Шок будущего


Глава 18. ОБРАЗОВАНИЕ В БУДУЩЕМ ВРЕМЕНИ



бет21/30
Дата18.07.2016
өлшемі6.24 Mb.
#207428
түріКнига
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   30

Глава 18. ОБРАЗОВАНИЕ В БУДУЩЕМ ВРЕМЕНИ


Во всенарастающем соперничестве за приоритет в дос­тавке людей и техники на другие планеты огромные ресур­сы вкладываются в возможность осуществления «мягкой посадки». Тщательнейшим образом прорабатывается каж­дая подсистема посадочного аппарата, чтобы он выдержал удар при посадке. Легионы инженеров, геологов, физиков, металлургов и прочих разных специалистов годами сосре­доточенно трудятся над решением проблемы мягкой посад­ки. Выход из строя при посадке любой из подсистем может

431

пагубно сказаться на жизни людей, не говоря уж об аппара­туре стоимостью в миллиарды долларов и десятках тысяч человеко-лет труда.

Ныне один миллиард людей, т. е. все население раз­витых в техническом отношении государств, спешит в новое сверхиндустриальное общество — супериндустриа­лизм. Что нам предстоит испытать в будущем? Массовый шок? Или мы сумеем тоже добиться «мягкой посадки»? Скорость нашего «сближения» стремительно нарастает. В дымке завтрашнего дня уже проступают очертания ска­листых утесов нового общества. Однако именно тогда, когда мы становимся к нему все ближе, выясняется, что опасно «заболела» одна из наших важнейших подсистем — образование.

То, что происходит сейчас даже в «лучших» наших шко­лах и колледжах, свидетельствует об одном: система обра­зования безнадежно устарела. Родители рассматривают образование своих детей как подготовку их к будущей жиз­ни. Учителя предупреждают, что плохое образование резко снизит шансы ребенка адаптироваться в мире дня грядуще­го. Правительственные чиновники, духовенство и средства массовой информации призывают, увещевают и предупреж­дают молодежь не бросать школу, настоятельно подчерки­вая, что ныне, как никогда прежде, будущее каждого практически целиком и полностью зависит от полученного им образования.

Однако несмотря на все эти разглагольствования о бу­дущем, школы наши обращены в прошлое и сориентирова­ны не на нарождающееся новое общество, а на уже отжившую систему. Огромных усилий стоит воспроизвод­ство человека индустриального — т. е. штамповка людей, пригодных для выживания в системе, которая умрет рань­ше, чем они сами.

Во избежание шока будущего мы должны сейчас сфор­мировать супериндустриальную систему образования. А для этого мы должны искать свои цели и методы в будущем, а не в прошлом.



432

ШКОЛА ИНДУСТРИАЛЬНОЙ ЭРЫ


У каждого общества существует собственная специфи­ческая установка по отношению к прошлому, настоящему и будущему, препятствующая адекватному восприятию вре­мени, — своего рода предрассудок. Эта субъективная пара­дигма времени, сформировавшаяся как реакция на скорость происходящих перемен, и является одним из наименее за­метных, но наиболее мощных решающих факторов соци­ального поведения, что четко отражается в способе подготовки обществом своей молодежи к взрослой жизни.

В застойных обществах прошлое плавно перетекает в настоящее и повторяет себя в будущем. Самый разумный способ подготовки ребенка в обществах такого типа — это вооружить его навыками и умениями прошлого, потому что они-то и понадобятся ему в будущем. «В старцах — муд­рость», — наставляет Библия.

Отец передавал сыну вместе со всевозможными практи­ческими навыками и четко сформулированную, крайне тра­диционную систему ценностей. Знание передавалось не работающими в школах специалистами, а приобреталось в семье, религиозных организациях и в процессе обучения ремеслу. Ученики и учителя были рассредоточены по всей общине. Основа этой системы — беззаветная преданность сегодняшнему дню. Прошлое же было учебным курсом обу­чения прошлому.

