Сильвия Крэнстон при участии Кэри Уильямс Жизнь и творчество основательницы современного теософского движения Блаватской е. П. Перевод с английского под редакцией
жүктеу/скачать 4.54 Mb.
|
| [127]. Примерно в это же время у книги появилось название. Его смысл следует искать в известной надписи на древней статуе Исиды: "Я — всё, что было, есть и будет, и мой покров не поднимал ни один из смертных". "Я назвала книгу Покров Исиды, — пишет Е.П.Б., — и этот заголовок проходит по всему первому тому" [128]. Но прежде чем был набран второй том, она получила от Боутона следующее письмо, датированное 8 мая 1877 года:
«Наш общий друг Содеран зашёл ко мне вчера вечером и сообщил нечто действительно важное... Выяснилось, что книга под названием "Покров Исиды" опубликована в Англии — и книга весьма неплохая. Как ни странно, но нам в голову одновременно пришла одна и та же мысль — слегка изменить название книги, и мы оба предложили в точности одно и то же, а именно — "Разоблаченная Исида". Во многих отношениях это название кажется мне более удачным, поскольку несёт в себе ясный смысл, чего не скажешь о первом» [129]. К броскому подзаголовку — "Ключ к тайнам древней и современной науки и теологии" — тоже, вполне вероятно, приложил руку Боутон. Е.П.Б. не одобрила ни название, ни подзаголовок: "Кто и когда утверждал, что книга говорит об этом или о чём-то похожем? Уж, во всяком случае, не автор" [130]. (Впрочем) владельцем авторских прав выступал Боутон, и Блаватская не имела доступа к набору книги. Один экземпляр книги Е.П.Б. подарила Алфреду Уоллесу, написав при этом: «Это название в действительности неправомочно, потому что я не открываю арканы грозной богини — Исиды. Вам, жившему на Востоке, мне нет необходимости говорить, что высшие мистерии и тайны никогда не выдавались широкой публике... Хоть я и не снимаю покров с богини из Саиса, но всё же, надеюсь, сумела показать, в каком месте Покров её святилища может быть приподнят, [ибо] только там можно найти ответ на тайну тайн — что есть человек, каково его происхождение, на что он способен и в чём его предназначение» [131]. Уоллес отвечает ей 1 января 1878 года: «Милостивая государыня, Премного благодарен Вам за чудесный подарок — за эти два прекрасных тома. Очень занят, поэтому пока смог прочесть только отдельные главы. Я восхищён обширной эрудицией и интереснейшими предметами, затронутыми в этих двух томах. Более того, Вы прекрасно владеете всеми тонкостями нашего языка, так что на сей счёт Вам нечего опасаться критики. Ваша книга откроет многим спиритуалистам целый мир новых идей и непременно будет иметь огромное значение в тех исследованиях, которые ныне столь усердно ведутся... Алфред Р. Уоллес» [132]. Оба тома Исиды вышли в сентябре 1877 года с посвящением "Теософскому обществу, основанному в Нью-Йорке в 1875 г. от Р. X. для изучения изложенных здесь предметов". Книга мгновенно обрела успех. Блаватская удивлялась этому больше других. Американ букселлер" сообщал: "То, как расходится книга... неслыханно для подобного труда, весь тираж [в тысячу экземпляров] разошёлся за десять дней... Спрос на неё весьма примечательный и намного превосходит ожидания издателей" [133]. Затем последовало ещё несколько тиражей. (С тех пор Исида переиздаётся постоянно; сейчас, например, только на английском ее публикуют три разных издательства). Вот выдержки из рецензий в американских периодических изданиях: «Надо признать, что это замечательная женщина, которая читала больше, видит острее и мыслит шире, нежели самые учёные мужи. Её труд изобилует цитатами из работ на многих языках, но не с тем чтобы лишний раз продемонстрировать эрудицию автора, а чтобы подкрепить доказательствами её неординарные взгляды... страницы пестрят сносками, где в качестве авторитетных источников выступают самые глубокие писатели прошлого... [Книга] требует самого серьёзного внимания со стороны философов и заслуживает вдумчивого прочтения. — Бостон ивнинг трэнскрипт. Удивительная книга и по содержанию, и по манере изложения. Некоторое представление о её диковинности и широте содержания можно составить уже по тому, что один только указатель насчитывает пятьдесят страниц, и мы можем, ничем не рискуя, сказать, что подобный тематический указатель никогда ещё не составлялся ни одним человеком... [Книга], конечно же, привлечёт внимание всех, кто интересуется историей, теологией и тайнами древнего мира. — Дейли грэфик. Тот, кто внимательно прочтет эту книгу, пожалуй, будет знать всё о чудесном и мистическом, кроме, быть может, ключа к нему... Нетрудно предвидеть, как примут эту книгу. Благодаря поразительным неповторимым особенностям, смелости, многогранности и огромному разнообразию затрагиваемых вопросов, это одно из самых замечательных произведений нашего века. — Нью-Йорк хералд» [134]. Редактор "Нью-Йорк таймс" написал Боутону, что они не решились давать статью об Исиде из-за "священного ужаса перед г-жой Блаватской и её письмами" [135]. А лондонский "Паблик опинион", суровой критики которого страшились и писатели, и художники, назвал книгу "одной из самых выдающихся работ девятнадцатого века" [136]. Известный британский издатель и книготорговец Бернард Куорич писал Боутону 27 декабря 1877 г., что "книга, несомненно, разойдётся в Англии и станет классической. Я очень рад возможности стать вашим английским представителем" [137]. И уж совсем нельзя было ожидать, что Исиду прочтет знаменитый британский философ Герберт Спенсер! В дневнике Олкотта есть страница, исписанная почерком Е.