ЧАСТЬ 6. СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ Глава 17. КАК СПРАВИТЬСЯ С ЗАВТРА

ЧАСТЬ 6. СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ

Глава 17. КАК СПРАВИТЬСЯ С ЗАВТРА

«Любая человеческая культура, как и любой язык, это нечто целостное, — пишет она, — и если «индивидуумы или группы людей должны измениться... самое главное, чтобы они менялись от одного целостного образца к другому».

В этом есть смысл, так как ясно, что напряженность возникает из-за несоответствия культурных элементов. Вво­дить людей в жизнь города без канализации, без противо­малярийных препаратов, без контроля за рождаемостью означает отбросить культуру и подвергнуть ее представите­лей мучительным, часто неразрешимым проблемам.

Но это только часть истории, потому что существует предел новизны, который любой индивидуум или группа могут усвоить за короткий отрезок времени, вне зависимо­сти от того, насколько хорошо интегрированным может быть Целое. Никого — ни жителя Ману, ни москвича — нельзя безболезненно вытолкнуть выше его адаптивного уровня —

его будет мучить тревога, он будет дезориентирован. Более того, обобщать опыт маленькой популяции Южного моря

опасно.

На счастливую историю Ману (рассказанную и пере­сказанную, как современная народная сказка, часто ссыла­ются как на свидетельство того, что мы в своих высокотехнологичных странах также способны совершить скачок на новую стадию развития без лишних неудобств. Однако наша ситуация — мы устремляемся в сверхиндуст­риальную эру — радикальным образом отличается от ситу­ации островитян.

Еще важнее то, что скорость перемен настолько возрос­ла, темп настолько форсированный, что мы попадаем в ис­торически беспрецедентную ситуацию. Нас просят адаптироваться не к одной новой культуре, как жителей Ману, а к слепящей последовательности новых преходя­щих культур. Вот почему мы, может быть, приближаемся к верхней границе пределов адаптации. Ни одно из предше­ствующих поколений не сталкивалось с таким испытанием. Поэтому только теперь, на нашем веку, и только в тех­нологических обществах выкристаллизовалась потенциаль­ная возможность массового шока будущего.

Однако сказать подобное — значит создать серьезное не­доразумение. Во-первых, многие авторы, обращающие вни­мание на социальные проблемы, рискуют усилить и без того глубокий пессимизм, которым охвачены технологические об­щества. Снисходительное к себе отчаяние сегодня — чрезвы­чайно ходкий литературный товар. Однако отчаяние не просто прибежище безответственности, оно неоправданно.

404

Источником большинства осаждающих нас проблем, в том числе шока будущего, являются не неумолимые силы при­роды, а созданные человеком процессы, которые, по край­ней мере потенциально, подвластны нашему контролю.

Кроме того, существует опасность, что те, кто высоко ценит статус-кво, могут использовать концепцию шока бу­дущего как оправдание, чтобы добиться моратория на пе­ремены. Любая попытка подавить перемены не только потерпит неудачу и повлечет за собой еще большие, более кровавые, неуправляемые и невиданные изменения, но бу­дет нравственным безумием. По любым человеческим нор­мам определенные социальные изменения уже отчаянно запаздывают. Ответ на шок будущего не в неизменности, а в изменениях иного вида.

Единственный способ сохранить какое-то подобие рав­новесия в ходе сверхиндустриальной революции — отве­тить изобретением на изобретение: создать новые личные и социальные механизмы, регулирующие изменения. Следо­вательно, нам нужно не слепое принятие или слепое со­противление, а множество творческих стратегий, чтобы избирательно формировать, отклонять, ускорять или замед­лять изменение. Индивидууму нужны новые принципы, чтобы задавать темп своей жизни и планировать ее вместе с кардинально новой формой образования. Ему также могут понадобиться специальные новые технологические помощ­ники, чтобы повысить его адаптивность. В то же время об­ществу нужны новые институты и организационные формы, новые буфера и регуляторы равновесия.

Все это, конечно, подразумевает еще большее измене­ние — изменение изначально созданной модели, которое сможет обуздать ускоряющийся рывок, управлять им и за­давать ему темп. Это нелегко будет сделать. Быстро продви­гаясь на социальную территорию, не нанесенную на карты, мы не имеем ни проверенных временем методов, ни пла­нов. Поэтому мы должны экспериментировать с широким спектром мер, регулирующих изменения, изобретая и от­вергая их по мере продвижения вперед. Именно в этом эк­спериментальном духе предлагаются следующие тактики и

405

стратегии, не как панацея, а как примеры новых подходов, которые необходимо испытать и оценить. Некоторые из них личностные, другие — технологические и социальные. Ведь борьба за то, чтобы направить изменения, должна происхо­дить на всех уровнях одновременно.

Усвоив более ясное понимание проблемы и более ра­зумный контроль над определенными ключевыми процес­сами, мы можем превратить кризис в возможность, помогая людям не просто выжить, но достичь вершины волн пере­мен, вырасти и получить новое ощущение господства над собственными судьбами.

СПОСОБНОСТЬ СПРАВЛЯТЬСЯ НАПРЯМУЮ

Например, мы можем периодически сосредоточиваться на самих себе, изучить собственные телесные и психологи­ческие реакции на изменения, на короткое время отключа­ясь от внешней среды, чтобы оценить свою внутреннюю среду. Речь идет не о манифестации субъективности, а о хладнокровном рассмотрении наших собственных качеств. По словам Ганса Селье, чья работа по стрессу открыла но­вые горизонты в биологии и психиатрии, индивидуум мо­жет «сознательно искать признаки перевозбуждения»².

Сердцебиение, тремор, бессонница или необъяснимая слабость вполне могут сигнализировать о перевозбуждении, точно так же как смятение, необычная раздражительность,

406

глубокая усталость и паническое ощущение, что все усколь­зает из-под контроля, являются психологическими показа­телями. Наблюдая за собой, оглядываясь на изменения в своем недавнем прошлом, мы можем определить, опериру­ем ли мы спокойно, в пределах своих адаптивных границ или наталкиваемся на их внешние рамки. Короче говоря, мы можем сознательно оценивать собственный жизненный темп.

Сделав это, мы можем начать сознательно влиять на него, ускоряя его или замедляя, сначала в отношении мелочей, микросреды, а затем в условиях более крупных, структур­ных паттернов опыта. Мы можем изучить наши собствен­ные непреднамеренные реакции на перевозбуждение.

