смягчение режима выразилось в открытии ряда тем для исследований, критике «ошибок» и «недостатков» прошлых лет. Тем не менее, советская наука продолжала оставаться государственным проектом, с чётко очерченными рамками и идеологическими установками. Сохранялись многие черты историографии 1920-х гг. – прежде всего, убеждение в превосходстве марксистско-ленинской идеологии, представления о роли исторической науки в политической борьбе за социализм. Жёсткий контроль исключал независимость исследователей, обязывал их следовать решениям партийных органов². Оставались и организационные формы прошлых лет, приоритет партийных учебных и научных центров. В общественном сознании сохранялся образ меньшевиков и эсеров как «врагов революции», заговорщиков и пособников белогвардейцев.

В то же время эти представления постепенно начинают разрушаться, хотя и в ограниченных масштабах. Этому способствовала критика сталинизма в годы оттепели, появление в 1960-е гг. неподцензурной диссидентской литературы (самиздата), прежде всего, произведений В. Шаламова и А. Солженицына, публикация художественных произведений (романов, пьес) и фильмов о Гражданской войне, чекистах, эмиграции, Б.В.Савинкове и левых эсерах. В них образы «врагов революции» были иногда далеки от карикатурных – можно выделить фильм «Шестое июля» (1968 г., режиссёр Ю.Ю. Карасик, сценарист М.Ф. Шатров) о выступлении левых эсеров в 1918 г.¹, снятый к юбилею ВЧК сериал «20 декабря» (1981 г., режиссёр Г. Никулин, сценарист Ю. Семенов) и др. Образ М.Спиридоновой в исполнении А. Демидовой («Шестое июля») запомнился зрителями своими человеческими чертами – искренностью, цельностью, убеждённостью, о чём актриса говорила сама². Далеко не всеми фильм был встречен благожелательно: историки Н.В. Савинченко и А.И. Широков в своей рецензии обозначили «ложный замысел фильма» и «фальшивое новаторство». «Историческое событие – разгром мятежа «левых» эсеров – показано в кривом зеркале», – подытожили они³.

Деятельности Б.В.Савинкова были посвящены фильм «Крах» (1969 г.) и мини-сериал «Синдикат-2» (1981 г.). Также Савинков показан в фильмах «Незабываемый 1919 год» (1951), «Чрезвычайное поручение» (1966), в мини-сериале «20 декабря» (1981). В телевизионном мини-сериале «Операция «Трест» (1967) неоднократно озвучивается различная информация о Савинкове (его деятельность после Октябрьской революции, арест, признание на суде Советской власти и др.). В роли Савинкова снимались такие известные советские актеры как В.Самойлов, А.Пороховщиков, Е.Лебедев.

Событием стала публикация 21 апреля 1962 г. в газете «Известия» рассказа писателя Э.Г.Казакевича «Враги» с версией о том, что Ленин способствовал нелегальному выезду Мартова за границу, чтобы спасти его от чекистских репрессий. Этот рассказ по-иному характеризовал меньшевистского лидера, что было немедленно отмечено русскими эмигрантами – Н.В. Вольский писал сестре Мартова Л.О. Дан 12 мая 1962 г.: «Исторически это неверно, насколько знаю. Ленин открыто, а не секретно дал Мартову позволение выехать за границу. Но вся статья в «Известиях» меня поразила. Весь тон её не тот, с каким компресса обычно говорит о меньшевиках»¹.

В середине 1970-х гг. в Советском Союзе появился новый тип ученого-гуманитария. Это социальный аутсайдер, принципиально не связанный с официальными академическими учреждениями и ведущий подпольную, по сути, научную работу – результаты её лишь изредка попадают в печать². Особый интерес «подпольщиков» вызывали последние годы императорской России и советская история 1920-х – 1930-х гг. Научные исследования чаще всего смыкались с политическим диссидентством (так, в 1973 г. историк Г.Г. Суперфин был арестован за помощь А.И. Солженицыну в сборе материалов для «Архипелага ГУЛАГ»). Выпуск сборников исторических документов, получивших название «Память», был налажен в Париже издательством «YMCA-Press» (материалы для него поставляла группа ленинградских историков, возглавляемая А.Б. Рогинским) – было выпущено в 1976 – 1981 гг. пять томов. Издание альманахов было теснейшим образом связано с именем В.Аллоя, вскоре создавшего собственное издательство «Atheneum». В 1986 г. под маркой этого издательства появился первый выпуск «Минувшего», продолжившего традиции альманаха «Память» (до 1991 г. было выпущено 12 томов «Минувшего»). В этих сборниках значительное внимание уделялось истории социалистического сопротивления тоталитаризму – публиковались мемуары, интервью и письма эсеров и меньшевиков (В.О. Левицкого, Б.А. Бабиной, В. Аркавиной, М.Л. Свирской, Е.М. Тимофеева, Г. Максимова и других), а также исторические исследования (Ю.Г. Фельштинский, Р. Пайпс, Т.И. Тиль – псевдоним Д.М. Бацера, и др.). Диссиденты пытались выполнить – в весьма сложных условиях – важную миссию сбора исторических сведений у последних членов социалистических партий, находившихся в СССР. Таким образом, возник новый канал «трансляции» исторической памяти, не опосредованный официальной идеологией.