П.Б. в его отсутствие: «19 октября [1878 г.]. Некая мисс Поттер, высокая, юная, образованная дочь миллионера, пришла ко мне с рекомендательным письмом от Э[мили] К[излинг6ери] из Лондона. Настаивала на встрече. Полжизни прожила в семье Герберта Спенсера. Знает Гексли и Тиндаля. Интересуется теософией; сомневается в спиритуализме. Она и ВОСЕМЬ ЕЁ СЕСТЁР — материалистки. Герберт Спенсер читал Исиду и нашёл в ней прекрасные и оригинальные новые идеи» [138]. Д-р Джон Уэйсс в книге Происхождение, развитие и судьба английского языка и литературы отмечает, что Исида — это целая "энциклопедия новых выражений и фактов, так живо поданных, что они интересны даже человеку несведущему" [139]. В аналитической таблице он сопоставляет английский язык многих выдающихся авторов, и из неё, пишет Олкотт, можно сделать вывод, что английский Е.П.Б. "практически идентичен языку д-ра Сэмюэла Джонсона, который, можно сказать, настолько близок к классически совершенному английскому, насколько это вообще возможно" [140]. "Немало почестей было оказано Е.П.Б. после выхода в свет Разоблаченной Исиды", — сообщает Джадж. В их числе — подаренный одним индийским принцем очень древний экземпляр Бхагавадгиты в переплёте из перламутра с золотом [141]. Ещё одна новость стала сенсацией для американских масонов. Выяснилось, что знаменитая г-жа Блаватская получила от масонов Англии диплом одной из высших степеней в масонском ордене**142. Многие не поверили этому. Е.П.Б. ответила скептикам через масонский журнал, воспользовавшись случаем противопоставить восточное масонство западному. Недавно обнаружились дополнительные сведения об этом событии. Гоумс рассказывает: «Содеран восторженно писал о ней своим друзьям-масонам в Англию, в том числе Джону Яркеру, "великому мастеру древнего и изначального ритуала свободных каменщиков". Оценив эрудицию, проявленную в Исиде, Яркер выслал Блаватской диплом, удостоверяющий её принадлежность к высшему рангу адаптивного масонства*** — рангу Крон-принцессы... Содеран торжественно извещает читателей Знамени Света [2 февраля 1878 г.]: "Более высокого знака масонского отличия для женщины просто не существует, и эта награда запомнится масонскому братству как событие исторической важности". Когда же возник вопрос о её правах на столь высокое звание, Яркер счёл необходимым заявить: "Я удостоил г-жу Блаватскую той степени, на которую она имела полное право по всем международным правилам и обычаям того, что называется высоким масонством. В то же время я прекрасно сознаю, что древние источники дали ей то, чего сам я дать ей был бы не в состоянии"» [143]. Первый том Разоблаченной Исиды озаглавлен Наука, второй — Теология. В предисловии к первому тому говорится: «Труд, представленный нами на суд публики, есть результат довольно близкого знакомства с восточными адептами и изучения их науки. Он обращен к тем, кто готов воспринять истину, где бы она ему ни встретилась, и готов защищать ее, невзирая на бытующие предрассудки. Это попытка помочь изучающему выявить живые начала, лежащие в основе философских систем прежних времён... Назначение [этой книги] отдать всем должное и излагать правду без злобы и предвзятости. Однако нет в ней ни снисхождения к господствующим заблуждениям, ни уважения к узурпированному авторитету. Она требует признать за обобранным прошлым те его достижения, в которых ему так долго отказывали. Она призывает вернуть позаимствованные у него одеяния и восстановить оклеветанные, но славные имена. Ни на один из обрядов, ни на одно из вероисповеданий, ни на одну из научных гипотез критика её не направлена в каком-либо другом смысле. Люди и партии, секты и школы — их век для мира что краткий день. И только ИСТИНА, Сияющая с вершины своей адамантовой скалы, — вечна и превыше всего». В предисловии ко второму тому Е.П.Б. пишет: «Будь это возможно, мы бы сделали так, чтоб труд сей прошёл мимо многих христиан, которым чтение его не принесёт пользы, ибо не для них он был писан. Мы имеем в виду тех, кто с чистым сердцем и искренне верует в свою церковь, тех, в чьей безгрешной жизни отражается прекрасный пример Пророка из Назарета, чьими устами дух истины во всеуслышание обращался к человечеству... Они облагораживают христианство, но придали бы такое же сияние любой другой вере, какую бы ни исповедовали... Их можно встретить и теперь — на кафедре и на церковной скамье, во дворце и в хижине; но усиливающийся материализм, мирские заботы и лицемерие быстро сокращают их число среди верующих. Их любовь к ближнему и наивная детская вера в непогрешимость своей Библии, догм и духовенства дают возможность в полной мере раскрыться всем добродетелям, свойственным нашей натуре... мы всегда избегали вступать в дискуссии с ними, чтобы ненароком не задеть их чувства и не быть повинными в жестокости; также не хотелось бы нам лишить хоть кого-то... его слепой веры, если именно она делает для него возможной праведную жизнь и спокойную смерть» В последней главе книги приводятся знаменитые "Десять основных правил Исиды": «Чтобы понять принципы естественных законов... читатель должен помнить основные положения восточной философии, которые мы последовательно разъясняли. Повторим их вкратце: 1. Чудес нет. Всё, что происходит, есть результат закона — вечного, непреложного, пребывающего в постоянном действии. 