Шкуратов В. А. Историческая психология
жүктеу/скачать 2.1 Mb.
|
| Нетрудно понять, что первый вопрос решается куль-турологическим описанием. Второй может быть корректно поставлен только применительно к индивидуально-психологическому объекту исследования. Между тем в упоминавшихся выше дискуссиях его, как правило, нет, и проблема, строго говоря, должна формулироваться так: мо-Историческая психология как наука
жет ли общество мыслить, воображать, воспринимать и т. д. при отсутствии (наличии) соответствующих культурно-знаковых структур? Таким образом, мы возвращаемся к первому вопросу. 3. Психологическое направление в исторической психологии МОСКОВСКАЯ ШКОЛА КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ (ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ В ШИРОКОМ ПОНИМАНИИ). Это направление держало открытой дверь между <новой наукой о психике> и культурно-историческим знанием, когда применение психологии в гуманитарных науках в нашей стране сдерживалось запретом на <психологизацию общественных явлений>. Основоположник школы Л.С. Выготский создал учение о том, как сознание формируется знаками, и как человеческая психика возникает из интериоризации отношений междулюдьми. Хотя эти положения обосновывались в духе марксизма, за <знакоцентризм> Выготскому пришлось расплатиться посмертным двадцатилетним замалчиванием. А.Н. Леонтьев скорректировал взгляды основоположника школы и сместил акцент со знаковой детерминации на производственно-предметное. В книге <Проблемы развития психики> строение сознания выведено из структуры коллективного труда. Как отмечалось выше, взгляды Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева - это варианты социогенетизма в психологии. Для обоснования тезиса о происхождении психики из социально-производственных отношений они привлекали исторические примеры, но не предприняли собственно исторических исследований. Аналогии индивидуального развития с общественным были нужны <как предварительная гипотеза, имеющая не объяснительное и практическое, но, главным образом, эвристическое значение, требуются собирание материала и теоретическое его объяснение> [Выготский, 1927, с. 275]. 122 Историческая психология XX века Гипотезы, разработанные на культурно-историческом материале, проверялись преимущественно в эксперименте. Историзм московских психологов был методологическим и теоретико-эвристическим. Науку о психике в <большой истории> культурно-историческая школа не создала, хотя дала таковой теоретические стимулы. Одной из причин отсутствия больших историко-культурологических проектов можно видеть в игнорировании основателями школы собственно историко-культурологического метода. Л.С. Выготский утверждал, что между методами истории и психологии нет принципиального различия. Это заявление было заострено против интроспекционизма В. Вундта и понимающей герменевтики В. Дильтея, главных оппонентов <новой> психологии. Возможности широкого синтеза с культурно-историческими науками рассматривались затем школой в плане включения в объективный метод структурно-семиотического анализа продуктов цивилизации [Зинченко, Мамардашвили, 1977]. В последние годы соединение гуманитарной интерпретации и культурно-исторической теории осуществляется в работах А.Г. Асмоло-ва и В.П. Зинченко. КУЛЬТУРНАЯ ПСИХОЛОГИЯ США (ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В ШИРОКОМ ПОНИМАНИИ). Культурная психология США находится в теоретическом родстве с предыдущими направлениями. Она также является выражением интереса к истории, попыткой перестроить психологическую науку с помощью исторического знания. Культурная психология США ставит себя в оппозицию к сциентизму кросс-культурных представлений и когнити-визма. Истоки и состав движения пестры. В становлении направления, например, заметно участвуют выходцы из бывшего СССР, придавая ему окраску американо-российского синтеза. В представлении Дж. Брунера [Bruner, 1986, 1990], культурная психология должна придать психологическому изучению человека гуманитарный характер. Бру-Историческая психология как наука нер подвергает критике когнитивизм, одним из основоположников которого он сам является. Влиятельнейшему течению американской психологической мысли достается совсем немного похвал (главная: когнитивизм спас американскую психологию от бихевиоризма, вернул ей человеческое лицо) и много едких упреков. Автор разочарован в современном когнитивизме: есть пышные плоды, но исходная идея оставлена. Брунера беспокоит падение интеллектуального статуса психологии. В ней преобладает дух <аккуратных маленьких исследований>. <Широкое интеллектуальное сообщество склонно все больше игнорировать наши журналы, которые кажутся со стороны преимущественно состоящими из интеллектуально неудовлетворительных мелких работ, каждая - ответ на пригоршню подобных же мелких исследований> [Bruner, 1990, р. XI]. От <запечатывания> в узкоспециальные темы может спасти только великая допозитивистская традиция, вечные вопросы философии, откуда черпали вдохновение все выдающиеся умы