Сборник статей участников IV международной научной конференции 25-26 апреля 2008 года Челябинск Том 3 Челябинск 2008

НАКАЗАНИЕ

ВИДЫ НАКАЗАНИЙ

Конфискация имущества

Лишение свободы: Ссылка, изгнание

Арест

Заключение:

Содержание в тюрьме

Заключенный

Тюремщик

Смертная казнь

Как видно из тезаурусной модели, из множества видов наказаний, предусмотренных современным правом, в исследуемую эпоху применялись следующие: материальное воздействие, лишение свободы, физическое воздействие.

В Книге правосудия и суда сказано, что при определении наказания должно учитываться семь параметров: вид преступления (дело, причина), личность, то есть социальный статус преступника, место совершения преступления (к отягчающим обстоятельствам относилось совершение преступления перед судьей, в церкви, в святом месте, на рынке или ярмарке), время совершения преступления (днем или ночью, в святые дни или святые ночи), количество (незначительное или серьезное правонарушение), качество (более или менее тяжкое, явное или тайное), случай (случайное или предумышленное преступление): Et por ce est-il resons que paines soient establies par sept manieres: la premiere, par cause; la segonde, par persone; la tierce, par lieu; la quarte, par tens; la quinte, par quantité; la siste, par qualité; la septime, par aveinture (Plet, XXIV, 6: 277).

По силе воздействия на человека выделяется пять степеней наказания: первая и вторая степени – это штрафы, третья степень наказания предусматривает ссылку, изгнание, четвертая степень – потеря какой-либо части тела, пятая – предание смертной казни: Li degrié des paines sont tex: la premiere paine si est en vint deniers de clamor. La segonde si est, se li vint deners ne sont randuz, ou depliez en la place, la paine est de cinq sols. La segonde paine si est de quinze à celui à qui l’en a fet sanc et chaable, et de soixante sols à la justice. La terce poine si est d’ome envoïer en eissill. La quarte si est perdre membre. La quinte si est d’ome livrer à mort (Plet, XXIV, 66: 283).

В Кутюмах Бовези в одной из статей объясняется разница между телесным наказанием и денежным. Отмечается, что телесное наказание установлено для того, чтобы предостеречь от совершения преступления. Если же преступление совершается, то оно должно наказываться телесным наказанием в зависимости от преступления. Денежное наказание в виде штрафов полагается за определенные правонарушения согласно обычаям, размер штрафа может быть бòльшим или меньшим опять же в зависимости от проступка: Il a grant disference entre peine d’argent et peine de cors, car les peines de cors si sont establies pour ce que l’en se gart de fere mal et, se l’en ne s’en garde, que l’en en port peine de cors selonc le mesfet; … Et l’autre peine si est de cele qui est pramise, … ou de cele que coustume donne sans pramesse et sans convenance, si comme amendes pour certains mesfès, de l’un plus et de l’autre meins, si comme li mesfès le requiert (Beaum., II, XLII: 174).

При этом уже в XIII веке основным положением, на которое опирались при решении вопроса о наказании, был тезис: Nus ne doit estre puniz sanz cope (Plet, XXIV, 21: 279) – ‘Никто не должен быть наказан без вины’. Представляется, что эта идея предвосхищает современное понятие презумпции невиновности.

А.И.Солопов, изучавший этимологию и первоначальное значение латинского culpa, к которому собственно и восходит старофранцузское culpe (colpe, coupe, coulpe, cope), отмечает, что это существительное образовано с помощью суффикса -pa от основы глагола, сохранившегося в балтийских и германских языках. Этимологическим значением латинского culpa было ‘долг (выраженный в денежном или другом материальном эквиваленте)’. Прослеживая путь, который прошло слово в своем развитии, А.И.Солопов реконструирует те значения, которые привели к полному изменению значения слова. Он выделяет следующие этапы изменения значения: ‘необходимость отдать взятое взаймы’ > ‘сознание необходимости вернуть долг, (внутреннее) состояние должника’ > ‘ответственность (за совершение чего-то недолжного’ > ‘чувство вины’ > ‘вина’. Исследователь констатирует, что первоначально существительное сulpa не имело отношения к праву, обозначая этическое понятие (‘чувство ответственности за содеянные проступки, чувство вины’), а до этого было экономическим термином [Солопов 1998: 82]. В старофранцузском это слово является уже правовым термином и в цитированном выше примере понимается как условие ответственности. От него образовано еще и прилагательное coupable, которое в текстах встречается в выражении estre coupable du fait ‘быть виновным в деянии’ (Olim: 23).