Технический век от всего этого не оставил камня на камне, потому что развивающейся промышленности нужен был человек нового типа. Она требовала таких умений и навыков, каких ни сама по себе семья, ни церковь не в состоянии были обеспечить. Она же ускорила и переворот в системе ценностей. Более того, она потребовала от чело­века нового чувства времени.

Народное образование было тем искусным механизмом, который индустриализация создала для подготовки необхо­димого для своих нужд взрослого контингента. Поставлен­ная задача была непомерно сложна. Как подготовить детей

433

к новому миру — миру напряженного однообразного труда в помещении среди дыма, шума, механизмов, к жизни в условиях скученности, коллективной дисциплины, миру, время в котором регламентируется не лунным или солнеч­ным циклом, а фабричным гудком и часами.

Решением стала такая система образования, которая уже самой своей структурой воспроизводила этот новый мир. Однако система эта возникла не вдруг. В ней и сейчас все еще сохраняются атавистические элементы доиндустриального общества. Хотя сама по себе идея сосредоточить в од­ном месте массу учеников (сырья) для обработки ее учителями (рабочими) в расположенной в центре города школе (фабрике) принадлежит индустриальному гению. Административная иерархия сложившейся системы обра­зования в целом повторяет модель промышленной бюро­кратии. Сама организация знания строилась, исходя из индустриальных посылок, — по принципу неизменных дис­циплин. Дети строем переходили из одного помещения в другое и садились на отведенное каждому место. Звонки оповещали о наступлении перемены, отмечая тем самым изменения во времени.

Таким образом, внутренний распорядок школьной жизни был зеркальным отражением индустриального общества, а тем самым и подготовительным этапом успешного в него вхожде­ния. В настоящее время наибольшей критике подвергаются именно те характерные особенности образования — строгая регламентированность, отсутствие индивидуального подхода, жесткая система распределения учеников по местам, группам и классам, а также оценки их знаний, — которые как раз и делали систему народного образования столь эффективным инструментом адаптации к месту и времени.

Пройдя сквозь этот образовательный механизм, моло­дежь вступала во взрослое сообщество, трудовые, ролевые и институциональные структуры которого были похожи на школьные. Школьник не просто узнавал факты, нужные ему впоследствии, он жил и знакомился с тем образом жиз­ни, который в миниатюре повторял образ жизни, который ему предстояло вести в будущем.

434

Школы, например, постепенно и незаметно приучали к новой субъективной парадигме времени, ставшей столь не­обходимой в условиях развивающегося производства. Стол­кнувшись с невиданными прежде условиями, люди с удвоенной энергией осваивались в настоящем. Центр вни­мания и в образовании начал постепенно смещаться от про­шлого к настоящему.

То историческое сражение, которое вели Джон Дьюи и его последователи за введение «прогрессивных» мер в амери­канское образование, было отчасти отчаянной попыткой най­ти альтернативу прежней субъективной парадигме времени. Дьюи боролся против традиционной системы образования, обращенной в прошлое, стараясь переориентировать обра­зование на задачи настоящего. «Вырваться из схоластичес­кой системы, превращающей прошлое в самоцель, — заявлял он, — можно лишь сделав знание прошлого средством пони­мания настоящего».

Несмотря на это, десятилетия спустя традиционалисты вроде Жака Маритена и неоаристотелианцы вроде Роберта Хатчинса все еще с гневом обрушивались на всякого, кто пы­тался склонить чашу весов в пользу настоящего. Хатчинс, бывший президент Чикагского университета, а ныне руково­дитель Центра по изучению демократических институтов, счи­тал адептами «культа сиюминутности» тех преподавателей, которым хотелось, чтобы их студенты изучали проблемы со­временного общества. Прогрессисты обвинялись в гнусном преступлении осовременивания — «презентизме»*.1

Отголоски этих битв вокруг субъективной парадигмы времени слышны и сегодня, например в. сочинениях Жака Барзена, настаивающего на том, что «абсурдно пытаться воспитывать... «для» дня сегодняшнего, который не подда­ется определению»2. Наша система образования так еще до сих пор и не адаптировалась к индустриальному веку, а уже грядет новая — супериндустриальная революция. И точно так же, как вчерашние прогрессисты обвинялись в «презен­тизме», реформаторы системы народного образования зав­трашнего дня, вполне возможно, будут обвиняться в

* «Presentism» (англ.). — Примеч. пер.



