Перевод фразеологизмов в текстах средств массовой информации как переводческая трудность

В работе проводится анализ особенностей перевода фразеологизмов в текстах французских и итальянских СМИ. Как уже отмечалось выше, такой выбор обусловлен тем, что масс-медийные тексты являются примером современного языка, в них отражаются основные тенденции его изменения и развития, проблемы, интересующие общество в настоящий момент. СМИ оказывают влияние на все общество, на весь строй его мышления, на стиль мировосприятия, на тип культуры сегодняшнего дня. Именно поэтому можно предположить, что в данном типе текстов будет много элементов, присущих тому или иному лингвокультурному сообществу (нас интересуют в первую очередь фразеологизмы с именами собственными).

Одной из главных функций данного стиля является агитация и пропаганда, отсюда и потребность в броских, запоминающихся и быстро воспринимаемых выразительных средствах. В этом плане такой тип фразеологизмов, как ФЕ с ИС, обеспечивает реализацию данной функции как нельзя лучше: в них содержится и яркий образ, и скрытая оценка событий.

Однако главной функцией СМИ остается передача информации. И чтобы делать это быстро и грамотно, авторы вынуждены прибегать к клишированным выражениям.

При попытке осуществить обе эти функции – информативную и воздействующую, как отмечает В.Г. Костомаров, происходит «конфликт экспрессии и стандарта, что является общим признаком газетных текстов» (Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. Некоторые особенности языка современной газетной публицистики. М.: Изд-во МГУ, 1971. С. 95).

Эти две функции четко разделены между информационными и передовыми статьями. Как указывают М.П. Брандерс и В.И. Провоторов, «официально-информационная речь отличается отсутствием эмоциональности, субъективности, образности» (Брандес М.П., Провоторов В.И. Предпереводческий анализ текста. М.: НВИ: ТЕЗАУРУС, 2001. С. 73).

Передовые статьи (в которые входят передовица, комментарий, фельетон, глосса) имеют скорее агитационную направленность, стремятся критически осмыслить происходящие события. Поэтому, как пишет Г.Я. Солганик, «языковые средства приобретают здесь ярко выраженный экспрессивный характер» (Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика (сложное синтаксическое целое). М.: Высшая школа, 1973. С. 58). В данном типе текстов СМИ основным источником создания экспрессивности является фактор оценочности. Как уже отмечалось, ФЕ с ИС содержат в себе оценку, отношение к событиям. Они удобны для восприятия, информационно емки. Поэтому примеры использования рассматриваемых лингвистических единиц мы искали именно в передовых статьях. Если в информационных статьях единицы языка воспринимаются в своем прямом значении, то в передовых статьях к прямому значению добавляется коннотация (при критической оценке, побуждении к действию, призыве). А одной из задач настоящей работы является исследование оптимального способа передачи коннотации французских и итальянских ФЕ с ИС.

Говоря о проблеме перевода газетно-публицистических текстов, обычно отмечают прямо противоположные их особенности. Например, В.Г. Костомаров (Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. Некоторые особенности языка современной газетной публицистики. М.: Изд-во МГУ, 1971. 266 с.) утверждает, что для публицистики характерно единство таких принципов, как экспрессия и стандарт. Г.О. Винокур также говорит о шаблонности газетного языка, о наличии в нем уже готовых словесных формул. Исходя из этого, ученый пришел к выводу, что «в газетной речи нет почти ни одного слова, которое не было бы штампом, клише, шаблоном» (Винокур Г. Язык нашей газеты // Леф. 1924. №2. С. 125).

Отчасти мы согласны с таким утверждением, однако не до конца. Дело в том, что при написании статьи, когда журналист находит новое, необычное, метафоричное выражение, оно быстро подхватывается читателями, и ввиду частотности употребления, многократного повторения одних и тех же тем и ситуаций, его метафоричность стирается, выражение становится «стандартом». Однако в большинстве случаев такие клише все же содержат оценку действий или информации по шкале «хорошо-плохо». Таких примеров очень много: демографический взрыв, мрачные прогнозы, и т.д. Для переводчика эта особенность представляет определенную трудность с той точки зрения, что необходимо искать инварианты подобных клише в языке перевода, а не передавать выражение дословно. Однако истинный талант журналиста состоит в умении варьировать и трансформировать имеющийся в распоряжении языковой материал. В наибольшей степени именно к газетно-публицистической речи применима мысль, выраженная Л.В. Щербой: «наш литературный язык часто заставляет нас отливать наши мысли в формы, им заранее заготовленные, он иногда шаблонизирует нашу мысль; но дальше оказывается, что он же дает материал для преодоления этих форм, для движения мысли вперед. Ищущим, настойчиво добивающимся он позволяет быть творцом выражения новой мысли, он позволяет дополнять и развивать себя» (Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1957. С. 113).

Другая особенность рассматриваемых текстов, которая представляет интерес в рамках проводимого исследования, – это высокая аллюзивность газетно-журнального текста. То есть, если речь идет о фразеологизмах с именами собственными, то это намек на реальный исторический факт либо литературного героя, возможно, на какие-то особые черты его характера. При анализе исследуемых лингвистических единиц важно понимать намек, содержащийся во фразеологизме, чтобы понять смысл высказывания, а также авторскую оценку того или иного вопроса, о котором идет речь в статье. Поэтому важно, чтобы переводчик обладал обширными фоновыми знаниями о чужой культуре, истории, литературе, которые помогут понять все тонкости языка оригинала.

Не менее важно решить проблему выбора эквивалента таких лексических единиц, где присутствует аллюзия. Некоторые исследователи (например, Т.А. Иванкова, Н.Ю. Никулина) полагают, что при переводе газетно-журнальных текстов их не надо заменять подобными единицами с национально-культурной семантикой, присущей культуре языка перевода, так как «культурные представления в одной культуре, связанные с фоновой лексикой и прецедентными текстами, отличаются от тех, которые возникают у представителей другой культуры при обращении к словам, являющимся формальными эквивалентами единиц с национально-культурной семантикой. Это приводит к различию культурных коннотаций» (Иванкова Т.А. Национально-маркированная лексика в англоязычных газетах России. Вестник ТГПУ. 2011. Выпуск 3 (105). С. 118). Однако, по мнению исследователя, подобные единицы нельзя опустить при переводе, так как их роль в качестве экспрессивно-эмоциональной составляющей в речи необычайна важна, и для обеспечения понимания в процессе межкультурной коммуникации необходимо воспользоваться развернутым лингвострановедческим комментарием.

Другие ученые (например, А.С. Микоян) полагают, что, если есть такая возможность, аллюзию необходимо передавать аналогичной по коммуникативной функции, стилистическим параметрам аллюзией. Если же этого сделать не удается, то лучше найти нейтральный, зато понятный по смыслу инвариант перевода.

По нашему мнению, в данном споре каждая точка зрения по-своему верна. В ходе исследования было отмечено, что отсылки к историческим событиям либо литературным произведениям, встречающиеся во фразеологизмах с именами собственными, могут передаваться и эквивалентом на языке перевода (иногда с заменой образа), но только в том случае, если это не будет выходить за пределы общей стилистики текста: например, когда в статье, где идет речь о другой стране, вдруг появляется реалия, присущая российской действительности. Вариант использовать лингвострановедческий комментарий в статье не представляется нам удачным. Как известно, язык СМИ характеризуется лаконичностью, сжатостью, и читателю перевода не будет удобно читать пометки переводчика, которые могут оказаться бóльшими по объему, чем сама статья. Иногда может быть приемлем вариант кальки, так как зачастую в тексте статьи уже присутствует краткое объяснение, или же контекст подсказывает значение того или иного образного выражения. В любом случае, на наш взгляд, выбор будет зависеть от контекста и общей тональности статьи.