2. Природа триедина: имеется видимая, объективная природа; природа невидимая, постоянно присутствующая, наполняющая энергией, точная модель первой и её жизненный принцип; и поверх них — дух, источник всех сил, единственный вечный и нерушимый. 3. Человек также триедин: у него имеется объективное, физическое тело; сообщающее ему жизнь астральное тело (или душа), подлинный человек**** и над ними обоими витает, осеняя их, третий — повелитель, бессмертный дух. Когда подлинному человеку удаётся с ним слиться — он становится бессмертным. 4. Магия как наука — есть знание этих принципов и способа, посредством которого всезнание и всемогущество духа и его власть над силами природы могут быть приобретены человеком ещё в теле. Магия как искусство — есть применение этого знания на практике. 5. Злоупотребление сокровенным знанием есть колдовство; использование во благо-истинная магия или МУДРОСТЬ. 6. Медиумизм — это противоположность адептства; медиум есть пассивное орудие посторонних воздействий; адепт, напротив, сам владеет собою и управляет всеми низшими силами. 7. Поскольку всё, что когда-либо было, есть и будет, запечатлевается в астральном свете, или на скрижали невидимой вселенной, то посвященный адепт, пользуясь зрением духа, может узнать всё, что [в нашей солнечной системе] когда-либо было известно или может таковым стать. 8. Человеческие расы различаются степенью духовной одарённости так же, как цветом кожи, телосложением или любыми другими внешними признаками; одни народы от природы более склонны к провидчеству, другие — к медиумизму. 9. Одна из ступеней магического мастерства — произвольное сознательное выделение внутреннего человека (астральной формы) из внешнего человека (физического тела). У отдельных медиумов встречается такое выделение, однако оно бессознательное и непроизвольное... ни время, ни пространство — не препятствие для странствующей астральной формы. Тавматург, основательно овладевший оккультной наукой, может сделать так, что сам он (то есть его физическое тело) как будто исчезнет, или он может принять любой внешний облик, какой только пожелает. Он может сделать свою астральную форму зримой или придать ей Протееподобную наружность. 10. Краеугольный камень МАГИИ — глубокое практическое знание магнетизма и электричества, их качеств, соотношений и потенциальных возможностей. Подытожим в нескольких словах всё сказанное: МАГИЯ ЕСТЬ духовная МУДРОСТЬ; природа — материальный союзник, ученик и слуга мага. Один общий жизненный принцип напитывает всё, и он управляем усовершенствованной человеческой волей... Адепт может управлять чувственным восприятием других людей – неадептов — и изменять состояние их физических и астральных тел; он может также управлять духами стихий и использовать их по своему усмотрению. Но он не может повелевать бессмертным духом какого-либо человеческого существа, живого или мёртвого, ибо все такие духи равным образом суть искры Божественной Сущности и не подлежат никакому внешнему господству» [144]. Доктрина реинкарнации (перевоплощения) в Исиде явно присутствует, хотя и не очерчена столь четко, как в последующих работах. Е.П.Б. пока ограничивается тем, что готовит почву для более сочувственного восприятия этого учения обществом, и, касаясь его в Исиде, она предпочитает пользоваться термином метемпсихоз. На протяжении многих веков это понятие на Западе выражало идею о том, что человек проходит многие жизни, прежде чем достичь совершенства. Имеется ещё одно слово — трансмиграция, — которым обозначают повторное рождение. Однако оно не совсем подходит по той причине, что часто применяется для выражения идеи о том, что человек может перевоплотиться в царствах ниже человеческого. На Востоке это весьма распространённая идея, ибо духовенство пользуется ею, пугая животными воплощениями нерадивых мирян, не соблюдающих установленные кастовые обряды. Теософия же утверждает, что "человеком становятся раз и навсегда". Если самосознание индивидуума пробудилось и он стал ответственным существом, он уже не может вернуться в животное состояние; он достиг той точки, откуда нет пути назад. Когда писалась Исида, Е.П.Б. не воспользовалась термином реинкарнация ещё и по той причине, что его употреблял французский спиритуалист Аллан Кардек, согласно которому перерождение происходит немедленно, без периода покоя между воплощениями. И в тех случаях, когда Е.П.Б. в Исиде как бы отрицает реинкарнацию, она имеет в виду смысл, вкладываемый в это понятие французскими спиритуалистами [145]. На этом основании некоторые критики стали утверждать, что до отъезда из Соединённых Штатов на исходе 1878 года и начала индийского периода её жизни Е.