Мы используем дестимулирующую тактику, например, когда врываемся в спальню тинэйджера и выключаем сте­реосистему, которая бомбардирует наши барабанные пере­понки невыносимыми прерывистыми звуками. Поистине мы с облегчением вздыхаем, когда уровень шума снижает­ся. Мы ослабляем сенсорную бомбардировку и иными спо­собами: опускаем жалюзи, создавая в комнате полумрак, отдыхаем в тишине на пустынной полосе пляжа. Мы мо­жем включить кондиционер не столько для того, чтобы сни­зить температуру в комнате, сколько для того, чтобы заглушить непредсказуемые звуки с улицы равномерным, предсказуемым гудением.

Мы закрываем двери, надеваем темные очки, избегаем зловонных мест и шарахаемся в сторону от действующих на нас странных внешних впечатлений, когда хотим уменьшить количество новой сенсорной информации. Точно так же, как мы предпочитаем знакомую дорогу домой с работы, а не сворачиваем за новый угол, мы выбираем сенсорную не­новизну. Короче говоря, мы используем «сенсорную защи­ту» — тысячи тонких поведенческих уловок, чтобы «выключать» сенсорные стимулы, когда они приближаются к нашему верхнему адаптивному пределу.

Мы используем подобные тактики, чтобы контролиро­вать уровень когнитивного возбуждения. Даже лучшие уче­ники периодически устремляют взгляд за окно, блокируя

учителя, закрываясь таким образом от потока новых дан­ных. Даже у ненасытных читателей бывает период, когда им невыносимо взять в руки книгу или журнал.

Почему на многолюдной вечеринке в доме приятеля одна гостья отказывается учиться играть в новую карточную игру, хотя другие уговаривают ее? Здесь играет роль множество факторов: самооценка индивидуума, боязнь показаться глу­пой и тому подобное. Но одним из незамечаемых факто­ров, обусловливающих нежелание, может быть общий уровень когнитивного возбуждения индивидуума в данный момент. «Не надоедайте мне новой информацией» — эту фразу обычно произносят шутливо. Но шутка часто маски­рует реальное желание избежать слишком сильного давле­ния новой информации.

Это отчасти объясняет наш специфический выбор раз­влечений — чтение, фильмы, телепередачи в часы досуга. Иногда мы стремимся к высокому коэффициенту новизны, богатому потоку информации. В другие моменты мы актив­но сопротивляемся когнитивному возбуждению и тянемся к «легким» развлечениям. Например, типичный детектив­ный рассказ непредсказуем — кто-это-сделал? — в преде­лах тщательно структурированной обрядовой рамки, набора не новых, а, следовательно, легко предсказуемых отноше­ний. Таким способом мы используем развлечение для по­вышения или снижения возбуждения, как регулятор эмоционального темпа, приводя его в соответствие с наши­ми возможностями.

Используя такие тактики более сознательно, мы можем «тонко настраивать» свою микросреду. Мы также можем отсечь нежелательное возбуждение, чтобы облегчить свое когнитивное бремя. «Стремление помнить слишком много вещей, конечно, один из главных источников психологи­ческого стресса, — пишет Селье. — Я совершаю сознатель­ное усилие, чтобы немедленно забыть все, что не важно, и кратко записать данные, возможно, представляющие цен­ность... Эта техника может помочь каждому добиться вели­чайшей простоты, совместимой со степенью сложности его интеллектуальной жизни».

408

Мы также действуем, чтобы регулировать поток реше­ний. Мы откладываем решения или делегируем их другим, когда страдаем от чрезмерного груза решений. Иногда наша способность принимать решения бывает просто парализо­вана. Я видел, как женщина-социолог, только что вернув­шаяся с многолюдной, весьма напряженной конференции, сидела в ресторане и была абсолютно не в состоянии сде­лать заказ. «Чего бы тебе хотелось?» — спрашивал ее муж. «Реши за меня», — отвечала она. Когда ее попросили вы­брать между специфическими альтернативами, она все рав­но эксплицитно отказалась, сердито настаивая на том, что ей не хватает «энергии» принять решение.

Такими методами мы пытаемся, насколько возможно, регулировать поток сенсорного, когнитивного и связанного с принятием решений возбуждения, стремясь каким-то сложным и пока неизвестным способом уравновесить их между собой. Но есть и более надежный способ справиться с угрозой перевозбуждения — контролировать норму быст­ротечности, новизны и разнообразия в нашем окружении.

ЗОНЫ ЛИЧНОЙ СТАБИЛЬНОСТИ

Мы можем применять ту же тактику по отношению к людям и другим параметрам опыта. Бывают времена, когда

даже самый общительный человек чувствует себя некон­тактным и отказывается от приглашений на вечеринки и другие мероприятия, которые требуют социального взаи­модействия. Мы сознательно избегаем контактов. Мы мо­жем свести к минимуму поездки. Мы можем сопротивляться бессмысленным реорганизациям в своей компании, прихо­де, братстве или общине. Принимая важные решения, мы можем сознательно взвешивать скрытые издержки перемен, сравнивая их с выгодами.

Однако это не значит, что перемены можно или нужно остановить. Нет ничего менее разумного, чем рекоменда­ция герцога Кембриджа, который, как говорят, безответ­ственно заявил: «Любое изменение в любое время по любой причине не следует одобрять». Теория адаптивных преде­лов предполагает, что, несмотря на физические издержки, некоторый уровень изменения так же жизненно важен для здоровья, как вредно слишком большое изменение.

Некоторые люди по до сих пор неясным причинам на­строены на гораздо более высокий уровень раздражителей, чем другие. Кажется, что они страстно жаждут изменений, даже когда другие отшатываются от них. Новый дом, новая машина, еще одна поездка, еще один кризис с работой, больше гостей в доме, выходов, финансовых авантюр и не­удач — кажется, что они принимают все это и еще многое без очевидных болезненных последствий.

Однако пристальный анализ таких людей часто выявля­ет то, что можно было бы назвать «зонами стабильности» в их жизни — определенные длительные отношения, кото­рые тщательно поддерживаются, несмотря на все виды иных изменений.