1.3.3 Специфика выбора приема перевода фразеологизмов с именами собственными

Над проблемой выявления оптимальных приемов передачи фразеологизмов работали многие ученые (В.Н. Комиссаров, А.В. Кунин, А.В. Федоров; С. Влахов, А.Д. Райхштейн, Я.И. Рецкер, С. Флорин и др.).

Проанализировав основные подходы к проблеме перевода фразеологизмов, можно сделать вывод, что в переводоведении выделяются три основные классификации приемов перевода фразеологических единиц. Первая классификация основана на степени слитности компонентов и с некоторыми различиями представлена в работах таких исследователей, как В.В. Виноградов, Ш. Балли, А.В. Кунин, Я.М. Рецкер, А.В. Федоров, Н.М. Шанский и др. В основе второго вида классификации лежит соотношение между единицами исходного языка и переводного языка (данная классификация отражена книге «Непереводимое в переводе» С. Влахова и С. Флорина). Основное ее требование (со многими оговорками) – передача фразеологизма фразеологизмом. Третий вид классификации был разработан В.С. Виноградовым и в некотором плане перекликается с классификацией С. Влахова и С. Флорина. При переводе ФЕ ученый считает основным структуру фразеологической единицы и ее функцию в речи. Ниже мы рассмотрим различные подходы к решению этой проблемы.

С переводческой точки зрения А.В. Кунин делил фразеологические единицы на две группы:

I. Фразеологические единицы, имеющие эквиваленты в русском языке.

II. Безэквивалентные фразеологические единицы.

1. Моноэквивалент (постоянное равнозначное соответствие, которое является единственно возможным переводом и не зависит от контекста).

2. Выборочные эквиваленты (два или более эквивалента фразеологической единицы, из которых для перевода данного текста выбирается наилучший или любой, если они оба или все равноценны).

А.В. Кунин выделял следующие приемы передачи ФЕ:

I. Полные эквиваленты (совпадают по значению, по лексическому составу, образности, стилистической направленности и грамматической структуре).

II. Частичные эквиваленты:

1. частичный лексический эквивалент (имеющий незначительные изменения в лексическом составе):

а) эквиваленты, расходящиеся по лексическому составу,

б) разные по образности;

2. частичный грамматический эквивалент (имеющий незначительные изменения в грамматическом составе).

III. Калькирование (дословный перевод).

IV. Буквализмы.

V. «Обертонный перевод» (по терминологии Я.И. Рецкера – «контекстуальная замена»). Это своего рода окказиональный эквивалент, используемый для перевода фразеологизма только в данном контексте.

VI. Описательный перевод (Кунин А.В. О переводе английских фразеологизмов // Журнал «Самиздат». 2007. С. 1-19).

Подобная классификация представляется нам подробной и отражающей проблемы, с которыми сталкивается переводчик при передаче ФЕ. Однако мы не можем ее принять в качестве основной в рамках настоящей работы, потому что одной из задач исследования является анализ того, насколько при переводе возможно сохранить образ, заключенный в ФЕ с ИС. А данная классификация именно этот аспект отражает не в полной мере, зато уделяется внимание лексическому и грамматическому составу фразеологизма (что для передачи коннотации несущественно). К тому же, если эквиваленты, отличающиеся по лексическому составу, не отличаются по образности, то в рамках проводимого исследования нет необходимости разделять такие эквиваленты на две разные группы. То есть важнее проанализировать, заменяется ли при переводе образ, заключенный во фразеологизме, на более понятный и близкий реципиенту, а не лексический состав единицы.

В.С. Виноградов выделял следующие приемы передачи ФЕ:

I. Полный эквивалент (соответствия).

II. Неполный (частичный) эквивалент – с различиями либо в образе, либо во внутренней форме.

III. Однословный (частичный) эквивалент.

IV. Описательный перевод.

V. Калькирование.

VI. «Псевдопословичное» соответствие (Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М.: Издательство института общего среднего образования РАО, 2001. С. 94-104).

В основе данной классификации лежит функция ФЕ в речи, что является одним из важнейших факторов, на которые обращает внимание переводчик при выборе приема перевода фразеологизма с именем собственным. Однако, с нашей точки зрения, для настоящего исследования нет необходимости выделять в качестве отдельного способа передачи ФЕ однословный эквивалент: количество слов, которыми передается в переводе фразеологизм, вовсе не является показателем того, в какой степени передается заключенная в нем коннотация. Как отмечалось выше, в рамках именно данной работы неважно, придумал ли переводчик свой собственный эквивалент устойчивому выражению либо воспользовался словарным соответствием: важнее проследить, был ли сохранен образ, созданный в оригинале, либо же он был заменен на более знакомый реципиенту. Поэтому для настоящего исследования выделение такого приема, как «псевдопословичное» соответствие, не является необходимым.

Классификация С. Влахова и С. Флорина, как уже отмечалось, схожа с классификацией В.С. Виноградова. Исследователи выделяют следующие приемы:

I. Фразеологический перевод.

1. Фразеологический эквивалент;

2. Неполный фразеологический эквивалент;

3. Относительный фразеологический эквивалент;

4. «Индивидуальные» эквиваленты.

II. Нефразеологический перевод:

1. Строго лексический перевод;

2. Калькирование;

3. Описательный перевод.

III. Контекстуальный перевод (Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1980. С. 179-207).

В данной классификации также имеются приемы, не представляющие интереса для данного исследования: например, неполный фразеологический эквивалент и относительный эквивалент. Они не свидетельствуют, на наш взгляд, передается ли образ (то есть коннотация) или нет. Строго лексический перевод нет необходимости отделять от описательного перевода (как в случае с однословным эквивалентом и описательным переводом в классификации В.С. Виноградова). В рамках проводимого исследования можно было бы объединить эти два приема. Выделять контекстуальный перевод в качестве отдельного приема (как и «псевдопословичное» соответствие, по терминологии В.С. Виноградова) в настоящей работе нет смысла: в любом случае переводчик либо сохранит образ оригинальной ФЕ (тогда это будет калька или эквивалент), либо заменит его на более близкий и понятный реципиенту (тогда это будет относительный фразеологический эквивалент). Возможна также передача ФЕ лексическими средствами, лишенными образности.

Итак, исходя из проведенного анализа переводов собранного языкового материала можно сделать вывод, что при переводе ФЕ с ИС либо удается сохранить содержащийся во фразеологизме образ и коннотацию (то есть найти фразеологический эквивалент), либо приходится заменять образ оригинального выражения другим, более привычным и понятным реципиенту образом. Проведенный анализ показал, что, если в самом тексте присутствует краткое пояснение происхождения или значения крылатого выражения, переводчик для сохранения образности и красочности в переводе может использовать кальку. В случаях, когда ни один из вышеперечисленных приемов не подходит, приходится передавать смысл при помощи нефразеологических средств (то есть описательно).

Наиболее близкой к сделанным выводам оказалась классификация В.Н. Комиссарова, которая используется в качестве основной. Согласно ученому, «существует три типа соответствий образным фразеологическим единицам оригинала» (Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 2002. С. 172).

