С этим своеобразным вариантом восточного развития столкнулись ахейцы. Сосуществование Крита и материковой Греции было столь длительным, интенсивным и взаимопроникающим, что создало историческое единство, известное под названием крито-микенской культуры (3- 2 тыс. до н. э.). По-видимому, первоначально Крит в той или иной форме доминировал над материковой частью, но затем, после катастрофического землетрясения, вызванного извержением вулкана, ослаб и принял ахейскую династию. Материковая (микенская) ветвь Эгейской цивилизации никогда не была ассимилирована с острова.
228
Ментальность исторических эпох и периодов
Крепость Микены, центр ахейского мира, разительно отличается от неукрепленных критских дворцов-городов колоссальной толщиной стен (так называемая циклопическая кладка). Ахейские цари накопили баснословные богатства. Их шахтные гробницы с масками из листового золота на лицах погребенных изобиловали золотыми, серебряными вещами, инкрустированным бронзовым оружием и драгоценными камнями. Роскошь погребений и мощь крепостных стен позволяют оценить превосходную степень эпитетов древних героев, на которые не скупился Гомер. Военной силой и богатством басилевсы" догомеровской Эллады соперничали с владыками Востока, да и по характеру власти они сходны. Центром общественной жизни являлся дворец с большим хозяйством, обслуживавшимся отчасти рабами. Свободные крестьяне и ремесленники, представлявшие большинство населения, поставляли в царские кладовые натуральную подать (об этом говорят хозяйственные записи на глиняных табличках дворцовых архивов). Началом конца этой первой на территории Европы исторической цивилизации была, скорее всего, большая Эгейская война, память о которой дошла до Гомера. Вскоре после этого ослабленный мир ахейцев пал под ударами новой волны греческих племен с севера. Пришедшие оттуда дорийцы были отсталой частью греческого этноса. Они не знали ни сильной царской власти, ни письменности, ни сложных ремесел, но умели ковать стальные мечи. Против медного ахейского оружия это преимущество оказалось решающим.
Дорийское нашествие XII-XI в. до н. э. уничтожило крупные города и разметало ахейцев по Восточному Средиземноморью. Часть их переселилась на азиатский берег Эгейского моря. Здесь как отголосок великолепного прошлого и возник гомеровский эпос. Автора <Илиады> и <Одиссеи> окружал непритязательный быт, но за его спиной была двухтысячелетняя цивилизация. Сочетание свежей простоты и высокой искусности сделало первые памятники европейской литературы ее величайшими шедев-229
Психологическая история эпох и психических процессов
рами. Через эпос греческого народа античность получила Эгейское наследство: олимпийскую мифологию, родословные легендарных царей и героев, сюжеты троянского цикла. Но мир, сохранивший духовную преемственность с этой своей первоосновой, был уже иным.
Старое, встретившись с новым, не разрушилось окончательно, но и не стало воспроизводиться, как это бывало на Востоке. Возник синтез, свойственный европейской модели развития: при качественных изменениях в обществе и мировоззрении сохранялась высокая преемственность эпох. Дорийские племена, сокрушив ахейские царства, не стали воссоздавать сами централизованную монархию. Приняв мифы и предания прошлого, послеахейская Эллада создала общественный строй и культуру нового, античного типа.
БИКАМЕРНЫЙ УМ, ПИСЬМЕННЫЕ ТЕОКРАТИИ И ГЕРОИ <ИЛИАДЫ>. Американский психолог Дж. Джей-нес тоже попытался объяснить, почему крито-микенская окраина Древнего Востока превратилась в античную цивилизацию Эллады. Его книга <Происхождение сознания из бикамерного ума> [Jaynes, 1982] претендует на переворот в нашем представлении о человеке древности. По мысли автора, размежевание Востока и Запада состоялось потому, что около трех тысяч лет назад произошли кардинальные изменения в характере, социальной роли и психологическом воздействии письменности. А вызваны эти изменения были историческими катаклизмами, сделавшими старый графический язык неэффективным. Преобразования коснулись и Востока, но греки пошли много дальше своих соседей.