Один мой знакомый прошел через ряд любовных ис­торий, развод и новый брак за очень короткий отрезок времени. Он преуспевает в переменах, наслаждается пу­тешествиями, новыми блюдами, новыми идеями, новы­ми фильмами, пьесами и книгами. Он обладает высоким интеллектом и низким «порогом надоедливости», его раз­дражают традиции, он неустанно стремится к новизне. На первый взгляд, он ходячий образец изменчивости.

Однако пристальный взгляд обнаружит, что он десять лет работает на одной и той же работе. Он ездит на потре­панном автомобиле, которому семь лет, носит одежду, дав­но вышедшую из моды. Его ближайшие друзья — это -коллеги, с которыми он связан уже долгое время, и несколько старых приятелей еще по колледжу.

Другой случай: человек меняет места работы со скорос­тью, не укладывающейся в уме, перевозит свою семью с места на место 13 раз за 18 лет, очень много путешествует, берет машины напрокат, пользуется товарами, купленны­ми на распродажах, гордится тем, что убедил соседей ис­пробовать новые приспособления; кажется, он живет в беспокойном вихре новизны и разнообразия. Однако снова пристальный взгляд обнаружит в его жизни значимые зоны стабильности: хорошие, прочные отношения с женой в те­чение 19 лет, постоянные связи с родителями, старыми дру­зьями по колледжу, отношения с новыми людьми на уровне «знакомств».

Другой формой зоны стабильности является привычный образец, который постоянно остается с человеком, вне за­висимости от того, каким другим изменениям подвергается его жизнь. Профессор, переезжавший с места на место семь раз за десять лет, постоянно ездящий в Соединенные Шта­ты, Южную Америку, Европу и Африку, то и дело меняю­щий работу, придерживается одного и того же режима дня, где бы ни оказался. Он читает с восьми до девяти утра, в обеденное время тратит 45 минут на физические упражне­ния, а затем урывает полчаса сна до работы, которой зани­мается до десяти вечера.

Поэтому проблема не в том, чтобы сдерживать измене­ние — это сделать невозможно, — а в том, чтобы управлять им. Выбирая быстрое изменение в определенных секторах жизни, можно сознательно устраивать зоны стабильности в других местах. Наверное, сразу после развода не следует менять работу. Поскольку рождение ребенка изменяет все человеческие связи внутри семьи, вероятно, не нужно сразу же менять место жительства, постольку это влечет за собой огромную реорганизацию человеческих связей за предела-

411

ми семьи. Недавно овдовевшей женщине, наверное, не сле­дует тотчас продавать свой дом.

Однако чтобы создать действующие зоны стабильности, изменить более широкие паттерны жизни, нам нужны го­раздо более мощные инструменты. Прежде всего нам нуж­на радикально новая ориентация на будущее.

В конечном счете, чтобы управлять изменением, мы должны принять его. Однако идее, что личное будущее до некоторой степени можно принять, противостоит стойкое человеческое предубеждение. В глубине души многие люди верят, что будущее — это неизвестность. Тем не менее правда в том, что мы можем навязывать возможности переменам, которые хранятся для нас про запас, особенно определен­ным крупным структурным изменениям, и есть способы использовать наши знания в создании личных зон стабиль­ности.

Например, мы можем с определенностью предсказать, что, если преждевременная смерть не оборвет нашу жизнь, мы станем старше; наши дети, наши родственники и дру­зья тоже станут старше; с определенного момента наше здо­ровье начнет ухудшаться. Результат такого простого умозаключения очевиден: мы способны в значительной мере делать прогнозы относительно своей жизни на год, пять или десять лет, предвидеть изменения, которые с нами про­изойдут в этот промежуток времени.

Мало индивидуумов и семей систематически планиру­ют будущее. Когда строятся планы, они обычно связаны с бюджетом. Однако мы можем так же, как предсказываем денежные траты, предсказывать свой расход времени и эмо­ций. Таким образом можно приоткрыть наше будущее и оценить общий уровень перемен, ждущих впереди, перио­дически составляя «Прогноз времени и эмоций». Это по­пытка оценить процент времени и энергии, вкладываемых в различные важные аспекты жизни, и увидеть, как этот процент может измениться с годами.

Можно, например, записать в столбик названия тех сек­торов жизни, которые кажутся нам наиболее важными: здо­ровье, профессия, досуг, супружеские отношения, отношения

412

с родителями, сыновьями или дочерьми и т. д. Затем можно записать в каждой строке «предположительную оценку» вре­мени, которое мы в настоящее время уделяем каждому данно­му сектору. В качестве иллюстрации: работа с девяти до пяти, получасовая дорога и обычные отпуска и праздники. Человек, применив этот метод, выяснит, что тратит на работу пример­но 25% своего времени. Можно также, хотя это, конечно, на­много труднее, сделать субъективную оценку процента своей эмоциональной энергии, вкладываемой в работу. Если работа скучная и спокойная, он вкладывает в нее немного, то произ­водить корреляцию между потраченным временем и эмоция­ми не нужно.

Если он выполнит такое упражнение для каждого зна­чимого сектора своей жизни, заставит себя написать про­центы, даже используя самую приблизительную оценку, и суммирует цифры, чтобы удостовериться, что они не пре­вышают 100%, он будет вознагражден — он проникнет в суть удивительных вещей. Ведь способ, каким он распреде­ляет свое время и эмоциональную энергию, — это непос­редственный ключ к его системе ценностей и его личности.

Однако расплата за участие в данном процессе по-на­стоящему начинается, когда он мысленно переносится впе­ред, честно и подробно спрашивая себя, как его работа, брак, отношения с детьми и родителями будут развиваться в пред­стоящие годы.

Если, например, он сорокалетний средний менеджер с двумя сыновьями-подростками, еще живы двое его родите­лей или родители жены, а у него самого начинается дуоде­нальная язва, он может предположить, что лет через пять его мальчики поступят в колледж или будут жить отдельно. Время, уделяемое родительским заботам, вероятно, умень­шится. Следовательно, уменьшится эмоциональная энер­гия, которой требует его родительская роль. Поскольку его собственные родители и родители жены станут старше, ве­роятно, что его сыновние обязанности увеличатся. Если они заболеют, ему, возможно, придется посвящать больше вре­мени и сил уходу за ними. Если статистически вероятно, что в изучаемый период они умрут, ему нужно смотреть в

413

лицо этому факту. Он говорит, что может ожидать крупного изменения своих обязательств. В то же время его собствен­ное здоровье нисколько не улучшится. Таким же образом он может осмелиться сделать некоторые предположения о своей работе — шансы на повышение, вероятности реорга­низации, переподготовки и т. п.

