Семинара «Гражданская культура и формирование демократических институтов»
жүктеу/скачать 1.59 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Рис. 5. Факторы голосования за Зюганова
- Рис. 6. Факторы голосования за Явлинского
- Рис. 7. Факторы голосования за «Единство»
- Рис. 8. Факторы голосования за «Яблоко»
- Рис. 9. Факторы голосования за СПС
- Рис. 10. Факторы голосования за КПРФ
Примечание: « + » и « - » обозначают знаки стандартизованных остатков, превышающих 1,65. Темные прямоугольники соответствуют признакам гражданской культуры, у которых положительная величина стандартизованных остатков превышает 1,65. Изучение социально-демографического состава носителей гражданской культуры позволяет сделать вывод о том, что в нашей стране этот тип демократической культуры в большей степени развит у когорт населения, первичная социализация которых проходила в годы перестройки и радикальных реформ. В то же время признаки данного типа культуры в той или иной степени встречаются у представителей всех групп населения, хотя их носители пока не преобладают над носителями других типов политической культуры. С учетом эффекта «формативных лет» можно предположить, что эти когорты в перспективе сохранят свои политические качества. По мере включения в самостоятельную политическую жизнь новых поколений доля носителей гражданской культуры в структуре населения России будет возрастать. Преобладание представителей гражданской культуры над представителями других исторических типов политической культуры станет одним из факторов формирования в России стабильных демократических институтов (альтернативные выборы, гражданский контроль за деятельностью органов власти, автономное участие в политической жизни, местное самоуправление и др.). К Рис. 1. Гражданская культура, политические предпочтениями ценностные ориентации избирателей Санкт-Петербурга Кластерный анализ позволяет находить в массиве данных совместно упоминаемые респондентами признаки, которые и образуют группы сходных признаков (кластеры). На рис. 1. мы видим три таких группы, или кластера («обрезка» дендрограммы предусмотрена на уровне 1,3). Нижний кластер включает в себя голосование за Зюганова, КПРФ и ориентацию на порядок; средний кластер – компетентность, готовность к протесту, удовлетворенность демократией, голосование за СПС, «Яблоко», Явлинского и ориентации на свободу и права человека; верхний кластер – интерес к политике, голосование за Путина и «Единство», ориентации на порядок, права человека и свободу одновременно. В нижнем кластере (Зюганов и КПРФ) нет ни одного признака гражданской культуры. Сторонники коммунистов ориентируются на традиционную консервативную ценность – порядок. В средний кластер (Явлинский, «Яблоко» и СПС) попали почти все признаки гражданской культуры вместе с приверженностью традиционным либеральным ценностям - свободе и правам человека. В третий кластер входит только один признак гражданской культуры (интерес к политике) вместе со смешанной консервативно-либеральной ориентацией (порядок, свободу и права человека одновременно). Наиболее полно признаки гражданской культуры представлены у сторонников СПС, «Яблока» и Явлинского. Если учесть, что за них голосуют в основном молодые, образованные и обеспеченные люди, то можно сделать вывод о том, что соотношение признаков активистской, подданнической и патриархальной политической культуры у этой части петербургских избирателей в большей степени, чем у всех остальных, приближается к нормативному для гражданской культуры, смешанного типа культуры, в котором активистские элементы преобладают над подданническими и патриархальными. У сторонников «Единства» и Путина выделяется только один признак гражданской культуры – интерес к политике. По остальным признакам его электорат ничем не отличается от всех опрошенных избирателей. Что касается сторонников Зюганова и КПРФ, то отсутствие у них всех перечисленных признаков гражданской культуры означает, что параметры их политической культуры соответствуют средним по выборке: высокий интерес к политике при низкой (с нормативной точки зрения) субъективной политической компетентности, готовности к активному политическому протесту и удовлетворенности работой демократии в своей стране. С учетом распределения голосов избирателей на выборах 1999 и 2000 гг.: «Единство» – 17,69%, СПС – 17,4%, ОВР – 15,75, КПРФ – 14,16%, «Яблоко» 11,18%; Путин – 62,42%, Зюганов – 16,95%, Явлинский – 10,58%, можно