435

«футуризме». Ибо мы поймем, что подлинно супериндуст­риальное образование возможно только при условии, что мы еще раз сместим вперед нашу субъективную парадигму времени.


НОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ В СИСТЕМЕ ОБРАЗОВАНИЯ


В технологических системах завтрашнего дня — быст­родействующих, маневренных и саморегулирующихся — на машины обрушится поток физических материалов, а на людей — информационный поток, который обострит спо­собность проникать в суть вещей. Машины будут все быст­рее выполнять рутинные задания, а люди — решать интеллектуальные и творческие задачи. И машины, и люди не будут сосредоточены на гигантских фабриках и в про­мышленных центрах, а будут разбросаны по всему земному шару и связаны друг с другом поразительно чувствительны­ми, почти мгновенно действующими коммуникациями. Труд выйдет за пределы производственных цехов и многолюд­ных офисов, люди будут работать в небольших коллективах и на дому.

Машины будут синхронизироваться — и некоторые из них уже синхронизируются — в миллиардную долю секунды, у людей же отпадет необходимость согласовывать свои действия во времени. Исчезнет фабричный гудок. Даже часы, этот «глав­ный механизм современного индустриального века», как лет тридцать назад назвал их Льюис Мамфорд, утратят свою власть над делами людей, но не над чисто технологическими про­цессами3. Соответственно и организации, необходимые для осуществления технического контроля, шагнут с уровня бю­рократического на уровень руководства ad hoc: от неизменно­сти — к мимолетности и от интереса к настоящему — к сосредоточенности на будущем.

В таком мире станут помехой наиболее высоко оцени­ваемые атрибуты промышленной эры. Технологии будуще­го не нужны миллионы малограмотных людей, готовых в

436

полном согласии трудиться над выполнением бесконечно повторяющейся работы, ей не нужны люди, безропотно исполняющие приказания, знающие, что цена хлеба насущ­ного — это автоматическое подчинение начальству, — ей нужны те, кто способен к критическому суждению, кто может сориентироваться в новых условиях, кто быстро оп­ределяет новые связи в стремительно меняющейся действи­тельности. Ей нужны люди, у которых — по меткому замечанию Ч. П. Сноу — «будущее в крови».4

И наконец, если только мы не возьмем в свои руки кон­троль над ускоряющимся напором (а пока мало что говорит о том, что нам это удастся), то человеку будущего придется справляться с гораздо более бурными переменами, чем нам сегодня. Образованию задание ясно: его первоочередная задача — повысить способность индивида преодолевать труд­ности, т. е. способность быстро и экономно адаптироваться к непрерывно меняющимся условиям. И чем стремитель­нее скорость перемен, тем больше внимания нужно уделять распознаванию модели будущих событий.

Джонни уже больше недостаточно понимать прошлое и настоящее, ибо нынешняя среда вскоре исчезнет. Джонни нужно научиться предугадывать направление и скорость перемен. Ему нужно, формально говоря, научиться регу­лярно делать вероятностные, все более и более долгосроч­ные прогнозы на будущее. Этому же нужно научиться и учителям Джонни.

Для создания супериндустриального образования мы должны, в первую очередь, выработать удачные альтерна­тивные представления о будущем — представить себе, ка­кие виды работ, профессий и склонностей будут нужны в будущем, лет через двадцать — пятьдесят, какие формы при­обретет семья и какие человеческие взаимоотношения бу­дут превалировать; какие проблемы морально-этического плана могут возникнуть; какая техника будет нас окружать и с какими организационными структурами придется нам срабатываться.