психологии: Пиаже - от Канта, Хомский - от Декарта, Выготский - от Гегеля и Маркса. Можно было бы возразить, что среди властителей современной эпохи значатся не только Ницше, Пирс, Конт, Витгенштейн, Гуссерль, Кассирер, Фуко, но и Фрейд, Юнг, Морено, т. е. такие психологи, которых не отнесешь к исполнителям <аккуратных маленьких исследований>. Справедливость, однако, требует признать, что, во-первых, у этих авторитетов весьма сложные отношения с <академической, научной, эмпирической психологией>, с которой Брунер ведет дискуссию, а, во-вторых, они стали достоянием массовой культуры, а Брунер озабочен мнением высоколобой элиты. Значительная доля вины за измельчание психологии, как было сказано, возлагается на когнитивную науку. Ей, разумеется, удалось наладить контакты с гуманитарными дисциплинами, так что появились зоны междисциплинарного синтеза, но в целом произошло уклонение от исходного импульса под влиянием успеха и внезапно Историческая психология XX века пришедшего от информатики и электроники заказа. Акцент стал сдвигаться со значения на информацию, с конструирования человеческих смыслов на передачу фактов. Собственно психологическое содержание исследований было потеряно. Ключевым фактором этого сдвига было введение вычисления как направляющей метафоры и вычислимости как необходимого критерия хорошей теоретической модели. Очень скоро когнитивные процессы были уравнены с компьютерными программами. И на эту платформу смогли вернуться даже теоретики и практики S-R'" научения. Сложился союз между рационализмом и сугубым эмпиризмом; по сциентистс-кому презрению к обыденным представлениям новый альянс превзошел <дикий> бихевиоризм. Но компьютерная метафора не имеет ничего общего с целями психологического исследования. В чем таковое заключается? Где искать его смысл? Действительным предметом психологии является ум (mind), порождающий значения. Об этом было заявлено на заре <когнитивной революции> и к подобному пониманию психологии следует вернуться. <В этом духе, - пишет Брунер, - я предложил восстановить создание смыслов (meaning-making) как центральный процесс для оживления когнитивной революции. Я думаю, что понятие <значение>, определенное таким принципиальным образом, воссоединило лингвистические конвенции с сетью конвенций, которые оставляют культуру> [Bruner, 1990, р. 64-65]. Однако воскресить прошлое невозможно, и реставрационный проект Брунера ложится на новый фон. В последние десятилетия XX в. гуманитарное человекознание, поддержанное историей ментальностей, вытесняет позитивистский сциентизм. То, что тридцать лет тому назад называлось когнитивной наукой, сейчас будет звучать как <культурная психология>. <Культурная психология уже по определению должна быть занята не "поведением", но "действием", его интен-ционально обоснованным дубликатом, и, более специфи-Историческая психология как наука чески... действием, определенным в культурной позиции и во множественно взаимодействующих интенциональных состояниях участников> [Brunei-, 1990, р. 19]. Теоретический ход автора состоит в сведении культурно-исторических штудий всевозможного толка (В. Дильтей, Л.С. Выготский и французская школа <Анналов> удостаиваются равной похвалы за внимание к историогенезу значения) и учений об интенциональности сознания, за исключением подхода, помещающего символические акты внутрь индивидуального ума. Необходимо отметить, что, по Брунеру, новая наука о человеке должна кардинально отличаться по своей общественной ориентированности от существующей. Обращение к этнометодологии, заимству-ющей приемы обыденного сознания, сопровождается критикой сциентизма и научного снобизма. Ученый не может быть свободным от жизненных ценностей, он не возвышается над культурным нормотворчеством, а участвует в нем. Поэтому, как можно понять мысли Брунера, культурная психология имеет в обыденном сознании не только свой объект, сколько фундамент, и выступает не разобла-чителем и ментором, а идеологом и демократическим критиком общества, в котором существует. Несколько иной вариант культурной психологии предлагает М. Коул [Cole, 1995а,б]. Автор совершил поворот от полевых кросс-культурных исследований к теории <культурной медиации>. Промежуточной стадией была экспериментальная проверка С. Скрибнер и М. Коулом [Scribner, Cole, 1981] выводов Э. Хэйвлок о становлении логического мышления древних греков. Результаты, полученные авторами в Западной Африке в целом не подтверждали ключевых мыслей эллиниста на решающее влияние письменности на познание и о принципиальном различии интеллектуальной деятельности в дописьменной и письменной культурах. В книге <Психика. Культура. История> [Шкуратов, 1990] мы определили эти затруднения как смешение гуманитарной интерпретации и экспериментального эмпиризма. Особенностью нынешней <социокультур-Историческая психология XX века но-исторической психологии> М. Коула, поддержанной коллегами [Е. Eckensberger, 1995; D. Edwards, 1995], является отказ от дихотомии <личность - культура> в пользу теоретической центральности культурного действия. В этой американо-российской теории деятельности, обоснованной ссылками на А.