Первый тип соответствий обычно называют фразеологическими эквивалентами. При использовании таких соответствий сохраняется весь комплекс значений переводимой единицы. В этом случае в языке перевода имеется образный фразеологизм, совпадающий по всем параметрам с фразеологической единицей оригинала. Использование такого соответствия позволяет наиболее полно передать иноязычный фразеологизм, и переводчик прежде всего пытается его отыскать.

Второй тип фразеологических соответствий представляют так называемые фразеологические аналоги. Это – «фразеологизмы в языке перевода с таким же переносным значением, хотя и основанном на другом образе» (Там же, с. 173). Использование соответствия данного типа обеспечивает достаточно высокую степень эквивалентности. Однако нужно убедиться, что при этом сохраняются эмоциональное и стилистическое значение фразеологизма.

Третий тип фразеологических соответствий создается «путем калькирования иноязычной образной единицы» (Там же, с. 174). Однако при создании соответствия-кальки необходимо быть уверенным, что образ в исходной единице достаточно «прозрачен» (мотивирован), и его воспроизведение в переводе позволит реципиенту понять передаваемое переносное значение. При отсутствии мотивированности калькирование фразеологизма становится невозможным.

Можно предположить, что при переводе прессы использоваться будут все перечисленные приемы. Однако мы полагаем, что наиболее частотным все же будет нефразеологический (описательный) перевод, так как первый тип соответствий обычно используется при переводе фразеологизмов, имеющих общие корни (например, фразеологизмы библейского происхождения, которые не рассматриваются в настоящей работе). Второй тип соответствий является удачным, поскольку при этом и сохраняется образность, и передается значение ФЕ. Однако при составлении списка фразеологизмов, было отмечено, что рассматриваемый тип ФЕ очень специфичен, и чаще всего фразеологические словари не дают русских аналогов подобным крылатым выражениям, а объясняют их описательно. Калькирование фразеологизмов, возможно, тоже используется, но значительно реже: газетно-журнальные статьи рассчитаны на довольно широкий круг читателей, и поэтому при их переводе необходимо учитывать, что они должны быть понятны не только человеку, знакомому с чужой культурой.

Итак, фразеологизмы с именами собственными чаще всего принадлежат определенной культуре и имеют яркую национальную специфику. Такая специфика достигается благодаря наличию в составе подобных лексических единиц имен собственных, имеющих значение именно для этого народа. Ниже будут рассмотрены некоторые особенности ИС, входящих во фразеологизмы, а также приемы их передачи.

Специфика фразеологизмов с именами собственными заключается в особой интерпретации, оценке носителей ИС. Чтобы как можно более точно передать ФЕ с ИС, переводчику необходимо знать, кто/что является носителем данного ИС, какое значение оно имеет для представителей лингвокультурного сообщества, какую оценку они в него вкладывают. Так как в ходе анализа было доказано, что ИС в составе ФЕ не просто указывают на определенное лицо или предмет, часто они являются олицетворением какого-либо качества, с ними может быть связано историческое событие.

Имена собственные – «важнейшая национальная составляющая и языковой, и культурной картины мира, и поэтому они защищают национальную идентичность» (Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Изд-во «АСТ», 2007. С. 173). ИС способны отражать мировосприятие народа, его особое отношение к тем или иным событиям/людям.

Н.В. Подольская дает следующее определение именам собственным: «слово или словосочетание, служащее для выделения именуемого им объекта среди других объектов: его индивидуализации и идентификации» (Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. М., 1988. С. 56). На наш взгляд, такое определение достаточно точно отражает главную функцию ИС: назвать, идентифицировать объект и выделить его среди других. Однако имена, входящие в состав фразеологизмов, не просто называют, но и дают характеристику с помощью указания, например, на характерные черты обладателя имени собственного.

О.С. Ахманова считает, что собственное имя лишено сигнификативной функции и является «простым знаком, указывающим на известную вещь, событие, положение и т.п.» (Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1996. С. 85). Эту точку зрения разделяет А.А. Реформатский, который пишет, что «иногда создается впечатление, что семейство собственных имен, с одной стороны, напоминает чем-то эсперанто,... а с другой стороны, даже «заумный язык» (Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Аспект пресс, 1996. С. 39).

По нашему мнению, имя собственное может иметь способность к обобщению, если данное ИС перешло в категорию имен нарицательных (что нередко бывает с именами литературных героев, которые олицетворяют определенные черты характера или человеческие качества). А.А. Реформатский утверждает, что «превращение собственного имени в нарицательное связано с наполнением слова новым понятием, новыми существенными признаками» (Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Аспект пресс, 1996. С. 45). Мы согласны с таким мнением ученого. Действительно, если изначально, например, ИС было просто именем литературного персонажа, а с течением времени оно начинает употребляться как ИС нарицательное, такое ИС становится уже олицетворением определенных качеств, ассоциирующихся с этим персонажем.

В настоящей работе нас интересуют именно значимые имена, обладающие определенными качествами и способные передавать оценку ситуации автором. В связи с этим необходимо остановиться на понятии прецедентный феномен, которое разрабатывали такие ученые как Д.Б. Гудков, И.В. Захаренко, В.В. Красных и др. В.В. Красных под прецедентными феноменами понимает такие феномены, которые:

1) «хорошо известны всем представителям национально-лингво-культурного сообщества»;

2) «актуальны в когнитивном (познавательном, эмоциональном) плане»;

3) «обращение (апелляция) к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингво-культурного сообщества» (Красных В.В. Свой среди чужих: миф или реальность? М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. С. 170).

Согласно В.В Красных, прецедентный феномен «выполняет роль эталона культуры, функционирует как свернутая метафора, выступает как символ какого-либо феномена или ситуации» (Там же). Концепция В.В. Красных – Д.Б. Гудкова делит прецедентные феномены на четыре категории: прецедентный текст, прецедентное имя, прецедентное высказывание и прецедентная ситуация.

При исследовании фразеологизмов с именами собственными необходимо особо остановиться на таком понятии как прецедентное имя – «индивидуальное имя, связанное с широко известным текстом (например, Печорин) или с ситуацией (Иван Сусанин). При употреблении данного знака идет отсылка к набору дифференциальных признаков данного прецедентного имени» (Красных В.В. Свой среди чужих: миф или реальность? М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. С. 172).

В.В. Красных пишет, что «прецедентное имя обладает определенной структурой, ядро инварианта восприятия прецедентного имени составляют дифференциальные признаки, а его периферию – атрибуты» (Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. Курс лекций. М.: ПТД ГК «Гнозис», 2002. С. 80). По мнению ученого, между вербальной оболочкой прецедентного имени и его дифференциальными признаками существует жестко фиксированное соответствие: связь между вербальным именем и инвариантом восприятия.

При передаче ФЕ с ИС переводчик сталкивается не только с тем, что реципиенту незнакомы данные имена, но также и с разным их восприятием представителями разных культур. Как пишет С.Г. Тер-Минасова, «важно не различие самих предметов в разных культурах, а различие культурных понятий об этих предметах и явлениях, поскольку они живут и функционируют в разных – иных – мирах и культурах» (Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2000. С. 54). То есть необходимы определенные социокультурные знания для понимания социокультурных коннотаций, стереотипное представление о месте/человеке, о котором идет речь во фразеологизме. Поэтому можно сделать вывод, что при переводе на другой язык невозможно добиться полной адекватности ФЕ с ИС: национально-когнитивные пространства двух разных культур никогда не совпадут. И даже если реципиентам известно имя собственное, входящее в состав фразеологизма, будет отличаться отношение к носителю этого имени и культурная значимость подобного прецедентного имени.