В этом же значении употребляются термины вина, виновный в древнерусских правовых текстах. Так, в Русской Правде пространной редакции встречаем: … сведитеся, кто будеть виноват, на того татба снидеть …; Аже господин бьет закупа про дело, то без вины есть; биеть ли не смысля пьян, а без вины … (ПП, 35, 62: 66, 68), в более поздних текстах отмечается, что наказание должно соответствовать вине: а изличив казнити по его вине (ПСГ, 8: 332). Е.В.Падучева предлагает следующее толкование слова вина: «плохой поступок/плохое последствие поступка, который совершил Х и за который он несет ответственность /должен быть наказан» [Падучева 1999: 24]. Исследуя семантику прилагательного виновный, О.Ю.Богуславская также отмечает, что оно указывает на то, что субъект непосредственно совершил какое-то действие, которое привело к нежелательным последствиям, или же не сделал того, что должен был сделать, чтобы предотвратить что-то плохое. В семантике этого слова заложено, что оно предполагает предосудительность самих действий, а не результата. Это прилагательное используется для выражения социальной оценки действий, именно поэтому оно используется в правовых текстах в качестве термина [Богуславская 2000: 85].

В терминологии древнерусского права не существовало лексемы со значением ‘преступник вообще’ или ‘преступление вообще’ [Лыкова 2005: 160]). Эта ситуация не затрагивает понятие ‘наказание вообще’. По крайней мере, две лексемы с этим значением отмечаются уже в договорах русских с греками. Это существительное казнь и глагол казнити: … и будет казнь, яко же явиться согрешенье; … и тъ показненъ будеть по закону гречьскому, и по уставу и по закону рускому (Дог.: 4-5). В Русской Правде краткой и пространной редакции подобного термина не отмечается. В этом кодексе речь идет о конкретных видах преступлений и о конкретных наказаниях за них. В Материалах для терминологического словаря Г.Е.Кочина и в специальной работе А.Н.Шиловского, посвященной терминологии наказаний эпохи Московской Руси, также указываются только две лексемы казнь и казнити, имеющие значение ‘наказание’, ‘наказывать’ [Кочин 1969: 44]. При этом термин казнь должен был употребляться без определения, в противном случае он обозначал уже определенный вид наказания: казнити смертной казнью, казнити торговой казнию.

Таким образом, характеризуя группу терминов с общим значением наказания, можно отметить, что эта группа представлена в старофранцузском языке синонимичными или дублетными терминообозначениями, при этом значение ‘наказание’ может быть лишь одним из компонентов семантической структуры многозначного слова (justice, jostice; reconoissance; coster). Тогда как в древнерусском языке начинает складываться взаимно-однозначное соответствие между термином и понятием: одно понятие – один термин.

Список литературы

1. 
   Солопов, А.И. Этимология и первоначальное значение латинского culpa [Текст] / А.И. Солопов // Древнее право. – 1998. – № 1. – С. 82-83.
   
2. 
   Падучева, Е.В. Семантика вины и контекстные сдвиги акцентов в толковании лексемы [Текст] / Е.В. Падучева // НТИ. – Сер. 2. – Информационные процессы и системы. – 1999. – № 8. – С. 22-28.
   
3. 
   Богуславская, О.Ю. И нет греха в его вине (виноватый и виновный) [Текст] / О.Ю. Богуславская // Логический анализ языка. Языки этики / Отв.ред. Н.Д.Арутюнова, Т.Е.Янко, Н.К.Рябцева. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 85-86.
   
4. 
   Лыкова, Н.Н. Генезис языка права (на материале французских и русских документов X-XV веков) [Текст] / Н.Н. Лыкова. – Тюмень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2005. – С. 160-161.
   
5. 
   Кочин, Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней Руси [Текст] / Г.Е. Кочин // Вопросы лексикологии: сб. работ кафедры рус. языка / Отв. ред. О.А.Красильникова. – Днепропетровск: ДГУ, 1969. – С. 42-51.
   