И только вырабатывая такие представления, определяя, обсуждая, систематизируя и непрерывно модернизируя их,



437

мы можем прийти к заключению о характере когнитивных и эмоциональных навыков, которые понадобятся людям будущего для того, чтобы пережить ускоряющий напор.

В Соединенных Штатах сейчас существуют два финан­сируемых из федерального бюджета «научно-исследователь­ских центра политики в области образования», один — в Сиракьюсском университете, а другой — в Станфордском научно-исследовательском институте, на которые возложе­на обязанность внимательно изучать обстановку. Организа­ция экономического сотрудничества и развития недавно создала в Париже отделение с аналогичными обязанностя­ми. Группа ребят из студенческого движения также обрати­ла внимание на будущее. И все же эти усилия ничтожно малы по сравнению с теми сложностями, которые стоят на пути перестройки образования, ориентированного на субъек­тивную парадигму времени. Сейчас нужно массовое движе­ние, чутко реагирующее на запросы будущего.

В каждой школе и в каждом населенном пункте мы дол­жны создать Советы будущего — группы из людей, всецело посвятивших себя изучению будущего в интересах настоя­щего. Проектируя варианты «предполагаемого будущего», определяя соответствующие им характеристики образова­ния, вынося свои альтернативные варианты на всеобщее активное обсуждение, такие советы, чем-то напоминаю­щие «прогностические ячейки», пропагандировавшиеся Робертом Юнгом из Берлинского высшего технического училища, могли бы оказать мощное воздействие на обра­зование.

Поскольку ни одной из групп не принадлежит монопо­лия на предвидение будущего, советы эти должны носить демократический характер. Присутствие в них специалис­тов насущно необходимо. Однако Советы будущего не до­бьются успеха, если их захватят профессиональные педагоги, плановики или еще кто-либо из нерепрезентативной эли­ты. С самого начала нужно привлекать учащихся, но они не должны быть кооптированными «резиновыми штемпелями» для визирования мнений, высказанных взрослыми. Моло­дые люди должны участвовать в руководстве, выступать

438

инициаторами создания этих советов, чтобы «предполагае­мое будущее» могли формулировать и обсуждать именно те, кому и придется, по-видимому, созидать и жить в этом бу­дущем.

Движение советов предлагает выход из тупика, в кото­ром оказались наши школы и колледжи. Современные школьники, втянутые в систему образования, превращаю­щую их в живые анахронизмы, имеют полное право бунто­вать. Однако попытки радикально настроенной учащейся молодежи строить свою социальную программу, используя смесь марксизма XIX в. с фрейдизмом начала XX в., свиде­тельствовали о такой же нерасторжимой их связи с про­шлым и настоящим, как и у их старших предшественников. Революционизировать молодых могло бы создание групп специалистов по проблемам образования, ориентированных на будущее и формирующих его.

Ибо тем преподавателям, которые осознают банкротство современной системы образования, но не имеют четкого пред­ставления о своих последующих шагах, движение советов могло бы указать не только дальнейшую цель, но и возможность ее реализации в союзе с молодежью, а не враждуя с ней. При­влекая к участию родителей и общественность — бизнесме­нов, профсоюзных деятелей, ученых и пр., — движение смогло бы создать широкую поддержку супериндустриальной рево­люции в образовании.

Было бы ошибочно предполагать, что современная сис­тема образования совершенно не меняется. Напротив, там идут быстрые перемены, но они направлены в первую оче­редь на совершенствование существующей структуры, по­вышение ее эффективности в достижении уже изживших себя целей. Это нечто вроде броуновского движения — са­мопрекращающегося некогерентного беспорядочного пере­мещения, в котором отсутствуют постоянство направления и логически обоснованный отправной момент.

Движение советов могло бы указать и направление, и отправной момент. Направление — это супериндустриализм. Отправной момент — будущее.