Итак, главная функция ИС – называть объект. Однако если мы говорим о таких категориях ИС, как прозвища, клички, ИС нарицательные, то необходимо отметить, что они несут вполне конкретную информацию о характеристике называемого им объекта.

В зависимости от типа ИС меняется и его роль в тексте, а, значит, и способ передачи. Если, например, при переводе документов ИС необходимо передать как можно точнее, сохранив и графическое написание, и звучание, то при переводе художественного произведения передача встретившегося там имени собственного требует опоры на литературную традицию. Необходимо также учитывать коннотацию имени (чтобы читатель мог понять, откуда оно происходит и почему его дали именно этому персонажу). При этом необязательно сохранять его звучание и написание в переводе, выбор эквивалента зависит от творческого решения переводчика. В рассматриваемых же фразеологизмах с именами собственными входящие в их состав имена содержат в себе характеристику его обладателя, черты его характера, а также отношение и оценку лингвокультурным сообществом либо личности, либо ситуации, связанной с этой личностью/персонажем. И при передаче исследуемых единиц трудность состоит и в том, что для представителей другого лингвокультурного сообщества такие имена могут ничего не означать, или же может не совпадать оценка и отношение к носителю имени.

Итак, имена собственные служат для особого, индивидуального обозначения предмета независимо от описываемой ситуации и без обязательных уточняющих определений. Отсюда следует, что поскольку они закрепляются за предметом в индивидуальном порядке, то должны служить для обозначения этого предмета не только в какой-то одной языковой среде, но и в других языковых и культурных средах. Другими словами, «имя собственное не должно (в принципе) заменяться на какое-то другое обозначение, когда о его носителе говорят или пишут на другом языке» (Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. М.: Р.Валент, 2001. С. 14). Однако, как было отмечено, в зависимости от типа ИС и ситуации переводчик выбирает разные типы передачи ИС.

Д.И. Ермолович предлагает следующие виды передачи ИС:

1. Прямой перенос имени в исходной форме в текст перевода. Речь идет, в частности, «о включении ИС в латинской графике в русский текст» (Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. М.: Р.Валент, 2001. С. 35). В настоящее время это широко практикуется в отношении названий компаний, прежде всего в деловых и газетных текстах. Однако такой прием чаще всего используется, когда языки пользуются общей графической основой письменности. Такой практики придерживаются в большинстве стран, пользующихся латинской графикой. Ведь письменный облик имени выполняет еще и функцию юридической идентификации. В западноевропейских языках имена собственные, заимствуемые из одного языка в другой, как правило, не меняют орфографию: так удобнее читателям, которые благодаря этому подходу могут легко ориентироваться в любых письменных источниках.

Недостаток практики прямого переноса состоит в том, что говорящие на другом языке часто не могут определить по написанию, как произносится иноязычное ИС.

2. Ономастическое соответствие, то есть «соответствие, воссоздающее фонографическую оболочку слова с той или иной степенью близости к оригиналу» (Там же, с. 35). В данную группу Д.И. Ермолович относит приемы транскрипции и транслитерации. Транслитерация имеет как преимущества, так и недостатки. Преимущества состоят в том, что письменный вариант имени не искажается, его носитель имеет универсальную, независимую от языка идентификацию. При транслитерации в еще большей степени, чем при прямом переносе, заимствующий язык навязывает имени произношение по собственным правилам.

Как отмечает Д.И. Ермолович, «при передаче ИС прежде всего ставится задача как можно точнее передать средствами принимающего языка (то есть языка перевода) звучание исходного имени» (Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. М.: Р.Валент, 2001. С. 19). Этот принцип получил название транскрипции, и он является главным современным принципом передачи ИС на русский язык.

Однако в современной переводческой практике принцип практической транскрипции то же время включает в себя некоторые элементы транслитерации. Ведь нельзя не учитывать, что при межъязыковой коммуникации огромные объемы информации передаются именно в письменном виде, поэтому особенности написания ИС также служат более точному указанию на носителя имени. Благодаря элементам транслитерации легче бывает восстановить исходную форму ИС на языке оригинала, а это очень важно для переводчика.

3. Комментирующий перевод, то есть «использование ономастического соответствия, дополненного комментарием в примечании или приложении» (Там же). Данный прием, хотя и помогает сохранить национально-культурный колорит, будет уместен при переводе, например, художественной литературы, в том случае, если комментарии не будут мешать целостному восприятию произведения.

4. Уточняющий перевод, то есть «ономастическое соответствие, дополненное одним или несколькими поясняющими словами непосредственно в тексте» (Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. М.: Р.Валент, 2001. С. 36). Данный прием может использоваться также при переводе художественной литературы, когда пояснения не занимают много места.

5. Описательный перевод, то есть «передача значения имени собственного нарицательным словом или словосочетанием» (Там же). Используется в тех случаях, когда ИС, использующееся в оригинале, незнакомо и ничего не говорит реципиенту (в отличие от носителей языка).

6. Преобразующий перевод, то есть «использование в качестве соответствия имени собственного, отличного от исходного» (Там же). Обычно такой прием уместен для передачи ИС, обладающих яркими коннотациями в оригинале, но малоизвестных на языке перевода, особенно если переводчик считает, что комментирующий, уточняющий или описательный перевод неоправданно усложнят восприятие текста. Например, в переводе драматических произведений невозможно использовать примечания или комментарии, а описательный перевод может резко ослабить экспрессивность текста.

Для эквивалентного перевода текста, содержащего имя собственное, бывает недостаточно механической передачи по-русски его фонографической оболочки. Проанализировав смысловые и культурно-прагматические аспекты такого текста, переводчик должен сделать выбор в пользу варианта соответствия, оптимального для каждого отдельного случая.

Д.Б. Гудков утверждает, что «ИС принадлежат языковому сознанию, стоящие за ними представления – когнитивному» (Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М.: ИТДГК Гнозис, 2003. С. 152). Это происходит, например, когда необходима отсылка к коллективному, общему представлению о предмете при помощи пояснения присущих ему признаков. ИС литературного персонажа или исторической личности способно указать на основные черты его обладателя. К тому же инвариантное значение ИС известно всем и не нуждается в объяснении в пределах соответствующего лингвокультурного сообщества. Экспрессивный эффект возникает при помощи актуализации коннотативных компонентов значения слова. При этом на первый план выходят именно коннотации данного ИС.

Ю.А. Рылов считает, что антропонимика – языковедческая наука, поскольку антропонимы – «слова, принадлежащие к категориальному разряду существительных и интересуют лингвистов именно как слова во всем многообразии их проявлений» (Рылов Ю.А. Имена собственные в европейских языках. Романская и русская антропонимика. Курс лекций по межкультурной коммуникации. М. АСТ: Восток-Запад, 2006. С. 4). ИС обладают уникальным набором признаков и богатым содержанием. Как следствие, «в ряде случаев трудно, а порой и невозможно, провести границу между именем собственным и нарицательным» (Moya V. La traducción de los nombres propios. Madrid, 2000. P. 30). Как утверждает Ю.А. Рылов, «личные имена имеют в национальном пространстве устойчивые ассоциации и «эталонных» носителей» (Рылов Ю.А. Имена собственные в европейских языках. Романская и русская антропонимика. Курс лекций по межкультурной коммуникации. М. АСТ: Восток-Запад, 2006. С. 22), они становятся «невещественной памятью» этноса. По мнению исследователя, ИС учавствуют в создании национально-языковой картины мира. Более того, антропонимические системы эволюционируют и их эволюция отражается в общей картине мира (Рылов Ю.А. Имена собственные в европейских языках. Романская и русская антропонимика. Курс лекций по межкультурной коммуникации. М. АСТ: Восток-Запад, 2006. 311 с.).