Э.М. Ляпкова

Челябинск, Россия

НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ НАИМЕНОВАНИЙ ЛИЦ ПО ПРОФЕССИИ
Проблема национальной специфики мышления в настоящее время широко обсуждается в самых различных аспектах. Лексическая лакунарность относится к наиболее важным аспектам данной проблемы.

Лакуны обеспечивают заметную долю национальной специфики любого языка, и возникает вопрос – свидетельствуют ли лакуны об отсутствии у народа соответствующих концептов?

Отсутствие стабильного, системного языкового выражения для какого-либо концепта ещё не свидетельствует об отсутствии концепта в концептосфере народа, так как концепты могут не иметь общеязыкового выражения в силу следующих причин:

- они могут быть личными или принадлежать малой группе людей (тогда они будут иметь только личные или групповые наименования, но не общеязыковые);

- они могут быть коммуникативно нерелевантными, т.е. не нуждаться в силу тех или иных причин в обсуждении, хотя при этом остаются структурными единицами мышления [Попова, Стернин 2003: 20] .

С другой стороны, о наличии концепта в сознании народа можно судить по наличию соответствующих языковых единиц, при помощи которых концепт обсуждается и передаётся в процессе общения.

Проблема соотношения лакуны и концепта на практике не так проста, и, прежде всего, это связано с проблемой национальной специфики концептосфер. Национальная специфика концептосферы того или иного этноса проявляется в двух основных аспектах: национальные различия в содержании близких концептов у разных народов и наличие несовпадающих (сугубо национальных) концептов в концептосфере народов.

В близких концептах разных культур национальная специфика проявляется в том, что сопоставимые концепты оказываются не полностью совпадающими по своему содержанию, причём именно несовпадения могут быть очень существенны для межкультурной коммуникации. «Было бы каким-то чудом, если бы при наличии различных условий жизни различные народы мыслили с помощью систем совершенно одинаковых понятий» [Беляев 1964: 56].

Общепризнано, что понятие отражает действительность в самых общих чертах, абстрагируясь от несущественных деталей, беря лишь то общее, что является существенным для предметов и явлений. Следовательно, понятия могут быть абсолютно тождественными лишь постольку, поскольку действительность жизни народов, носителей данных языков, является идентичной.

Однако наиболее ярко национальная специфика концептосфер народа проявляется в наличии или отсутствии концептов.

При обнаружении лакун правильнее говорить не только об отсутствии эквивалента в виде слова слову другого языка, но и об отсутствии эквивалента в форме устойчивого словосочетания этому слову (или фразеологизму) другого языка. Следовательно, лакуны это такие иноязычные слова и словосочетания, передача которых в другом языке осуществляется при помощи свободных словосочетаний (пространные объяснения их значения).

Лакунами являются наименования специалистов по профессии éditorialiste, domoticien – они выражают понятия, которые можно выразить по-русски лишь свободными словосочетаниями: «тот, кто пишет передовые статьи в газете» и «тот, кто занимается оборудованием жилищ домашней электроникой».

Современная теория лакунарности в отечественной лингвистике представлена в основном исследованиями межъязыковых лакун. Между тем, в каждом языке существует большое количество внутриязыковых лакун, то есть пустых, незаполненных мест в лексико-фразеологической системе языка, хотя близкие по значению лексемы могут присутствовать. По внеязыковой обусловленности эти единицы можно отнести к немотивированным, т.к. не могут быть объяснены отсутствием явления или предмета – соответствующие предметы и явления в культуре есть, а слов, их обозначающих, нет. Исследование показало возможность выделения гендерных лакун. Такие лакуны отражают отсутствие наименований отдельных разновидностей занятий по половой принадлежности обозначаемых референтов. И в русском, и во французском языке отсутствуют стилистически нейтральные наименования женского рода профессий врач (médecin), инженер (ingénieur), моряк (marin), скульптор (sculpteur), пожарник (sapeur-pompier) и т.п. Во французском языке нет родового коррелята женского рода, обозначающего профессию манекенщица, есть только форма мужского рода mannequin, хотя в этой профессии заняты представители обоих родов. В английском языке существует лексема housewife, ей соответствует русское слово «домохозяйка». В то же время лексема househusband (муж, ведущий домашнее хозяйство) не имеет соответствий в русском языке и может рассматриваться как гендерная лакуна для русского языка.

