ных схем следующая: некий царь (персонаж всегда отрица
тельный) посылает человека (выступающего героем сказки)
высватать ему красавицу жену. Сам царь герою помощи не
оказывает. Отец красавицы (обычно царь или волшебник)
задает герою ряд труднейших задач, невыполнение которых
грозит ему гибелью. Однако герой с помощью сверхъестест
венных сил или друзей 6 преодолевает все трудности и уво
зит красавицу. Если у героя есть соперники по сватовству,
то их неудачи лишь подчеркивают сложность испытаний, а
также ум либо мощь героя. Причем красавица обычно не
достается тому, кто за ней посылал, на ней, как правило,
женится тот, кто сумел добыть ее, т. е. сам герой.
Все элементы этой схемы присутствуют и в рассматрива
емой легенде. Царь посылает героя — советника Тара — вы
сватать ему дочь китайского императора. Последний ставит
ряд трудных задач, решение которых является непременным
условием получения принцессы. Имеются у Гара и соперни
ки — посланцы четырех других государей, также прибывшие
сватать принцессу.
Но не будучи сказкой в полном смысле слова, тибетское
повествование по-иному строит и традиционную схему. Не
герой Гар, а царь Сонцзэнгампо наделен в легенде вол
шебным могуществом. Оставаясь в Тибете, он, если не пря
мо, то косвенно, помогает своему советнику выполнить
сию. Так, китайский император, который, не желает отдать
свою дочь в жены тибетскому царю, при первой встрече с
Гаром задает ему три вопроса, адресованные Сонцзэнгампо.
Он надеется, что за то время, пока советник будет трижды
ездить из Китая в Тибет за ответом, дочь успеет выйти
замуж за .кого-нибудь из других претендентов. Но обладающий
магическим даром провидения Сонцзэнгампо уже
знает эти вопросы и заранее вручает Гару письменные ответы
на них.
«Есть ли в вашей стране сила, способная воздвигнуть
святые храмы? — спрашивает танский Тай Цзун.— Если да,
отдам дочь, если нет — не отдам. Сейчас же поезжай в
Тибет, узнай у своего царя и возвращайся». Советник тотчас
же вручает Тай Цзуну свиток, где написан ответ Сонцзэнгампо:
«У меня, тибетского царя, не было возможности возвести
святые храмы. Однако если ты настаиваешь на возведении
храмов и за это отдашь мне принцессу, то я, перевоплотившись
в пять тысяч тел, построю 108 храмов7 и ворота
их будут обращены в сторону твоей страны. Разве это не
удивительно? Если же сделаю так, а ты не отдашь мне дочь,
то я пошлю в Китай пятидесятитысячное войско, тебя убьют,
принцессу насильно увезут, а страну всю опустошат». Убоявшись
магической силы царя Сонцзэнгампо, китайский император
был вынужден разрешить Гару наряду с посланцами
других государей принять участие в состязании на остроту
ума, победителю которого должна достаться прекрасная
принцесса.
По своему характеру задачи, поставленные Тай Цзуном
перед претендентами, резко отличаются от обычных сказочных
задач (постройки в один день пышного дворца, проведение
за то же время вспашки, посева и уборки урожая,
сбора до последнего зернышка мешка проса, рассыпанного
по полю, и тому подобное). Правильные решения задач китайского
императора требовали лишь остроты ума и большой
сообразительности. Этим легенда в избытке наделяет
советника Гара. Так, он легко справился с первым заданием
— продеть кусок шелка через извилистый ход, соединяющий
две стороны большой императорской яшмы. Он взял
откормленного муравья, привязал к его брюшку шелковуюнить
и пустил в отверстие, подгоняя его струей воздуха.
К другому концу нити Гар привязал аккуратно сложенную
шелковую ткань.
Некоторые задачи отражали скотоводческий уклад тибет
ского общества. Требовалось определить, например, какой
матке в табуне из ста кобыл и ста жеребят принадлежит
каждый жеребенок. Или в течение дня каждая группа сва
тов, включающая сто человек, должна была убить, освеже
вать и съесть сто баранов, а шкуры их выдубить. Здесь
состязание дополняется испытанием едой — одним из самых
распространенных испытаний в фольклоре (отражение форм
ритуальной еды, связанной со вступлением в брак). В сказках
обычно предлагается съесть за раз сто быков, сто караваев
хлеба, выпить сто бочек вина. В тибетской же легенде
на человека приходится по барану, норма вообще-то почти
посильная для очень хорошего едока. Ум Гара проявляется
тут в организации всего процесса.