В литературе различных народов – прежде всего в сатирических и юмористических произведениях – давно замечена общая закономерность в употреблении личных имен и названий, которая выражается в стремлении наделить ИС характеристическими и оценочными качествами различной силы и степени. В изобразительном отношении собственно фамилии и имена, обладающие лишь номинативной значимостью, оказываются куда менее выразительными, чем прозвища и значимые имена.

Таким образом, можно утверждать, что имена собственные и фразеологизмы по отдельности обладают яркой национально-культурной коннотацией. Следовательно, вдвойне нагруженными являются ФЕ, в состав которых входят ИС. Задача переводчика заключается в том, чтобы с помощью того или иного способа перевода ФЕ (в зависимости от ситуации) передать данные фразеологизмы так, чтобы реципиент смог и понять их смыл, и почувствовать содержащуюся в них коннотацию.


1.4.2 Проблема передачи коннотации имен собственных в составе фразеологизмов при переводе

В современной лингвистике до сих пор остается открытым вопрос о сущности коннотации как сложного, многогранного и многофункционального лингво-психологического феномена, которому принадлежит в определенной степени решающая роль в процессе межличностной коммуникации, т.к. она в состоянии управлять коммуникацией, нарушать ее или способствовать ей.

Человеческое общение состоит из однотипных ситуаций. Их языковая концептуализация выявляет признаки, не зависящие от конкретных воплощений, но важные для успешной коммуникации. Такие признаки влияют на возможную оценку сообщения, на выработку ответной позиции по отношению к нему. Именно эти признаки закрепляются в языке и передаются на коннотативном уровне благодаря стилистической системе, в которой нет случайной информации.

Термины «коннотация» и «денотация» были введены в логике и относились к понятию: «Всякое существительное денотирует некоторые предметы и коннотирует качества, относящиеся к этим предметам»; так, слово «собака» денотирует все семейство псовых и каждого из его представителей (объем понятия) и коннотирует качества, характерные для этого семейства (содержание понятия)» (Женетт Ж. Фигуры. М., 1998. С. 41). Можно сделать вывод, что в понимании ученого денотация – название того или иного предмета, а коннотация – его характеристика. В целом можно согласиться с данной точкой зрения, так как, например в ФЕ с ИС коннотации – это оценка того или иного понятия, ситуации, черт характера, на которые указывала (денотировала) ФЕ.

Опираясь на такое понимание термина коннотация, уточнив и несколько изменив его, Ю.Д. Аперсян таким образом определил данный термин в лексической семантике: «…коннотациями лексемы мы будем называть несущественные, но устойчивые признаки выражаемого ею понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности» (Апресян Ю.Д. Коннотация как часть прагматики слова. М., 1995. С. 159). Действительно, зачастую, выбирая то или иное слово, мы руководствуемся тем дополнительным смыслом и оценкой, которые оно в себе несет. Смысл, заключенный в устойчивом выражении, можно передать и с помощью нефразеологических средств, однако тогда пропадет оценочная и эмоциональная составляющая.

О переносных значениях слов и об общеязыковых метафорах писала В.Н. Телия в своей монографии. В понимании ученого «коннотация несет информацию о мире и восприятии мира социумом» (Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики языковых единиц. М., 1986. С. 32). Действительно, по коннотации можно проследить то, что представители того или иного лингвистического сообщества считают добром, а что – злом, какие действия они осуждают, а чем восхищаются.

Известный английский логик XIX века Дж. Ст. Милль, также рассматривал антитезис «денотация – коннотация». Под коннотацией ученый подразумевал «характеристики субъекта, полностью конституирующие значение имени. Денотация объекта есть сумма коннотационных характеристик» (Милль Д.С. Система логики. М., 1899. С. 71). То есть если у имени нет коннотации, то у него и вовсе нет никакого значения. На наш взгляд, такое суждение категорично: существуют нейтральные слова, вполне возможно подобрать эквиваленты к большинству слов, иначе перевод (а, значит, и общение между людьми, говорящими на разных языках) было бы невозможным.

В истории языкознания идея созначения впервые появляется в грамматике Пор-Рояль (1660). Логистически исследуя природу слов и их значений и выявляя соотношение между явлениями языка и категориями мышления, авторы грамматики А. Арно и К. Лансло усматривают основные различия между существительными и прилагательными в том, что первые обозначают объекты наших мыслей (субстанции), а вторые – свойства этих объектов (акциденции). Акциденциям как логическим категориям в грамматическом плане соответствуют созначения. Имя не может существовать само по себе, даже если оно имеет отчетливое значение; значение имени всегда сопровождается дополнительными (неясными) созначениями. Так, отчетливое значение французского слова rouge (красный) – это rougeur (краснота), так как rougeur прямо указывает на предмет, в то время как rouge в речи сопровождается неясными представлениями о предмете. Созначение представляет собой акциденцию субстанции (свойства объектов мыслей). При освобождении имени от созначений образуются существительные: так, во французском языке, слово homme (человек) – это лишенное созначений humain (гуманный). И наоборот, с прибавлением созначений к словам, обозначающим субстанции, образуются прилагательные.

К.О. Эрдманн в своей книге «Значение слова» (1900) проводит троичное деление содержания слова: понятийное содержание, попутный смысл и чувственная ценность. Позже последние два компонента закрепились в языкознании под общим названием коннотации. То есть можно сказать, что ученый говорит об эмоциональной (чувственная ценность) и культурной (попутный смысл) составляющих коннотации. Исследователь замечает, что попутный смысл и чувственная ценность возникают в сознании непроизвольно, но прочно связаны с языковым употреблением. К.О. Эрдманн приходит к заключению, что «попутный смысл и чувственная ценность тесно связаны с языком, принадлежат значению в такой же мере, как и то понятийное содержание, которое слово выражает» (Erdmann K.O. Die Bedeutung des Wortes. E.Avenarius, 1900. P. 44). То есть, чтобы выявить содержание понятия, необходимы все три составляющие. Мы согласны с такой точкой зрения. Во фразеологизмах с именами собственными понятийное содержание – это значение выражения, его смысл; чувственная ценность – оценка описываемой ситуации (чаще всего по шкале «хорошо-плохо»); попутный смысл – это национально-культурный колорит, то, что придает устойчивому выражению национальную специфичность. Причем все три составляющие фразеологизмов тесно связаны между собой, если убрать хотя бы один из них, смысл выражения потеряется.

Изучением коннотативного аспекта при объяснении диахронического изменения занимался Ганс Шпербер (Sperber H. Einfuhrung in die Bedeutungslehre. Bonn: Leipzig, 1923). Ученый считал, что слова приобретают дополнительные созначения в процессе их употребления. На наш взгляд, такое замечание справедливо – в ходе употребления главное значение слова дополняется факультативным. Вначале появляется прототипная ситуация, возникает выражение, имеющее прямой смысл. Затем, с течением времени, прототипная ситуация забывается, и выражение начинает использоваться по отношению к другим, подобным же ситуациям, но уже в переносном смысле.

В трактовке Л. Блумфилда коннотация есть «дополнительная информация к десигнату, такие элементы значения, которые дополнительно несут информацию о существенных свойствах и признаках объекта» (Блумфилд Л. Язык. М., 1968. С. 102). Такая трактовка, на наш взгляд, наилучшим образом подходит целям и задачам настоящей работы. Действительно, анализ коннотаций ФЕ с ИС показал, что они, помимо прямого указания на какой-то исторический факт либо черты характера личности/персонажа, создают определенный образ, являющийся типичным для той или иной ситуации, а также несут в себе его оценку. А это и является дополнительной информацией о существенных свойствах и признаках объекта. То есть благодаря наличию коннотации, ФЕ с ИС не просто констатируют сходство настоящей ситуации с имевшей уже когда-то место, но и позволяют говорящему выразить свое к ней отношение. И именно образ и скрытую оценку необходимо донести до читателей перевода.

По Л. Блумфилду, коннотация «несет указание на определенный уровень речи, обусловленный социальными, региональными, техническими и культурными факторами» (Там же, с. 105). С данным утверждением ученого нельзя не согласиться: каждая ФЕ действительно относится к определенному стилю языка, употребляется в определенных социальных группах.

С развитием психолингвистики начали изучать созначения по новым направлениям. Исследователи пытались выявить аффективную сторону слова экспериментальным путем. Ч. Осгуд в своей книге (Osgood Ch.E., Suci G.J., Tannenbanm P.H. The measurement of meaning. Urbana, 1957) описал, как при помощи контролируемых ассоциаций (так называемого семантического дифференциала) удалось установить коннотативный профиль слов у отдельных лиц и целых групп говорящих.

Основная идея эксперимента заключается в том, что значение можно оценивать, помещая его на шкале между двумя антонимичными прилагательными: хороший – плохой, светлый – темный и т. п. Эти признаки указывают на то, что впечатление от данного слова вызывает реакцию в той области сознания, которая связана с чувственным восприятием человека.

Однако данная коннотация не имела ничего общего с коннотацией как в трактовке Дж. Ст. Милля, так и Л. Блумфилда. В строгом смысле, Ч. Осгуд не исследовал ни денотативного, ни коннотативного значения, но только аффективную сторону слова, его так называемое эмотивное воздействие, его способность вызывать у говорящих эмоциональную реакцию, исследованием которой лингвистика не занимается. И хотя в рассматриваемых лингвистических единицах передача эмотивного воздействия важна для адекватного перевода, также необходимо сохранить национально-культурную составляющую и создаваемый фразеологизмом образ, тем более что он может, к примеру, обыгрываться в тексте.

Первый, кто подверг всю систему коннотации семиотическому исследованию, был Л. Ельмслев. Л. Ельмслев рассматривал коннотацию как «признак, по которому говорящий делает выбор между различными субкодами (стилями, диалектами, жаргонами), ибо система коннотации по сути дела является знаковой системой» (Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка. Новое в лингвистике. М., 1960. С. 91). Мы согласны с ученым, однако нам представляется его понимание коннотации не совсем полным. В коннотации, помимо семантического аспекта, можно выделить и эмоциональную, культурную составляющую, и др.

Подобно Л. Ельмслеву, в семиотическом аспекте рассматривает коннотацию также Р. Барт, для которого коннотация «представляет собой не случайный продукт прошлого языкового употребления, а сумму структурированных элементов определенного миропонимания или идеологии» (Барт Р. Основы семиологии. Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 57). Для него понятие коннотации – это, прежде всего, «инструмент теории литературы, который позволяет понять многозначность поэтических текстов» (Там же, с. 60). При этом имеются в виду не стилистические или риторические формы, а содержание образов, намеков, сравнений, из которых можно вывести политический и культурный смысл, говорящий о принадлежности писателя к определенной идеологии. Именно такое понимание коннотации ФЕ с ИС наиболее точно иллюстрирует ее функционирование в текстах СМИ: с помощью аллюзий, сопоставлений, образов авторы статей выражают свою точку зрения, из чего становится ясна позиция журналиста/писателя. И именно эту аллюзию, образ необходимо передать в переводе для того, чтобы верно отразить точку зрения, выраженную в оригинале.

В отечественной лингвистике различают два типа дополнительной информации, связанной с маркированным словом: стилистическая (стилистическая «привязанность») и особый коннотативный компонент в содержании лексического значения: «экспрессивность, эмоциональность, оценочность, образность» (Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка: Учеб. пособие для филол. фак. ун.-тов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Высш. шк., 1989. С. 183). О. С. Ахманова дает следующее определение коннотаций: «дополнительное содержание слова (или выражения), его сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное значение, служат для выражения разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных обертонов и могут придавать высказыванию торжественность, игривость, непринужденность, фамильярность и т. п.» (Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1996. С. 203). С такой точкой зрения ученого мы согласны: как уже упоминалось выше, коннотации, содержащиеся в ФЕ с ИС, относятся к определенному стилю, передают эмоции и оценку ситуации. Однако немаловажной составляющей, на наш взгляд, также является создаваемый образ, а также прецедентная ситуация (которая помогает создать этот образ, а также позволяет почувствовать культурную самобытность). А в данное определение ученый не включает эти элементы коннотации.

О. С. Ахманова различает ингерентную (внутренне присущую слову вне контекста) и адгерентную (формируемую контекстом) коннотацию (Там же). Действительно, существуют ФЕ, которые изначально имеют коннотацию, а существуют и те, чья коннотация вытекает из контекста. Коннотация, содержащаяся в рассматриваемом типе фразеологизмов, будет относиться к ингерентному типу, так как в таких лингвистических единицах имеется четкое указание на прецедентную ситуацию, а благодаря имени собственному вполне конкретно создается образ. Таким образом, ФЕ с ИС изначально обладают не зависящей от контекста коннотацией.

Обобщая приведенные выше определения, можно сделать вывод, что коннотация слова отражает такой признак обозначаемого им объекта, который, хотя и не составляет необходимого условия для применения данного слова, но устойчиво связан с обозначаемым объектом в сознании носителей языка. Коннотации воплощают принятую в данном языковом коллективе и закрепленную в культуре данного общества оценку обозначаемого словом предмета или факта действительности и отражают культурные традиции.

Такое понимание коннотации, которое, на наш взгляд, близко к трактовке Л. Блумфилда, мы возьмем в качестве основного определения. Данный выбор можно также объяснить тем, что в ходе анализа содержащихся в ФЕ коннотаций было отмечено, что коннотации не образуют нового значения слова, они лишь расширяют старое, привнося новые нюансы, оттенки значения, показывают отношение говорящего к той или иной проблеме.

Коннотации отражают не сами предметы и явления действительного мира, а отношение к ним, определенный взгляд на них. В отличие от других видов прагматической информации, это отношение и взгляд принадлежат говорящему не как отдельной личности, а как представителю языкового сообщества. Говорящий, используя лексему, имеющую определенную коннотацию, не выражает этим своей личной точки зрения на обозначаемый объект. При переводе необходимо сохранить эту связь, подобрать такой эквивалент, который вызывал бы примерно те же ассоциации у реципиентов перевода, чтобы перед их глазами встала та же картинка, что и у читателей оригинала. Ведь коннотации слов специфичны для каждого языка. Поэтому переводчику всегда необходимо задумываться над тем, не несет ли найденный им эквивалент такой дополнительной информации, которой нет в оригинале.

Определения понятия «коннотация» в лингвистике и в переводоведении имеют много общего, однако в переводоведении делается упор на соответствие эквивалентов двух языков. Необходимо сохранить образность и в то же время адекватно передать информацию. Тем не менее, в обеих науках рассматривается культурная составляющая слова, то новое, что вкладывает в него отдельно взятый этнос.