Джейнес - психолог, который применяет клинические и нейрофизиологические знания к историческому материалу. Отправная точка его рассуждений - билатеральная организация мозга и воздействие на нее разных систем письменности. Ученый справедливо считает, что
Ментальность исторических эпох и периодов
архитектоника нервных центров сложилась исторически и тем самым дает ключ к разгадкам человеческого прошлого.
Джейнес трактует письменность как способ знакового контроля за поведением индивида в обществе. Последнее же есть экологическая среда человека с меняющейся коммуникативной конфигурацией пространства. Цивилизация расширяет размеры человеческих сообществ за пределы, охватываемые непосредственной коммуникацией. Численность обезьяньей стаи ограничена так, чтобы составляющие ее особи могли слышать и видеть друг друга при движении по кормовой территории. То же можно предположить и о первых людях. Когда коллектив перерастает размеры кочующей орды, коммуникация становится опосредованной. Теперь коллективные действия надо прогнозировать, кодировать в речевых сигналах, а сигналы запоминать. Так возникает язык. Эта несложная схема глоттогенеза в сопоставлении с данными психопатологии и нейрофизиологии приводит автора к весьма нетривиальной гипотезе: у человека без рефлексии припоминание приказа происходит в форме звуковой галлюцинации. Джейнес указывает, что больные шизофренией часто слышат повелительные голоса. Навязчивые галлюцинации возникают на фоне понижения порога идентификации образов, сужения самокритичности и самосознания, других симптомов распада "Я". Интересно, что патологические явления нарастают в моменты принятия решения. Больной оказывается неспособен к рационально-волевому выбору, он полагается на подсказки извне или изнутри своей психики и телесности. И тогда начинают звучать голоса-команды.
Подтверждение своей гипотезе Джейнес находит в билатеральной организации психических процессов. Чем объяснить то, что речевые зоны у современного человека локализованы в левом полушарии мозга - ведь правое идентично по морфологии и анатомии? Возможно, перед нами наследие древнейшего бикамерного ума.
Психологическая история эпох и психических процессов
Бикамерный ум состоял из двух частей. Одна представлена голосами-командами, другая - слушает и повинуется.
Центр артикулированной речи под давлением постоянной необходимости в принятии решений переносился в левое полушарие. Правое резервировалось для звуковых галлюцинаций - неартикулированных и не связанных с двигательными путями. Команды-галлюцинации передаются по комиссуре, соединяющей полушария. У человека она уже, чем у других млекопитающих, чтобы сделать императивное воздействие более направленным и концентрированным.
Но почему человеческая психика так долго основывалась на галлюцинациях? Потому что галлюцинаторно-звуковой комплекс выполнял ту интегрирующую роль, которую сейчас выполняет сознание, а сознание может появиться только в богатой символической среде с устоявшимся метафорическим языком. <...Сознание есть работа лексической метафоры> [Jaynes, 1982, р. 58].
Итак, современный человек является прежде всего метафорическим, а не понятийным существом. Видимо, потому что главный поэтический троп хорошо обеспечивает ассоциативную непрерывность потока психики через включение его в смысловые связи культуры. <Я> включено в метафоризацию мира и одновременно находит в нем свои культурные отражения-аналоги. Но такая непрерывность персонального, рефлексивного бытия в единстве непосредственного и опосредованного обеспечивается только зрелой письменной культурой. В менее зрелой или в до-письменной надо ориентироваться на непосредственные команды и галлюцинаторно озвучивать их в моменты принятия решения. Голоса, которые разъясняют бикамерному человеку, что делать в неопределенных обстоятельствах, называются этим последним богами.
<Бикамерный ум есть форма социального контроля и эта форма социального контроля позволила человечеству продвинуться от маленьких групп охотников-собирателей к большим аграрным сообществам. Бикамерный ум с его
Ментальность исторических эпох и периодов
контролирующими богами развивался как финальная стадия эволюции языка. И в этом развитии лежит происхождение цивилизации> [Jaynes, 1982, р. 1261.