В 1990-е гг. процесс воздействия киноискусства на общества стал ещё более сложным. Весьма характерен для современного состояния обыденного исторического сознания российского общества сюжет с Ф.Каплан – в нём причудливо переплетаются новые научные исследования, давние стереотипы и фантастические гипотезы³. Покушению на Ленина в 1918 г. посвящено несколько документальных фильмов («Фиалка террора», 2003, Украина, реж. И. Кобрин; «Кто заплатил Ленину: тайны века», 2004, Россия, реж. Г. Огурная – выдвигается версия о причастности Парвуса к покушению 1918 г.; «Тайны века. Ульяновы. Неизвестная семья. Покушение», 2004, Россия, реж. О. Рясков и др.), множество газетных, журнальных и сетевых публикаций. Показательно, что, несмотря на привлечение весьма авторитетных учёных в качестве экспертов, в большинстве случаев продолжают тиражироваться старые мифы параллельно с новым мифотворчеством. Вполне можно согласиться с А.П.Ненароковым, что «роль телевидения в воспитании интереса к истории за передачами, в котором поиски форм сопровождаются знанием того, о чём идёт речь, и уважением к историческому факту»¹. Трансформация научного знания в обыденное в России проходит весьма медленно и противоречиво. Очевидно, в случае обращения кинематографии к историческим событиям необходима обоюдная ответственность и зрителя, и режиссёра: первый должен понимать, что имеет дело с художественным произведением, второй – чувствовать ответственность за трактовку реальных событий².

Таким образом, кино, наряду с другими культурными практиками, оказало существенное влияние на формирование исторического сознания советского общества. Образ представителей социалистических партий, меньшевиков и эсеров, прошел определенную эволюцию – от схематичных, однозначно негативных стереотипов сталинской эпохи, через более достоверные произведения 1960-70-х гг. – до крайне противоречивых современных сюжетов.

Проблема разграничения полномочий между федеральным центром и регионами является острой в силу нескольких причин – асимметричность федерации в России, административно-территориальное деление по национальному признаку, многонациональность и многоконфессиональность населяющих Россию народов и др. Кроме того, своевременная неурегулированность данной проблемы может привести к актуализации многих других нерешенных вопросов, таких, как злоупотребление региональными властными структурами, использование ресурсов государственной власти руководителями национальных движений, представителями этноэлиты в своих интересах, дискриминация по национальному признаку, законодательное ущемление прав и свобод национальных меньшинств, представителей других национальностей (что представляет угрозу реализации основных прав и свобод человека и гражданина на территории РФ, затрудняет формирование гражданского общества и демократических институтов власти). Таким образом, решение проблемы разграничения полномочий является первоочередной в процессе построения федеративного демократического государства в свете новых преобразований в стране, выстраивания вертикали власти.

Автор решила рассмотреть решение проблемы разграничения полномочий на примере Республики Татарстан как одного из крупнейших, наиболее экономически развитых национальных субъектов России, находящегося, кроме того, в составе Российского государства более чем четыре столетия.

Республика Татарстан является национальным субъектом РФ, в котором проживает около 4 млн. человек, из которых более половины составляют татары¹. Кроме того, это один из наиболее развитых в экономическом плане субъектов России. В Республике широко развита нефтедобывающая, химическая промышленность, машиностроение, авиастроение. Татарстан является регионом, где сложились традиции сосуществования различных народов, религий и культур.

Необходимо отметить, что процесс модернизации схемы разделения полномочий между Федерацией и субъектами проходил в два этапа. На первом этапе старая модель была заменена новой, заложенной в тексте Федеративного Договора, который был внесен затем в текст Конституции. Данная схема предусматривала разные объемы совместных с Федерацией полномочий для различных видов субъектов и, следовательно, закрепляла их неравноправие. Так, национальные субъекты получали довольно широкие полномочия, используя ресурс этничности.

На втором этапе, этапе принятия Конституции 1993 г., последняя установила принципиально новый для Российской Федерации механизм, не применявшийся дотоле в национальной практике. Согласно Основному закону выделяются три сферы предметов ведения, две из которых прямо фиксируются в конституционном тексте (предметы федерального ведения и предметы совместного ведения Федерации и всех её субъектов), а к третьей применяется принцип «остаточной компетенции» (предметы ведения субъектов Федерации).

Основной проблемой института совместной компетенции Федерации и её субъектов была и остается неурегулированность порядка и процедур реализации полномочий, входящих в данную сферу как федеральными, так и региональными органами государственной власти.

В конституционном праве Российской Федерации попытка в явном виде сформулировать принципы разграничения полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и её субъектов была предпринята Федеральным законом от 24 июня 1999 г. № 119-ФЗ «О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации»¹. Законом определены восемь принципов: конституционности; верховенства Конституции РФ и федеральных законов; равноправия субъектов Российской Федерации при разграничении предметов ведения и полномочий; недопустимости ущемления прав и интересов субъектов Российской Федерации; согласования интересов Российской Федерации и её субъектов; добровольности заключения договоров и соглашений; обеспеченности ресурсами и гласности заключения договоров и соглашений.

Необходимо отметить, что в этот перечень включен ряд общих конституционных принципов, например, принцип верховенства Конституции РФ и федеральных законов (ч. 2 ст. 4, ч. 1 ст. 15 Конституции РФ) и вытекающий из него принцип конституционности; принцип равноправия субъектов РФ (ч. 4 ст. 5 Конституции РФ)². Некоторые принципы имеют межотраслевой характер (добровольность и гласность заключения договоров и соглашений). В Законе сформулирован ряд общих нормативных положений, которые могут быть отнесены к самостоятельным принципам, хотя они не выделены в таком качестве, например, принятие по предметам совместного ведения федеральных законов в виде основ (общих принципов) правового регулирования (ст. 12)¹.

Данный Закон являлся базовым в регулировании федеративных отношений, принятие его в условиях законодательно не регламентированного процесса разделения государственной власти, в том числе договорной практики между Российской Федерацией и её субъектами имело исключительно важное значение в свете преобразований политической системы в стране, усиления власти над регионами – выстраивания вертикали власти.

Отдельные спорные положения, обусловленные наметившимися в то время дезинтеграционными процессами в федеративных отношениях, объясняются стремлением федерального законодателя максимально однозначно закрепить основные начала разделения государственной власти по конституционно закрепленным предметам ведения.

В ходе ревизии российской правовой системы осуществлено более чёткое разграничение полномочий между федеральными и региональными органами государственной власти, определено бюджетное обеспечение их реализации.

Ревизия федерального законодательства привела к возникновению ряда правовых коллизий. К примеру, вопросы владения, пользования и распоряжения землей не вошли в перечень полномочий субъектов РФ, закрепленный за ними Федеральным законом от 4 июля 2003 г. № 95-ФЗ. Однако Земельный кодекс многими своими нормами (ст. 2, 10, 33, 34 и др.) предусматривает широкий комплекс полномочий субъекта РФ в области земельных отношений².

Такое реформирование федеративных отношений на основе явно не сформулированных и в значительной степени спорных принципов вызвало множество вопросов. В сложившейся ситуации возникает насущная необходимость в научной разработке, а также в использовании уже разработанных в отечественной и зарубежной науке принципов разграничения полномочий по предметам совместного ведения, обеспечивающих оптимальный баланс между федеральной и региональными властями, учитывающих интересы центра и территорий, обеспечивающих конституционную самостоятельность регионов и единство Российского государства.