439

ОРГАНИЗАЦИОННАЯ АТАКА


Движение такого типа должно будет преследовать три цели: трансформировать организационную структуру нашей системы образования, произвести коренную ломку ее учеб­ных планов, сфокусировав внимание на будущем. А начать нужно с насущных вопросов о статус-кво, сиречь о суще­ствующем положении.

Мы уже упоминали, например, что организационные основы современной школьной системы соответствуют фаб­ричным. Многие поколения принимали просто как дан­ность, что школа — это именно то место, где должно происходить обучение. Однако если новому образованию предстоит способствовать развитию общества будущего, то стоит ли вообще заниматься этим в школе?

По мере того как возрастает уровень образования, все больше и больше родителей интеллектуально уже готовы взять на себя некоторые обязанности, ныне делегирован­ные школе. В штате Калифорния около города Санта-Моника, где находится правление корпорации RAND, в так называемом исследовательском поясе Кембриджа, штат Массачусетс, или в таких наукоградах, как Окридж, Лос-Аламос или Хантсвилл, большинство родителей явно спо­собны преподнести своим детям отдельные темы гораздо лучше, чем учителя местных школ. Переход промышленно­сти на числовое программное управление увеличил долю свободного времени, что привело к возникновению неболь­шой, но знаменательной тенденции: высокообразованные родители стали заниматься со своими детьми по ряду дис­циплин дома.

Данная тенденция получит энергичную поддержку в форме компьютерного обучения, электронной видеозапи­си, голографии и других постоянно модернизирующихся технических областей. Родители и учащиеся получат воз­можность подписывать с соседней школой краткосрочные «контракты на обучение», поручая сторонам обучить-изу­чить определенные курсы или курсовые модули. Учащиеся



440

могли бы продолжать посещение школьных общественных и спортивных мероприятий или те предметы, которые не могут изучать самостоятельно или под руководством роди­телей и друзей дома. Поскольку школа уже не отвечает тре­бованиям времени, давление на нее будет возрастать: суды окажутся завалены делами, оспаривающими законность ус­таревшего обязательного для всех посещения. Короче, мы можем оказаться свидетелями ограниченного отхода от су­ществующей системы и диалектического возврата к домаш­нему образованию.

Ученый-теоретик из Станфорда Фредерик Дж. Макдоналд предложил «мобильное обучение», где учащихся вы­водят из класса не только для познавательных экскурсий, но и для участия в важных общественных мероприятиях5.

В нью-йоркском микрорайоне Бедфорд-Стайвесант, веч­но неспокойном конфликтном квартале негритянских тру­щоб, планировалось создать экспериментальный колледж, объекты которого располагались по всем магазинам, офи­сам и домам квартала 45 так, что было бы трудно опреде­лить, где кончается колледж и начинается микрорайон. Учащиеся колледжа обучались бы ремеслам у проживаю­щих в квартале взрослых, а также у штатных преподавате­лей. Предполагалось также, что учебный план будет формироваться как самими учащимися и жителями кварта­ла, так и профессиональными педагогами6. Бывший член Комиссии Соединенных Штатов по образованию Харолд Хоу II предложил сделать наоборот: жителей квартала при­гласить в школу, т. е. предоставить местным магазинчикам, косметическим кабинетам, типографиям место в школьном здании в обмен на бесплатные уроки, которые проводили бы их владельцы7. От этого плана, разработанного для школ городского гетто, было бы больше пользы, если бы была продумана концепция отбора и в школу пригласили, на­пример, бюро компьютерного обслуживания, проектные конторы, медицинские лаборатории, местные радиостанции и рекламные агентства.

Где-нибудь еще разгорается дискуссия вокруг проекта программ среднего и высшего образования с исполъзова-

441

нием института «наставников», которые должны передавать не только профессиональные умения и навыки, но нагляд­но демонстрировать, как абстрактные знания претворяются в жизнь. Бухгалтеры, врачи, инженеры, бизнесмены, плот­ники, строители, плановики могли бы стать неотъемлемой частью «внеклассного факультатива» в условиях другого «ди­алектического возврата», на сей раз к новому типу профес­сионального ученичества.

Немало аналогичных перемен носится в воздухе. Они свидетельствуют о давно назревшем крахе «фабричной» модели школьной системы.

Сегодня школа не отвечает ни социально-географичес­ким, ни временным требованиям. Совершенно ясно, что с быстрым устареванием знания и увеличением продолжи­тельности жизни навыки, полученные в молодости, вряд ли сохранят свою актуальность к моменту наступления старо­сти. Поэтому-то супериндустриальное общество должно предусматривать непрерывное образование на протяжении всей жизни по принципу подключения-отключения.

Если образование предполагается растянуть на всю жизнь, тогда не совсем справедливо заставлять малышей посещать все школьные занятия. Сочетание обучения «без отрыва от производства» с выполнением оплачиваемых или неоплачиваемых неквалифицированных общественных ра­бот в течение неполного рабочего дня принесло бы больше удовлетворения многим молодым людям, да и большему бы их научило.

Подобные новшества вносят огромные изменения и в методические пособия. В настоящее время в классах все еще преобладает лекционный тип занятий. Данный метод олицетворяет собой старую нисходящую иерархическую структуру промышленности. Хотя лекции все еще нужны для выполнения небольшого круга задач, но такая форма занятий неизбежно отступит на второй план с введением новых обучающих методик, начиная от ролевых игр и кон­чая компьютерными конференциями и погружением уча­щихся в, так сказать, «воображаемые приключения». Разработанные корпусом психологов будущего методы эм-



442

пирического программирования, позаимствованные из сфер отдыха, развлечений и промышленности, заменят знакомую, нередко иссушающую мозги лекцию. Обучение может быть максимально интенсифицировано с помощью контролиру­емого питания или применения лекарственных препаратов, повышающих коэффициент умственного развития, увели­чивающих скорость чтения или улучшающих усвоение ин­формации. Такие перемены и лежащие в их основе технологии облегчат фундаментальное изменение органи­зационной модели.

Ныне существующие административные структуры об­разования, которые зиждятся на индустриальном бюрокра­тизме, будут просто не в состоянии справиться с трудностями и уровнем перемен, присущих выше описанной системе. Они будут вынуждены перейти к адхократическим органи­зационным формам просто для того, чтобы сохранить не­которую видимость контроля. Однако гораздо важнее такое организационное соучастие для классной комнаты.

Человек индустриальный подвергался обработке и под­гонке на станке школы, чтобы занять сравнительно надол­го свою щель в социально-экономическом устройстве. Супериндустриальное образование должно готовить людей к работе во временных формированиях, специально созда­ваемых в каждом отдельном случае для решения конкрет­ных задач адхократий будущего.

Дети, сегодня переступающие порог школы, незамед­лительно оказываются частью стандартной организацион­ной структуры: руководимого учителем класса. Один взрослый и определенное количество подчиненных ему молодых людей, сидящих обычно правильными рядами и смотрящих прямо перед собой, — вот основная стандарти­зированная единица школы индустриальной эры. Переходя из класса в класс, учащиеся постепенно достигают все бо­лее высоких уровней, но так и остаются в пределах одной и той же закрепленной организационной структуры. Они не приобретают опыта знакомства ни с иными формами орга­низации, ни с проблемой перехода из одной организацион-

443

ной формы в другую. Не получают они и подготовки к ро­левой маневренности.

Нет ничего, что было бы столь явно антиадаптивно. Школам будущего, если они захотят способствовать облег­чению дальнейшей адаптации в жизни, придется экспери­ментировать с гораздо более разнообразными типами внутреннего распорядка. Классы с несколькими учителями и одним-единственным учеником, классы с несколькими учителями и группой учащихся, учащиеся, организованные во временные коллективы для решения конкретной задачи или составления проекта, учащиеся, переключающиеся с работы в группе на индивидуальную или даже самостоя­тельную работу; кроме того, всем им нужно найти приме­нение, чтобы дать каждому учащемуся возможность заранее соприкоснуться в какой-то мере с тем жизненным опытом, с которым он столкнется впоследствии, когда начнет само­стоятельное перемещение в организационно зыбком гео­графическом пространстве супериндустриализма.