предположить, что за Путина голосовали не только сторонники «Единства», но и сторонники ОВР и СПС (всего 51,84%), а также сторонники ЛДПР и некоторых других партий. На основе сопоставления результатов электоральной статистики можно утверждать, что в Санкт-Петербурге электорат Путина состоял главным образом из либерально-консервативных (или консервативно-либеральных) сторонников «Единства» и ОВР (объединившихся в 2002 г. в одну партию), а также из чисто либеральных сторонников СПС. Включение сторонников СПС в электорат Путина способствовало увеличению удельного веса носителей гражданской культуры среди него. С этой точки зрения важно установить мотивы голосования за Путина и других кандидатов на президентских выборах 2000 г. Анализ стандартизованных остатков таблице 2 позволяет сделать вывод о том, что основной причиной голосования за Путина петербургские избиратели назвали перспективность его как политика. В отличие от этого, голосование за Зюганова и Явлинского в основном обусловлено идентификацией избирателей с их взглядами (альтернатива: «разделяю взгляды»). По упомянутым выше альтернативам у всех трех политиков наблюдаются значимые положительные величины стандартизованных остатков. Это позволяет утверждать, что для избирателей данные мотивы были решающими, несмотря на то, что и остальные мотивы в той или иной степени служили причиной голосования части избирателей за соответствующих кандидатов. Следует обратить внимание на значимую отрицательную величину стандартизованного остатка (-4,5) по мотиву: «разделяю взгляды» у сторонников Путина. Это значит, что доля людей, руководствующихся данным мотивом, среди сторонников Путина была намного меньше, чем среди сторонников Зюганова и Явлинского (соответственно 2,3 %, 47,5 % и 24 %).
Н Рис. 2. Персональные предпочтения, ценностные ориентации и мотивы голосования на президентских выборах 2000 г. На рис. 2 выделяются три кластера (снизу вверх). Первый включает в себя голосование за Путина, основной мотив этого голосования: «перспективный», а также смешанные ценностные ориентации (порядок и права человека; свобода и порядок). Во второй кластер входят голосование за Явлинского, мотив: «наиболее достоин», а также ориентации на свободу и права человека. Третий кластер включает в себя голосование за Зюганова, мотивы: «разделяю взгляды» и «раньше было лучше» (основной мотив голосования за Зюганова в рамках альтернативы: «другие причины»), а также ориентацию на порядок. Эти данные согласуются с теми, которые приведены на рис. 1, однако они интересны сами по себе, так как позволяют составить представление о субкультурах, входящих в структуру политической культуры населения современной России. Как уже отмечалось, гражданская культура включает в себя не только современные (характерные для активистского типа культуры), но и «более древние» (характерные для приходского и подданнического типов культуры) ориентации и стандарты поведения. Следует учитывать, что в контексте гражданской культуры признаки перечисленных «идеальных» типов политической культуры видоизменяются под воздействием друг друга. Свойственное приходской культуре равнодушие к политике превращается в способность самостоятельно (игнорируя «политические технологии») принимать электоральные решения, а характерное для подданической культуры умение подчиняться правителям трансформируется в приверженность избираемым должностным лицам. В то же время под воздействием элементов приходской и подданнической культуры изменяются качества, свойственные активистскому типу культуры: готовность к активным политическим действиям сочетается с приверженностью демократическим ценностям (рис. 3). Вопросы:
Рис. 3. Готовность к активному политическому протесту и ценностные ориентации избирателей (указаны значения стандартизованных остатков) Среди избирателей, удовлетворенных работой демократии, больше, чем среди не удовлетворенных работой демократии, тех, кто положительно оценивает деятельность Президента и Госдумы России. Кроме того, люди, считающие, что они могут оказывать влияние на решения органов власти, в большей степени склонны положительно оценивать деятельность Госдумы (стандартизованный остаток равен +3,5). Нужно иметь в виду и то, что кроме элементов новой, демократической культуры (в данном случае – гражданской) в переходном обществе сохраняются элементы старой, автократической политической культуры, которая в условиях советской России приобрела патерналистский характер, обусловленный