Таким образом, на основе научных разработок в этой сфере (И.А. Умнова, А.В. Киселева и А.В. Нестеренко, Н.М. Добрынин и др.)³, а также научной концепции разделения государственной власти, разработанной В.А. Черепановым, представляется возможным выделить базовые принципы разграничения полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и ее субъектов по предметам совместного ведения:

1. Принцип субсидиарности, согласно которому максимально возможный объем полномочий сосредоточивается на региональном уровне; за федеральным уровнем закрепляются лишь те части совместного правового поля, которые не могут быть успешно решены субъектами Федерации. К таким вопросам можно отнести сферу таможни, гражданства, налогообложения, внешней политики государства.

2. Принцип ограниченной необходимости федерального регулирования, согласно которому федеральное регулирование по предметам совместного ведения осуществляется только в тех случаях, когда действительно существует необходимость в таком регулировании для обеспечения единообразных условий жизни на территории Федерации или сохранения правового и экономического единства в общегосударственных интересах.

3. Принцип рамочного федерального регулирования, согласно которому по предметам совместного ведения должны издаваться Основы законодательства и конкретизирующие их законы субъектов РФ.

4. Принцип позитивного обязывания, согласно которому при разграничении полномочий в сфере совместного ведения необходимо выделять те полномочия субъектов РФ, которые они обязаны выполнять за счёт своих бюджетных средств и за которые должны нести конституционно-правовую ответственность.

5. Принцип бюджетной обеспеченности полномочий, согласно которому за бюджетами субъектов РФ на постоянной основе должен быть закреплен такой объем доходных источников, который необходим для выполнения полномочий как по предметам их ведения, а также полномочий, которые они обязаны выполнять за счет своих бюджетов по предметам совместного ведения. Другие полномочия по предметам совместного ведения не запрещаются, а реализуются при наличии у субъектов РФ необходимых бюджетных средств.

6. Принцип соблюдения интересов Российской Федерации и её субъектов, согласно которому при разграничении и реализации полномочий Федерация и её субъекты исходят из обязанности соблюдения интересов Федерации в целом и каждого субъекта в частности.

7. Принцип сотрудничества РФ и её субъектов, согласно которому согласование интересов Российской Федерации и её субъектов при разграничении и реализации их компетенции по предметам совместного ведения является необходимым и обязательным.

Сформулированные принципы разграничения полномочий по предметам совместного ведения нуждаются в адекватном правовом закреплении.

Согласно официальной доктрине, получившей отражение в Федеральном законе от 24 июня 1999 г. № 119-ФЗ и отменившем его Федеральном законе от 4 июля 2003 г. № 95-ФЗ принципы разграничения компетенции между Российской Федерацией и её субъектами должны быть установлены федеральным законом. Официальная доктрина получила широкое распространение в научной литературе (Д.Н. Козак, И.А. Конюхова, Т.Я. Хабриева и др.)¹.

По мнению других ученых (Н.В. Варламова, И.В. Лексин, В.А. Черепанов)², правовая возможность закрепления принципов разграничения полномочий по предметам совместного ведения посредством федерального закона Конституцией РФ не предусмотрена. Кроме того, установление принципов разграничения компетенции федеральным законом юридически не обосновано и противоречит Конституции РФ. По мнению автора, принципы разграничения полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и её субъектов по предметам совместного ведения относятся к объекту конституционного регулирования. В ходе будущей конституционной реформы эти принципы целесообразно закрепить в Основном законе страны. До пересмотра Конституции РФ они могут быть установлены законодательно, но не обычным федеральным законом, а законом, регулирующим общественные отношения конституционного значения, а именно: федеральным конституционным законом. Принятие такого конституционного закона, во-первых, сформирует и закрепит общее согласие Российской Федерации и её субъектов по основам федеративного устройства Российского государства (посредством одобрения Советом Федерации, состоящим из представителей органов государственной власти субъектов РФ). Во-вторых, создаст правовую основу для безусловного исполнения федеральным законодателем установленных принципов вследствие высшей юридической силы конституционного закона по отношению к обычным федеральным законам.

Предлагаемые идеи могут придать иную направленность проводимым преобразованиям. Такие дополнения позволят наладить сотрудничество и кооперацию федеральной и региональных властей по предметам совместного ведения, установленным Конституцией РФ. Представляется, что именно таким путем – не огульной и безудержной критикой государственных реформ, а посредством конструктивных предложений – можно добиться реального воплощения научных рекомендаций в политической практике. И как следствие, уравновесить наметившуюся тенденцию к централизации государственной власти поиском согласия и солидарности федерального центра и российских регионов.