Н. Леонтьева и Дж. Дьюи, отсутствует акцент на производственной активности и постулируется равнозначность всех артефактов. ПРОГРАММА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ В <ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ФУНКЦИЯХ И ТВОРЕНИЯХ> И. МЕЙЕРСОНА. Это течение является попыткой академических психологов освоить исторический материал. Французским ученым И. Мейерсоном (1888-1983) в книге <Психологические функции и творения> (1948) психология была определена как изучение истории^. Психологическая ветвь исторической психологии, в отличие от исторической, возникает как генетическое исследование: ее цель в исходной трактовке - проследить развитие процессов и свойств в социальном макровре-мени, а не воссоздавать человеческий облик отдельных периодов прошлого. Основной задачей психолога, занятого историческими исследованиями, является адаптация аппарата своей науки к потребностям анализа совершенно необычного для экспериментального познания . атериала. Психолог должен обратиться к материалу ку уры, изучать человека конкретной страны и эпохи, а -4е абстрактное существо, лишенное примет места и времени. <Психология животных стала научной после того, как стала изучать, с одной стороны, поведение в экспериментальных условиях, с другой стороны - поступки, характерные для каждого вида, живущего в условиях собственной среды. Таким же образом объективная психология человека должна начать с анализа поведения, но поведения, характерного только для человеческого уровня. Между тем то, что отличает чело-Историческая психология как наука века от остальных видов, направлено на созидание мира творений, который представляет собой материальные объекты, воспринимаемые и как преходящие, и как система значений, имеющих психологический смысл> [Meyerson, 1948, р. 20]. Программа, предложенная И. Мейерсоном, была вариантом объективной (новой) психологии, выделяясь необычными для науки о психике методами и объектом исследования. Идеи, развиваемые французским ученым, были в ряде моментов созвучны теоретическим принципам школы Л.С. Выготского - А.Н. Леонтьева, экспериментально-психологической по методам и объекту. Французский ученый считает, что психика проявляется в единстве с порождаемыми ею культурными продуктами и, следовательно, анализ генетических последовательностей объективации человеческой активности дает указание на природу и динамику последней. Мейерсон наследовал убеждение своего учителя П. Жане в том, что строение человеческой психики отражает обстоятельства ее складывания в ходе исторического развития, и задачу <создать генетическую психологию, которая будет полной историей поведения и психологических функций человека> [1948, р. 19], но предполагал сделать это довольно необычным для психолога способом: отказавшись от концептуально-методического аппарата психологии. Последнее обстоятельство объясняет устойчивую социологическую и культурологическую ориентацию этой ветви исторической психологии. Единственным для психологии способом объективного и всестороннего анализа человека, по И. Мейерсону, является выход в широкий мир конкретной человеческой деятельности, мир человеческих творений. Ход рассуждений ученого таков: мы ничего не можем сказать о психике как таковой, как о <вещи в себе>. Человеческая личность всегда в чем-то объективирована: в психических реакциях, поступках, социальных иерархиях, творениях искусства, орудиях труда и т. д. Историческая психология XX века Анализ трансформации знаковых операций и значений не является для психолога самоцелью. Последний, по Мей-ерсону, за изменениями символической стороны социального опыта должен увидеть работу и самоизменение <духа>. Психические объективации могут быть исследованы, во-первых, методом конституированных серий, а во-вторых, методом сходящихся серий. В первом случае предварительно установлено, с каким социокультурным или психологическим явлением мы имеем дело и определена генетическая последовательность этапов. <Конституированные серии> - это не что иное, как исторические последовательности развития языка, науки, искусства, литературы и прочих объективаций, заимствованные психологом из исторической лингвистики, истории науки, искусствоведения, литературоведения и т. д. И. Мейерсон верит, что специфика отдельных областей человеческого знания обусловлена тем, что в ней объективирована определенная психологическая функция. Когда психолог сталкивается с внешней историей <серии>, ему задан вектор развития духовной активности. Его задача состоит в том, чтобы написать <внутреннюю историю серии>. Рекомендации к написанию <внутренней истории> ученый не дает, но как показывают его собственные опыты в этой области, дело сводится к вполне традиционной трактовке исследователем того психического содержания, которое открывается за литературными, философскими, религиозными и другими фактами. <Работа психолога в области, уже подготовленной специалистами, состоит