С возникновением письменности звуковые галлюцинации не рассеялись. Наоборот. Иероглифические и клинописные строки вещают от имени небес. Если статуя Бога - сам Бог, то надпись на ней - его голос. Первые письменные документы в подавляющей массе - административно-хозяйственная отчетность храмовых и дворцовых архивов. О головах скота, сандалиях, мерах лука и пива повествуют торжественно и сакрально. Ведь даже мелкие распоряжения издаются небожителями или, по крайней мере, их наместниками. Государство совпадает с дворцовым и храмовым хозяйством. Его правитель - живой Бог (фараон в Древнем Египте) или наместник богов (цари-жрецы Двуречья). Власть запечатлевает свой повелительный голос на папирусе, глине, камне и разносит его как можно дальше и внушительнее. Такой порядок правления Джейнес называет бикамерной письменной теократией.
Отражение подобного мира автор находит и в <Илиаде>. Он рисует удивительные картины. <Троянская война направлялась галлюцинациями. И воины, которые так управлялись, были совсем не похожи на нас. Они были благородными автоматами, которые не знали, что они делают> [Jaynes, 1982, р. 75]. Мысль этого автора состоит в том, что у человека без рефлексии восприятие и припоминание повелительных слов приобретают характер звуковых галлюцинаций. Голоса приписываются богам и демонам. Ведь без развитого психологического языка внутренних состояний человеку не остается ничего иного, как приписать свои поступки другим. <Человек <Илиады> не имел субъективности, как мы; он не имел осознания своего сознания мира и внутреннего умственного пространства для интроспекции. В отличие от наших субъективных сознательных умов, мы можем назвать ментальность микенцев бикамерным умом. Воля, пла-233
Психологическая история эпох и психических процессов
нирование, инициатива организованы вовсе без участия сознания, а затем <рассказаны> индивиду на его обычном языке, иногда с визуальным ореолом знакомого друга, или авторитетной фигуры, или бога, или иногда только голосом. Индивид подчинялся этим галлюцинаторным голосам, потому что он не мог видеть, что делать самому> [Jaynes, 1982, р. 75].
О том, что герои <Илиады> ведут себя как марионетки богов, знает всякий, читавший знаменитую поэму. Афина за волосы оттаскивает от Агамемнона рассвирепевшего Ахилла и сообщает ему инструкцию на ближайшее будущее. Эта инструкция и определит развитие событий: временный выход царя мирмидонян из ахейской коалиции и неудачи той в боях за Трою. Зевс передает Агамемнону коварный приказ атаковать город из проигрышной позиции. Афродита спасает от гибели в поединке Париса - Александра и отводит своего протеже в спальню Елены. Сюда, с городской стены, богиня направляет саму Елену, правда, не без пререканий со стороны усталой и раздосадованной женщины. Аполлон велит раненному Гектору вернуться в строй. В песне двадцатой <Битва богов> олимпийские небожители изображены наподобие болельщиков и тренеров, расположившихся вокруг арены смертельного состязания; каждый направляет и подбадривает своего бойца. Когда после гибели друга Патрокла Ахилл отрекается от гнева и возвращается в ахейский стан, то Агамемнон извиняет пагубное помрачение ума вмешательством с Олимпа:
* Часто о деле мне говорили ахейские мужи; Часто винили меня, но не я, о ахейцы, виновен; Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эриннис; Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой...> [Гомер, 1990, песнь 19, строфы 85-88].
<Илиада> написана языком команд и перемещений, в которые неостановимо вовлечено человеческое тело. Что-Ментальность исторических эпох и периодов
бы убедиться, насколько искусен Гомер в передаче мышечных сокращений, судорог и спазм, достаточно наугад взять фрагмент какой-нибудь из батальных сцен поэмы:
<Снова герои сошлись на мечах; и Ликон упреждает, В шлем коневласый у бляхи разит, и при черепе медный Меч, сокрушась, разлетелся; ахеец ударил под ухом, В выю весь меч погрузил, и, оставшись на коже единой, Набок повисла глава, и разрушилась крепость Ликона. Вождь Мерион, Акамаса преследуя, быстрый настигнул И, в колесницу входящего, в рамо десное ударил; Он с колесницы слетел, и в очах его тьма разлилася. Идоменей Эримаса жестокою медью уметил Прямо в уста, и в противную сторону близко под мозгом Вырвалась бурная медь: просадила в потылице череп, Вышибла зубы ему; и у падшего, выпучась страшно, Кровью глаза налились; из ноздрей и из уст растворенных Кровь изрыгал он, пока не покрылся облаком смерти> [Гомер, 1990, песнь 16, строфы 335-350]
Свирепая кинематика боя, разумеется, экстремальна. Но для певца воинских подвигов она более привычна, чем покой, который присущ трупу или спящему. Есть аналогия между микенскими изображениями в виде собрания странно артикулированных, вздувщихся членов, и тем, что описывает Гомер.
Звуковой приказ из правого полушария запускал телесное движение без проволочек сознания. Так импровизирует пианист - он сразу переводит звучащую в голове мелодию в удары по клавишам. Поэтому понятий тела и души - обобщений главных сторон человеческого существа - <Илиада> не знает. Вместо этого она предлагает богатую кинематическую картину телесных органов и психофизических состояний. Последние объединены в несколько локальных центров, именуемых нусом, тюмосом, фре-нисом, психеей (псюхе). Это еще не психологические термины, как в послегомеровском языке. В бикамерную эпоху все побудительные причины поведения располагаются вне человека. Но это - и не обозначения богов.
Психологическая история эпох и психических процессов
<Илиада> - документ переходного времени. Джейнес находит психокультурную многослойность в промежуточном характере гомеровских изображений человека. Бика-мерной цивилизации незачем локализовывать причины действий где-то в теле, поскольку она прямо действует через богов, то есть через галлюцинаторные голоса. Психологическая терминология развивается в 4 фазы: Объективная. Имеет место в бикамерной фазе, когда термины относятся к простым внешним наблюдениям.
Внутренняя. Имеет место, когда термины означают явления внутри тела, в частности, некоторые внутренние ощущения.
Субъективная - термины относятся к процессам, которые можно назвать ментальными; процессы начинаются от внутренних стимулов, предположительно во внутренних пространствах, где их метафорически помещают.
Синтетическая - различные центры объединяются в одно сознательное <Я>, способное к интроспекции.
Переходом ко второй фазе начинаете,: закат бика-мерного ума: боги плохо подают команду и поэтому соавторство переадресовывают внутреннему органу. Открытый таким образом локальный телесный центр психической жизни получает художественное описание с помощью метафор. Так, преимущественно в творчестве послегомеровских поэтов, достигается третья фаза. Наконец, современное рефлексивное сознание (четвертая фаза) мы находим впервые у Солона, открывающего IV в. до н.э.- век рождения философии и науки. Он советует не рассчитывать на богов и часто поминает человеческий ум - нус.
Гомеровские предпонятия относятся преимущественно ко второй фазе, но встречается и более ранняя лексика. Так, тюмос Ахилла - это стрессовое возбуждение его организма, описанное в физиологических симптомах. В батальных же сценах тюмос (напор) противника прекращают ударом копья. Есть уже и субъективные уподобления тю-моса полости, наполняемой гневом:
Ментальность исторических эпох и периодов
<Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гнева бурного> [Гомер, 1990, песнь 22, строфы 312- 313]. (Дух - это тюмос, переведенный привычным для читателя понятием). Но такое понимание человека у Гомера едва намечено; к тому же, нельзя исключать влияние позднейших редактирований текста.
Сознание появится лишь когда человек получит внешний (письменный) аналог своей жизни в виде последовательного описания её событий и сопутствующих им психологических состояний. Такой переворот совершит лирическая и элегическая поэзия, а закончит философия.
Остроумная психофизиологическая гипотеза Джейне-са, к сожалению, не располагает материалом, на котором только и может быть доказана: живыми людьми гомеровской эпохи. Что же касается источников, которые нам доступны, то здесь требуется иная методология. Ее и разрабатывает историческая психология.
АНТИЧНОСТЬ В ИССЛЕДОВАНИЯХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ. Особый интерес к этому периоду исторической психологии, а также других гуманитарных наук определяется не только тем, что здесь лежат истоки европейской культуры, но и тем, что Древняя Эллада дает, пожалуй, единственную возможность проследить формирование логического мышления и научно-рационального сознания вообще в их исторической последовательности от примитивных до зрелых форм. Современные отсталые народности, как и дети, переходят к использованию научных понятий и силлогизмов, не <изобретая> их, а под влиянием школьного образования современного типа. Логические же системы Востока были слишком сложными и эзотерическими, чтобы стать распространенным инструментом мышления, к тому же, по-видимому, почти все без исключения испытали влияние аристотелевской силлогистики.
Крупный знаток античности Ж.П. Вернан следующим образом обосновывает уникальность древнегреческой культуры для психолога.
237
Психологическая история эпох и психических процессов
Во-первых, наши знания о жизни древних греков гораздо более обширны и многосторонни, чем о каком-либо другом народе древности. Они касаются политики, идеологии, науки, литературы, быта и т. д.
Во-вторых, современная цивилизация достаточно отличается от эллинской, чтобы существовала историческая дистанция между ними и нами, в то же время между двумя эпохами есть духовно-психологическая совместимость. <Достаточно отдаленный от нас, чтобы его можно было изучать как объект, и как иной объект, к которому точно неприменимы наши сегодняшние психологические категории, греческий человек в то же время достаточно близок нам, чтобы мы могли без больших затруднений войти в контакт с ним, понять язык, которым он говорит в своих творениях, постичь за текстами и документами психическое содержание, формы мышления и чувствительности, способы организации воли и действия, короче - архитектуру духа> [Vernant, 1965, р. 10-II].
В-третьих, на протяжении нескольких веков Древняя Греция претерпела огромные изменения в социальной и духовной областях и в формах существования социального индивида, от <человека религиозного> архаических культур до политического и рассудочного человека аристотелевских определений. <...Эта мутация вовлекла в действие важнейшие стороны мышления и весь набор психологических функций: способов символического выражения и употребления знаков времени, пространства, причинности, памяти, воображения, организации действий, воли, личности - всех психологических категорий, трансформирующихся в их внутренней структуре и общем равновесии> [Vernant, 1965, р. II]. Исследователю предоставляется редкая возможность, взяв исторически обозримый промежуток, с относительной полнотой проследить изменения того, что его интересует.
ОТ МИФА К ЛОГОСУ. МУДРОСТЬ. Схема зарождения рационального сознания в Древней Греции содержится
Ментальность исторических эпох и периодов
в работе Вернана <Происхождение древнегреческой мысли>. Эта небольшая книга, написанная в 1962 г. для популярной серии, сохранила значение благодаря широкой социальной исторической перспективе, в которой показано вызревание основных классов европейского человека.
Название книги и стоящая за ним проблематика традиционны для историко-философского жанра, и выделяет исследование Вернана из огромного потока трудов, посвященных теме <от мифа к логосу> стремление представить возникновение новой мысли как вызревание определенных психологических структур, которые, в свою очередь, производны от социально-политических и культурных изменений.
Автор <Происхождения древнегреческой мысли> исходит из таких широких культурно-исторических категорий, как <миф>, <мифологическое сознание>, <разум>, <логос>, а не из психологических понятий, что соответствует намерению показать глобальный перелом в развитии сознания, который, естественно, охватывает не только мышление.
Психологическая неконкретизированность концепции Вернана в духе его учителя И. Мейерсона и в данном случае заменяется последовательным проведением социоге-нетического принципа: изменения в познавательной деятельности представляют собой не частный факт, а включены в социальные изменения огромного масштаба. Ведущие для эпохи социально-политические отношения индивидов трансформируются в обязательные для каждого члена общества нормы сознания.
Если следовать разделению теорий происхождения научно-философского знания на выводящие рациональное познание из мифа и отрицающие такую преемственность, то концепция Вернана относится к первым.