Все это трудно и не дает «знания будущего». Это скорее помогает ему сделать эксплицитными некоторые из его пред­положений относительно будущего. По мере того как он будет продвигаться вперед, заполняя прогноз на нынешний год, будущий год, пятый или десятый год, начнут появлять­ся паттерны изменения. Он увидит, что в определенные годы нужно ожидать большего количества перемен и перерас­пределений, чем в другие. Одни годы более беспокойны, больше наполнены переменами, другие — меньше. Тогда он может на основании этих систематических допущений решить серьезные проблемы в настоящем.

Следует ли семье переезжать в будущем году или и без того будет достаточно суеты и перемен? Следует ли ему ухо­дить с работы? Покупать новую машину? Ехать в дорого­стоящий отпуск? Отправить пожилого тестя в дом для престарелых? Завести роман? Может ли он позволить себе нарушить семейные обязательства или переменить про­фессию? Следует ли ему пытаться сохранить неизменны­ми определенные уровни обязательств? Эти техники — чрезвычайно грубые инструменты личного планирования. Может быть, психологи и социальные психологи разрабо­тают более точные инструменты, более чувствительные к различиям вероятности, тонкие, пробуждающие интуицию. Однако если нам нужны скорее ключи, чем определенность, даже такие примитивные методы могут помочь нам уме­рить или направить поток изменения в нашей жизни. Ведь помогая нам идентифицировать зоны быстрого изменения, они также помогают нам идентифицировать — или изобре­сти — зоны стабильности, образцы относительного посто­янства в непреодолимом и непрерывном движении. Они уменьшают противоречия в стремлении человека управлять изменением.

Стремление подавить или ограничить изменение нельзя назвать чисто негативным процессом. Проблема для любо­го индивидуума, пытающегося справиться с быстрым изме­нением, в том, как удержаться в пределах границ адаптивности, а помимо этого, как найти ту совершенную оптимальную точку, в которой он живет с максимальной эффективностью. Д-р Джон Л. Фуллер, научный сотрудник Лаборатории Джексона, биомедицинского исследователь­ского центра в Бар Харборе, штат Мэн, проводит экспери­менты по воздействию эмпирического лишения и перегрузки. «Некоторые люди, — говорит он, — достигают определенного чувства безмятежности даже среди суеты не потому, что они невосприимчивы к эмоциям, но потому, что они нашли способы воспринимать только «правильное» количество изменений в своей жизни»³. Стремление к это­му оптимуму может быть тем, с чем соотносится понятие «погоня за счастьем».

На время пойманные в ловушку ограниченной нервной и эндокринной системой, данной нам эволюцией, мы дол­жны разработать новые тактики, помогающие нам регули­ровать возбуждение, которому мы подвергаемся.

СИТУАТИВНОЕ ГРУППИРОВАНИЕ

Мы можем оставаться в старом доме — только чтобы увидеть, как изменилась округа. Мы можем сохранить ста­рую машину — только чтобы убедиться, что счета за ремонт растут за пределы разумного. Мы можем отказаться переез­жать в новое место — только в результате лишимся работы. В течение некоторого времени остаются меры, которые мы

можем принять, чтобы ослабить воздействие изменений на нашу личную жизнь, реальная проблема находится вне нас.

Чтобы создать среду, в которой изменение вносит раз­нообразие в жизнь индивидуума и обогащает, а не подавля­ет его, мы должны использовать не только личные тактики, но и социальные стратегии. Если нам нужно провести лю­дей через период ускорения, мы должны сейчас начать встра­ивать «абсорбционные колонны шока будущего» в саму фабрику сверхиндустриального общества. А это требует но­вого подхода к проблеме изменчивости и неизменности нашей жизни. Это требует даже совсем иного способа классификации людей.

Сегодня мы делим людей на категории не в соответ­ствии с изменениями, которые происходят с ними в насто­ящий момент, а в соответствии с их статусом и положением между изменениями. Мы рассматриваем члена профсоюза как человека, который вступил в союз и еще не вышел. Фокус внимания направлен не на вступление или выход, а на «неизменную» ситуацию между ними. Получатель соци­ального пособия, студент колледжа, член методистской цер­кви — все это состояние человека, так сказать, между изменениями.

Однако есть принципиально иной способ смотреть на людей. Например, «тот, кто переезжает на новое место жи­тельства», это классификация, под которую каждый день под­падают 100 тыс. американцев, однако о них редко думают как о группе⁴. Классификации «тот, кто меняет работу», или «тот, кто входит в церковь», или «тот, кто разводится» — все осно­ваны на временных, преходящих состояниях, а не на длитель­ных состояниях между переходами.

Внезапный перенос фокуса с размышлений о том, кем люди «являются», на размышления о том, кем они «стано­вятся», предполагает огромное множество новых подходов к адаптации.

Один из самых образных и самых простых подходов предложил д-р Герберт Герджой, штатный психолог Иссле­довательской организации ресурсов человека. Он называет его «ситуативным группированием»; как многие хорошие

416

идеи, этот подход, очевидно, плодотворен, хотя он никогда не применялся систематически. Ситуативные группы впол­не могут стать одной из ключевых социальных служб в бу­дущем.

Д-р Герджой утверждает, что для людей, которые про­ходят в одно и то же время через похожие жизненные изме­нения, следует создать временные организации — «ситуативные группы». Такие ситуативные группы, заявля­ет Герджой, нужны семьям, которые переезжают на новое место жительства, мужчинам и женщинам, собирающимся развестись, людям, которым предстоит потеря родителя или супруга, тем, кто ждет рождения ребенка, мужчинам, гото­вящимся к переквалификации, семьям, только что пере­ехавшим в сообщество, тем, кто готовится к браку последнего ребенка, тем, кто скоро уходит на пенсию, — иными слова­ми, всем, кому предстоит важная жизненная перемена.

«Членство в группе, конечно, временное, только для того, чтобы помочь человеку в трудностях перехода. Некоторые группы могли бы встречаться несколько месяцев, другим, вероятно, достаточно провести одну встречу».

Собирая вместе людей, которые переживают или кото­рым предстоит пережить одинаковый адаптивный опыт, утверждает он, мы помогаем им тем, что даем им необходи­мые знания. «Человек, которому нужно адаптироваться к новой жизненной ситуации, теряет некоторые основы сво­ей самооценки. Он начинает сомневаться в собственных способностях. Если мы объединяем его с людьми, проходя­щими через те же переживания, с теми, с кем он может идентифицироваться и кого он может уважать, мы вселяем в него уверенность. Членов группы объединяет чувство иден­тичности. Они видят свои проблемы более объективно. Они обмениваются полезными соображениями и прогнозами. Что самое важное, они предлагают друг другу будущие альтер­нативы».

Этот акцент на будущем, говорит Герджой, имеет реша­ющее значение. В отличие от сеансов групповой терапии цель встреч ситуативных групп — не распутывание прошлого и погружение в него, не самораскрытие, а обсуждение лич-

ных задач и планирование практических стратегий в новой жизненной ситуации. Члены могли бы смотреть фильмы о группах, борющихся с аналогичными проблемами, они могли бы слушать тех, у кого уже есть определенный опыт. Коро­че говоря, им дается возможность объединить в общий фонд свой личный опыт еще до момента перемен.

По существу, в этом подходе нет ничего нового. Даже сейчас некоторые организации основаны на ситуативных принципах. Группа волонтеров Корпуса мира, готовящихся выполнить свою миссию за границей, фактически такая же ситуативная группировка, как курсы для беременных и мо­лодых матерей. Во многих американских городах есть Клу­бы новоселов, которые приглашают новых жителей на обеды и другие встречи, позволяющие им общаться с другими не­давно прибывшими и сравнить проблемы и планы. Может быть, стоило бы создать также «Клуб уезжающих». Новое в этом то, что в обществе систематически возникают соты подобных «курсов, обучающих справляться»⁵.

КРИЗИСНОЕ КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ

Сегодня люди в кризисе перехода обращаются к разно­образным специалистам — врачам, консультантам по про­блемам брака, психиатрам, специалистам в области профессий и другим, чтобы получить совет именно для себя. Однако для многих видов кризиса подходящих специалис­тов не существует. Кто поможет семье или индивидууму, столкнувшимся с необходимостью переехать в новый город

В третий раз за пять лет? Кто поможет лидеру, которого бросает вверх-вниз перестройка его или ее клуба или орга­низации сообщества? Кто поможет секретарю, которого отправили работать в машинописное бюро?

Такие люди не больны. Им не нужен психиатр, им не нужно его внимание, им нужны совершенно иные консуль­танты.

Сегодня для множества жизненных переходов нет ни­какой рекомендательной помощи, а в будущем вторжение новизны столкнет индивидуумов с абсолютно новыми ви­дами личных кризисов. Гетерогенность общества стреми­тельно увеличивается, и разнообразие проблем будет нарастать. В медленно меняющихся обществах типы кри­зисов, которые испытывают индивидуумы, более единооб­разны, и источники специализированных советов легче идентифицировать. Человек, застигнутый кризисом, идет к своему священнику, своему знахарю или местному началь­нику. Сегодняшние персонализированные консультацион­ные службы в высокотехнологичных странах стали настолько специализированными, что в результате у нас появились советчики второго уровня, которые только дают человеку совет, куда пойти за советом.

Эти справочные службы — дополнительная бюрократи­ческая прослойка, задерживающая помощь, в которой нуж­дается индивид. Поэтому нередко помощь приходит с запозданием, когда он, возможно, уже принял критическое решение — и совершил ошибку. До тех пор пока мы счита­ем, что совет всегда должен исходить от специалистов-про­фессионалов, мы можем предвидеть еще большие трудности. Пока специализация основывается на том, чем люди «явля­ются», а не на том, чем они «становятся», она вообще упус­кает из виду многие реальные адаптивные проблемы. Традиционные системы социальных служб не отвечают со­временным требованиям.

Системе ситуативного группирования необходимо до­полнение — консультативный аппарат, где полный рабо­чий день заняты не только профессиональные советчики, но и непрофессиональные эксперты. Мы должны признать:

чтобы быть специалистом по какому-либо типу кризиса, не обязательно иметь формальное образование, порой опыт личного переживания может быть полезнее.

Чтобы помочь многомиллионному потоку людей в труд­ных переходах, с которыми они, по-видимому, столкнутся, мы будем вынуждены «назначить» огромное количество не­профессионалов — бизнесменов, студентов, учителей, рабо­чих и других — на должность «кризисных консультантов». Завтрашние консультанты — не представители таких тради­ционных дисциплин, как психология или медицина, а специ­алисты по кризисным ситуациям: перемена места жительства, продвижение по службе, развод или субкультурные пробле­мы. Вооруженные собственным недавним опытом, работаю­щие как волонтеры или за минимальную плату, они выделят часть своего времени, чтобы слушать других непрофессиона­лов, говорящих о своих проблемах, опасениях и планах. Вза­мен они получат помощь, необходимую для их собственного адаптивного развития, от других.

В том, что люди ищут совета друг у друга, нет ничего нового. Новое — это наша способность, используя ком­пьютеризованные системы, быстро собирать ситуативные группы, соединять индивидуумов с консультантами и де­лать то и другое со значительным соблюдением права на личную тайну и анонимность⁶.

Сегодня «слушающие» и «заботящиеся» службы уже рас­пространяются повсеместно. В Дэйвенпорте, Айова, оди­нокие люди могут набрать телефонный номер и их соединят со «слушателем» — человеком из постоянно меняющегося штата волонтеров, которые находятся у телефона 24 часа в сутки. Программа, начало которой положила местная ко­миссия по делам престарелых, подобна службе «Кольцо за­боты» в Нью-Йорке. Служащие «Кольца заботы» за абонентную плату дважды в день в назначенное время зво­нят своим подопечным. Абонент предоставляет службе дан­ные своего врача, соседа, управляющего домом и близкого родственника. В случае, если на звонок нет ответа, служба спустя полчаса делает еще одну попытку. Если ответа по-прежнему нет, извещают врача и на место отправляют мед-

420

сестру. Службы «Кольца заботы» сейчас обретают права в других городах. В обеих этих службах мы видим прообразы кризисной консультативной системы будущего.

При такой системе предоставление и получение совета становится не «социальной услугой» в обычном, бюрокра­тическом, безличном смысле, но в высшей степени адрес­ной поддержкой, которая не только помогает индивидуумам справиться с переменами в их собственной жизни, но и связывает все общество в своего рода «сети любви» — ин­тегрирующейся системе, основанной на принципе «Ты ну­жен мне настолько же, насколько я нужен тебе». Ситуативные группы и кризисное консультирование от че­ловека к человеку, по всей вероятности, станут значимой частью жизни каждого по мере того продвижения к не­определенному будущему.

ДОМА НА ПОЛПУТИ

Раньше после монотонной, жестко регламентированной жизни тюрьмы человек без всякой подготовки оказывался в открытом обществе. Теперь его сначала переводят в промежу­точное учреждение: днем он работает в общине, а на ночь возвращается в пенитенциарное учреждение. Постепенно ог­раничения снимаются, пока он полностью не приспосаблива­ется к внешнему миру. Тот же принцип используется различными психиатрическими учреждениями.

Вероятно, если использовать этот принцип «дома на полпути», можно значительно смягчить проблемы сельских

421

жителей, внезапно перемещенных в городские центры, об­легчить им вхождение в новый образ жизни. По этой тео­рии, городам нужно облегчить прием, т. е. на некоторое время создать условия «полпути» между сельским обществом, которое покинули мигранты, и городским обществом, в которое они стремятся проникнуть⁸. Если бы вместо того чтобы обращаться с ними как с мигрантами, которых город вынужден принять, и предоставить им самим найти соб­ственный путь, их бы сначала «акклиматизировали», они адаптировались бы намного успешнее.

Подобная идея — фильтрование через специалистов, которые сами обеспокоены «незаконным заселением земель» в крупных городах — существует и в технологически слабо­развитом мире. Вокруг Хартума в Судане тысячи бывших кочевников образовали концентрические круги поселений. В наиболее удаленных от города поселениях люди живут в палатках, весьма похожих на те, в которых они жили рань­ше. Следующая группа живет в глинобитных хижинах с па­латочным верхом. Те, кто еще ближе к городу, устроились в глинобитных хижинах с жестяными крышами.

Когда полицейские отправились сносить палатки, го­родской планировщик Константинос Доксиадис порекомен­довал не разрушать их, а предоставить жителям определенные муниципальные услуги. Он предложил рассматривать кон­центрические поселения их как огромный обучающий ме­ханизм, через который проходят индивидуумы и семьи, шаг за шагом вступая в урбанизированное общество⁹.

Однако применение этого принципа не нужно ограни­чивать бедными, сумасшедшими или преступниками. Идея «вписаться» в перемены контролируемыми, градуированны­ми этапами, а не резкими переходами, имеет решающее значение для любого общества, которое хочет справиться с быстрым социальным или технологическим смещением. Например, ветерана можно было бы освобождать от служ­бы поэтапно. Студент из сельской местности мог бы до по­ступления в крупный городской университет провести несколько недель в колледже в городе средней величины. Пациенту, который провел в больнице долгое время, мож-

422

но было бы до выписки разрешить раз или два побывать дома.

Мы уже экспериментируем с этими стратегиями, но возможны и другие. Например, уход на пенсию не дол­жен быть резкой, разрушающей эго переменой — все или ничего, какой она является сейчас для многих мужчин. Нет никаких причин, по которым нельзя это сделать по­степенно. Призыв на военную службу, обычно резко и почти насильно разлучающий молодых людей с их семь­ями, можно проводить поэтапно. Легальную сепарацию, которая предположительно выполняет роль «дома на пол­пути» при разводе, можно было бы сделать юридически менее сложной и психологически менее дорогостоящей. Пробный брак следовало бы поощрять, а не порочить. Короче говоря, в любом случае возможна поэтапная сме­на статуса.

АНКЛАВЫ ПРОШЛОГО

Это могут быть сообщества, где история частично замо­рожена, как в поселках менонитов в Пенсильвании, или места, где искусно моделируют прошлое, подобные Уильямсбургу, Виргиния, или Мистику, Коннектикут. Однако в отличие от Уильямсбурга и Мистика, через которые поток посетителей течет в постоянном и быстром темпе, анклавы завтрашнего дня должны быть местами, где люди, столк­нувшиеся с шоком будущего, по желанию могут скрывать­ся от перемен неделями, месяцами и даже годами.

В таких сообществах люди смогут сохранить размерен­ное и спокойное существование, которое им необходимо.

423

Сообщества должны быть сознательно изолированы, избира­тельно отрезаны от окружающего общества. Следует ограни­чить автотранспорт. Газеты должны быть еженедельными, а не ежедневными. Если вообще стоит сохранять радио- и теле­вещание, то оно должно вестись не круглосуточно, а лишь несколько часов. На уровне, максимально эффективном, ка­кой могут позволить передовые технологии, должны поддер­живаться только специальные экстренные службы, например медицинская помощь.

Такие сообщества не следует высмеивать, их нужно суб­сидировать как форму психического и социального страхова­ния. Во времена чрезвычайно быстрых перемен более широкое общество, весьма вероятно, может совершить непоправимую, катастрофическую ошибку. Представьте себе, например, ши­рокое проникновение пищевой добавки, которая, как вдруг оказывается, обладает действием талидамида. Можно пред­ставить себе несчастные случаи стерилизации или даже гибе­ли всего населения.

Распространяя анклавы прошлого, так сказать, живые музеи, мы увеличиваем шансы, что будет тот, кто в случае массового бедствия соберет осколки. Такие сообщества мог­ли бы также служить экспериментальными обучающими механизмами. Так, дети из внешнего мира могли бы прове­сти несколько месяцев в смоделированной феодальной де­ревне, живя и действительно работая так, как дети столетия тому назад. Можно было бы сделать так, чтобы подростки в течение некоторого времени жили в типичном раннеиндустриальном сообществе и действительно работали там на мельнице или фабрике. Такое живое образование дало бы им историческое видение, какого не может дать ни одна книга. В этих сообществах мужчины и женщины, которым хочется более размеренной жизни, могли бы действительно сделать карьеру, «будучи» Шекспиром, или Беном Франк­лином, или Наполеоном — не просто исполняя их роли на сцене, но живя, обедая, отдыхая, как их герои. Карьера «ис­торической модели» привлекла бы великое множество ода­ренных от природы актеров.

Короче говоря, каждому обществу понадобятся субоб­щества, членам которых поручено оставаться в стороне от

424

самых последних увлечений. Может быть, мы даже захотим платить людям за то, что они не пользуются самыми новы­ми товарами, не наслаждаются большинством автоматизи­рованных и изощренных удобств.

АНКЛАВЫ БУДУЩЕГО

По той же модели, точно так же, как мы создаем для людей возможность жить в более медленном темпе прошло­го, мы должны создать для индивидуумов и возможность . заранее испытать аспекты их будущего. Значит, нам при­дется создавать и анклавы будущего.

В каком-то смысле мы это уже делаем. Астронавтов, летчиков и других специалистов часто тренируют, помещая их в тщательно смоделированную ситуацию и среду, в ко­торой им в будущем реально придется работать. Дублируя интерьер кабины или отделяемого модуля, мы позволяем им постепенно привыкнуть к будущей среде. Полицейские, разведчики, десантники и другие военные специалисты про­ходят предварительную подготовку в кинозалах, смотря фильмы о людях, с которыми им придется столкнуться, о фабриках, куда им придется проникнуть, о местности, ко­торую им придется преодолеть. Таким образом их готовят к тому, чтобы они справились с множеством будущих слу­чайностей.

Нет причины, почему тот же принцип нельзя было бы расширить. Перед переводом работника на предприятие, находящееся в другом месте, ему и его семье нужно пока­зать подробные фильмы об округе, где они будут жить, школе, куда будут ходить их дети, магазинах, где они будут делать покупки, может быть, даже об учителях, продавцах и соседях, с которыми они встретятся. Предварительно адап­тируя их таким образом, мы можем снизить их тревогу по поводу неизвестности и заранее подготовить их к решению многих проблем, с которыми они, по всей вероятности, стол­кнутся.

425

Завтра, по мере развития технологии эксперименталь­ного моделирования, мы сможем пойти еще дальше. Инди­видуум, проходящий предварительную адаптацию, сможет не только увидеть и услышать среду, в которую ему пред­стоит войти, но и прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, ощутить ее запах. Он сможет модельно взаимодей­ствовать с людьми из своего будущего, ощутить тщательно продуманные переживания, созданные, чтобы улучшить его способность справляться с ними.

«Психологические войска» будущего найдут изобильный спрос, создавая такие устройства предварительной адапта­ции и работая с ними. Целые семьи могут приходить в анк­лавы «работай-учись-и-играй», которые, в конце концов, станут музеями будущего, обучающими людей справляться со своими собственными личными «завтра».

ГЛОБАЛЬНЫЕ КОСМИЧЕСКИЕ КАРНАВАЛЫ

«Загипнотизированные самой идеей перемены, — пи­шет Джон Гарднер в Self Rennewal, — мы должны остере­гаться представления, что непрерывность — это ничего не значащий, если не предосудительный, фактор в истории человечества. Непрерывность — чрезвычайно важный фак­тор в жизни индивидуумов, организаций и обществ»¹⁰.

В свете теории пределов адаптивности становится ясно, что настойчивое требование непрерывности в нашем опыте не обязательно «реакционно», как и требование резкого или прерывистого изменения не обязательно «прогрес­сивно». В застойных обществах есть глубокая психологи­ческая потребность в новизне и новых стимулах. В ускоряющемся обществе вполне может быть потребность в сохранении определенных непрерывностей.

В прошлом важный буфер перемен обеспечивал ритуал. Антропологи говорят, что определенные повторяемые це­ремониальные формы — ритуалы, окружающие рождение,

426

смерть, половую зрелость, брак и т. п. — помогали индиви­дуумам в первобытных обществах восстанавливать равнове­сие после того, как произошло какое-то крупное адаптивное событие.

«Неочевидно, — пишет С. Т. Кимболл, — что в секуля­ризованном урбанистическом мире уменьшилась потреб­ность в ритуализированном выражении...»¹¹ Карлтон Кун заявляет: «Целые общества, каким бы ни был их размер и степень сложности, нуждаются в контроле, чтобы обеспе­чить сохранение равновесия, и контроль осуществляется в нескольких формах. Одна из них — ритуал». Он подчерки­вает, что сегодня ритуал выживает в появлениях глав госу­дарств на публике, в религии, в бизнесе¹².

Однако это представляет собой не более чем самую верхушку ритуального айсберга. Например, в западных об­ществах посылать рождественские открытки — ежегод­ный ритуал, но он не только дань традиции, он помогает индивидуумам поддерживать слишком временную друж­бу и знакомства. Еще примеры — торжества по случаю дней рождения, праздников или годовщин. Быстро раз­растающееся производство поздравительных открыток — ежегодно только в Соединенных Штатах продают 2 млрд. 248 млн. рождественских открыток — это экономический памятник продолжающейся потребности общества в ка­ком-то подобии ритуала¹³.

Без конца повторяющееся поведение при выполнении определенных функций помогает придать смысл неповто­ряющимся событиям, предоставляя фон, на котором выри­совывается силуэт новизны. Джеймс Боссард и Элинор Болл, изучив 100 опубликованных автобиографий, обнаружили 73, где авторы описали процедуры, которые «недвусмысленно классифицировались как семейные ритуалы». Эти ритуалы, возникая из «каких-то простых или случайных фрагментов семейного взаимодействия, начинали устанавливаться, по­тому что были удачны или удовлетворяли членов семьи, повторяясь, «отлились» в весьма определенные формы»¹⁴.

По мере того как темп перемен ускоряется, многие из этих ритуалов разрушаются или изменяют естественные

427

свойства. Однако мы стремимся поддерживать их. Одна нерелигиозная семья периодически предлагает за обеден­ным столом светскую молитву, чтобы почтить таких благо­детелей человечества, как Иоганн Себастьян Бах или Мартин Лютер Кинг. Мужья и жены говорят о «нашей песне» и периодически вновь посещают «место, где встретились в первый раз». В будущем мы можем ожидать большего раз­нообразия ритуалов, которых придерживаются в семейной жизни.

По мере того ускорения и появления аритмических пат­тернов в новых переменах, нам нужно оградить определен­ные системы для сохранения точно таким же образом, как сейчас мы ограждаем для защиты определенные леса, исто­рические памятники или заповедники для птиц. Может быть, нам даже понадобится создавать ритуалы.