Таким образом, стало ясно, что перед Советами буду­щего стоят следующие организационные задачи: глубо­кое внедрение в общество, его рассредоточение и децентрализация, формирование адхократической адми­нистрации, разрушение жесткой системы календарного и классификационного планирования. Когда эти цели бу­дут достигнуты, любое организационное сходство между школой и фабрикой индустриальной эпохи станет чисто случайным.


ВЧЕРАШНИЙ УЧЕБНЫЙ ПЛАН - СЕГОДНЯ


Что же касается учебных планов, то Советам будущего не следует исходить из того, что каждый из преподаваемых ныне предметов преподается небезосновательно, следует начать с прямо противоположной посылки: ничто не долж­но включаться в обязательный учебный план, пока не будет

444

подвергнуто тщательному анализу с точки зрения будуще­го. Если придется выбросить за негодностью значительную часть «казенного» учебного плана — пусть так и будет.

Все вышесказанное не следует рассматривать как заяв­ление, направленное «против культуры», или как призыв к полному уничтожению прошлого. Не означает оно также, что мы можем проигнорировать такие фундаментальные основы, как чтение, письмо и счет. Дело в том, что десятки миллионов детей на законном основании заставляют сегод­ня тратить бесценные часы их жизни, усердно трудиться над материалом, практическая польза которого в будущем вызывает большие сомнения. (Никто даже и не заикается о том, весьма ли он полезен сегодня.) Стоит ли им тратить столько времени на изучение иностранного языка — фран­цузского, испанского или немецкого? А те часы, что потра­чены на изучение родного английского языка, использованы ли они с максимальной отдачей? Стоит ли от всех детей требовать изучения алгебры? А не извлекут ли они гораздо больше пользы из изучения теории вероятностей? Логики? Компьютерного программирования? Философии? Эстети­ки? Массовых коммуникаций?

Приглашаем всякого, кто считает, что современный учеб­ный план не лишен смысла и нужен, объяснить разумному сорокалетнему человеку, почему алгебра, иностранный язык или любой другой предмет имеют для него существенно важное значение. Взрослые почти всегда дают уклончивый ответ. А причина проста: современный учебный план — это бессмысленный пережиток прошлого.

Почему, например, преподавание должно строиться на таких неизменных дисциплинах, как родной английский язык, экономическая наука, математика или биология? А почему не на изучении периодов жизненного цикла чело­века: курс, посвященный рождению, детству, юности, бра­ку, карьере, старости, смерти. Или на изучении современных социальных проблем? Или на изучении техники прошлого и будущего? Или на изучении бесчисленного множества других нетрадиционных предметов, которые только можно себе вообразить?

445

Современный учебный план с жестким внутренним деле­нием не имеет в своей основе никакой хорошо продуманной концепции современных потребностей человека. Еще мень­ше в его основе осмысления какого бы то ни было понимания того, какие навыки понадобятся Джонни, который будет жить в эпицентре урагана перемен. В основе его — инерция и кро­вавый конфликт академических гильдий, каждая из них стре­мится к увеличению собственного бюджета, ставок зарплаты и повышения статуса.

Более того, этот отживший свое учебный план навязы­вает типовое деление школы на начальную и среднюю. У молодежи практически нет выбора, предметы предопреде­лены программой. Минимально и отличие одной школы от другой. Учебный план намертво закреплен жесткими тре­бованиями поступления в колледж, которые, в свою оче­редь, отражают профессиональные и социальные требования исчезающего общества.

В битве за модернизацию образования прогностические ячейки революции должны считать себя референтными со­ветами учебного плана. Попытки нынешнего руководства системы образования то пересмотреть учебный план по физике, то усовершенствовать методы преподавания род­ного английского языка или математики — в лучшем слу­чае всего лишь частичные меры. Хотя, вполне возможно, и важно сохранить некоторые аспекты современного учебно­го плана, а изменения вводить постепенно, но нам нужны не случайные попытки модернизации. Нам нужен систем­ный подход к проблеме в целом.