ориентацией населения на систему распределения благ (социальных гарантий), созданную под руководством КПСС. Этим объясняется отсутствие выделенных нами признаков гражданской культуры в кластере Зюганова. Подобная интерпретация полученных данных возможна благодаря наличию в этом кластере мотива: «раньше было лучше» наряду с ориентацией на порядок. К этому нужно добавить мотив: «разделяю взгляды» при голосовании за лидера КПРФ Зюганова. Изучение программы этой партии позволяет сделать вывод о том, что КПРФ стремится возродить прежний, существовавший в СССР порядок (советский) обеспечения жизни, предусматривающий приоритет госсектора экономики, планирования производства и распределения благ, бесплатных услуг и др. Путинский кластер включает в себя ориентацию на консервативно-либеральные ценности (с одной стороны, «порядок», с другой – «свобода» и «права человека»). В него также входит голосование за «Единство», в программе которого одной из главных ценностей провозглашается «сильное и эффективное государство». Подобные этатистские элементы российской политической культуры накладывают отпечаток на поведение избирателей. Многие граждане России в решении своих проблем по-прежнему надеются на эффективного руководителя страны и возглавляемый им аппарат власти. Однако нельзя забывать, что эти традиционные элементы российской политической культуры существуют в условиях превращения старой автократической системы власти в новую демократическую систему, основанную на участии граждан в политической жизни страны (хотя бы для нормального функционирования института выборных руководителей и органов законодательной власти). Анализ таблиц сопряженности показал, что все признаки гражданской культуры и ценности в той или иной степени были представлены у сторонников всех кандидатов в Президенты России. В какой степени эти признаки обусловили голосование за конкретных политиков на президентских выборах 2000 г.? Ответ на этот вопрос можно получить с помощью факторного анализа (рис. 4, 5, 6). Для анализа были отобраны образованные при проведении кластерного анализа биноминальные переменные. Рассмотрим факторы, определившие голосование за Путина (рис. 4).
Удельные веса факторов: фактор 1 – 1,6; фактор 2 – 1,3; фактор 3 – 1,0 В процессе факторного анализа выделилось 3 фактора, объясняющие 54,3% дисперсии изучаемой переменной (голосование за Путина). Удельные веса факторов распределились следующим образом: фактор 1 – 1,6; фактор 2 – 1,3; фактор 3 – 1,0. На этой основе можно сделать вывод о том, что голосование за Путина на выборах 2000 г. было обусловлено в первую очередь приверженностью либерально-консервативным ценностям. У фактора 1 относительно высокий собственный вес и вклад в суммарную дисперсию (22,2%). Фактор 2, включающий в себя три признака гражданской культуры (компетентность, готовность к протесту и удовлетворенность демократией), объясняет 17,9% суммарной дисперсии изучаемой переменной. Фактор 3 включает в себя приверженность «Единству» и интерес к политике. Для сторонников Путина была характерна ориентация именно на либерально-консервативные ценности, а не ориентация только на порядок, как это было у сторонников Зюганова или только на свободу и права человека, как у сторонников Явлинского. Результаты факторного анализа позволяют предположить, что выбор в пользу Путина в Санкт-Петербурге в первую очередь был обусловлен ценностными ориентациями избирателей. Партийные предпочтения играли здесь второстепенную роль (о роли части сторонников СПС, голосовавших в Санкт-Петербурге за Путина, речь шла выше). Иная конфигурация факторов наблюдается у сторонников Зюганова (рис. 5). Главную роль в голосовании за этого кандидата в Президенты России сыграли приверженность КПРФ, порядку и готовность к политическому протесту (фактор 1: собственный вес – 1,4; 23,7% суммарной дисперсии всех выделенных факторов, составляющей 60,6%). Затем идут интерес к политике (фактор 2: собственный вес – 1,2; 19,3% дисперсии) и компетентность (фактор 3: вес – 1,1; 17,7% дисперсии). Учитывая незначительность разницы вкладов этих факторов, можно утверждать, что выбор в пользу Зюганова был обусловлен в основном ориентацией на КПРФ и порядок (в понимании этой партии и ее приверженцев). 
Рис. 5. Факторы голосования за ЗюгановаФакторный анализ признаков, вошедших в кластер Явлинского, позволил выделить 4 фактора, собственный вес которых превышает 1. На рис. 6 отображены три из них (рис. 6). 