Нередко серия вопросов, задаваемых во время сватовства,
завершается требованием угадать девушку в большой группе
других девушек. Аналогичное требование ставит перед
посланцами и китайский император. Следует отметить, что
герой в таких случаях бывает информирован об облике
искомой либо ее няней, либо служанкой, либо ею самой.
В тибетской легенде сведения о внешнем виде принцессы
Гару сообщает ее бывшая служанка. Но последняя страшно
боится, что искусные китайские гадальщики найдут человека,
рассказавшего об облике Вэнь Чэн. Поэтому Гар дает
ей остроумный совет, как избежать подобной опасности.
«Поставь во дворе большой очаг — треножник,— предложил
он,— а сверху — медный котел с водой. В воду брось перья
различных птиц и накрой котел красным щитом. На этот
щит сядь сама. На голову надень глиняный горшок. В горшке
проделай дырочки. В одну из них вставь медную трубку
и говори в нее. Тогда ни один гадальщик не узнает, что
приметы принцессы сообщила ты». И действительно, когда
китайский император приказал гадальщикам узнать,
кто назвал приметы принцессы, те ответили: «На вершине
трех гор имеется большое озеро. В этом озере плавают
различные птицы. Озеро покрывает красная равнина. На ней
находится женщина, голова и туловище которой одинаковы,
они покрыты отверстиями, а вещает она через медный
клюв».
В легенде присутствует и вторая, причем не менее интересная,
сюжетная линия, отражающая, отчасти в сказочной
форме, факт вражды между Китаем и Тибетом. Император,
его семья, придворные и даже народ Китая рисуются людьми,
презрительно относящимися к тибетцам и их владыке.
«Твой тибетский царь,— говорит Гару китайский император
под насмешливый хохот окружающих,— не может соперничать
со мной в силе и могуществе». Испугавшись магических
качеств Сонцзэнгампо, император хотя и допускает Гара к
состязаниям, победителю которых должна достаться принцесса,
но делает все, чтобы тибетцы не заполучили ее. Собственно,
остальные претенденты введены лишь для того, чтобы
подчеркнуть неприязнь императора и его семьи к тибетцам.
Когда же Гар, вопреки всеобщему желанию, оказывает
•ся победителем в последнем состязании, наблюдавшая за
ним толпа китайцев заорала, как повествует легенда, во всю
глотку: «Нашу красавицу принцессу уводит этот скверный
тибетец».
Советник зато зло мстит императору. Заполучив принцессу,
он не возвращается вместе с ней на родину, а остается
в Китае (чего в действительности не было), чтобы расквитаться
за унижения соотечественников. Обманом заставляет
он императора сжечь все шелковые ткани в Китае, перебить
бессчетное число овец, сжечь леса и обрекает страну
на голод, посоветовав китайцам вести сев обжаренными
зернами.
Он добивается того, что даже коня для побега ему дает
император, и не простого коня, а с красной головой. Красная
масть коня, олицетворяющая стихию огня, свидетельствует
о влиянии на представления тибетцев ведийской символики.
Ведь именно в ведийской религии мы видим наиболее полное
развитие символики коня-огня, олицетворенного в
боге Агни 8.
В конце легенды повествуется о соперничестве между
старой женой Сонцзэнгампо, непальской принцессой, и его
новой женой Вэнь Чэн. Мотив соперничества двух женщин
стар, как стары сами сказки. В нем воплощается извечная
тема борьбы добра со злом. Злая соперница, выступающая
активной стороной, иной раз даже губит добрую, но сама
всегда получает заслуженное воздаяние.
Злой женщиной изображена в легенде непальская принцесса.
Ревнуя Вэнь Чэн, она третирует и оскорбляет ее.
«Между нами, хоть ты и дочь китайского императора, большая
разница,— заявляет она при первой встрече.— Я тоже
дочь царя, и я первая переступила порог. Первая жена
величественна и благородна, она является подлинной супругой
царя. Вторая жена может быть лишь служанкой супруги
царя». Вэнь Чэн кротко отвечает непальской принцессе,
что обе они в Тибете чужестранки, обе оставили далеко своих
близких, им нет резона соперничать за место, а лучше
жить в согласии. Мягкая, исполненная достоинства речь
Вэнь Чэн подействовала на непальскую принцессу, и она,
как повествует сказание, добровольно признала старшинство
своей соперницы. Таковы основные сюжетные линии популярной
тибетской легенды, где сказочные мотивы тесно переплетаются
с фактами исторической действительности.
1 Принцессу Вэнь Чэн легенда называет дочерью танского императора.
2 |Бенгальский пандит, проповедовавший в Тибете буддизм и создавший
там секту кадампа. Умер в начале XI в. около Лхасы.
3 J. Schmidt, Geschichte der Ost-Mongolen und ihres Furstenhauses,
SL-Pt., 1829.
14 Зак. 807 209
4 J. В а с о t, Le maniage chinois du roi tibetain Sron bean sgan po, —
dVlelanges chinois et bouddhiques», Bruxelles, vol. Ill, 1985, стр. 1—60.
5 G. Tucci , The wives of Sron-bcan sgam-po, — «Orients Extremus».
IX, 1062, Ht I, стр. 121—(126.
6 Иногда ему помогает объект сватовства.
7 По числу томов «Канджура» — священного буддийского канона.
8 Ом.: В. Я. Пропп , Исторические корни волшебной сказки, Л., 1946.
стр. 159.
М. В. Софронов
ТРАНСКРИПЦИЯ САНСКРИТА В ТАНГУТСКИХ ВЕРСИЯХ
SUVARNAPRABHASA и MAHAMAYORIVIDYARAJNT
Все исследованные до сих пор тангутские варианты буддийских
сочинений представляют собой переводы с китайского
или тибетского. Поэтому дхарани, которые встречаются
в этих текстах, являются не прямой транскрипцией санскрита,
а повторной транскрипцией ее китайского или тибетского
варианта. Данное обстоятельство существенно затрудняет
их употребление в качестве источника фонетической реконструкции.
Поэтому в наших работах тангутские транскрипции
санскрита не были использованы. Однако теперь, когда
фонетическая реконструкция в основном завершена, они
могут быть оценены сообразно их достоинствам и использованы
как источник дополнительных сведений для фонетической
реконструкции и как материал для частичной проверки
уже полученных результатов.
Принципы тангутской транскрипции санскрита
Главный принцип тангутской транскрипции санскрита
одинаков в обоих исследованных сочинениях: санскритскому
слогу ставится в соответствие тангутский слог, обозначенный
одним иероглифом.
В тех случаях, когда санскритский слог начинается со
стечения согласных, что было невозможно в тангутском,
первый согласный обозначался отдельным тангутским слогом,
начальный согласный которого совпадал с первым согласным
стечения, и тогда гласный этого слога оказывался
анаптиксическим. Подобный метод передачи стечения согласных
является методом его разложения.
В других случаях санскритские стечения согласных разла
14* 211
гались таким образом, что первый согласный отсекался и
относился к предшествующему слогу. Отсеченный согласный
также обозначался с помощью целого слога, начальный согласный
которого совпадает с тем, который нужно обозначить.
Однако иероглиф, обозначающий этот слог, был несколько
меньшего размера по сравнению с остальными
иероглифами текста. Это указывало, что нужно читать не
слог полностью, а только его начальный согласный. Подобный
метод передачи стечений согласных является методом
его отсечения.
Примером разложения санскритского стечения согласных
служит транскрипция санскритского prakriti с помощью тангутских
слогов 4Ъ**%ШЗЙ2. pUija^Pri^ti2. Примером
отсечения первого согласного служит транскрипция санскритского
рагпа с помощью тангутских слогов f^ML Palr(i.)2
Если санскритский слог представляет собой соединение
дистрибутивно несоединимых фонологических элементов тангутского
языка, создаются специальные искусственные транскрипционные
иероглифы.
Санскритские гласные характеризуются признаком долготы.
В Mahamayurividyarajnl долгота специально не обозначается.
В Suvarnaprabhasa долгота обозначается диакритическим
знаком. Кроме того, имеется особый способ обозначения
долготы гласного а — для этого используется особый
слог FX , который следует за тангутским слогом, транскрибирующим
санскритский слог с долгим гласным. Например,
санскритское pifigalaksi транскрибируется с помощью
тангутских слогов Щ ^^^hF 1
Китайская транскрипция дхарани, с которой имели дело
переводчики Suvarnaprabhasa на тангутский язык, была
сделана не менее чем за двести лет до перевода сутры. Для
правильного чтения дхарани разговорный китайский не годился.