в том, чтобы исследовать значение и операции в соответствующих им культурных формах, чтобы сгруппировать их в устойчивые психологические функции, чтобы увидеть, как создаются эти функции, как осуществляется усилие духа в истории изучаемой дисциплины> [Meyerson, 1948, р. 89]. Можно взять, например, историю грамматической категории. Развитие речи в индоевропейских языках вскрывает богатый психокультурный комплекс одушевления 5 В. А. Шкуратов 129 Историческая психология как наука космоса, слабое распространение имен животных заставляет думать о верованиях, породивших эти причины. Построение генетической серии представлений о любви дает нам важные указания на структурные изменения этого чувства - от слабого расчленения духовного и физического начал в древнем эпосе до вычленения интеллектуального элемента в романтической любви средневековья. Второй метод связан с изучением <работы духа> в разнородных культурных последовательностях и их взаимо-влияниях. Какова, например, общая основа литературы и политико-моральный мысли XVII в.? Это - идеальный человеческий тип эпохи, общая духовная структура века. То, что предлагает Мейерсон, есть соотношение диах-ронного и синхронного анализов в историческом исследовании. Объектом конкретного изучения в его школе выступает психологическая функция. Этим понятием французские исторические психологи пользуются чрезвычайно широко. Функция - это любое направление изменения, психологический характер которого можно предположить, спецификация <духа> на уровне психологической конкретности. Ученый принципиально отказывается дать определение и перечень психологических функций. Это связано с тем, что дефиниции и классификации современных ему авторов слишком близки к обыденному языку, это - <коллекции эмпирических фактов на основе плохо уточненных критериев> [Meyerson, 1948, р. 88]. Более точные понятия может дать только исторический анализ. В понимании И. Мейерсона психологическая функция близка к тому, что П. Жане называл тенденцией: то, что <в процессе трансформации, и несмотря на эти трансформации, проявляется на протяжении всей психологической эволюции> [Meyerson, 1948, р. 137]. Положения <Психологических функций...> воспроизводятся единомышленниками И. Мейерсона и спустя десятки лет после выхода книги. Уточнения касаются в ос-Историческая психология XX века новном различий между психологическим генетизмом и глобализирующей историей ментальностей. <Эта история функций не является историей ментальностей: преобладающих установок и представлений в обществе, классе, эпохе. Она имеет отношение к процессам, порождающим действия и ментальности> [Malrieu, 1987, р. 438]. Генетическая последовательность, по мнению сторонников истории функций, включает ментальные феномены во все более сложные отношения системной диалектики, которую другие подходы не могут открыть: <Гипотеза истории психологических функций редко встречается в доминирующих направлениях. Все допускают эволюцию поведения, представлений, чувств, трансформации в истории процессов желания, запоминания, интеллектуальных операций и конструкций <Я>... Их затруднение связано с постулируе-мыми фундаментальными психологическими инвариантами (глубокими синтаксическими структурами, базисными структурами действия, психоаналитическими комплексами), которые составляют и координируются во все более сложные системы> [Malrieu, 1987, р. 443]. В глазах сторонников программы Мейерсона гибкое со-отг"тствие между психикой и продуктами человеческой активности не учитывается в должной степени ни сторонниками доктрины психической эволюции, ни <упрощенным марксистским пониманием, останавливающимся перед понятием базиса, направляющего надстройку, и забывающим спросить, как же <человек создает историю> [Malrieu, 1987, р. 448]. КОНКРЕТНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ РАБОТЫ ШКОЛЫ. Самые крупные достижения в развитии исторической психологии последних десятилетий связаны с работами ученика И. Мейерсона - Ж.П. Вернана. В теоретических статьях Вернан в духе своего учителя обосновывает историко-генетическую науку. Его конкретные исследования посвящены Древней Греции. Историческая психология как наука Ж.П. Вернан анализирует то, что в <Психологических функциях...> намечается: социально-политический контекст исторических этапов психики. Мейерсоновский <дух> заменяется у него социологической терминологией. В историко-культурологической работе Вернана психологический план декларируется следующим образом: <Что касается религиозных фактов: мифов, ритуалов, символических представлений - и философии, науки, искусства, социальных институтов, фактов техники или экономики, то мы всегда их рассматриваем в качестве творений как выражение организованной ментальной активности. В этих творениях мы искали то, что есть сам человек, того человека, древнего грека, который не может быть отделен от социальных и культурных условий, которых он одновременно и создатель, и продукт> [Vernant, 1965, р. 97]. Под влиянием структурализма задача психолого-исторического