Рис. 6. Факторы голосования за ЯвлинскогоИзучение весовых значений и вклада в общую дисперсию (67,1%) 4 факторов позволяет предположить, что при голосовании за Явлинского важную роль играла приверженность либеральным ценностям (фактор 1: собственный вес – 1,8; вклад в суммарную дисперсию – 22,9%). Далее идет приверженность «Яблоку» и готовность к протесту (фактор 2: вес – 1,3; вклад в дисперсию 15,6%). Приверженность СПС здесь имеет отрицательный знак, что выражает специфику отношения петербургского электората этой партии к Явлинскому и «Яблоку». Практически такую роль при голосовании за Явлинского сыграла удовлетворенность работой демократии в России (фактор 3: вес – 1,2; вклад в дисперсию – 15,2%). Фактор 4 (вес 1,1; вклад в дисперсию – 13,5%) образует субъективная политическая компетентность. На основе этих данных можно сделать вывод о том, что выбор в пользу Явлинского был обусловлен в первую очередь приверженностью свободе и правам человека. Кроме того, почти одинаковое влияние на выбор в пользу Явлинского оказали как приверженность «Яблоку», так и выделившиtся в самостоятельные факторы политическиt качества его сторонников: политическfz компетентность и удовлетворенность работой демократии. Обобщая результаты факторного анализа по всем трем политикам, можно утверждать, что во всех случаях главную роль играла приверженность соответствующим типам ценностей: либеральным (Явлинский), консервативным (Зюганов) и либерально-консервативным (Путин). Приверженность партиям, выражающим эти типы ценностей, играла дополнительную роль. Третьим по значению фактором был тип политической культуры, соответствующий названным выше типам ценностей. Таким образом, на современном этапе политического транзита первостепенное значение при голосовании за конкретных кандидатов в президенты приобретают ценностные ориентации избирателей. Анализ факторов голосования за кандидатов от политических партий (рис. 7, 8, 9, 10) позволяет сделать вывод, в целом сходный с предыдущим (исключение составляет только голосование за КПРФ: см. рис. 10). 
Рис. 7. Факторы голосования за «Единство»(собственный вес факторов: Ф1 – 1,7; Ф2 – 1,2; Ф3 – 1,1 ) На рис. 7 видно, что главной причиной выбора в пользу «Единства» явилась смешанная либерально-консервативная ориентация. На втором месте – приверженность Путину и удовлетворенность демократией, на третьем – интерес к политике и готовность к протесту. У сторонников «Яблока» и СПС (соответственно рис. 8 и 9) наблюдается во многом сходная картина: наиболее весомой причиной выбора в их пользу служила ориентация на либеральные ценности: свободу и права человека. Приверженность Явлинскому (рис. 8) занимала второе место вместе с готовностью к протесту и удовлетворенность демократией. 
Рис. 8. Факторы голосования за «Яблоко»(собственный вес факторов: Ф1 – 1,5; Ф2 – 1,3; Ф3 – 1,04) У сторонников СПС на первом месте (фактор 1) также ценностные ориентации, но на втором месте – политическая компетентность и готовность к протесту (фактор 2), а не приверженность Путину (фактор 3), как у «Единства» (см.: рис. 9). 
Рис. 9. Факторы голосования за СПС(собственный вес факторов: Ф1 – 1,9; Ф2 – 1,3; Ф3 – 1,3) В отличие от упомянутых выше партий, выбор в пользу КПРФ был практически в одинаковой степени обусловлен приверженностью Зюганову, ориентацией на порядок и готовностью к протесту (фактор 1). На втором месте (фактор 2) была политическая компетентность, на третьем (фактор 3) – удовлетворенность демократией. 
Рис. 10. Факторы голосования за КПРФ(собственный вес факторов: Ф1 – 1,3; Ф2 – 1,2; Ф3 – 1,1) Как и при голосовании за кандидатов в президенты России, во время голосования за партии практически во всех случаях (кроме КПРФ) главную роль играли ценностные ориентации избирателей. На основе проведенного анализа можно сделать следующие выводы:
Литература Назаров М.М. Политическая культура Российского общества: 1991–1995 гг. Опыт социологического исследования. М., 1998. Представительная демократия и электорально-правовая культура / Под. ред. Ю.А. Веденеева, В.В. Смирнова. М., 1997. Россия в поисках стратегии: общество и власть. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1999 году / Под. ред. Г.В. Осипова, В.К. Левашова, В.В. Локосова, В.В. Суходеева. М., 2000. Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. Eurobarometer. Public Opinion in European Union. Variables Trends 1974–1994. Eurobarometer. November 1994. Inglehart R. Kultureller Umbruch. Weertwandel in westlichen Welt. Frankfurt/Mein; New York, 1995. Janda K., Berry J.-M., Goldman J. The Challege of Democracy. Government in America. Princeton, 1989. The Civic Culture Revisited / Ed. by G. A. Almond, S. Verba. Newbury Park, 1989. Value Change in Global Perspective // Paul R. Abramson and Ronald Inglehart. Ann Arbor, 1995. С.