Лексически невыраженные концепты, представленные внутриязыковыми лакунами, существуют в национальном сознании, поскольку все они носят отражательный характер. Они репрезентируют в сознании денотаты, присутствующие в национальной действительности. Причины их лексической невыраженности – коммуникативного, а не концептуального порядка: если возникает коммуникативная потребность в лексической объективации, данные концепты будут названы: femme médecin «женщина-врач», modèle для обозначения манекенщицы и т. д.

Таким образом, определенная социально-культурная окраска понятий ещё не мешает им быть тождественными в двух языках. Можно, однако, привести примеры понятий, национальная окраска которых оказывается достаточно сильной, чтобы повлиять на их содержание и сделать соответствующее слово лакуной для другого языка. Так, chansonnier, обозначающее поэта и композитора, исполняющего свои сатирические песни в кабаре Франции, не находит свой полноценный эквивалент в русском слове куплетист. Понятие, выражаемое этим словом, не имеет лексически закрепленного способа выражения в русском языке и chansonnier оказывается для русских абсолютной этнографической лакуной. В данном случае речь идет о словах, имеющих, хотя и яркую национальную окраску, но еще недостаточно специфичную, чтобы сделать их абсолютными лакунами. Естественно, что существование этнографических лакун, хотя и мешает, но не исключает взаимопонимания. Однако для осуществления нормальной коммуникации необходимо глубоко знать национальную культуру, быт, нравы народа, говорящего на данном языке [Махонина 2003: 42].

Что касается универсальности всех человеческих понятий, то говорить об этом следует безоговорочно. Действительно, понятия универсальны как категория мышления, свойственная только человеческому мозгу. Понятия универсальны в том смысле, что каждый человек, на каком бы языке он не говорил, способен их понять, осмыслить, образовывать.

Тот факт, что и абсолютные лакуны в данном языке можно «заполнить» на уровне речи пояснительными перифразами, также свидетельствует об универсальности человеческих понятий.

Возможны ситуации, когда отдельной лексической единице одного языка соответствует устойчивое словосочетание в другом языке. Приведём такие примеры на русско-французском материале: почтовый работник – postier, страховой агент – assureur, учитель начальной школы – insituteur, а также целый ряд наименований, образованных во французском языке по модели bibliothéc(que) + aire: vidéothécaire, médiathécaire, ludothécaire – служащий видеотеки (хранилища видеозаписей), медиатеки (хранилища материалов, средств массовой информации, относящейся к коммуникации), игротеки. И наоборот: aide soignante – санитарка, employée de maison – горничная и т.д. В этом случае о наличии лакун говорить нельзя, налицо просто разные структурные типы номинации концепта в различных языках. Лакуны, если оказывается необходимым выразить соответствующий концепт речи, компенсируются, то есть заполняются «временными» средствами языка – свободными сочетаниями, развёрнутыми объяснениями, пояснительными перифразами.

То, что словами можно объяснить практически любой концепт (правда, объяснение может потребовать большого объёма коммуникативных средств), говорит не о том, что в данном случае нет лакуны, а о том, что любая лакуна может быть компенсирована. Практика общей переводимости любого текста на любой язык – свидетельство невербальности концептуального мышления и возможности компенсации любой лакуны [Попова, Стернин 2003: 29].

Необходимость использования разных лексических средств для компенсации лакуны – ещё одно свидетельство того, что концепт богаче по содержанию, чем имеющиеся лексические средства, и каждое из них раскрывает какую-то его часть; только в совокупности они могут достаточно полно передать содержание концепта в речи.

Итак, национальная специфика мышления обусловлена не национальным языком, а национальной действительностью. Отсутствие лексической единицы (внутриязыковая или межъязыковая лакуна) не означает отсутствия в сознании народа соответствующего концепта, за исключением случаев мотивированных межъязыковых лакун, отражающих отсутствие у народа конкретных предметов или явлений. В остальном лексическая лакунарность вносит свой вклад в обеспечение национального своеобразия лексической системы языка, однако не влияет на формирование национальной специфики мышления народа.