Существует несколько классификаций видов коннотаций [Аллендорф К.А., 1959; Ахманова О.С., 1969; Блумфилд Л., 1968; Селиверстова О.Н., 2004; Тенегин А.Н., 1970; и др.]. В настоящей работе мы придерживаемся классификации И. Арнольд, т.к., на наш взгляд, в переводе при передаче коннотаций, содержащихся в ФЕ, необходимо в первую очередь обратить внимание на их оценочную и эмотивную составляющие, экспрессию и принадлежность к определенному стилю речи (ведь именно в этом они могут отличаться от русских эквивалентов). И ученый разграничивает коннотации как раз по этим признакам. Согласно И. Арнольд, коннотации бывают: эмоциональными, экспрессивными, оценочными, стилистическими.

1. Эмоциональные коннотации отражают факт эмоционального переживания субъектом определенного явления действительности (солнышко, ласточка в обращении).

2. Оценочные коннотации, как правило, близкие к эмоциональным, выражают одобрение/неодобрение по отношению к предмету речи (трудяга – одобрение; трудоголик – неодобрение).

3. Экспрессивные коннотации отражают степень проявления действия, признака (затасканный заголовок/выражение; заезженная мелодия).

4. Стилистические коннотации показывают принадлежность словесной единицы к определенной сфере или ситуации общения в данный период развития языка (дерзание – книжн., высокое, торж.; шлепнуться – разг., сниженное) (Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. М.: Высш. шк., 1991. С. 17).

В рамках настоящего исследования представляется важным образный компонент как обобщенный, чувственно-наглядный образ предмета, называемого знаком. Классификация, предложенная И. Арнольд, помогает при переводе обосновать выбор эквивалента: использование в деловой речи, например, слова с яркой стилистической коннотацией будет неуместным. Необходимо также обратить внимание на оценку того или иного образа, заложенного в ФЕ: если отношение к нему представителей данного национально-культурного сообщества положительное, то и при переводе необходимо подбирать лингвистическую единицу с положительной оценочной коннотацией, и наоборот.

Перечисленные виды коннотаций входят в понятие национально-культурной коннотации. Согласно В.Л. Масловой, национально-культурная коннотация – «это интерпретация денотативного или образно-мотивированного аспектов значения в категориях культуры» (Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. Пособие для студ. ВУЗов. М.: «Издательский центр Академия». С. 51). Действительно, как показал анализ исследуемых единиц, коннотация ФЕ с ИС главным образом заключается в том, как оценивают сквозь призму общего национального сознания представители того или иного языкового коллектива поступки или черты характера реальной исторической личности или литературного героя; как относятся к тем или иным историческим событиям, и т.д.

Понятие «культурная коннотация» применимо к единицам фразеологического и паремилогического состава языка, характерной чертой которых является «образно-ситуативная мотивированность, напрямую связанная с мировоззрением народа – носителя языка, средостением культурной коннотации, ее основным нервом является это образное основание» (Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: «Прогресс», 1974. С. 57). Э. Бенвенист писал, что «Культурная коннотация составляет его интерпретирующую потенцию – способность служить индикатором принадлежности к культурно-этнической группе (народности или нации)» (Там же, с. 61).

Иными словами, культурная коннотация – это в самом общем виде интерпретация денотативного или образно-мотивированного аспектов значения в категориях культуры. То есть приведенные выше точки зрения ученых о сущности понятия национально-культурной коннотации совпадают.

По определению Р.Р. Бавдинева, «Культурная коннотация – это отпечаток исторической, этнической памяти в системе языка, то есть в ее самой динамичной и уникальной системе – лексике. Она может отражаться вербально в виде своеобразных концептов, стереотипов, эталонов, символов, фреймов, мифологем и т. п. знаков национальной и общечеловеческой культуры, освоенной народом – носителем языка» (Бавдинев Р.Р. Культурная коннотация и паремические единицы // Вестник КазНУ. Серия филологическая. 2005. №8. С. 177-180). И действительно, часто именно культурная коннотация является своеобразным «хранителем» истории народа, его преданий, традиций. Даже если понятие уходит, а миф забывается, язык с помощью культурной коннотации хранит эту информацию. И носители языка, пусть даже неосознанно, постоянно пользуются подобной коннотацией. То есть в данном определении ученый выделяет не способность коннотаций интерпретировать и оценивать с опорой на культурные традиции нации (как в предыдущих двух определениях), а скорее способность хранить историческую, культурную информацию, создавая тем самым стереотипы, свойственные тому народу, которому принадлежит такая коннотация.

Как считает В.Н. Телия, культурная коннотация «играет роль «звена», обеспечивающего диалогическое взаимодействие разных семиотических систем – языка и культуры» (Телия В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 13-24). На наш взгляд, ученый этим высказыванием хотела сказать то, что благодаря коннотации есть возможность вербально сохранить особенности культуры народа. Коннотации с помощью лексических единиц отражают своеобразие, уникальность культуры, с помощью них можно выявить ее конкретные особые черты.

О.В. Тимашева заключает, что «культурный барьер связан с различиями в нормах речевого поведения, но также и с различными значениями, которые вкладывают участники общения в, казалось бы, одни и те же слова, т.е. неадекватность фоновых знаний» (Тимашева О.В. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М.:УРАО, 2004. С. 58). Действительно, как уже отмечалось ранее, иногда представителям другого лингвокультурного сообщества просто незнаком образ, создаваемый ФЕ с ИС, и поэтому им сложно догадаться, какую оценку вкладывает в него собеседник. Либо же зачастую одно и то же историческое событие, одна и та же личность могут восприниматься разными народами прямо противоположно, в зависимости от того, какой вклад они внесли или как повлияли на историю.

Как отмечалось, в настоящей работе исследуется национально-культурная коннотация, содержащаяся во французских и итальянских ФЕ с ИС. В.А. Маслова отмечает, что национально-культурная коннотация – это специфика отдельной нации, культуры, она возникает «как результат интерпретации ассоциативно-образного основания ФЕ через соотнесение его с культурно-национальными стереотипами» (Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. Пособие для студ. ВУЗов. М.: «Издательский центр Академия», 2001. С. 55). Именно это и объясняет отсутствие эквивалентов иностранным ФЕ с ИС, за исключением разве что случаев заимствования образных выражений. Однако даже при заимствовании осмысление и оценка фразеологической единицы другим этносом может отличаться.

Таким образом, «хранителем» культурной информации в ФЕ является именно культурная коннотация. А. Вежбицкая утверждает, что средствами передачи коннотации являются ключевые слова, находящиеся в центре фразеологизма. «Формируя определенные, центральные для некоторой области культуры, свойства и функционируя в данном качестве во фразеологизме, ключевые слова могут привести нас в сердцевину целого комплекса культурных ценностей и установок» (Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А.Д. Шмелёва. М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 55). Мы согласны с таким утверждением: в исследуемом типе фразеологизмов (ФЕ с ИС) такими ключевыми словами будут ИС. И именно в них будет заключена коннотация – аллюзия на тот или иной исторический факт, на личность либо на героя литературного произведения. А вместе с этой аллюзией будет передаваться и отношение и оценка того или иного факта действительности.