Французский ученый в целом разделяет точку зрения английского философа Ф. Корнфорда, который считал, что философия рационализировала миф, сохраняя его проблематику и логику оппозиций, но сообщила преданиям о сотворении мира форму обобщений.
239
Психологическая история эпох и психических процс 'сов
Подлинным стержнем рассматриваемой концепции, придающим ей устойчивый и оригинальный характер, является анализ роли социально-политических структур архаической Греции в становлении рационального мышления. С этой точки зрения взгляды Вернана можно назвать <политогенной> теорией мышления.
Вернан, как и другие авторы, начинает с противопоставления эллинского мира обществам Востока. Однако, по его убеждению, греческий рационализм не является счастливым порождением национального духа. Эгейский мир древнейшего, крито-микенского периода мало отличается от восточных деспотий экономически, социально и духовно. Революционный перелом наступает после того, как дорийские вторжения разрушают царские дворцы Микен, Тиринфа и Пилоса. Рухнула дворцовая система хозяйства и, что особенно важно в идеологическом плане, с греческого социального горизонта исчезла типично восточная фигура обожествленного царя-анакса. Деспотическая система управления сменилась неустойчивым политическим равновесием противоборствующих сил: группировок родовой аристократии и сельских общин. Последствия, которые будет иметь новая историческая ситуация для судеб европейской культуры, огромны: <Поиск равновесия, согласия между этими противостоящими силами, которые высвободились с крушением дворцовой системы и которые время от времени приходили в столкновение друг с другом, вызывал к жизни нравственную рефлексию и политические спекуляции, определившие первую форму человеческой "мудрости"> (Вернан, 1988, с. 60].
Мудрость (греч. - софия) была важнейшим шагом в движении от мифа к логосу, ответом на разрушение архаического мировоззрения. Она скрепляла расколовшийся социальный порядок. Но мудрость и мудрецов ценили не только древние греки. Мудрость человечества, которой мы пользуемся до сих пор, рождается в той суровой схватке с хаосом, которую вело человечество на рубеже истории и доистории, с хаосом, взорвавшим предыдущий порядок.
240
Ментальность исторических эпох и периодов
У К. Ясперса есть понятие осевого времени, которое имеет хронологический и географический смысл. По мнению немецкого мыслителя, оно охватывает примерно 800-200 гг. до н. э., когда на географической оси, протянувшейся от Восточного Средиземноморья до Восточного Китая, происходят примерно одинаковые явления: создаются государства с письменностью, городами, форумами, а отдельные культурные очаги, существовавшие до этого, сливаются в сплошную полосу цивилизации. Это - эпоха духовного объединения человечества: биологическое и территориальное произошли раньше.
<Появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день> [Ясперс, 1991, с. 32]. Но важно уточнить, в чем состоит та общность, которая сейчас позволяет европейскому или российскому интеллигенту ощущать свою сопричастность человеку из Индии и Китая. Традиционные бытовые условия этих стран покажутся нам странными, если не отталкивающими; что касается общих коммерческих, экономических тем, то они универсальны в том смысле, что наднациональны и принадлежат последнему времени. Нет, гораздо более глубокое влечение проявится в интересе к индийской и китайской мудрости - продукту осевого времени, и проявится потому, что европейская культура была со своими современниками одно-типна и только-только начинала нащупывать способы разрыва, дифференциации. По Ясперсу, между 800 и 200 гг. до н. э. всякий человек со сколько-нибудь выраженными умственными, культурными интересами мог чувствовать себя как дома от Эллады до Китая. Первый биограф античных философов Диоген Лаэртский, очень озабоченный тем, чтобы честь изобретения философии не досталась варварам, все же с полным уважением перечисляет персидских магов, ассиро-вавилонских предсказателей и звездочетов, египетских жрецов, индийских отшельников-гим-нософистов; несмотря на эллинский патриотизм, он не находит особенного различия между ними и своими мыслящими соотечественниками. Это потому, что Диоген
Достарыңызбен бөлісу: |