Нам, больше не отданным на милость стихий, как ког­да-то, больше не приговоренным к ночной темноте и ут­реннему морозу, больше не помещенным в неизменную физическую среду, помогают сориентироваться в про­странстве социальные, такие отличные от естественных, системы.

В Соединенных Штатах для большинства городских жителей приход весны отмечен не неожиданной зеленью — зелени на Манхэттене мало, — а открытием бейсбольного сезона. Первый мяч бросает президент или другое лицо, занимающее высокий пост, а затем день за днем миллионы граждан следят, как разворачивается массовый ритуал. По­добным образом конец лета отмечен Мировой серией, как каким-то естественным символом.

Даже те, кто не интересуется спортом, осознают эти крупные и приятно предсказуемые события. Радио и теле­видение несут бейсбол в каждый дом. Газеты полны спортив­ных новостей. Бейсбольные образы формируют фон, своего рода музыкальное облигато*, входящее в наше сознание. Что бы ни происходило на рынке ценных бумаг, в мировой

* Облигато (um. obbligato, лат. obligatus — обязательный, не­пременный) — обязательная партия аккомпанирующего инстру­мента в музыкальном ансамбле. — Примеч. ред.

428

политике или семейной жизни, Американская лига и На­циональная лига совершают то, что от них ожидают. Ре­зультаты отдельных игр различны. Положение команд в таблице становится выше или ниже. Но драма разыгрыва­ется в пределах набора успокаивающе жестких и давно су­ществующих правил.

Ежегодное открытие Конгресса в январе; появление новых моделей машин осенью, сезонные изменения моды, 15 апреля — крайний срок подачи налоговой декларации; наступление Рождества; новогодняя вечеринка; фиксиро­ванные государственные праздники. Все они предсказуемо перемежают наше время, обеспечивая основу временной регулярности, которая необходима (хотя едва ли достаточ­на) для психического здоровья.

Однако давление перемен, вероятно, «отцепит» их от календаря, ослабит их и сделает менее регулярными. Часто в том, чтобы это сделать, есть экономическая выгода. Но в этом могут быть также скрытые издержки из-за потери ста­бильных временных референтных точек, которые сегодня еще придают повседневной жизни некий паттерн и непре­рывность. Вместо того чтобы уничтожать их оптом, мы мо­жем пожелать что-то сохранить, ввести определенную регулярность туда, где ее не существует. (Матчи чемпиона­та по боксу проводятся нерегулярно, в непредсказуемое вре­мя. Может быть, эти весьма ритуальные соревнования стоит проводить в фиксированные периоды времени, как Олим­пийские игры.)

Поскольку свободного времени становится больше, мы имеем возможность ввести в общество дополнительные точ­ки стабильности и ритуалы, например новые праздники, карнавалы и игры. Такие механизмы могли бы не только обеспечить фон непрерывности в повседневной жизни, но и служить интеграции обществ и как-то смягчить фрагментирующее воздействие сверхиндустриализма. Мы мог­ли бы, например, создать праздники в честь Галилея или Моцарта, Эйнштейна или Сезанна. Мы могли бы создать глобальное пышное зрелище в честь покорения человеком космоса.

429

Уже сейчас последовательность космических запусков и возвращений модулей начинает приобретать вид ритуаль­ного драматического паттерна. Миллионы останавливают­ся, пригвожденные к месту, когда начинается обратный отсчет времени. По крайней мере на краткий миг они раз­деляют единство человечества и его потенциальную компе­тентность перед лицом Вселенной.

Регламентируя такие события и добавив многое к пыш­ному зрелищу, мы можем соткать из них ритуальную струк­туру нового общества и использовать их для сохранения нормального психического состояния в эпоху перемен. Ко­нечно, 20 июля — день, когда астронавт Армстронг совер­шил «один маленький шаг человека и гигантский скачок человечества», должен быть превращен в ежегодный гло­бальный праздник единства людей.

Таким образом, извлекая пользу из нового материала, равно как и из уже существующих ритуалов, вводя там, где возможно, изменения в форму скорее предсказуемых, чем беспорядочных цепочек событий, мы можем помочь обес­печить элементы непрерывности даже посреди социально­го переворота.

Культурная трансформация островитян Ману была про­ще по сравнению с тем, что предстоит нам. Мы переживем ее, только если выйдем за пределы личных тактик к соци­альным стратегиям, — предоставляя новые службы поддерж­ки индивидууму, встревоженному переменами, встраивая непрерывность и буфера изменчивости в возникающую зав­трашнюю цивилизацию.

Все это имеет целью минимизировать негативные послед­ствия быстрых перемен. Но есть и другой способ атаковать проблему. Он заключается в том, чтобы расширить адаптив­ные возможности человека — это центральная задача образо­вания во время сверхиндустриальной революции.

¹ История Maну рассказана в: [44], с. 415.

² Ссылки Селье: [26], с. 265, 269.

³ Фуллер цитируется по интервью с автором.

430

⁴ Цифра 100 тыс. экстраполирована из Population Characteristics // U. S. Department of Commerce, August 14, 1969, Series P-20, №

188, с. 161.

⁵ Материал по ситуативному группированию был разработан

в интервью с Герджоем.

⁶ Обсуждение кризисной интервенции см.: Crisis: A Review of Theory, Practice and Research by Allen Darbonne // International Journal of Psychiatry, November, 1968, c. 372.

⁷ Упоминание о домах на полпути в уголовной сфере из Correctional Institutions in a Great Society by Daniel Glaser в Excerpta Criminologica, 3 (2/3)-3-6, 1965.

⁸ Аналогичное предложение для адаптации жителей трущоб к новому жилью делается Margaret Mead. См.: Chicago Sun-Times. November 2, 1966.

⁹ Хартум: основано на интервью автора с Доксиадисом.

¹⁰ Гарднер о непрерывности: [39], с. 6.

¹¹ Кимболл цитируется из его введения к [50], с. xvii.

¹² Замечание Куна из его статьи Growth and Development of Social Groups, [177], c. 124.

¹³ Данные о рождественских открытках основаны на Preliminary 1967 Census of Manufacturers // Industry Series — Greeting card publishers. MC-67 (P-27C-1) US Department of Commerce.

¹⁴ Семейный ритуал исследуется в: [5], с. 32.

жүктеу/скачать 6.24 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: