Сборник стихов и 6 романов «Почтовый голубь», «Под радугой»

Д А В И Д Ч Е Д И Я

С К Р И П К А

М А С Т Е Р А К Л О Т Ц А

Г О С П О Д И Н А Р О З Н Е Р А

В

Б Е Р Л И Н Е

Об авторах.

Авторы свои произведения публиковали в литературных журналах и альманахах. Изданы отдельными книгами произведения Ираклия Чедия - сборник стихов и 6 романов («Почтовый голубь», «Под радугой», «Аквариум», «Знаток древносей», «Rosa Gallica», «Transvaal»).

О книге.

Место действия: - Берлин. Два временных отрезка:

1. Берлин 14 апреля 1933 года. Первые месяцы прихода к власти национал-социалистичкой партии и, вместе с тем, робкие попытки окончательного «решения», т. н. «еврейского вопроса». Время тотального истребления людей по причине их этнической принадлежности ещё не наступило.

2. Западный Берлин 13-14 августа 1961 года. Время, когда по инициативе партийного руководства СССР и коммунистического режима ГДР началось строительство, т. н. «берлинской стены», на многие годы «железным занавесом» разделившей Германию.

Краткое содержание:

1933 год. Чувство страха потери раритетной скрипки настолько угнетает музыканта, что один день в Берлине ему вспоминается, как кошмарное сновидение. Внутренней и творческой свободы скрипач достигает только лишь после добровольной эмиграции из нацистской Германии.

1961 год. В параллельной «сюжетной линии» описывается судьба друга Рознера, некоего Хайнца, спешившего на встречу с известным музыкантом-инструменталистом.

Хайнц, по стечению обстоятельств, фактически одним из первых погибает у «берлинской стены».

П Р О Л О Г

ЗАПАДНЫЙ БЕРЛИН.

1961 год. Утро 13 августа.

9.00.

извещают о прибытии в Западный Берлин

БИНЬЯМИНА РОЗНЕРА.

Разносчики газет – мальчики в кепи

выкрикивают зазубренные фразы:

«Б И Н Ь Я М И Н Р О З Н Е Р

в

ЗАПАДНОМ БЕРЛИНЕ !»

в «БЕРЛИНЕР КОНЦЕРТХАУСЕ»!»

«СПЕШИТЕ!»

«МУЗЫКА ВЕЛИКОГО ФЕЛИКСА МЕНДЕЛЬСОНА В ИСПОЛНЕНИИ ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОГО СКРИПАЧА!»

* * *

1961 год. Вечер 13 августа.

21. 30.

Концертхаус - Berliner Konzerthaus.

Финал концерта скрипки с оркестром Феликса Мендельсона – Concerto in E minor. Op.64.

Солист – всемирно известный музыкант-исполнитель БИНЬЯМИН РОЗНЕР.

Апофеоз. Последний взмах смычка.

Восторженная публика очарована искусной игрой знаменитого скри­пача.

Дирижер благодарит исполнителя. Он полон творческого удовлетворения.

Оркестр стоя приветствует скрипача.

Лица в зале: – умиление, наслаждение музыкой великого Мендельсона и виртуозным испол­нительским мастерством господина РОЗНЕРА.

Публика: - сверкают драгоценности; пышные бальные платья с глубокими декольте, черные фраки и смокинги, пенсне и вееры, тут и там букеты цветов в руках поклонниц скрипача.

Да, этот концерт, несомненно, является музыкальным праздником, которого всегда, с таким нетерпением ждут меломаны.

Аплодисменты, аплодисменты…..

- Браво, браво, Бенни! – Кричат седовласые друзья – много лет тому назад однокурсники Рознера в Берлинской Высшей школе музыки.

Музыкант кланяется публике. Оркестранты касанием смычков на корпуса скрипок, альтов, виолон­челей, контрабасов в традиционном стиле «аплодируют» Рознеру.

Дирижер в начале сдержанно протягивает руку музыканту-исполнителю, а потом, обнимая скрипача, кланяясь слушателям, улыбается и быстро направляется за кулисы.

Рознеру подносят корзины, полные цветов.

Скрипач уходит со сцены, но несколько раз (по настоятельному требованию публики!) возвращается и взма­хами рук, поклонами благодарит ценителей его таланта.

* * *

Гардеробная для солиста.

Резко открывается дверь; музыкант входит в просторную комнату; он кусочком мягкого бархата протирает скрипкуосторожно кладёт инструмент в металлический футляр, обитый из­нутри мягким сукном красного цвета.

На футляре инструмента факсимильная надпись – БИНЬЯМИН РОЗНЕР.

Биньямин или, как близкие ему люди называют музыканта,Бенни Рознер приближа­ется к окну.

* * *
13 августа 1961 года.

Дождливая погода берлинского лета. Вид вечернего города наводит на грустное настроение.

Свет, исходящий из фар автомобилей, отражается с мокрого асфальта.

Огоньки реклам мерцают вдоль улиц.

Взгляд скрипача внимательно обозре­вает серые здания, парки, мокрыми зонтами переполнен­ные улицы, поздним вечером темнеющие силуэты мостов над рекой.

* * *
(Он когда-то учился в Берлинской Высшей школе музыки, он хорошо знает Берлин, но господин Рознер родился и вырос в Вене, там же в первый раз взял в свои детские руки ма­ленькую скрипку и удивился первым звукам, изданным касанием смычка о струны)

* * *

Движение транспорта по улицам Западного Берлина становится менее интенсивным.

Вот, спускаясь по широким лестницам концертного зала, постепенно расходится публика, пол­ная незабываемых впечатлений.

Все привычно для музыканта: - виртуозная игра, аплодисменты, цветы, усталость; как все­гда, некоторая неудовлетво­ренность после концертного выступления; глоток шампанского вина; затяжка кубинской сигары.

Табачный дым медленно плывёт и рассыпается в гардеробной . . . . .

Эпизод № 3

1961 год. 13 августа.

22.00.

Летний дождь.

Двое мужчин вы­ходят из машины и с зонтами в руках поднимаются по ступенькам лест­ницы. Кожаные пальто, намокшие мокасины; несколько нервозные, но степенные движения.

У одного из них в руках – черный, видавший виды портфель, а у другого – футляр для скрипки.

Зонты они оставляют в гардеробе, после чего, уже степенным шагом всту­пают на пурпурный ковёр мраморных ступеней лестницы.

Второй этаж. Коридор, вдоль стен которого расставлены корзины с цветами, преподнесен­ные публикой господину Рознеру после публичного выступления.

Вот, дверь гардеробной известного музыканта.

Эпизод № 4

1961 год. 13 августа.

22.15.

РОЗНЕР: - Сигары? У меня гаванские, с редчайшим ароматом. Может минеральную, «Perrier»? Глоток шампанского вина?

ВЕБЕР: - Спасибо. Не стоит утруждать себя, маэстро!

КЁЛЕР: - О. нет!

Они благодарят скрипача и отказываются.

РОЗНЕР:- Мы ведь когда-то с вами встречались, господин Вебер?

ВЕБЕР: - Не хочется об этом вспоминать! Мне очень неловко….

РОЗНЕР: - Прошло много времени. Это было…в 1933 году, в апреле месяце. Да, я не ошибаюсь, в апреле! И где мы встретились в те, далёкие времена?

ВЕБЕР: - Мы встретились в Миттенвальде, в гостинице «Post Hotel». Я хорошо помню, что о вашем прибытии нас проинформировала секретарь организационного комитета Фестиваля, некая Фрида Вирт. Мы ждали вас. Чего таить, нас интересовала только лишь скрипка….

РОЗНЕР:- Неужели?

ВЕБЕР: - Обстоятельства, обстоятельства….

РОЗНЕР: - Я вас ни в чём не виню. Боже упаси. Да, вы абсолютно правы - обстоятельства были не из приятных. Я приехал в Миттенвальд не один. Если помните, меня сопровождала девушка.

ВЕБЕР: - Я бы сказал, красивая шатенка.

РОЗНЕР: - Согласен. А вы знаете, я вам очень даже благодарен.

ВЕБЕР: - Разве? Интересно, почему?

РОЗНЕР: - Это мой секрет.

ВЕБЕР: - Вы меня интригуете.

РОЗНЕР: - И всё-таки, я не откроюсь. Ладно, отложим эту тему. Поговорим о деле!

ВЕБЕР: - Я поэтому и приехал сюда.

РОЗНЕР: - Вы успели на концерт? Господин Вебер, в кассе «Концертхаусса» на ваше имя мною были остав­лены контрамарки.

ВЕБЕР: - Опоздал! Мы задержались на пропускном пункте. Сами понимаете, старая скрипка (тем более инструмент мастера Клотца!) у всех вызывает подозрения, но всё обошлось, слава богу! Нас не арестовали и пропустили. Шучу, конечно, но держать в руках предмет высокого искусства хлопотно. Кроме того, есть более веская причина нашего опоздания: - вам должно быть известно, что накануне, 13 августа, в час ночи, по инициативе «Коммунистического Сектора» началось строительство берлинской стены, разделяющей город на две части – Восточную и Западную. Граница между так называемой Германской Демократической Республикой и Западным Берлином закрыта. Нам стоило очень больших трудов, приехать и встретиться с вами.

Все удручены происходящим.

РОЗНЕР: - Мы в курсе происходящих событий. Я надеялся, что вы будете присутствовать на концерте. Какая жалость, но вашей вины здесь нет, конечно! События вокруг берлинской стены, как я знаю, разворачиваются очень быстро. Многие прогнозируют силовой вариант решения вопроса!

ВЕБЕР: - Ситуация критическая! Как вам известно, ещё вчера добираться по автомобильному или по железнодорожному коридору из Западной Германии в Западный Берлин было связано с некоторыми трудностями, но представлялось вполне возможным. Что будет завтра? Не знаю! Извините, совсем растерялся! Разрешите вам представить: - со мной находится господин Кёлер – опытный нотариус из Мюнхена - в высшей степени профессионал.

Скрипач лёгким кивком головы во второй раз здоровается с нотариусом.

РОЗНЕР: - Я рад видеть вас, господин Кёлер.

ВЕБЕР: - Вы, господин Рознер, конечно, проинформированы о нашей, если можно так выра­зиться, деликатной миссии! Я представляю немецкую сторону, т. е. «Музей Смычковых Инструментов» в Миттенвальде!

РОЗНЕР: - Всем любителям скрипичной музыки известен «Струнный город» у подножия Альп – Миттенвальд – ро­дина династии мастеров семейства Клотц!

ВЕБЕР: - И те не менее, не могу назвать мою миссию торжественной…..

РОЗНЕР: - Да, это был непростой случай! Скрипка мастера Клотца, как капризная дама, много лет тому назад доставила мне много хлопот. А, знаете, можно сказать и наоборот: - В течение одного дня я «надоел» ей – таскал инструмент по всему Берлину. Просто удивляюсь, как она тогда не превратилась в щепки. Странно. Потом скрипка спокойно «удалилась» от меня и, чест­ное слово, я вздохнул с облегчением - возрадовался этому.

ВЕБЕР: - Я ещё раз приношу извинения!

РОЗНЕР: - Вы то здесь причём? Разве вы состояли в штурмовых отрядах? Разве вы являлись членом Национал-Социалистической Рабочей партии или сочувствовали Гитлеру?

ВЕБЕР: - Боже упаси! Я – порядочный баварец в пятом поколении, да и только. Я простой служащий – служу музейному делу, как говорится!

РОЗНЕР: - Очень рад!

КЁЛЕР: - Я уполномочен объявить, что «Музей Смычковых Инструментов семьи Клотц» решил вернуть вам «утраченное». Министерство Культуры с ним вполне согласно. Вопрос принципиально важен. Я уполномочен составить акт о приеме и сдаче экземпляра под номером….

Нотариус достаёт из портфеля бумаги, перелистывает документы.

РОЗНЕР: - «Утраченное»? «Они» просто отняли у меня скрипку! Да, наверно, сейчас не стоит вдаваться в подробности и ворошить прошлое! Этот экземпляр, как вы выразились, является произведением искусства! Экземп­ляр – слово-то, какое смешное в применении к чему-то возвышенному. Ведь не скажешь, что «Мона Лиза» - экземпляр!

КЁЛЕР: - Это для вас скрипка мастера Матиаса Клотца - «капризная дама», как вы изво­лили сказать, а для меня, старого бюрократа - инструмент есть экземпляр - следовательно, пронуме­рованная, ценная вещь, которую я, ваш покорный слуга, должен передать не музыканту, а гра­жданину США, некоему Биньямину Рознеру - мужчине с паспортом и с номером в паспорте.

РОЗНЕР: - Но вы изволили сказать о скрипке «пронумерованная вещь»?

КЁЛЕР: - Без номера не обойтись! Всё должно быть учтено! У астрономов даже звёзды пронумерованы, как я знаю.

РОЗНЕР: - Надеюсь, меня, скрипача-иудея не пронумеруют! Извините, пожалуйста, сорва­лось, но вы же сами понимаете…..

ВЕБЕР: - Лучше уж решим вопрос с возвратом.

КЁЛЕР: - Да, Поторопиться надо. Нам следует «вырваться» из Западного Берлина « во чтобы это не стоило»! Мы намерены к завтрашнему дню быть в Мюнхене, а вам, господин Рознер, придётся поставить свою подпись на некоторых бумагах.

РОЗНЕР: - Вы будете удивлены, но решение музея о возврате скрипки вызывают во мне непри­ятные ассоциации. Это связано с прошлым. В течение двух месяцев я думал только об одном – принять или не принять ваше предложение. Не хочу быть неблагодарным, но взять в руки инструмент мастера Клотца, для меня значит, вернутся к давнишним переживаниям, а ска­зать категорическое «НЕТ» было бы неделикатно и по отношению к музею, и по от­ношению к западногерманским властям. А если я всё-таки передумаю, откажусь от скрипки?

ВЕБЕР: - По дороге в Западный Берлин мы были уверены, что решение вами окончательно принято. Наш визит подтвержде­ние этому. Иначе мы и не сдвинулись бы с места. Уж больно хлопотно приехать в Западный Берлин. Отказ? Вы шутите? Это же работа мастера Клотца!

КЁЛЕР: - В случае отказа вам придётся возместить нам, представителям музея и нотариата, то есть стороне «возврата экземпляра», материальные убытки!

РОЗНЕР: - Нет проблем.

КЁЛЕР: - Повторяю, нам нелегко было добраться до Западного Берлина, да ещё с таким дорогим грузом. Рыночная цена этой скрипки известна. Кроме того, время – деньги, как говорится.

ВЕБЕР: - Отказ? О каком отказе идёт речь, господин Рознер? Это же «Клотц»! «Матиас Клотц»!

РОЗНЕР: - Я не умаляю достоинств великого мастера, но у меня сейчас вот, в том футляре «покоится» скрипка Страдивари! Кстати, моя собственность! А ваш инструмент, как я знаю….

ВЕБЕР: - Передается вам на пользование….

КЁЛЕР: - Сроком на 10 лет! Этот срок был обговорен ещё в конце 1932 года, что и подтвер­ждается документально. Уверяю, срок можно продлить с согласия обеих сторон.

РОЗНЕР: - К сожалению, выступить перед публикой, держа в руках инструмент работы мастера Клотца, мне тогда не посчастливилось! Господин Вебер, интересно, скрипка хорошо сохранилась?

ВЕБЕР:- Прекрасно. Изволите посмотреть?

РОЗНЕР: - Нет! Ни в коем случае! Даже вид старого, с давних времён «знакомого» футляра во мне вызывает двоякое чувство!

ВЕБЕР: - Вы что, действительно отказываетесь от скрипки?

РОЗНЕР: - Ещё сегодня утром я с нетерпением ждал нашей встречи, но сейчас…. Я уверен, что впредь не смогу играть на скрипке мастера Клотца! Ну, а повесить шедевр на стену, сами понимаете, значит - совсем уж потерять совесть!

Он закурил сигару, подошел к окну и, встав спиной к городу, перекрестил руки на груди.

КЁЛЕР: - Нотариат не выискивает причину. Я могу только констатировать факт отказа, соответственно, оформить все документы и удалиться. Моя миссия будет исчерпана.

ВЕБЕР: - Последнее слово, господин Рознер!

РОЗНЕР: - После многих лет скитаний возвращение к некогда желанной, но строптивой женщине может окончательно разочаровать. Извините меня.

ВЕБЕР: - Странный вы человек.

КЁЛЕР: - Опять женщина?

РОЗНЕР: - Да, да, скрипку я всегда ассоциировал с дамой. Я, бывало, влюблялся с первого взгляда, а, бывало, и не притрагивался даже к некоторым, как вы сказали, экземплярам хороших мастеров. Инструментом мастера Клотца я, конечно, был очарован изначально, с первого звука, однако, в те времена наша «дружба» оказалась невозможной. Как известно, дважды в одну и ту же реку не входят.

ВЕБЕР: - «Насильно мил не будешь», как говорится! Господин Кёлер, оформите всё, как следует, и мы быстро удалимся. Сожа­лею, очень сожалею об этом.

РОЗНЕР: - И всё-таки: - хочется верить, что вы с пониманием отнесётесь к моему решению и не осудите меня.

КЁЛЕР - Осуждение? Это не входит в мои функции. Вы заплатите штраф, да и только.

ВЕБЕР: - Надеюсь, что причина и содержание нашей конфиденциальной встречи и впредь будет сохранена в тайне. Не в наших обоюдных интересах поставить в известность музыкальное сообщество, что, мол, маэстро отка­зался принять инструмент работы Матиаса Клотца.

РОЗНЕР:- О, да! Я умею молчать.

КЁЛЕР (протягивает документы на подпись скрипачу): - Тут указана сумма, которую вы должны заплатить за наши хлопоты!

РОЗНЕР достаёт из кармана чековую книжку и исполняет все требования нотариуса – подписы­вает бумаги.

Гости прощаются с господином РОЗНЕРОМ, который с некоторым сожа­лением нежно дотрагивается до старинного футляра, где находится инструмент, от которого он только что отка­зался.

* * *

13 августа 1961 года.

Скрипач остается один.

Он садится в большое кожаное кресло, курит сигару, смотрит на свое изображение в зеркале и вот, улыбка сожаления несколько искривляет его лицо.

Да, с тех пор прошло много времени.

Сейчас воспоминания вызывают у маэстро Рознера горькую улыбку, но в те, далёкие времена от безысходности ситуации он был на грани полного нервного срыва.

Воспоминания, воспоминания….

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

С Т Р А Х

(Несколько эпизодов из жизни молодого еврейского музыканта в Берлине)

* * *

Воспоминания почти двадцатилетней давности «уносят» господина РОЗНЕРА в Берлин начала ХХ столетия.

Исходя из контекста событий, мелодии песен Марлен Дитрих чередуются - с нацистскими маршами.

Особенно часто звучит «HORST WESSEL» .

Э п и з о д № 5

-

БЕРЛИН.

Апрель.

Первые месяцы прихода к власти национал-социалистов – Гитлер назначен на должность рейхсканцлера 30 января 1933 года.

Почти документальные, чёрно-белые кадры:

Ранее утро.

Город просыпается.

Дворники подметают мостовые. Молочники бидонами раздают магазинчикам молоко. Из пекарен в хлебные лавки приносят свежевыпеченный хлеб, булочные изделия. Появляются почти пустые трамваи, гро­хотом двигающиеся по рельсам. Мусорщики опустошают урны на кузова гру­зовиков, обтянутых сверху брезентом.

По мостовым из огромных резиновых шлангов разбрызгивается вода. Тут и там открываются ставни окон многоэтажных зданий – женщины в домашних халатах появляются на балконах. Они в первую очередь поливают домашние цветы, потом сверху разглядывают улицы, а после посматри­вают на хмурое берлинское небо и переговариваются с соседками, которые, упёршись локтями на подокон­ники окон, тихим голосом, кивком голов желают им доброго утра:

- Здравствуйте, фрау Майер!

- Доброе утро, госпожа Штольц!

- Сегодня будет славная погода, не так ли?

- Что вы! У моего мужа вчера опять разболелись суставы. Скорее всего, будет дождь.

- Верный признак. Ничего не поделаешь. Придётся повсюду таскать зонт.

- Непременно, непременно.

Медленно рассветает – тёмно-серые мостовые постепенно меняют цвет; от первых лучей утрен­него солнца они становятся серебристыми.

Дождя нет и в помине. Тяжелые облака с трудом раздвигаются и на небе уже видны длин­ные полоски голубого цвета.

Солнечное утро.

Появляются спешащие по делам первые прохожие, а также автомобили, повозки с цистер­нами, полными керосином.

Торговцы поднимают вверх ставни магазинов, лавок – вот, и первые покупатели: - они в авось­ках уносят домой тёпленькие батоны хлеба, булки, бутылки с молоком.

Всё, как всегда, привычно и незыблемо – немецкий порядок с ранних часов демонстрирует власть над законопослушными бюргерами, но есть и другой Берлин – город богемы и разврата, го­род отпе­тых уголовников, воров и окровавленных ножей, город весёлых частушек, город нар­команов, гомосексуалистов, проституток, бандитов.

Берлин преступного мира ещё спит и его сны полны руганью уличных драк, полны удлинён­ных лиц анемичных морфинистов, любителей кокаина, полны криком обкраденных ворами горожан, чьи опустошавшие бумажники раз­бросаны по мусорным урнам.

Эти сны полны плачем избитых сутенёрами девиц лёгкого поведения, зву­ками музыки танго и чарльстона…..

Увеселительные заведения столицы в этот ранний час не торопятся раздвинуть свои тяже­лые ставни: - ведь до вечера ещё далеко и добропорядочный господин, скажем, Гер Шульц, кото­рый с раннего утра торопится в свою чиновничью контору, увы (а может и к счастью), не является завсегдатаем кабаре и прочих злачных мест.

А вот, и веяния совсем уж новых времён: - штурмовики СА – «верные псы» Национал-Социали­стической партии - партии-победителя на последних выборах.

Молодчики ходят группами, а для дальних маршрутов они предпочитают кузова грузовых автомобилей, и они же вовсю горланят песню Хорста Весселя, которая после 30 января 1933 года всё чаще и чаще звучит по радио, заглушая мелодичные напевы горячо любимой берлинцами Марлен Дитрих.

Ну вот, два грузовика с грохотом проехали по булыжникам берлинской мостовой, пере­возя куда-то штурмовые отряды, т.е. песенками новых времён охрипшую молодежь, готовую без колебания вздёрнуть на столб самого бедного, жалкого старика-еврея, который и есть (по их мне­нию) самое большое зло на этом свете.

А вот, по улице (к примеру, Блюменштрассе) зигзагами, шатаясь, идёт к своему убежищу, гряз­ному подвальчику пьяный бродяга, который, замечая на балконе с ведерком в руках какую-ни­будь фрау Кепке, с головы снимает грязную шляпу и, крича, приветствует тучную немку:

- Доброго вам утра, уважаемая фрау!

- Доброе, доброе, - Отвечает женщина и громко добавляет «два слова» в адрес жителей аж всего квартала, - Немного осталось! Теперь уж наш фюрер наведёт порядок!

Как бы в ответ кто-то включает радиоприемник, откуда и доносится привычная слуху мело­дия марша Хорста Весселя:

- « Знамёна ввысь……»

Берлин встречает новый день песней, сочинённой городским сутенёром, некоторое время тому назад зарезанным таким же отбросом общества – коммунистом с криминальным прошлым, ко­торого дружки Весселя в отместку мигом отправили на «тот свет».

Однако полюбившийся штурмовикам и партийным вожакам гимн остался – его звуки с утра наполняют город, как бы предупреждая и старых, и молодых берлинцев:

- Иные нынче времена, граждане! Совсем иные!

* * *

За кадрами, запечатляющими берлинское утро, голос Бинямина (Бенни) Рознера:

- Посла окончания музыкальной школы в Вене, я, тогда ещё подающий надежды молодой скрипач, твёрдо решил продолжить своё образование не в Австрии, а в Берлине, в Высшей Школе музыки, у профессора Карла Флеша, вернувшегося в Германию из Балтимора (США) и в 1928 году возглавившего «Класс скрипки».

В том же, 1928 году, попрощавшись с родителями, я приехал в Берлин, снял комнату в коммунальной квартире-пансионе вблизи Gustav Adolf-Platz, а потом успешно сдал экзамены в Высшей Школе Музыки, т. е. Консерватории и в течение почти пяти лет шлифовал свое исполнительское мастерство у маэстро Флеша.

Результаты моего музыкального образования были настолько впечатлительными, что в конце 1932 года (24 декабря), на торжественном заседании профессуры и студентов Высшей Школы Музыки (к моему удивлению и огромной радости!) было объявлено об особом решении ректората.

* * *

Эпизод №7

24 декабря 1932 года.

18.00.

Зал Консерватории.

Слово просит профессор Флеш.

Аплодисменты.

КАРЛ ФЛЕШ: - Господа, прошу внимания! Мы – Берлинская Высшая Школа музыки и музей скрипичных инструментов в Миттенвальде – передаем скрипку мастера Клотца студенту Рознеру в пользование сроком на 10 лет! Бенни, эту высокую честь вы заслужили своим талантом. Поздравляю вас от всего сердца! В апреле будущего года вы должны предстать своим искусством на традиционном Фестивале музыки в Миттенвальде, на родине скрипичных мастеров – семьи Клотц.