исследования формулируется как единство трех этапов: 1) формально-семиотический анализ текста (мифа), его синтаксис и логика; 2) семантически-содержательный; 3) социокультурный, где выявляются способы классификаций, кодирования и декодирования в их историческом контексте и общественных задачах. Завершенная процедура должна давать не только декодирование мифа, но и его понимание, его <собственную логику> двусмысленности, противоречия, полярности, которая противоположна бинарной логике логоса. В описании различных сторон должно быть найдено единство <человеческого факта> (мотив, отмеченный в ментальной истории): <Мы не пытаемся объяснить трагедию или свести ее к некоему числу социальных условий. Мы пытаемся уловить во всех ее измерениях феномен неразрывно социальный, эстетический и психологический. Проблема не в том, чтобы свести один аспект к другому, но в том, чтобы понять, как они сочленяются и комбинируются, чтобы составить единый человеческий факт...> [Vernant, 1972, р. 93]. Историческая психология XX века Но как прийти к синтетическому видению явления без аналитического выделения его сторон, не использовав способов структурной дифференциации - развитых социологического, эстетического, психологического языков? Применение описательных средств психологии с самого начала затруднено отрицательным отношением И. Мейерсона и его последователей к <спекулятивной> <эклектической> терминологии науки о психике и к философской терминологии и стремлением построить историческую психологию на эмпирической основе. В то же время введение внутреннего плана культурной деятельности осуществляется на основе идей П. Жане о <тенденциях>, выражающихся через развитие цивилизации, или идей А. Делакруа о соотношении языка и мышления. Классическая книга А. Делакруа <Язык и мышление> вошла одним из главных теоретических компонентов в <Психологические функции и творения> Мейерсона и являлась предметом размышлений для Вернана во время исследований генеза древнегреческой мысли. Философско-лингвистические рассуждения Делакруа о языке как о <человеческой функции>, превосходящей свое лингвистическое выражение, реализующейся в нормах речевой деятельности, транскрибируются на страницах <трилогии> Вернана о движении от мифа к логосу в утверждение о присутствии <человека как он есть> в знаковых последовательностях культурных творений. В 1970-1980-х гг. социологизирующая разработка истории была потеснена семиотическим анализом культурных явлений, а конкретные достижения школы используются для критики марксистского историзма с постмодернистских позиций'". Поворот в научном развитии направления отметила книга М. Детьена <Изобретение мифологии> [Detienne, 1981]. В этом остром разборе западного мифоло-говедения автор подверг критике и свои ранние работы. Его точка зрения представляет собой переворачивание главного вопроса науки о мифе: в каком отношении находится миф к рассудку. По мнению Детьена, то, что мы подра-Историческая психология как наука зумеваем под мифологией, рождается вместе с рассудком и является продуктом обработки устных преданий ранней письменностью. Современные этнографы и мифологоведы действуют в рамках <греческой парадигмы>, выискивая первоначальный смысл в ими же самими организованном материале. На самом деле навыки устной передачи информации от поколения к поколению, игра <между изобретательной памятью и позабытым> несовместимы с природой письменного текста. Устная традиция формируется как особая социальная память, как мнемическая неспециализированная активность, <которая внедряет воспроизведение поведения человеческого рода и которая, более конкретно, находится в жестах и словах языка. Средства закрепления ансамбля этой памяти берутся из традиции и биологии; она неразрывна с человеческим родом, для которого она играет ту же роль, что генетика в сообществах насекомых> [Detienne, 1981, р. 73]. Письменная память представляет собой столь резкий контраст и разрыв с дописьменной, что Детьен выражает сомнение в способности науки запечатлеть дописьменное состояние человечества. Вопросы касаются того живого опыта, который является целью наук о человеке. Европейская культура породила сверхзадачу улавливания мгновений жизни и адресовала ее психологии. Но схемы, которые были изобретены для фиксации содержания психической деятельности, ставятся под сомнение. Скепсис Детьена отражает методологические веяния постструкту-рализма с его критикой письменного рассудка. Теоретически оспорив возможность проникнуть туда, где кончается текст, историческая психология мейерсо-новской линии на рубеже 1980-х и 1990-х гг. сконцентрирована на самой письменности. При этом воспроизводится уже известный набор приемов и тем. <Как письменность завоевывает свою автономию? Как утверждается в качестве интеллектуальной практики? Каковы новые объекты, которые она создает? И какие новые возможности предоставляют интеллекту неизданные материалы, кото-Историческая психология XX века жүктеу/скачать 2.1 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|