36
«Коркут». Они наиболее ярко свидетельствуют о древних традициях ритуальной клятвы вождей с
апелляцией к высшим, божественным силам. Казахский народ, сформированный реликтами древних
тюркских племен, полностью унаследовал всю ритуальную,
магическую словесность предков, и не
только унаследовал, но и развил, создал новые жанры метатекстов.
К жанрам метатекстов в казахской изустной традиции следует отнести ряд локальных и крупных
жанров, несущих на себе печать суггестии, то есть вербальной магии:
бата (благословения),
осиет
(наставления),
жыр (героический эпос),
алгыс (благопожелания),
сарн (обращение к духам),
ант
(клятва),
каргыс (проклятие),
арбау (заклинание),
дуга (молитва) и др. Так или иначе несут на себе
печать особой суггестии (воинской магии) такие жанры казахской песенной эпики, как
толгау
(думы),
терме (речитатив).
Характерно, что все эти жанры носят эксплицитный характер, то есть внутренне они структури-
рованы как тексты, которые предназначались для коллектива, исполнялись перед коллективом, кро-
ме, быть может,
каргысов и
арбау – жанров шаманской этиологии,
функциональность которых
носила более узкий и специализированный характер. Яркий консолидирующий характер был присущ
таким жанрам, как
жыр, как правило, эпосы исполнялись перед большими коллективами (войсками)
до начала битвы и цель таких песенных сессий была совершенно ясна – вдохновить воинов на
сражение, вызвать у них особое состояние героического, жертвенного порыва, экстатического пре-
зрения к смерти.
Жыры (эпосы) при таких исполнениях обрамлялись целым рядом малых парадиг-
матических жанров: пословицами и поговорками, притчами, мифами, параллелизмами, афоризмами,
упоминаниями, ссылками на генеалогии,
уранами (боевыми кличами),
что несомненно усиливало
воздействие всего глобального метатекста на восприятие большой массы людей. Такие героические
эпосы, как «Манас», «Кобланды», «Алпамыс», «Камбар батыр», «Ер Таргын», «Кероглы», «Сорок
крымских батыров» и др. представляют собой вербальные конструкции, где большие метатексты –
описание агиографии идеального героя, его пространственных перемещений, сцены эпических
сражений, создаются сегментированием ряда парадигматических формул малой формы, но
вполне
канонического содержания. При этом имплицитный план такой архитектоники представляет вни-
манию исследователя идейную подоплеку корпуса обрядов и ритуалов, взаимодействующих пара-
доксальным образом. Этот план открывается, когда исследователь понимает,
что каждая кано-
ническая фольклорная форма, особенно – малая, представляет собой реликт или субстрат архаи-
ческих ритуалов, более или менее развитые словесные блоки несут в себе редуцированные формы,
например, воинских ритуалов. Так, например, в свете подобного прочтения, раскрывается ритуаль-
но-магическая подоплека обычая тюркских батыров древних эпох вступать в словесную перепалку с
врагом перед реальным поединком. В любом тюркском эпосе мы найдем такую коллизию.
Смысл
такого обычая становится понятным, когда учитываешь применение особой воинской вербальной
магии –
каргыса (проклятия), чем оно успешнее – тем вероятнее победа в схватке. Воины, чье
сознание было обусловлено кланово-генеалогическим, родовым мышлением, не могли не применять
традиционную вербальную магию, в том числе – шаманскую, они зачастую были уверены, что имеют
Достарыңызбен бөлісу: