СОДЕРЖАНИЕ И ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

СОДЕРЖАНИЕ И ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Во Введении обоснована актуальность темы исследования, указаны объект и предмет научного поиска, определены цели и задачи, обозначены научная новизна, теоретическая значимость, практическая ценность результатов исследования, сформулированы основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе работы «Валентностные характеристики взаимодействия простых многозначных и сложных однозначных слов в немецком языке» освещается история изучения функций словосложения немецкого языка; выделяются средства идентификации и актуализации ЛСВ многозначного слова и омонимов; устанавливается корреляция между простыми многозначными и сложными однозначными словами современного немецкого языка; определяется стутус взаимодействия простых многозначных и сложных однозначных слов; анализируются различные аспекты теории валентности и выявляются ее основные положения, важные для изучения семантических особенностей полисемии и словосложения; определяется терминологический аппарат теории валентности, необходимый для проведения настоящего исследования; устанавливается статус сложных слов с ЛДФ по валентностной характеристике в диахронном и синхронном аспектах; создается общая модель внутренней валентности многозначного слова; формируется классификация семантических падежей, релевантная для создания моделей внутренней валентности многозначных слов немецкого языка; упорядочивается тематически лексический состав немецкого языка с целью использования созданной классификации для идеографической характеристики НС сложных слов.

В отечественной и зарубежной лингвистической литературе второй половины XX века - начала XXI века четко обрисовались несколько направлений, посвященных изучению словосложения в современном немецком языке.

На основе многих исследований (К.А. Левковская, М.Д. Степанова, В.М.Павлов, А.Т. Кукушкина, В.С. Вашунин, H. Brinkmann, L. Weisgerber, P.Polenz и др.), можно попытаться представить в обобщенном виде выделяемые в них функции детерминативного субстантивного словосложения современного немецкого языка.

Номинативная функция субстантивных сложных слов связана с обобщающим характером значения слова и определяет корреляцию между словом и обозначаемым им предметом (явлением).

Синтаксическая функция исследуется в работах отечественных и зарубежных ученых преимущественно в двух направлениях. Первое из них посвящено изучению степени синтаксичности композитных образований, второе же занимается вопросами их взаимоотношения со словосочетаниями.

В морфологической функции выделяют три ее разновидности: 1)функцию дифференциации грамматического рода для различения биологичекого пола; 2) функцию дифференциации грамматического числа; 3)функцию выражения степени качества.

Словообразовательная функция является одной из главных в современном немецком языке. Именно она дает возможность называть сложные слова словами.

Функция экономии языковых (речевых) средств наиболее подробное освещение получила в работах А.Т. Кукушкиной, которая показала, что компрессия в сложных словах осуществляется на морфологическом, синтаксическом, синтаксико-лексическом и лексико-семантических уровнях.

Сравнительно недавно началось исследование текстоконституирующей функции словосложения, находящей свое выражение в образовании целостности текста.

Важным для данного исследования стало выделение В.С. Вашуниным диссимилятивной функции словосложения, представленной двумя типами: 1)различительно-гипонимической функцией и 2)лексико-дифференцирующей функцией.

Различительно-гипонимическая функция основывается на семантической связи слов-гипонимов и слов-гиперонимов. Значение гиперонимов – более широкое, абстрактное, значение гипонимов – более узкое, как бы входящее в гиперонимическое. Сложное слово создается для выражения гипонимического значения по отношению к гиперонимическому значению, которым обладает его второй конституент. При этом делается возможным уточнение понятия, выраженного вторым конституентом, и различение между собой родственных понятий. Сопоставив слово die Karte в ЛСВ die Landkarte со словом die Wandkarte, мы можем придти к выводу, что композит die Wandkarte служит для выражения гипонимического отношения и отличает стенную географическую карту от географической карты вообще.

Продолжая анализ слова die Karte в этом же ЛСВ, можно убедиться в том, что существует и принципиально другой вид сложных слов с различительно-гипонимической функцией. Данные сложные слова не являются гипонимами по отношению к слову в одном из его ЛСВ, а являются гипонимами по отношению к тому тематическому пласту, в который входит это слово в том или ином ЛСВ (в данном случае темой будет «регистрация природных явлений и объектов»). В Большом немецко-русском словаре под рук. О.И. Москальской (БНРС) по этой теме зафиксированы следующие гипонимы: Eis/übersichts/karte; Gezeiten/strom/karte; Himmelskarte; Massenkarte; Neigungskarte; Polarkarte; Regenkarte; Reliefkarte; Schichtenkarte; Seekarte; Sternkarte; Tiefenkarte; Variationskarte; Wasserkarte; Wetterkarte; Windkarte.

Разница между композитами с различительно-гипонимической функцией и композитами с лексико-дифференцирующей функцией заключается в том, что первые имеют значения, отсутствующие в микросистеме многозначных слов, вторые же дублируют в целях моносемизации имеющиеся ЛСВ многозначных слов и омонимы. Таким образом, сущность лексико-дифференцирующей функции заключается в разграничении друг от друга при помощи словосложения ЛСВ многозначных слов и омонимов и создании для них минимального контекста.

При синхронном рассмотрении семантической структуры некоторых звуковых образований можно заметить в них наличие двух сложных частей.

В одной из них компоненты имеют мотивацию и представляют собой множество с системно-иерархическими отношениями. В таком случае можно говорить о более или менее сложной семантической структуре многозначного слова, состоящей из ЛСВ.

Другая часть подобных звуковых образований характеризуется отсутствием взаимосвязи между элементами. Или ее нет и не было совсем, или промежуточное звено, позволяющее восстановить эту зависимость, исчезло из употребления и не фиксируется на синхронном срезе. Как известно, подобные явления объединяются понятием «омонимия».

Тот факт, что «лексико-семантические варианты слов рознятся друг от друга своим лексическим содержанием, хотя форма данного словесного знака не несет сама по себе никакого различия»³, и что омонимам также свойственно тождество формы при неидентичности значений, и имеющее место наличие сложных отношений между ЛСВ многозначных слов, с одной стороны, и между омонимами, с другой, выдвигает необходимость их дифференциации с целью недопущения смешения знаков в речи.

Такой дифференциации служат маркированность в лексикографии (на уровне языка) - в основном для разграничения разных ЛСВ в составе многозначного слова - и контекст (на уровне речи).

Причиной наличия полисемии является существующее противоречие между непредельностью и предельностью в языке: бесконечность практики и содержания человеческого сознания и возможности памяти человека, ограниченный инвентарь языковых знаков противостоят друг другу, в результате чего многозначное слово или, точнее, семантические элементы его структуры используются в различных коммуникативных актах. Основным фактором, «снимающим» это противоречие, является контекст, который, будучи обязательным условием любого акта коммуникации, позволяет определить, какой именно из нескольких возможных ЛСВ многозначного слова используется в данном случае.

Существующие классификации контекста отличаются друг от друга, но обладают и одним общим моментом - разделением контекста на языковой (собственно лингвистический) и внеязыковой (экстралингвистический).

В отечественной и зарубежной литературе лингвистический контекст рассматривается с двух позиций: выделяются типы (виды, категории) контекста (например, лексический, грамматический и т.п.) и отмечается разный объем контекста, в котором функционирует слово.

С точки зрения объема контекст традиционно подразделяют на микроконтекст (контекст в объеме одного предложения), макроконтекст (контекст в объеме абзаца) и ситуационный (тематический) контекст (в объеме главы или целого произведения).

В случае «несрабатывания» микроконтекста мы можем обращаться к контексту более высокого уровня - макроконтексту. Если же «отказывает» и макроконтекст, приходится прибегать к ситуационному (тематическому) контексту. Обращаясь к контексту ситуационному, мы тем самым очень широко раздвигаем его рамки: если микроконтекст ограничен объемом предложения, а макроконтекст - объемом абзаца, то ситуационный контекст в сравнении с ними относительно безграничен, что неудобно в определенных ситуациях речевого общения.

Стремясь ликвидировать положение, когда микро- и макроконтекст не справляются со своими функциями, а ситуационный контекст не желателен по тем или иным причинам, современный немецкий язык ищет выход не в расширении рамок контекста, а, наоборот, в максимальном сужении их, в обращении к контексту минимальному, меньшему чем микроконтекст.

По мнению Б.М. Лейкиной, объем контекста для выявления семантики слова может быть ограничен даже самим словом: «... нам представляется не только целесообразным, но и правомерным включить в область исследования контекста роль формы слова, и шире, взаимодействие разнотипных значений слова между собой в реализации различных его значений. Назовем этот тип взаимодействия внутренним контекстом, чтобы подчеркнуть принципиальное отличие его от внешнего контекста, при котором значение слова уточняется в результате взаимодействия его со значениями других компонентов определенного отрезка речи»⁴.

На образование минимального контекста для многозначного слова в случае, когда его основа является одним из конституентов композита, указывает и Е.И. Шендельс.

Исходя из этого можно сказать, что характерная особенность современного немецкого языка - словосложение - делает возможным создание лексического контактного синтетического контекста, и что в немецком языке «существует значительное количество несложных единиц, которые имеют контекст (контекстуированы) уже в лексиконе в виде соответствующих словарных композитов»⁵.

Сложные слова, создавая минимальный контекст и осуществляя лексико-дифференцирующую функцию, выступают в речевых отрезках по отношению к простым многозначным словам в трех основных позициях:

1. Сложное слово используется автономно, «встает на место» многозначного слова:

Endlich sagte der Alte mit der Quaste: „Wir sind ja katholisch, mein Herr, das Dienstmädchen aber ist ja protestantisch gewesen“ (B. Kellermann).

2. Сложное слово находится в препозиции по отношению к многозначному слову, сразу ориентируя слушающего на используемый далее в речи ЛСВ многозначного слова:

Niemand hat Nähnadeln. Einen Kochtopf oder so etwas konnten sie wiederfinden im Schutt, aber keine Nadeln (L. Frank).

3. Сложное слово чередуется с многозначным словом, как бы вновь напоминая слушающему о его ЛСВ, используемом в речи:

Drinnen saßen drei Schreiber an Tischen; große Packen Karteikarten lagen vor ihnen, die Karten waren so groß wie Deckel von Zigarrenkisten... Sie hörte Maria schreien und trat mit ihrer Karteikarte ins Zimmer. Im Zimmer war nur ein Mann... Er streckte stumm die Hand aus, sie gab ihm die Karte und wartete: noch immer keine Angst. Der Mann las die Karte durch... (H. Böll).

Следует отметить, что это чередование наблюдается чаще тогда, когда между моментами употребления многозначного слова имеется речевой отрезок определенного объема (в письменной речи - несколько абзацев).

Многозначные слова и однозначно определяющие их ЛСВ сложные слова свободно сочетаются с одинаковыми лексическими единицами и их одинаковыми грамматическими формами, не имеют каких-либо стилистических различий и могут успешно использоваться в качестве минимального контекста, дифференцирующего ЛСВ многозначных слов и омонимы, любыми социальными группами и в любых функциональиых стилях.

Соседствуя друг с другом в словарном составе, однозначные сложные слова и многозначные простые слова не могут не вступать между собой в определенные отношения. При этом представляется важным выяснить статус сложного слова по отношению к многозначному слову, дифференциации ЛСВ которого оно служит, или, точнее, статус сложного слова по отношению к многозначному слову в его конкретном ЛСВ. Такой подход представляется оправданным, если принять во внимание несовпадение семантических объемов сложного слова и многозначного слова в целом.

Мобильность в соотношении формы и содержания языковых единиц порождает многообразие направлений их развития. Не случайно вариативность рассматривается как фундаментальное свойство языковых единиц.

Варьирование, как известно, предполагает наличие инварианта. В фонологии такой инвариант определяется как фонема, инвариант же нашего уровня может быть выявлен на основе когнитивизма или, если быть точнее, в рамках когнитивной лингвистики, базовым понятием которой является концепт.

Концепт может быть представлен в языке, т. е. вербализован, манифестирован, а может быть и не вербализован средствами языка, однако наиболее существенные из представлений нашего мозга – это представления, которые вербализуют структуры сознания при помощи языковых знаков⁶.

Е.С. Кубрякова указывает на то, что цель когнитивной лингвистики – «не только поставить в соответствие каждой языковой форме ее когнитивный аналог, ее концептуальную или когнитивные структуры …, но и объяснить причины выбора или создания данной «упаковки» для данного содержания»⁷.

На этом пути исследуется вся общность языковых средств, вербализующих концепт в определенный период развития общества, которая определяется как номинативное поле концепта.

З.Д. Попова и И.А. Стернин, анализируя номинативное поле концепта, указывают на то, что оно отличается от традиционно выделяемых структурных группировок лексики тем, что оно имеет комплексный характер и включает все типы лексических группировок в свой состав. При этом номинативное поле не выступает в качестве структурной группировки языка, а является выявленной и упорядоченной исследователем совокупностью номинативных единиц (с включением всех частей речи). Исследователи обращают внимание на принципиальную неоднородность номинативного поля концепта, указывая на то, что оно включает в себя как прямые номинации самого концепта (ядро поля), так и номинации отдельных когнитивных признаков (периферия поля).

З.Д. Попова и И.А. Стернин перечисляют языковые средства, входящие в номинативное поле того или иного концепта. Перечень состоит из 19 позиций, возглавляют его по праву «прямые номинации концепта (ключевое слово-репрезентант концепта, которое избирается исследователем в качестве имени концепта и имени номинативного поля, и его системные синонимы)»⁸.

Понятие прямых номинаций концепта с успехом может быть отнесено к многозначным словам в их ЛСВ и дифференцирующим их сложным словам, так как им свойственно отношение свободной дистрибуции, способность тождественно выступать в одном и том же контексте. И здесь появляется возможность отождествить их на высшем уровне – на уровне концептов как ключевых (базовых) вариантов вербализации одного концепта.

При этом наличие в немецком языке для подавляющего большинства концептов как минимум двойной ключевой (базовой) вербализации именно субстантивными формами позволяет говорить о более высоком уровне стабильности немецких концептов по сравнению с концептами других национальных концептосфер.

Возможность осуществления вербализации концептов сложными словами заложена в валентностных характеристиках их непосредственно составляющих, или, точнее, во внутренней валентности простого многозначного слова, совпадающего по форме с одной из НС сложного слова.

Появлению в лингвистике термина «валентность», введенного Л.Теньером и С.Д. Кацнельсоном в середине ХХ века, предшествовал длительный «довалентностный» период, заложивший фундамент теории валентности.

В течение конца XIX века – начала ХХ века в грамматических концепциях представителей немецкого языкознания ставятся вопросы семантических отношений внутри предложения, проблемы обязательности и факультативности компонентов предложения, категориального значения частей речи. Наиболее значимыми в этом отношении являются исследования В.Вундта, О. Бехагеля, И. Хейзе, К. Бюлера, Т. Калепки, Ф. Неймана, М.Зандмана, В. Пфлейдерера, К. Бооста, которые заложили в немецком языкознании основы положений теории валентности и создали благоприятные предпосылки для ее дальнейшего распространения.

Теория валентности по Л. Теньеру описывает зависимость частей предложения первого уровня, причем глагол занимает центральное место в предложении («le noeud central»). Глагол рассматривается в качестве единственно независимого элемента в предложении, который осуществляет управление другими элементами. Будучи структурным центром предложения, использованный в конкретном случае глагол требует определенное количество и определенные виды «дополнений».

Критерием различения различных видов «дополнений» для Л. Теньера является смысловая необходимость. Обязательные смысловые дополнения к глаголу обозначаются как «актанты». Валентная структура глагола ограничивается тремя видами актантов: субъект, прямое и косвенное дополнение, причем субъект является наименованием первого актанта.

Издание в 1970г. первого словаря валентности глаголов немецкого языка дало толчок к созданию словарей валентности и дистрибуции имен прилагательных и существительных. Немецкие авторы К.Е. Зоммерфельдт и Г. Шрайбер положили в их основу семантическое рассмотрение валентности, определяемой способностью слова на базе своего значения устанавливать связи с другими словами.

Главенствующее положение глагола в предложении положено в основу появившихся в 60-70 годах прошлого века большинства грамматических исследований немецких ученых, причем во многих из них уже не делается прямых ссылок на Л. Теньера. Сущность данных грамматических теорий образует система моделей предложений, структурным центром которых является глагол (H. Brinkmann, L. Weisgerber, H. Renicke, U. Engel, J. Erben и др.). Составление моделей предложений базируется на различии в присоединении членов предложения к глаголу.

Зарубежные лингвисты начинают уделять все больше внимания именам существительным, прилагательным и другим частям речи. Имена существительные все больше и больше начинают ставиться во главу угла лингвистических трудов зарубежных языковедов, которые пытаются решить проблемы общности и различия валентности глаголов и существительных, общих моментов и отличительных черт в валентности существительного и прилагательного, вопросы обязательных и факультативных актантов имен существительных и другие. К решению отмеченных вопросов все активнее привлекается семантическая сторона исследуемых явлений.

В отечественной лингвистике распространение теории валентности неразрывно связано с именем С.Д. Кацнельсона, работавшего на материале русского языка, и исследования которого способствовали распространению идей валентности на другие языки.

Постепенно круг рассматриваемых вопросов начал неуклонно расширяться: в него стали входить семантические характеристики существительного и прилагательного; усилия отечественных и зарубежных лингвистов нередко объединялись, что свидетельствовало об их общих научных интересах.

Для теории валентности, впрочем, как и для многих других лингвистических теорий, характерен определенный терминологический разнобой, который не преодолен по сей день и преодоление которого, возможно, займет еще продолжительный отрезок времени. В первую очередь это касается самого термина «валентность».

Отсутствие четких энциклопедических дефиниций вынуждает лингвистов пытаться вновь и вновь определить свое понимание терминов и их соотношение друг с другом.

В настоящее время может считаться практически не представленной точка зрения, согласно которой валентность и сочетаемость отождествлялись и произвольно подменяли друг друга, когда валентность рассматривалась одновременно как сочетательные свойства и как их реализация в речи.

Преодоление этой позиции и разделение валентности и сочетаемости было связано с выходом теории валентности из рамок чистого синтаксиса и получавшим все более широкое распространение семантическим подходом.

Признавая неадекватность явлений и терминов, ученые образовали два направления, зафиксировав за ними полностью противоположные значения.

Представители первого относят валентность к системе языка, а сочетаемость – к ее реализации в речи (см., например, работы И.Г.Ольшанского, В.М. Лейкиной и др.), во втором же направлении валентность характеризуется как речевая реализация потенциальной сочетаемости (Н.З. Котелова, Г.Г. Сильницкий, С.Н. Андреев, Л.А. Кузьмин и др.).

Рассмотрение в реферируемом диссертационном исследовании вопросов полисемии и словосложения с позиции теории валентности предполагает выражение своего отношения к развернутой терминологической дискуссии.

Разделяя точку зрения лингвистов, считающих ведущей семантическую сторону структуры (Ю.Д. Апресян, Н.М. Минина, А.Д.Райхштейн, М. Бирвиш и др.), мы определяем валентность как обусловливаемую ее семантической характеристикой способность языковой единицы вступать в синтагматическое окружение. Представленное определение не претендует на универсальность, оно является в определенной степени узким понятием (так, например, в нем не отражена формальная валентность односторонних единиц языка) и призвано служить целям установления позиции автора, без которого не возможно дальнейшее рассмотрение теоретических и практических вопросов.

Установив принадлежность валентности к системе языка, необходимо определиться с выбором термина для ее реализации в речи. На первый взгляд, это не должно представлять сложности, так как в лингвистике, как уже было показано выше, для этой цели неоднократно использовался термин «сочетаемость».

Проанализировав, однако, функционирование термина «сочетаемость» для обозначения реализации в речи валентности языковой единицы, нельзя не обратить внимание на то, что в значении самого термина на первый план выступают семы потенциальности и процессуальности, а не требуемая в данном случае сема результативности. На наш взгляд, именно этот процессуальный аспект термина служил и продолжает служить причиной смешения терминов «валентность» и «сочетаемость», продолжая порождать неточности формулировок даже у ученых, которые стоят на позициях разделения терминов.

В данных условиях возможным и целесообразным представляется заменить термин «сочетаемость» новым термином и ввести для обозначения реализации валентности языковой единицы в конкретном синтагматическом окружении термин «сочленённость».

Предложенный терминологический аппарат распространяет свое действие на оба типа валентности, на валентность внешнюю и на валентность внутреннюю. Подобное разделение валентности на типы было осуществлено М.Д. Степановой, которая в противовес валентности внешней понимала под внутренней валентностью закономерности соединения языковых элементов во внутренней синтагме, то есть на уровне непосредственно составляющих слова.

Сущность термина «внутренняя валентность» М.Д. Степановой не противоречит предложенному выше пониманию термина «валентность» и принимается нами полностью.

Словообразование, и особенно словосложение, может считаться одной из самых интересных областей приложения теории валентности (о чем свидетельствует большое количество работ в этой области (Н.Н. Аветисян, И.К. Архипов, В.С. Вашунин, В.М. Жирмунский, Л.Г. Левитене, З.Н. Морева, Е.Н. Синкевич, Г.А. Скакун, W. Schmidt и др.)), и формальная внутренняя валентность слов немецкого языка получила достаточное освещение. Семантическая же сторона валентности слов, в первую очередь сложных, является наиболее сложной и почти не изученной⁹. К сожалению, на сегодняшний день это положение дел практически не изменилось.

Внутренняя валентность обнаруживается при соединении НС в рамках одной лексической единицы и может быть зафиксирована в узуальном виде, что и отличает ее от валентности внешней по двум линиям:

выражение в синтагматическом окружении, состоящим из одной лексической единицы;

возможность лексикографической фиксации для последующего употребления.

Признавая универсальный характер валентности, логично предположить, что, как и в синтаксических конструкциях, когда носителем активной валентности является какой-то один член словосочетания, а не все словосочетание в целом, так и в композитном образовании по аналогии со словосочетанием носителем активной валентности будет одна из НС. Факт «обрастания» носителя валентности актантами – наличие словосочетания или сложного слова в нашем случае – должен рассматриваться уже как сочлененность.

Таким образом, можно говорить не о внутренней валентности сложного слова, а о внутренней валентности одной из его составляющих¹⁰.

Выявить особенности реализации внутренней валентности позволяет создание ее конкретных моделей на основе общей модели.

В целях синхронного исследования словосложения является важным «изучение закономерностей и особенностей словообразовательного моделирования»¹¹.

Вся система словосложения (шире – словообразования) традиционно рассматривается как совокупность самых разных моделей словосложения, взаимодействующих друг с другом. Система словосложения (как часть системы словообразования в целом) должна организовываться с привлечением как можно большего количества моделей, а ее знание приведет к знанию закономерностей образования производного (в нашем случае – сложного) слова и к установлению его статуса как единицы системы. Следствием же знания системы словосложения будет понимание закономерностей образования сложных слов.

Важную роль при этом как в количественном, так и качественном отношении играют модели внутренней валентности полисемичного слова, отражающие направления их лексического наполнения с целью преодоления информативной недостаточности и создания сложных слов с ЛДФ.

Поскольку возможность создания сложного слова определяется, с одной стороны, лексической семантикой многозначного слова в его конкретном ЛСВ, и, с другой стороны, синтаксической семантикой словообразовательной модели, то и описание внутренней валентности многозначного слова предполагает как описание лексических (точнее сказать – идеографических) свойств обеих НС сложного слова, так и описание ономасиологических отношений между обозначаемыми этими НС предметами и явлениями на основе семантического падежа.

В зависимости от места дифференцирующего компонента сложного слова по отношению к компоненту, совпадающему по форме с многозначным словом в его конкретном ЛСВ (пре- или постпозиция), общая модель внутренней валентности многозначного слова может быть представлена в двух вариантах:

Xi – SK – Yi

Yi – SK – Xi,

где SK – семантический падеж, Y – дифференцируемый компонент, совпадающий с многозначным словом, X – дифференцирующий компонент, i – идеографическая (тематическая) подтема компонента.

Необходимо отметить, что в настоящей работе с тематической точки зрения классифицируется только дифференцирующий компонент, так как компонент дифференцируемый представляется в дефинитивном описании, например: Vermittlung f - ЛСВ 2: передача (опыта, знаний).

Отнесение конкретного дифференцирующего компонента (дифференцирующих компонентов) к той или иной подтеме осуществляется на основе его лексического значения.

Тематическая принадлежность дифференцирующих компонентов, которые не являются существительными, определяется в соответствии с нормативными классификациями соответствующих частей речи.

Опишем релевантные для создания конкретных моделей семантические падежи и тематическую отнесенность дифференцирующих компонентов.

Нельзя не признать правоту мнения С.Д. Кацнельсона, утверждавшего, что валентность является проявлением глубинных семантических связей между языковыми единицами, и не согласиться с Л.В. Щербой, отмечавшего, что в основе соединения слов лежит внутренний процесс сложения смыслов, так как действительно бесспорен тот факт, что, служа целям номинации, слова соединяются между собой аналогично соединению определяемых ими явлений реальной действительности.

При данном положении вещей определяющими суть валентности в самом общем виде будут универсальные, безотносительные к какому-либо конкретному языку логические законы и отношения, наблюдаемые в параллели «элемент реальной действительности» - «языковая номинация», хотя «они редко выражаются …ясным и недвусмысленным способом»¹².

Для выявления семантики детерминативных субстантивных композитов следует обратиться к установлению семантических отношений между конституентами композитов. Возможность осуществления подобного анализа обнаруживается как раз в области семантического синтаксиса. Метод описания семантики предложения как системы семантических валентностей предлагает падежная грамматика.

В целях создания моделей внутренней валентности необходимо схематическое представление применяемых семантических падежей:

y des x (Объектив), y wird (ist) von x gemacht (Агентив), y befindet sich / erfolgt auf (in, an etc.) x (Локаль), y findet während (in, nach, vor etc.) x statt (Темпораль), y entsteht durch x (Инструменталь), y gehört x (Поссесив), y ist Teil von x (Партитив), y ist x ähnlich (Компаратив), y wird durch x verursacht (Каузаль), y ist zu x bestimmt (Финаль), y nach/gemäss x (Рестриктив), x existiert in y (Экзистенциональ), y ist aus x gebaut (Материаль), y ist x (Идентификатив), y besteht aus x (Индивидуатив), x besteht aus y (Коллективуатив), y hat x (Орнатив), x wird in/an y konsumiert (Конзуматив), y stammt von x (Этимологатив), y ist für x bestimmt (Бенефактив), x wird in y betrieben (Акциональ), y wird in x benutzt (Утилитатив), y mit x, y für x, y enthält x (Капацитатив), y über x (Тематив), y transferiert x (Трансфертив), y ist Mass für x (Волуматив), y produziert x (Продуцентив).

При создании моделей внутренней валентности многозначных слов большую роль играет и правильная тематическая отнесенность дифференцирующих компонентов.

Потребность в создании группировок слов на основе сходства, аналогии их значений ощущалась уже в Древней Греции, когда были созданы фундаментальные для того времени труды Аристофана Византийского и Юлия Поллукса, содержащие первые идеографические классификации, составленные на материале греческого языка.

История создания немецких тематических классификаций начинается с 1877 года, отмеченного выходом словаря Д. Зандерса, за которым последовала работа А. Шлессинга.

Из выходящих в настоящее время в Германии идеографических словарей особого упоминания заслуживают одноязычные и двуязычные иллюстративные словари Дудена, которые в отличие от тезаурусных словарей не ставят задачу стопроцентного отражения лексического состава во всем его многообразии, но максимально охватывают конкретные условия жизни человека, семантизируя при помощи иллюстраций значения лексических единиц.

Используемая в диссертационном исследовании тематическая классификация лексики современного немецкого языка составлена на основе тем, выделенных в вышедшем в 2000 году идеографическом словаре Дудена. (Тематическое подразделение немецкой лексики рассматривалось также и в других словарях. Сравнение классификаций этих словарей позволяет придти к выводу о значительной общности отмеченных в них тем и подтем.) Словарь насчитывает 11 тем и более 300 подтем. Подобное разделение тем на подтемы является для целей настоящей работы излишне детальным, вследствие чего подтемы были пересмотрены в сторону их количественного уменьшения и устранения излишней дробности.

Так, например, выделяемые в словаре Дудена подтемы «плавание», «гребля», «конный спорт», «игры в мяч», «фехтование», «спортивная гимнастика», «легкая атлетика» и т.д. были объединены в одну подтему «спорт», а подтемы «одежда для грудников», «детская одежда», «женская одежда», «мужская одежда», «нижнее белье» и т.д. – в подтему «одежда».

Объединению подверглись и некоторые темы. Представленная в нашей классификации тема «Ремесло и промышленность» вобрала в себя тему «Графическое ремесло»; тема «Государство, общественные отношения» состоит из тем «Бюро, банк, биржа» и «Общественность и коллектив»; а тема «Досуг, спорт, культура и искусство» является суммой тем «Досуг, игра, спорт» и «Развлечение, шоу, культура и искусство».

С другой стороны, предлагаемая классификация была дополнена двумя темами.

В исходной словарной классификации специально не выделялась тема «Наука», отдельные же научные дисциплины были разбросаны по разным темам, причем не всегда, на наш взгляд, правомерно (например, подтема «математика» попала в тему «Развлечение, шоу, культура и искусство»).

Это вызвало потребность использовать в работе тему «Наука», подтемы которой соответствуют классификации наук, представленной в Большой советской энциклопедии.

Необходимость же применения темы «Разное» обусловлена тем, что иллюстративные идеографические словари в силу своей специфики ограничиваются в основном областью конкретной лексики, абстрактная же лексика затронута крайне ограниченно.

По этой причине состав темы «Разное» был определен на основе идеографических словарей другого типа – словарей тезаурусных, подтема же «абстрактное понятие» представляет собой соединение целого ряда подтем из классификации Р. Халлига и В. фон Вартбурга: «общие положения, ум, мудрость, способности», «восприятие», «сознание, представления», «память», «воображение», «мышление», «чувства», «воля» и др.

В каждую из тем пришлось добавить подтему «общее понятие», которая включает в себя понятия с известной долей абстракции и понятия, относящиеся к нескольким подтемам. Например, слово das Gepäck, относящееся к теме «Транспорт, СМИ, информатика» может быть отнесено к подтемам «железная дорога», «авиация», «водный транспорт» и т.д., поэтому его идеографическая характеристика будет следующей: «общее понятие (Транспорт, СМИ, информатика)».

Таким образом, получена классификация, охватывающая 10 тем (Вселенная, Земля; Человек и социальная окружающая среда; Природа как окружающая среда, сельское и лесное хозяйство; Ремесло и промышленность; Транспорт, СМИ, информатика; Государство, общественные отношения; Досуг, спорт, культура и искусство; Животные и растения; Наука; Разное) и 129 подтем лексики современного немецкого языка.