Это обстоятельство переводчики-тангуты сознавали
достаточно хорошо и поэтому пользовались не китайским,
на котором говорили китайцы, живущие на территории тангутского
государства, а литературным языком своего времени.
Однако, понимая, что для правильного чтения дхарани
недостаточно и литературного произношения, они постоянна
стремились к коррекции его в целях приближения к тому
среднекитайскому произношению, которое было положено в
основу первоначальной транскрипции дхарани. Санскритское
yaksa, например, транскрибировалось в китайском варианте
> но в
дхарани как Ф к тангутском варианте дхарани
212
это слово транскрибируется как ш>^Ш ya^hPsa1 с учетом
среднекитайского чтения слога ^ . Примечательно, что в
тексте сутры yaksa передается просто как yaHsha1 в соответствии
с китайским произношением XII в.
Иногда коррекция литературного чтения иероглифов переходила
в гиперкоррекцию. Так, санскритское pitaka передается
по-китайски как %\%рп Переводчики знали, что
<^
среднекитайским чтением Щ было pj[et— pier, кроме того,
им было известно, что санскритский 3" имеет правильное
чтение v, а чтение b является пракритизмом. Поэтому при
тангутской транскрипции чтение J | было определено как
vjer. Отсюда и весьма далекая от санскритского оригинала
транскрипция i^Q^t^k 1
Транскрипция согласных
Санскритские слоги, не содержащие у и не имеющие
церебральных в анлауте, транскрибируются с помощью тан
гутских слогов первого дэна. Санскритские слоги с цереб
ральными в анлауте передаются с помощью тангутских
слогов второго и третьего дэна. Таким образом, церебраль
ный характер согласного передавался в транскрипции с по
мощью j второго и третьего дэнов.
Санскритские глухие смычные согласные — как чистые,,
так и придыхательные — транскрибируются с помощью соот
ветствующих глухих тангутского языка. Так, санскритские
р, t, k, ph, th, kh соответствуют р, t, к, ph, th, kh.
Санскритские звонкие смычные согласные b, d, g тран
скрибируются с помощью тангутских полуносовых mb, nd,
tig. Отдельные примеры передачи санскритских b, d, g через
тангутские ph, th, kh объясняются фактами исторической
фонетики китайского языка, который послужил посредником
в санскритско-тангутских транскрипциях. Дело в том, что
тангутские придыхательные ph, th, kh, передающие сан
скритские звонкие b, d, g, не являются прямыми транскрип
циями, а передают лишь начальные согласные китайских
слогов, которые выступают в качестве посредников между
санскритом и тангутским. По таблицам Сыма Гуана началь
ные согласные этих слогов описывались как соответственно
JL & щ , т. е. bh, dh, gh, которые в литературном
диалекте, положенном в основу чтения дхарани, дали ph, th,
kh. Китайская транскрипция дхарани сделана еще до фонетических
таблиц Сыма Гуана, когда звонкие согласные среднекитайского
языка еще не были придыхательными или же
придыхание не было их релевантным признаком. Однако
тангутская транскрипция учитывала более позднее чтение
с придыханием, поэтому в тангутскои транскрипции санскрита
звонкие могли передаваться и через тангутские глухие
придыхательные.
Санскритские звонкие смычные придыхательные — трудный
объект для тангутскои транскрипции. Последовательной
транскрипции санскритских bh, dh, gh нет. Наиболее частым
способом их передачи является транскрипция с помощью соответствующих
глухих придыхательных ph, th, kh тангутского
языка.
Санскритские смычные церебральные t, th, d, dh транскрибируются
аналогично нецеребральным, но только слогами
второго и третьего дэна. Нельзя сказать, что правило передачи
их этими слогами выдерживалось достаточно последовательно.
Имеется ряд случаев, когда санскритским слогам
с церебральным в начале ставятся в соответствие тангутские
слоги первого дэна. Особо интересен для нас тот факт, что
в дхарани из Махамаюры санскритский d регулярно транскрибируется
через г в слогах третьего дэна. Такая транскрипция
является источником сведений относительно артикуляции
тангутского г. Для того чтобы быть в состоянии
передавать смычный церебральный, тангутский сонант ни в
коем случае не должен быть дрожащим. Церебральный щелевой
s транскрибируется с помощью тангутского s в слогах
второго и третьего дэнов.
Санскритский глухой аффрикат с транскрибируется с помощью
тангутского аффриката ts. Такого рода транскрипция
представляет собой единственный пример отступления от
звукового сходства в передаче санскритских согласных.