Эти революционные референтные группы не должны, однако, ставить перед собой задачу создать один-единствен­ный универсальный долговременный новый учебный план. Они должны создать ряд временных учебных планов, а од­новременно с этим выработать процедуры развития и обо­снования их с течением времени. Необходим системный подход к изменениям учебного плана, чтобы каждое нов­шество не создавало конфликтных ситуаций.

Нужно вести битву и за изменение соотношения между стандартизацией и разнообразием в учебном плане. Разнооб-



446

разие, доведенное до крайности, может привести к фраг­ментации общества. Отсутствие общих ценностных ориен­тации затруднит общение между людьми еще больше, чем сегодня. Однако из-за опасения фрагментации общества нельзя сохранять крайне гомогенную систему образования тогда, когда остальная часть общества стремится к гетеро­генности.

Единственный способ разрешения конфликта между не­обходимостью разнообразия и потребностью в единстве — провести различие в образовании между «данными», как это было прежде, и «умениями и навыками».

РАЗНООБРАЗИЕ ДАННЫХ


Общество находится в состоянии дифференциации. Бо­лее того, мы никогда не сможем предсказать — вне зависи­мости от того, насколько совершенны будут наши прогностические инструменты — последовательность буду­щих состояний общества. Самое лучшее в данной ситуа­ции, как подсказывает здравый смысл, — это обезопасить выбор нашей системы образования. Точно так же, как гене­тическое разнообразие способствует сохранению видов, раз­нообразие систем образования повышает шансы общества на выживание.

Вместо стандартных учебных планов для начальной и средней школы, по которым все ученики подвергаются воз­действию в основном одной и той же базы данных — т. е. обучаются той же самой истории, математике, биологии, литературе, грамматике, иностранным языкам и т. д., — ориентированное на будущее движение в системе образова­ния должно постараться сформировать широкий спектр предлагаемой информации. Детям будет разрешен гораздо больший выбор, чем в настоящее время, их будут поощрять к знакомству с большим количеством различных кратко­срочных курсов (возможно, продолжительностью в две-три



447

недели), прежде чем они решатся приступить к длительно­му обучению. Каждая школа станет предлагать десятка два факультативных предметов, которые обязательно будут ос­нованы на идентифицируемых предположениях относитель­но будущих потребностей.

Достаточно широким будет и тематический диапазон. Помимо изучения «известных» (т. е. весьма возможных) элементов супериндустриального будущего, будут темы, рассчитанные на интерес к непознанному, неожиданно­му, вероятному. Осуществить это можно с помощью «ве­роятностных учебных планов» — учебных программ, созданных с целью подготовки людей к оперированию проблемами, которые не только пока еще не возникли, но, возможно, так никогда и не реализуются. Нам нужно, например, большое количество специалистов для работы в условиях потенциальных, хотя, пожалуй, и маловероят­ных чрезвычайных ситуаций: заражения земли, занесен­ного с других планет или звезд, контактов с внеземной жизнью, с чудовищными порождениями генетических экспериментов и т. п.

Уже сейчас нам следует готовить кадры молодых людей для жизни в подводных поселениях. Вполне возможно, что часть следующего поколения будет жить в океанских глу­бинах. Нам следует вывозить группы школьников на экс­курсии на подводные лодки, учить их нырять, знакомить их с материалами для строительства подводных жилищ, с энер­гетическими потребностями, с опасностями и перспекти­вами, сопряженными с внедрением человека в жизнь океана. И нам следует заниматься этим не только со старшекласс­никами, но и с детьми из младших классов и даже дош­кольниками.

Других молодых людей следует одновременно знакомить с космическими чудесами, давая им пожить вместе с кос­монавтами или рядом с ними, узнать о планетарной среде, научиться так разбираться в космическо


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   30




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет