Доминирующим был запах табачного дыма. Курили мы все. Мы - это Лаборатория, иными словами - группка людей, которая пыталась выстроить
гуманитарный курс в крошечной, похожей на скворечник, гимназии. После уроков мы собирались и до вечера спорили о наших курсах. Поздней ночью -книги, подготовка к урокам.
Утром мы шли на уроки - на свои и друг к другу. А потом опять обсуждения и споры.
Чувства... У меня их было два: ужас, когда я шла на урок, и восторг, когда урок удавался. Впрочем, это было далеко не всегда. Рядом с моим курсом были ещё история искусств, зарубежная литература, просто история. Так что мне оставалось из всей художественной культуры только ритуалы и мифы. И философы, когда начиналась Античность... Прямо скажем, не разгуляешься.
Ах, как дружно, радостно мы жили. Правда, часть семей распалась, мало кому из домашних нравилось это всеобщее помешательство. Мы звонили друг другу среди ночи: «Я не знаю, как начать урок о Египте». «Я бы начал с того, что нарисовал бы на доске овал».
Мы уже не звоним друг другу, но каждый раз,
начиная Египет, я рисую овал на доске как маленький символ прошлого...
Заканчивая год, мы, наконец, понимали, как именно нужно было бы выстроить курс. Уверенности прибавлялось.
Одиночество пришло в середине пути.
Мой курс имел второе название - Духовные искания человечества. Нам хотелось, чтоб у наших детей появлялись Собеседники во Времени. И они появлялись. И у детей, и у меня. А Собеседники в настоящем исчезали. И я исчезала для них.
Совершенствуя свои курсы, мы все дальше уходили друг от друга. Углубляясь каждый в свой курс, мы уходили от общего. Так мне сейчас кажется.
Я перестала спорить. Говорить было нечего, как будто мы всё уже сказали друг другу. И мне стало казаться, что я прочла в некоторых людях больше, чем в них было написано.
Трудно сказать, могло ли быть иначе. Это же прошлое. Пережилось. Забылось. Поросло быльем.
Как-то я увидела на фотографии друга горные монастыри в Греции. И острая боль в сердце - вот он, соседний монастырь, вот я вижу его окна, вот я слышу голоса у него во дворе, рукой же подать... Но, чтоб попасть в него, мне
нужно спуститься со своей горы, на которую я карабкалась, обдирая в кровь руки, ноги, душу.
И опять лезть, теперь уже на соседнюю гору? Нет! Это невозможно!
Что происходит с человеком, когда он достигает мастерства? Получает золотой ключик от двери в каморке папы Карло? Что там, за ковриком с очагом?
Пыль, скука и... одиночество. У каждого своя вершина.
И что же делать тогда?
Ответ я получила, только когда попала в гештальт, а потом на специализацию по арту к Денису и Наташе Лебедевой.
Моя первая гештальтистская группа и тренер Женя Медреш как вошли в
мою жизнь, так и остались в ней. И слава Богу, я так не люблю терять близких. Мы работаем вместе, мы встречаемся на супервизорской группе. Они мне интересны и дороги. С этими людьми связано мое настоящее и, надеюсь будущее.
Хотелось бы рассказать и о них, и есть что. Но это другая история.
Сейчас - об Арте.
Я очень хорошо помню этот денек. Стояла золотая осень. Синее небо, ветки деревьев, словно нарисованные тушью на красном и желтом. Куски теплого
света лежали на листьях, густо засыпавших газон, и пахло осенней травой, дымком и рекой, как в детстве. Днем пригревало, и казалось, что до зимы далеко-далеко.
У меня было чувство, что я попала Домой. К своим.
Последние годы мне казалось, что я одна, и язык мой понятен только моим ученикам. А здесь говорили на моем языке! И так легко... Этот язык никто не изобретал, на нем разговаривали
«Странные вещи случаются иногда с нами в жизни. Мы даже не замечаем, что происходит. Так, например, мы вдруг обнаруживаем, что были глухи на одно ухо или слепы на один глаз ну, скажем, в течение некоторого времени», - думала я, рассматривая группу, в которую попала и, прислушиваясь к их словам.
Ощущения были волнующие, почему-то связанные с дальней дорогой, быстрой ездой, с ветром перемен, чем-то таким.
Настоящее. Будущее?
«Если вы по-настоящему интересуетесь чем-то одним, это непременно приведет вас к чему-то другому».
Элеонора Рузвельт
Чувствую, терпеливый Читатель, ты удивлен: нет никакой связи названия с содержанием текста. Ну, ладно, что означает ИМК, ясно. А при чем здесь арт? Что это за терапия из детства, об это вообще ни слова. Не говоря уже о влиянии прошлого на настоящее.
Я
расскажу, подожди ещё немножко.
Вот только разберусь, что именно показалось мне таким родным в гештальте, в арте? Такое, чего мне очень не хватало на горной вершине, продуваемой ледяными ветрами?
Не эта ли нехватка мешала написать статью?
Ведь и, правда, для меня распадаются на две составляющие ИМК и арт, если начинаю говорить о них. А во мне они - одно целое... Что же это за винтик, который соединяет их во мне, но прячется от осознавания?
Мне нужна помощь. Нужен голос, вернее, многоголосье моих детей. Обычно, именно они на уроке объясняют мне, что происходит с нами))).
Смотри, вот они - стоят на крылечке гимназии и пристают ко всем ходящим, за кого проголосуют пришедшие: за Афины или за Сократа? Это