Как известно, в тангутском языке существует соответствие
санскритскому с — это ts, который встречается в слогах второго
и третьего дэна. В тексте самих сочинений при транскрипции
собственных имен, географических названий, терминов
и пр. санскритское с регулярно передается с помощью
ts. Различие между дхарани и связным текстом, возможно,
имеет какие-то внеязыковые причины. Наиболее правдоподобным
объяснением нам представляется следующее. Переводчики
стремились выдержать единый дэн слогов, принимающих
участие в транскрипции, там, где это возможно. Церебральные
передавались с помощью слогов второго и третьего
дэна, нецеребральные — с помощью слогов первого дэна.
Поэтому передача с помощью слогов первого^ третьего или
второго дэна была бы отступлением от общего принципа
транскрипции согласных, и, кроме того, в такой транскрипции
различение слогов са и су а стало бы невозможным.
Санскритский глухой придыхательный ch встретился в
транскрипции только один раз, в этом случае он передан
через тангутское ts. Однако на основании единственного
примера нельзя делать каких-либо выводов относительно
транскрипции ch.
Санскритский звонкий аффрикат j транскрибируется с
помощью полуносового ndz.
Санскритские носовые сонанты m, n передаются с помощью
соответствующих тангутских носовых т , п.
Неносовые сонанты 1 и г транскрибируются с помощью
тангутских 1 и г.
Санскритские слоги с у в начале передаются с помощью
тангутских слогов третьего дэна с нулем согласного или с
гортанной смычкой. Известен лишь один случай, когда санскритский
слог с у в начале передается тангутским слогом
первого дэна с гортанной смычкой f i a2- Этот случай нам
кажется загадочным, потому что тангутские слоги с гортанной
смычкой передают санскритские слоги с нулевой начальной
согласной. Единственное предположение, которое можно
в настоящее время сделать, состоит в том, что передача
санскритского уа через «а2 является данью традиции, ведущей
свое начало еще с того времени, когда в слоге Щ^ на
чальным элементом был у, а не гортанная смычка или же
когда различие между у и • было настолько невелико, что
соответствие у — вполне удовлетворяло переводчиков.
Санскритские сибилянты s и s передаются соответственно
с помощью s и s. При этом тангутское s встречается только
в слогах первого дэна, a s — в слогах второго и третьего
дэнов. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что
при передаче санскритского s переводчики не остановились
перед использованием слогов третьего дэна. Такая практика
находится в явном противоречии с транскрипцией санскрит
ского аффриката с. Однако причины такого противоречия
при нашем уровне сведений о тангутскои транскрипции сан
скрита еще не могут быть установлены. Санскритский спи
рант h передается с помощью тангутского х.
Санскритские слоги с нулевым согласным в начале пере
даются главным образом с помощью тангутских слогов с,
нулевой инициалью и в некоторых случаях с гортанной
смычкой.
Таким образом, фонологическая система тангутского язы
ка оказалась способной передать все звуки санскрита. Един
ственным звуковым классом, которому в тангутском языке
не нашлось соответствия, является класс звонких придыхательных.
По этой причине тангутская транскрипция звонких
придыхательных санскрита отличается непоследовательностью.
Эта непоследовательность усиливается еще также
влиянием процесса аспирации древнекитайских звонких, что
создавало дополнительные трудности для переводчиков.
Приведенные выше факты тангутской транскрипции санскрита
подтверждают нашу реконструкцию тангутского консонантизма.
Они показывают, что в тангутском консонантизме
не существовало противопоставления по глухости —
звонкости, и, значит, тангутские согласные были полузвонкими,
которые могли реализоваться как в глухие, так и в
звонкие. Акустическое впечатление звонких в большей степени
производили тангутские полуносовые. Это и определило
их выбор в качестве эквивалентов санскритским звонким.
Подобный выбор свидетельствует о том, что носовая часть
сонантов была весьма слабой и что акустически эти согласные
более напоминали звонкие шумные, чем сонанты. Важным
также является тангутская транскрипция d через г.
Как уже указывалось выше, такая транскрипция является
важным свидетельством, что тангутское г не было дрожащим.
Это подтверждает наши предположения относительно артикуляции
данного звука тангутского языка.
Транскрипция гласных
а. Транскрипция простых гласных
В санскрите имеется пять основных гласных — а, е, i, u, о.
Достарыңызбен бөлісу: |