Н. Никешин РОССИЙСКАЯ ПРАВОВАЯ СИСТЕМА: ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОМАНО-ГЕРМАНСКУЮ ПРАВОВУЮ СЕМЬЮ На формирование в России гражданского общества, гражданской политической субкультуры решающее влияние оказывает трансформация как всей политической системы, так и отдельных ее уровней, в частности правовой системы. Не последнюю роль среди обсуждаемых проблем занимает вопрос о направлении изменения российской правовой системы. В последнее десятилетие XX в. самым значительным событием в развитии основных правовых систем современности стало практически полное исчезновение социалистического типа права. Одна из главных тенденций развития права в постсоциалистических странах — сближение с другими правовыми семьями. Применительно к России эта особенность проявляется в сближении российского права с романо-германской правовой семьей. В эволюции современной правовой системы России прослеживаются две основные тенденции. Это, с одной стороны, исключение из действующего российского права принципов, норм и институтов, которые были призваны подчеркнуть принципиальное отличие советского социалистического права от права буржуазного. С другой стороны, — проявление в российском праве принципов, норм, институтов и даже отраслей, которые ранее считались исключительным атрибутом буржуазного права. По своим основным юридическим классификационным признакам российское право всегда относилось к романо-германской правовой семье и продолжает оставаться таковым. Об этом свидетельствуют кодификационный характер российского права, структура правовой нормы, принципы верховенства закона и соответствующая иерархия источников права, основные принципы судебной организации и судопроизводства. Глубокие экономические и политические преобразования во всех сферах общественной жизни открыли широкие возможности к сближению российского права с романо-германской правовой семьей не только по форме, но и по содержанию. Возникновение частного и публичного права в России в значительной степени было обусловлено социально-экономическим и политико-правовым развитием общества. Это нашло свое отражение в следующих направлениях в области частного права: а) признание многообразия форм собственности и определяющего значения частной собственности; б) развитие и создание юридических основ свободного предпринимательства; в) появление ряда ранее отсутствовавших институтов торгового права. В сфере публичного права утвердились такие признаки демократического государства, как: 1) конституционное провозглашение и практическая реализация принципа разделения властей, 2) конституционное признание первостепенной роли публичных прав и свобод граждан, 3) введение и развитие судебного конституционного контроля. Унификация законодательства и правовых концепций в ее международно-правовых формах является наиболее известным способом сближения российского права с романо-германской правовой семьей. Однако практика показывает, что унификация права, которая должна пониматься в широком смысле и в отношении национального законодательства, и в отношении кодификации не законодательного характера юридической практики обычаев, не может быть самоцелью. Она должна выступать следствием практической потребности установления тесных контактов между государствами в сфере экономической, политической, культурной и социальной жизни (Саидов, 375). Интегрирование России в европейские юридические процессы, утверждение примата международного права ведут к тому, что в национальной правовой системе растет число единообразных норм и стандартов. Несмотря на это, правовое развитие России происходит преимущественно путем изменений национального права. При этом законодатель обращается не только к юридическому опыту романо-германской правовой семьи, но и к англосаксонским правовым моделям. Заслуживает особого рассмотрения вопрос о возможности использования принципа прецедента. Учет зарубежного опыта и сближение российского права с другими правовыми семьями не тождественны рецепции права, копированию зарубежных правовых моделей. Они — итог развития российского права в результате комплексного воздействия факторов, обусловливающих этот процесс в конкретно-исторических условиях России. Общая тенденция к сближению российского права с романо-германской правовой семьей не означает потери самобытности, особенностей, традиций, свойственных правовой системе России. В силу исторических, этнических, географических и других особенностей российская правовая система несла и в дальнейшем будет нести в себе особые, только ей присущие черты. Вопрос о российской правовой системе как целостности и самостоятельном культурно-историческом феномене в самой своей постановке не является простым. Сложность России и ее духовного мира имеет, пожалуй, наиболее трудное, далеко не выясненное выражение в сфере права и правового регулирования. Само существование русского этноса, русской государственности и российского законодательства не привело к однозначному появлению в практическом и научном обиходе понятия «русская правовая система», которое можно было бы рассматривать наряду с классическими понятиями западноевропейского права. Имеет ли типологическую индивидуальность российская правовая система? Существуют ли культурные особенности в отечественном правовом регулировании? Эти вопросы, актуальные для современного российского права, методологически были поставлены в общей для России форме еще в середине Х1Х в. Позднее в трактовке Н.А. Бердяева они звучали следующим образом: «Есть ли исторический путь России тот же, что и Западной Европы, т.е. путь общечеловеческого прогресса и общечеловеческой цивилизации, и особенность России лишь в ее отсталости, или у России особый путь и ее цивилизация принадлежит к другому типу?» (Бердяев, 97). На соотношение российской и романо-германской правовых систем в научной литературе существуют различные взгляды, в том числе точка зрения евразийства, обособляющая Россию как от Запада, так и от Востока. По мнению ряда ученых, учитывая особый тип духовно-материальной организации России, речь должна идти об особой российской правовой системе. По мнению В.Ф. Шаповалова, «ряд черт романо-германской цивилизации объединяет страны Западной Европы в более тесное сообщество, к которому Россия непосредственно не принадлежит, хотя, несомненно, родственна ему и находится с ним в теснейшем взаимодействии. В связи с этим заслуживает внимания идея Тойнби и близкая к ней мысль Ясперса о том, что российская цивилизация — наряду с западноевропейской — есть сыновняя по отношению к греко-римской. Тогда эти две цивилизации — российская и романо-германская — оказываются связанными узами братства («сестринства»), что позволяет учесть роль византийского наследия, значимого для России» (Шаповалов, 42). На наш взгляд, весьма спорным является призыв выделять самостоятельную «славянскую правовую семью» и возвратиться, в частности, к правовой системе государств восточноевропейской культуры. Самостоятельность традиций развития российской правовой системы, в том числе ее отличие от романо-германской, подчеркивает В.Н. Синюков. Близкую точку зрения высказывает и Р.Б. Головкин, писавший, что внедрение в правовую систему России концепций, сформировавшихся в романо-германской и англосаксонской системах права, не учитывающих различий духовных и нравственно-этических традиций Запада и востока, пока преждевременно. Как полагает В.Н. Синюков, «вхождение» русского права в романо-германскую правовую семью произошло в Петровское время чисто политически, но отнюдь не духовно и не культурно-исторически. С тех пор русское право проделало длительную и весьма сложную эволюцию и существует сейчас в виде квазироманской системы, так и не восприняв ее исконного культурного духа, религиозно-этнических традиций и даже — политической идеологии (Синюков, 59). По мнению В.Н. Синюкова, русский правовой тип — это самостоятельная альтернатива романо-германской и англосаксонской правовым культурам. Он характеризуется особым духовным смыслом похожих по «технике» юридических средств (Синюков, 65). Точка зрения об особом пути развития правовой системы России нашла свое отражение в идее славянской правовой семьи. По мнению ряда авторов, самобытность российской правовой системы обусловлена не столько технико-юридическими, формальными признаками, сколько глубокими социальными, культурными, государственными началами жизни славянских народов. К таким началам, имеющим методологическое значение для анализа отечественного права, можно отнести следующие: 1) самобытность русской государственности, не поддающаяся элиминации даже после длительных и массированных включений иностранных управленческих и конституционных форм. Для русского права всегда исключительно важной была связь с государством; 2) особые условия экономического прогресса, для которого характерна опора на коллективные формы хозяйствования (крестьянскую общину, артель, сельскохозяйственный кооператив), которые основывались на специфической трудовой этике, взаимопомощи, трудовой демократии, традициях местного самоуправления; 3) формирование особого типа социального статуса личности, для которого характерно преобладание коллективистских элементов правосознания и не жесткость линий дифференциации личности и государства; 4) тесная связь традиционной основы права и государства со спецификой православной ветви христианства с ее акцентами не на мирском понимании Бога и человека (католицизм) и тем более благословении стяжательства (протестантизм), а на духовной жизни человека с соответствующими этическими нормами (нестяжание, благочестие и т.д.). Что касается источников (форм) права России, то через Византию (Восточно-Римскую империю) юридические источники унаследовали законодательные традиции римского права и таким своего рода «кружным путем» примыкают к романо-германской правовой семье (хотя испытывали и прямое соприкосновение с ней через рецепцию германского права). На наш взгляд, скорее, следует согласиться с другой точкой зрения, высказанной С.