Фразеологизм связан со стереотипом, который выражен образом, заключенным во фразеологизме. То есть в рамках настоящей работы стереотип – это, например, образ литературного персонажа или исторической личности (в зависимости от того, чье ИС используется). Исследуя и анализируя образ, заключенный в ФЕ с ИС, мы можем многое узнать о менталитете, быте народа. Через него передается национальный характер, культурный колорит. То есть интерпретируя образ ФЕ, мы раскрываем его национально-культурный смысл и характер, что и является содержанием национально-культурной коннотации. Таким образом, национально-культурную коннотацию можно выявить, соотнося образы с понятиями, смыслом.

Особо следует отметить роль коннотаций в текстах СМИ. Любые тексты прессы воздействуют на своего непосредственного читателя. «Оценочные характеристики и высказывания по поводу того или иного события в текстах СМИ выражаются либо эксплицитно, либо имплицитно» (Микоян А.С. Проблемы перевода текстов СМИ. М.: Изд-во МГУ, 2003. С. 52). В данном случае все зависит от желания и цели автора статьи либо от типа самого текста прессы. В настоящей же работе, как уже отмечалось, коннотации ФЕ с ИС и способы их передачи анализируются в передовых статьях, где присутствует критическая оценка, призыв, передающиеся именно с помощью подобной коннотации.

Однако существуют еще и субъективные характеристики восприятия коннотаций, т.е. обработка оригинального текста переводчиком, являющимся непосредственным носителем языка перевода либо иностранного языка. Отсюда следует вывод, сделанный А.С. Микояном: «чем больше в текстах СМИ национально-культурных коннотаций, тем тяжелее протекает процесс обнаружения, оценки и определения переводческой стратегии обработки коннотаций» (Там же, с. 58). А ведь данная процедура играет не последнюю роль в последующем определении степени адекватности перевода.

Коннотативная составляющая всегда выделяется на уровне семантики языковой текстовой единицы и самого текста в целом. Именно комплексные семантические трансформации языковых единиц под давлением культурных, исторических, религиозных и других факторов являются источником национально-культурных коннотаций. «Аналитическое восприятие коннотаций в газетно-журнальных статьях позволяет определить необходимость и методы перевода семантически усложненных языковых единиц и объективно понять – какой переводческий максимум возможен при передаче коннотативных значений в тексте перевода» (Там же, с. 58). То есть переводчику необходимо не только обнаружить коннотацию, точно определить ее смысл, роль в тексте, но также принять решение о выборе инварианта перевода единицы, содержащей коннотацию: можно ли ее сохранить, либо лучше заменить образ на более привычный реципиенту перевода, или же вообще придется пренебречь образностью, метафоричностью оригинала и просто передать смысл.

Таким образом, существует много определений понятия «коннотация». Однако почти все ученые сходятся в том, что коннотация – это дополнительная информация (чаще культурного плана), которая появляется в результате употребления того или иного слова. И в процессе перевода необходимо суметь выявить и передать ту национально-культурную информацию, которую содержит в себе коннотация. Именно в этом и заключается главная сложность передачи, например, фразеологизмов, в состав которых входят имена собственные, так как большинство из них являются носителями национально-культурных коннотаций.

Из рассмотренного выше материала можно сделать следующие выводы. При переводе важно не просто средствами другого языка сообщить то, о чем говорится в оригинале, но и познакомить представителей другой культуры с незнакомой им реальностью, особенностями быта, спецификой жизни.

В настоящей работе в качестве основного было принято определение перевода, предложенное И.С. Алексеевой. Данный выбор объясняется тем, что настоящее определение отвечает целям, поставленным в работе: установить трудности, связанные с передачей коннотаций фразеологизмов с именами собственными на русский язык (на примере французской и итальянской прессы) и выявить и описать основные приемы передачи таких языковых образований. Это определение подчеркивает то, что коннотацию, заключенную во фразеологизмах, необходимо передавать с помощью подбора инвариантов, существующих в языке перевода (а не просто дословный перевод той или иной языковой единицы). Выбор инварианта зависит, в частности, от ситуации, в которой осуществляется перевод, от задачи, поставленной заказчиком.

Перевод принято описывать с помощью двух терминов – адекватность и эквивалентность. Для настоящего исследования важным представляется понимание адекватности как соответствия переведенного текста цели перевода (В.В. Сдобников), а эквивалентности – как меры соответствия переведенного текста исходному тексту, вне зависимости от цели перевода (В.Н. Комиссаров).

При общении представителей двух культур происходит взаимодействие не только двух языков, но и двух культур, которые могут иметь как и общие, так и присущие только им черты. В частности, фразеологизмы с именами собственными обладают национальной спецификой. Именно поэтому при межкультурной коммуникации необходимо обратить на них отдельное внимание.

Фразеологизмы – особые единицы коммуникации. Их используют не только для передачи той или иной информации, но и для того, чтобы выразить свои чувства, показать свое отношение к проблеме. Фразеологизмы являются отражением национального сознания, поскольку важное место в них занимает национальный компонент. Фразеологизмы хранят информацию об обычаях, традициях, культуре народа.

При передаче имен собственных главная задача переводчика состоит в том, чтобы как можно точнее передать звучание исходного имени собственного средствами языка перевода. Однако это не всегда возможно, так как в определенных ситуациях имя собственное может стать реалией, в которой заключена богатая национально-культурная коннотация. Поэтому принцип транскрипции в таких случаях является неуместным. В подобных случаях имена собственные не только именуют объект, но становятся олицетворением какого-либо человеческого качества, с их помощью создается образ, с которым сравнивается та или иная ситуация действительности. В таких именах собственных содержится оценка, отношение к поднятой проблеме, из-за чего и возникает сложность их передачи на иностранный язык.

Таким образом, можно утверждать, что имена собственные и фразеологизмы обладают яркой национально-культурной коннотацией. Следовательно, вдвойне нагруженными являются фразеологические единицы, в состав которых входят имена собственные. На основе подобных лингвистических единиц можно делать выводы о национальных стереотипах, об отношении представителей лингвокультурного сообщества к той или иной проблеме. При передаче фразеологических единиц с именами собственными переводчик сталкивается сразу с двумя трудностями – передачей смысла данной языковой единицы и передачей национального своеобразия, той культурной информации, которую она содержит (то есть коннотации). Коннотация не образует нового значения слова, а лишь расширяет его основной смысл. С помощью коннотации возможно передать не только информацию, но и эмоции, свое личное отношение к обсуждаемому вопросу.

В настоящем исследовании специфика передачи коннотации фразеологизмов с именами собственными анализируется на материале текстов французской и итальянской прессы. Язык периодических изданий отличается образностью, эмоциональностью, в то же время краткостью и лаконичностью, что объясняется тем, что одной из основных функций средств массовой информации является функция воздействия на читателя. Поэтому можно предположить, что исследуемые языковые единицы будут встречаться во французских и итальянских периодических изданиях.

В ходе анализа переводов статей с фразеологизмами с именами собственными мы пришли к выводу, что переводчик может воспользоваться несколькими приемами: либо найти фразеологический эквивалент (что встречается крайне редко ввиду специфичности рассматриваемого типа фразеологических единиц), либо подобрать фразеологический аналог, основанный на другом образе, но имеющий тот же смысл и сохраняющий стиль оригинального фразеологизма, либо создать кальку (однако при этом необходимо убедится, что она не затруднит понимание смысла перевода). Последний способ перевода приемлем, когда, например, есть краткое пояснение значения фразеологизма в самом тексте.

Такие приемы отражены в классификации В.Н. Комисарова, которая была приинята за основу.