С. Алексеевым, что в «отношении той или иной страны использование понятия «национальная правовая система» важно потому, что в последней наряду с собственно правом могут играть определяющую роль либо судебная (юридическая) практика, либо правовая идеология, от чего в свою очередь зависит весь строй, «весь мир» правовых явлений» (Алексеев, 47–48). Именно по этому признаку выделяются семьи правовых систем: романо-германское право, англосаксонское общее право, религиозно традиционные системы, заидеологизированные системы (например, советское право, право социалистических стран до 1990- х годов). Большинство авторов полагают, что правовые системы стран, входивших в социалистическое содружество, ранее принадлежали к романо-германской правовой системе, а потому сейчас речь может идти лишь об их «возвращении» в это сообщество (Леушин, 49–50). Указав на основные подходы отечественных авторов к вопросу о развитии российской правовой системы, следует привести мнение и зарубежных авторов. Например, профессор Университета г.Тулейн (США), директор Центра сравнительного права при этом университете Кр. Осакве в статье «Типологии современного российского права на фоне правовой карты мира» суммирует изложенные им аргументы следующим образом (Осакве, 20–21). Начиная с середины 1930-х годов и вплоть до конца 1980-х годов советское российское право вошло в самостоятельную семью социалистического права, которая по своей природе существовала вне рамок западной правовой традиции. Процесс «отцепления» российского права от своего «социалистического якоря» начался в 1991 г. Современное российское право перестало быть социалистическим, или советским, в чистом виде этих двух категорий где-то в середине 1990-х годов, но оно и на сегодняшний день еще не полностью очищено от атрибутов социалистического права и еще не приобрело новую родовую принадлежность. Оно находится как бы на распутье. Можно считать, что в настоящий момент российское право по двум (по методологии и инфраструктуре права) из четырех критериев соответствует требованиям, предъявляемым претендентам на членство в семье романо-германского права. По структуре гражданского процессуального права современное российское право обладает практически всеми атрибутами романо-германского права. Но по структуре уголовного процессуального права действующий российский уголовный процесс не выполняет требований романо-германского инквизиционного уголовного процесса и нуждается в капитальном реформировании. По критерию правовой идеологии ситуация более сложная. Современное российское право в целом не выполняет этого требования. Поскольку российское право не соблюдает требований, связанных с двумя важными атрибутами правовой культуры и правового государства, современное Российское государство пока рано считать правовым. К членам семьи романо-германского права обычно предъявляют шесть требований, связанных с методологией права, инфраструктурой права, структурой процессуального права, правовой идеологией, правовой культурой и правовым государством. Современное российское право соответствует только «двум с половиной» требованиям. Однако в целом можно сделать вывод, что российское право двигается в направлении присоединения к германской подгруппе внутри романо-германской правовой семьи. Кр. Осакве считает, что российское право ближе к романо-германскому, чем к англоамериканскому праву. В настоящий момент российское право нельзя считать полноценным континентально-европейским, нельзя однозначно говорить о его принадлежности западной правовой традиции. Вместе с тем сближение российского права с какой бы то ни было правовой семьей отнюдь не означает утраты ее самобытности. Следует отметить, что даже в Западной Европе, где происходят процессы объединения различных по своим культурно-историческим, религиозно-этическим и морально-психологическим ценностям государств, эти государства отнюдь не теряют своей самобытности и складывающейся столетиями правовой ментальности. А. В. Мицкевич, в целом признавая справедливой точку зрения о существовавшей самобытной для России правовой системы восточного типа, отмечает, что трудно увидеть те или иные формы законодательства или иные источники права, которые смогли бы обеспечить успешное развитие российской государственности в современных условиях. Россия не может избрать «самобытное», без ориентации на международный опыт развитие права, не рискуя снова оказаться в международной изоляции. России, как считает А.В. Мицкевич, предстоит жить не в «особой правовой семье», а в содружестве и взаимодействии со всеми правовыми системами мира. Разумеется, что российская правовая система будет развиваться своим путем, но при этом не следует избегать ориентира на передовые международные и зарубежные юридические стандарты, в частности романо-германской правовой семьи. Это направление дает России не только исторически оправданный и упрочившийся выбор юридических конструкций (правопонимание, система и источники права, правоприменение), но и другие преимущества, вытекающие из общепризнанных принципов и норм международного права частью правовой системы России. Все эти аргументы свидетельствуют в пользу того, что романо-германская правовая семья в качестве ориентира развития правовой системы в XXI столетии в основном остается правильным выбором для России. жүктеу/скачать 1.59 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