П.Б. не признавала перевоплощение [146]. Следующий отрывок из Исиды свидетельствует об обратном: «Учение о метемпсихозе изрядно осмеивалось учёными мужами и отвергалось теологами, но понятое правильно в его приложении к неразрушимости материи и бессмертию духа — оно предстало бы как возвышенная концепция... Не было сколь-нибудь известного философа, который не придерживался бы учения о метемпсихозе, как его преподавали брахманы, буддисты, а позже пифагорейцы... [Отцы церкви] Ориген и Климент Александрийский, Синесий и Халцидий все в него верили; и гностики, единодушно провозглашенные историей самыми утончёнными, образованными и просвещёнными людьми, все верили в метемпсихоз... Если бы метемпсихоз пифагорейцев был основательно объяснён и сопоставлен с современной теорией эволюции, то обнаружилось бы, что он восполняет все "недостающие звенья" в её цепи. Но кто же из наших учёных согласится тратить своё драгоценное время на причуды древних?» [147] Смысл процесса человеческой эволюции путём перевоплощения объясняется в следующем отрывке из Исиды: «Эта философия учит, что природа никогда не оставляет свою работу незавершённой; если не удалась первая попытка, она предпринимает следующую. Когда природа развивает человеческий зародыш, смысл заключается в том, чтобы человек стал совершенным — физически, умственно и духовно. Тело его должно вырастать, достигать зрелости, изнашиваться и умирать; его ум должен раскрываться, созревать и обретать гармоничную уравновешенность; его божественный дух должен озарять внутреннего человека и легко сливаться с ним. Ни один человек не завершит свой великий цикл, или "круг необходимости", пока всё это не достигнуто. Как неповоротливые участники конных бегов ещё только преодолевают первую четверть дистанции, в то время как победитель уже пересекает финишную черту, так же и в беге [к сознательному] бессмертию некоторые души опережают остальных и достигают цели, когда мириады участников едва передвигаются под тяжестью материи где-то рядом с отправной точкой. Некоторые неудачники выбывают насовсем, теряя всякие шансы на награду; некоторые возвращаются назад той же дорогой и начинают снова... Так, подобно оборотам колеса, постоянно сменяют друг друга смерть и рождение...» [148] Издатель Исиды, по словам Олкотта, был "так удивлён и доволен", что книга продаётся столь хорошо, "что в воскресенье, 10 февраля 1878 года, в моём присутствии, предложил ей [Е.П.Б.] 5000 долларов в качестве авторской доли, если она согласится написать следующую книгу, которая ещё чуть-чуть "разоблачит" Исиду. Он собирался напечатать всего 100 экземпляров по цене 100 долларов за каждый". "Несмотря на крайнюю нужду в деньгах, — говорит Олкотт, — она отказалась от этого предложения на том основании, что сейчас ей не позволено разглашать другие тайны помимо тех, какие уже открыты в Исиде" [149]. Однако в этой книге заложено больше, чем кажется на первый взгляд, ибо, как заметила она однажды, "в Исиде имеются объяснения сотен тайн, только полусокрытые... ожидая лишь приложения разума, направляемого толикой оккультного знания, чтобы выйти на белый свет" [150]. В другой раз она пишет, что, признавая "все внешние, чисто литературные огрехи и недостатки", она, тем не менее, настаивает на том, что "Разоблаченная Исида содержит множество оригинальных и дотоле не разглашавшихся сведений по оккультным вопросам. ...Я отстаиваю... положения [этого труда] и содержащиеся в нём учения, ничуть не опасаясь обвинений в самомнении, поскольку ни положения эти, ни учение я не считаю своими, о чём неизменно заявляла; я утверждаю также, что они представляют величайшую ценность для мистиков и изучающих теософию" [151] Глава 11. «Ламасери» "C конца 1876 года и на протяжении двух последующих лет Теософское общество как организация было достаточно пассивным", — сообщает Олкотт и продолжает: «Его Устав стал мёртвой буквой, собраний почти не было... Признаки его растущего влияния проявлялись в увеличении местной и иностранной корреспонденции основателей Общества, в их полемических статьях в периодической печати; открылись филиалы Общества в Лондоне и на Корфу и наладились связи с теми, кто проявлял интерес к теософии в Индии и на Цейлоне. Влиятельные спиритуалисты, присоединившиеся к нам вначале, все покинули Общество; наши собрания в комнате, которую мы сняли в Моттмемориал-холл, на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, прекратились; членские взносы, платившиеся при вступлении, были отменены... но вместе с тем наша идея никогда не была такой живой, а само движение — преисполненным энергии. Оно ещё не обзавелось всеми последующими внешними атрибутами, и дух его бился в нашем сознании, сердце и душе. Дом Е.П.Б. на углу Восьмой авеню и Сорок седьмой улицы стал настоящей штаб-квартирой, превратившись в "самый притягательный салон столицы". Е.П.Б. переехала туда в июне 1876 года или, может быть, на месяц или два позже» [152]. Один нью-йоркский репортёр окрестил её жилище «"Ламасери"* в Нью-Йорке» [153]. .амасери"* в Нью-Йорке"жилище "________________________________________________________________________________________________Олкотт пишет: «Я не преувеличиваю, говоря о духовной атмосфере, равной которой не найти было ни в одном из домов Нью-Йорка. Социальные различия наших посетителей оставались за порогом. Богатые или бедные, христиане, иудеи или атеисты, образованные или неучёные, наши посетители встречали одинаково радушный приём и терпеливое внимание к своим религиозным и любым другим проблемам. Принадлежа по своему рождению к высокой аристократии, Е.П.Б. чувствовала себя непринуждённо в самом изысканном обществе, а по характеру была убеждённым демократом и альтруистом, поэтому с сердечным радушием привечала скромнейшего из посетителей» [154]. Дейвид Кертис, один из самых блестящих нью-йоркских репортёров, вспоминает, что в её доме можно было встретить "католических священников, артисток, военных врачей, торговцев, чужеземных графинь, художников, медиков и изредка азиатов" [155]. По словам Олкотта, сюда заглядывали и раввины: "Я знал одного раввина, который проводил у неё вечера за обсуждением Каббалы. При мне он говорил Е.П.Б., что тридцать лет изучает тайную науку своей религии, но она научила его тому, о чём он не смел и мечтать, и объяснила положения, которые не понимали лучшие из его учителей" [156]. Воистину, "Ламасери" стал пристанищем мятежных душ, но Е.П.Б. ясно обозначила грань допустимого в применении силы. Она вклеила в Альбом статью из "Нью-Йорк хералд" от 6 сентября 1878 года, которая называлась "Открытый бунт". В ней упоминался Чарлз Содеран, призывавший забастовщиков пойти на крайние меры. Е.П.Б. тут же приписывает: "Теософ, ставший мятежником, поддерживающий революцию и убийство, друг коммунаров — не может быть членом нашего Общества. Он должен уйти" [157]. По её сочинениям разбросано немало столь же категоричных высказываний в связи с деятельностью анархистов и нигилистов, особенно в России. Увлекательно описывает свои впечатления о Е.П.Б. репортёр из Коннектикута, посетивший "Ламасери". Статья появилась в "Хартфорд дейли таймс" 2 декабря 1878 года: «У неё редкое, странное лицо. На нём постоянно отражается смена настроений. Кажется, она никогда не бывает поглощена только одним предметом. Глаза острые, живые, всё понимающие, способные выразить тончайшие оттенки чувств. И в первый раз, и потом она неизменно поражала ощущением того, что в ней было два человека: она словно была и здесь и не здесь; говорила и вместе с тем думала или действовала где-то далеко... Вся она — воплощение самообладания, властности и некоего sang froid**, скорее свойственного мужчинам; но при этом она всегда остаётся женственной... Взглянув на груду писем, только что принесённых слугой, я не удержался от восклицания: "Какая у вас, должно быть, обширная переписка, госпожа! И на стольких языках! Признайтесь, на каком же вы всё-таки думаете?" "На своём. Это не русский и не французский, да и ни любой другой из известных вам". "Быть может, это язык пифагорейских чисел, — вмешался Олкотт, — или язык древней расы, цивилизации, достигшей таких высот, что наш фонограф, например, для них — самое простое и обычное дело. Кто знает, вдруг когда-нибудь в будущем в каком-нибудь музее "последних археологических находок" госпожа обнаружит среди экспонатов пластинку из оловянной фольги***, и та заговорит с ней на том же языке, на котором она думает?" На следующий вечер... госпожа показала нам дорогой ей альбом с портретами иностранных членов Теософского общества. Перед нами прошёл ряд замечательных лиц, интеллигентных, культурных, утончённых. Рассматривать их было одно удовольствие. Казалось, там были снимки мужчин и женщин всех национальностей. Самые разные люди — от отставного английского генерала до индийского философа с тонкими чертами чистого, выразительного лица и удивительно совершенным телосложением...» [158]. Дом, где находился "Ламасери", цел до сих пор. Торцом он выходит на Восьмую авеню. Комнаты Е.П.Б. располагались на втором этаже, сразу над магазином, — всего на этаже было две квартиры. В большой зале, где собирались приходящие и где работала сама Е.П.Б., было два окна, расположенных по фасаду, и ещё одно в торце. В одной из статей в журнале Путь под общим названием "Дома, где жила Е.П.Б.", где был помещен следующий рисунок (рис. 5), Джадж рассказывает: «Именно в этой квартире, в большой зале, писалась и была закончена Разоблаченная Исида. Здесь мы видели столько невероятных феноменов, что для их описания потребовалось бы несколько томов. Здесь часто слышались "астральная музыка и колокольчики"; некоторые умники приписывали их служанке, расхаживавшей по зале с каким-то инструментом: полная нелепость с точки зрения тех, кто, как и я сам, был там и слышал всё собственными ушами. Здесь, в углу комнаты на Восьмой авеню, стояло чучело совы и время от времени моргало... Это обычный скромный дом в скромной деловой части большого города; однако чего только здесь ни происходило, какие могучие силы играли в сих четырёх стенах, когда здесь жила эта потрясающая личность, известная под именем Елены П.Блаватской!» [159]. 
Рис. 5. Дом в Нью-Йорке, где была написана Разоблаченная Исида Олкотт также жил в "Ламасери". Его сестра Белл Митчелл поселилась с мужем и детьми этажом выше. До этого они снимали меблированные комнаты на Тридцать четвёртой западной улице, также в одном доме с Блаватской и Олкоттом. Белл была очень привязана к Е.П.Б., и когда в лондонском Спиритуалисте от 8 марта 1878 года появилось письмо некой Ф.Шауэрс из Англии, где та обвинила Е.П.Б. в мошенничестве и несносном характере, Белл ответила негодующим посланием. Олкотт, по-видимому, счёл его слишком длинным для печати и не послал в Спиритуалист, но много лет спустя поместил в Теософе. Вот выдержки из него: «Я не принадлежу к буддистам, брахманистам, теософам или спиритуалистам, я простая прихожанка пресвитерианской церкви, в лоне которой выросла и надеюсь умереть. Я сестра полковника Олкотта, а помимо этого — жена и мать семейства. И должна добавить, я не жертва обмана и не нахожусь "под действием чар" г-жи Блаватской. Но я — женщина, и требую справедливого отношения к другой женщине... Уже три года я считаю себя другом г-жи Блаватской. Сейчас, как и раньше, моя семья и г-жа Блаватская снимают комнаты в одном и том же доме. Неужели найдётся мать, которая позволит своим детям общаться с таким чудовищем, какое рисует миссис Шауэрс? Со мной госпожа всегда приветлива и держится просто. Хочу подтвердить, что в любое время дня и ночи я, но только я, могу свободно входить в её комнаты... даже в минуты крайней занятости, никого не принимая, она неизменно делает для меня исключение. Я убедилась, что г-жа Блаватская честная и порядочная женщина, посвятившая себя целиком, телом и душой, тому, что она считает своим священным долгом; ради него никакая жертва не кажется ей чрезмерной. Для окружающих жизнь её — чистая, милосердная и добропорядочная — может служить примером... Мне нет нужды говорить здесь о тех любопытных и удивительных феноменах, которые г-жа Блаватская производит в моём присутствии без какой-либо предварительной подготовки» [160]. 
Рис. 6. Столовая в «Ламасери» Позже Белл Митчелл описала некоторые из них в статье "Госпожа Блаватская" [161]. Е.П.Б. наглядно демонстрировала действие психических законов и сил только узкому кругу лиц. Некоторые из ранних членов ТО вышли из Общества, пишет Олкотт, потому что "Е.П.Б. отказывалась показать на наших собраниях хоть какой-нибудь, пусть самый пустяковый феномен" [162]. В апреле 1875 года, за несколько месяцев до основания ТО, Блаватская пишет Александру Аксакову в Петербург: "Я поняла, что людей не убедить одними сомнительными фактами и что даже каждый истинный факт всегда представляет какую-нибудь слабую его сторону, за которую легко бывает уцепиться противникам. Вот почему я положила себе за правило никогда ни в каком случае не дозволять посторонним лицам пользоваться моими медиумистическими способностями. Кроме Олкотта и двух-трёх самых близких друзей, никто не видел, что у меня происходит... " [163]. Позже, после появления Исиды, число таких очевидцев увеличилось. В это время Олкотт пишет Чарлзу Мэсси и Стейнтону Мозесу в Лондон, что количество и разнообразие феноменов превосходит всё виденное им прежде, а на демонстрациях иногда присутствует шесть-восемь наблюдателей [164]. Уже после смерти Е.П.Б. Олкотт размышлял, почему она демонстрировала ему свои феномены: «[Появление Исиды] с её бесчисленными цитатами и необычными знаниями было само по себе чудом, вполне способным раз и навсегда убедить меня в том, что Е.П.Б. владеет психическими силами высочайшего уровня. Но доказательств тому было гораздо больше. Очень часто, когда мы глубоко за полночь работали каждый за своим столом, она экспромтом демонстрировала различные феномены, сопровождая ими описания оккультных сил в человеке и природе. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что эти феномены специально подбирались так, чтобы я мог успешнее постигать науку о психике, подобно тому как лабораторные опыты Тиндаля, Фарадея или Крукса производятся с целью поэтапного обучения студентов физике или химии... Ей, собственно, требовалась моя помощь как литератора в работе над книгой; и, чтобы дать мне представление об оккультных законах, о которых шла речь, она экспериментально подтверждала ту научную позицию, которую занимала» [165]. В одном из писем к Надежде в Одессу Олкотт описывает некоторые феномены, которые её племянница демонстрировала ему в то время. На это Надежда отвечала 8 мая 1877 года: «Эти достоверные чудеса... весьма любопытны и по-своему удивительны, но ничего исключительного в них нет. Мне много раз рассказывали о таких вещах, и я часто читала в разного рода спиритуалистической литературе поразительные сообщения о феноменах, подобных тем, о которых вы упоминаете в своём письме. Правда, обычно речь идёт об отдельных происшествиях или о различных источниках подобных явлений. Но чтобы такая огромная сила была сосредоточена в одной-единственной личности — целый ряд самых необычных проявлений, исходящих из одного источника, как в случае с г-жой Блаватской, — это, несомненно, случай в высшей степени редкий и, возможно, беспрецедентный. Я давно знаю о том, что она обладает [подобной] силой, самой мощной изо всех мне известных, но когда она была здесь, эта сила проявлялась куда слабее» [166]. Многие феномены этого периода описаны в первом томе Страниц старого дневника. Фрэнсис Стелофф, основательница известного издательства "Готам бук март" в Нью-Йорке, как-то послала эту книгу русскому математику П. Д. Успенскому, автору Tertium Organum и ближайшему ученику Г. И. Гурджиева. Вот его ответ: «Дорогая мисс Стелофф, Я очень признателен Вам за книгу и Ваше желание помочь мне, но такая книга у меня уже есть. Так что я возвращаю Вашу с большой благодарностью. Я приобрёл эту книгу в Англии и прочел её в год смерти Олкотта, в 1907 году. Я всегда считал её самой необычной книгой на свете, потому что, несмотря на все пересуды, всегда чувствовал, что Олкотт не обманывает, и это — самое важное. Искренне Ваш, П.Д. Успенский» [167]. Феномены, относящиеся к тем дням, Олкотт разделяет на семь видов:
Джадж тоже был свидетелем множества феноменов в Нью-Йорке. 1 марта 1884 года он пишет Дамодару, одному из активных участников Теософского движения в Индии: «Я видел, как она заставляла предметы в комнате двигаться без чьей-либо помощи. Однажды на наших глазах серебряная ложка из самой дальней комнаты прошла через две стены и три комнаты и оказалась у неё в руках, просто по её безмолвному приказу. В другой раз она – или — он извлекла прямо из стены дюжину баночек с краской, которые понадобились мне, чтобы нарисовать картину в её комнате. Ещё как-то раз она взяла запечатанный конверт, и мгновение спустя письмо оказалось у неё в руках, а конверт по-прежнему остался запечатанным. Она снова коснулась письма, и тут же возник его дубликат. В руках у неё оказалось теперь два совершенно одинаковых письма. Был ещё случай с её кольцом с тремя сапфирами. Одной даме очень уж захотелось его поносить. Е.П.Б. сняла его и отдала. Дама ушла, унося с собой иллюзорное подобие кольца, а оригинал остался на месте. И таких примеров сотни. Но всё это бледнеет и меркнет по сравнению с теми восхитительными часами, когда мы слушали Просветлённых. Они часто приходили ночами, когда всё стихало, и подолгу говорили с Г.С.О. и со мной... Основное из увиденного и услышанного мною в Нью-Йорке, в её присутствии, происходило между полуночью и четырьмя утра» [170]. Почти все описанные здесь феномены подпадают под первый тип по классификации Олкотта. Объяснение им дал чела одного из адептов в письме к Джону Смиту, профессору химии Сиднейского университета и президенту Королевского общества Нового Южного Уэльса. Оно было опубликовано в Теософе в октябре 1883 года. В августе 1959 года оно было перепечатано в Трудах Королевского химического института Австралии, в статье Дж.Л.Дэвиджа "Профессор Джон Смит и теософия". Вот фрагмент этого письма: «Сначала рассмотрим феномен "осмоса" [извлечения. — ред. Теософа] Вашей записки из запечатанного и прошитого ниткой конверта и замены её на ответ самого [Учителя] так, что печать и нить при этом остались неповрежденными. Это бесспорно доказывает, что восточные адепты превосходно знают природу сил, связующих атомы, и умеют управлять ими, что недоступно современным западным учёным... Здесь действует та же сила, благодаря которой у Вас в комнате [в Бомбее, 1 февраля 1882 г.] появилось письмо; та же сила действовала при возникновении писем из воздуха; дождя из роз; золотого кольца из сердцевины мускусной розы... копии сапфирового кольца, созданной недавно для одной здешней знатной дамы, и в других примерах. Секрет в том, что "действие связующих сил"... может быть прервано и восстановлено снова в отношении каждой конкретной группы атомов... Материю можно определить как сконденсированную Акашу (эфирную субстанцию); в процессе формирования атомов материя дифференцируется, подобно тому как капельки воды выделяются из перегретого пара при его конденсации. Приведите дифференцированную материю в состояние ante****-материи недифференцированной, и для Вас не составит труда представить, как она может проникать через промежутки***** в веществе, находящемся в дифференцированном состоянии, подобно привычному для нас движению электричества и прочих сил по их проводникам. Совершенное искусство заключается в способности по своей воле прерывать и снова восстанавливать действие сил сцепления атомов в том или ином веществе: развести атомы так далеко, чтобы сделать предмет невидимым, но вместе с тем не утратить полярность и удержать эти атомы в пределах радиуса притяжения, чтобы затем вернуть их в прежнее состояние сцепления и заново воссоздать вещество» [171]. Предмет, дезинтегрированный таким образом и ставший невидимым, добавляет Джадж, можно потом послать "по созданному эфирному потоку на любое расстояние. В требуемой точке разделяющая сила устраняется, и тотчас же силы сцепления восстанавливаются и возникает предмет, целый и невредимый" [172]. Осуществить феномен прохождения вещества через вещество, например камня через твёрдую стену, можно двумя способами, поясняет Джадж. Первый состоит в том, что "небольшой объект дезинтегрируется оккультным способом и проходит сквозь другие объекты", во втором случае "объект перемещают без дезинтеграции, тогда, наоборот, дезинтегрируется любое плотное препятствие в том месте, через которое проходит объект". В качестве примера он рассказывает, как Е.П.Б. у него на глазах "взяла маленькую вещицу, а именно кольцо, положила его на стол, а потом, не прикасаясь к нему, переместила в запертый ящик рядом. В этом случае она дезинтегрировала либо само кольцо, чтобы оно могло пройти в ящик, либо место в ящике стола, достаточное для того, чтобы через него прошло кольцо" [173]. Жизнь в "Ламасери" не ограничивалась только философией или оккультными феноменами. Олкотт вспоминает, как однажды горестно зазвонил астральный колокольчик — это умерла любимая канарейка Е.П.Б. Она расплакалась. "Канарейка была самая обыкновенная и не отличалась особенной красотой, — вспоминает Олкотт, — зато была на редкость хлопотливой хозяюшкой..." В своё время он купил ей самца, который прекрасно пел, и так описывает жизнь этой парочки: «Мы позволяли им летать по комнате в своё удовольствие, и самец вознаграждал нас тем, что пристраивался на раме картины рядом с рабочим столом и выводил свои рулады. Самочка же бесстрашно садилась на стол, скакала по нему, чирикала у нас под самым носом и таскала в гнездо, которое строила в бронзовой люстре под потолком, все попадавшиеся ей обрезки. Похоже, больше всего она ценила длинные тонкие полоски бумаги, появлявшиеся во время правки и перекомпоновки страниц рукописей Е.П.Б. Крошка "Дженни" иногда подолгу ждала, пока хозяйка не уронит на стол или на пол отрезанную полоску бумаги, и быстро утаскивала её в строящееся гнездо под одобрительное пение своего красавца — супруга по прозвищу "Пип". Наконец гнездо было готово, Дженни устроилась прямо над нашим столом, её маленькая головка то и дело высовывалась из-за края бронзовой чаши, украшавшей газовый рожок. Пип заливался вовсю, а мы с умилением и любопытством ждали, когда кончится высиживание яиц. Но шли недели, Дженни по-прежнему сидела в гнезде, птенцы и не думали пищать, и мы недоумевали. Наконец, когда птица однажды слетела за зерном и водой, я взгромоздил стул на стол и, пока Е.П.Б. придерживала конструкцию, заглянул в гнездо. Там было пусто... Е.П.Б. предложила единственно возможное объяснение: "Дженни высиживала собственные иллюзии"... она внушила себе, что снесла яйца, и ей ничего другого не оставалось, как их высиживать» [174]. Кроме пения Пипа, в "Ламасери" звучала и другая музыка. Иногда Е.П.Б. играла на пианино. Олкотт пишет: «Она была превосходной пианисткой, играла с чувством и на редкость выразительно. Её руки могли служить идеальной моделью для скульптора, и не было ничего прекраснее того зрелища, когда они летали над клавишами, сплетая волшебные мелодии. Она была ученицей Мошелеса... Иногда, в сумерках, когда рядом не было никого, кроме меня, она извлекала импровизации из сладкозвучного инструмента, и, слушая её, легко верилось, что внимаешь самим гандхарвам, небесным певцам» [175]. Д-р Юджин Корсон запомнил рассказы своей матери об "искусных фортепианных импровизациях Е.П.Б. и её мастерстве, весьма высоком для человека, который подходит к инструменту лишь по настроению, от случая к случаю" [176]. Это было в Итаке в 1875 году. Глава 12. Важное решение В первом томе Страниц старого дневника Олкотт описывает событие, которое называет "самым важным из всех, повлиявших на мою жизнь": «Наша вечерняя работа над Исидой была закончена, я пожелал Е.П.Б. доброй ночи, удалился к себе в комнату, как обычно закрыл дверь, потом уселся поудобнее, чтобы почитать и покурить, и вскоре с головой ушёл в книгу; насколько я помню, это были "Путешествия по Юкатану" Стивенса... Кресло и стол находились слева от двери, походная койка — справа, напротив двери было окно, над столом — газовый рожок. Так я сидел и преспокойно читал, всё моё внимание было поглощено книгой... Как вдруг краем глаза я заметил — я сидел вполоборота к двери, — что в углу справа от меня что-то белеет. Я повернул голову, и от изумления книга выпала у меня из рук: надо мной возвышалась величественная фигура жителя Востока. На нём были белые одежды и тюрбан из ткани с янтарными полосами — ручная вышивка жёлтым шелком. Длинные волосы цвета воронова крыла ниспадали из-под тюрбана на плечи; его чёрная борода по обычаю раджпутов была вертикально разделена на подбородке, подвёрнута и заложена за уши; в глазах горел огонь духа; эти глаза смотрели одновременно доброжелательно и пронзительно; это были глаза наставника и судьи, но в то же время глаза отца, с любовью взирающего на сына, который нуждается в совете и наставлении. Величественный, преисполненный нравственной ..силы, лучезарно духовный, он настолько превосходил обычного человека, что я смешался; я преклонил голову и опустился на колени, как это делают перед Богом или существом, подобным Богу. Моей головы легко коснулась рука, мягкий, но сильный голос велел мне сесть, и когда я поднял глаза, Видение уже находилось по другую сторону стола. Он сказал, что пришёл в критический для меня час, когда я нуждаюсь в Нём; что мои действия привели меня к этой точке; что только от меня самого зависит, будем ли мы часто встречаться в этой жизни как сотрудники, работающие на общее благо; что предстоит серьёзная работа во имя человечества и что я имею право участвовать в ней, если пожелаю; что таинственная связь, которую сейчас не время объяснять мне, свела вместе меня и мою единомышленницу, — и эту связь нельзя разорвать, какой бы напряжённой она временами ни была. Он рассказал мне о некоторых вещах, касающихся Е.П.Б., — чего я не вправе повторять, — а также обо мне самом, но это касается только меня лично. Я не могу сказать, как долго он пробыл: возможно, полчаса, а может быть, и час, — мне показалось, что прошла одна минута, я почти не замечал хода времени. Наконец он поднялся, и я снова изумился его высокому росту и увидел какое-то необычное сияние, исходившее от его лица: оно не было внешним, лицо его мягко светилось, так, словно свет этот шёл изнутри, — свет духа. Внезапно мне в голову пришла мысль: "А что если это всего лишь галлюцинация? Что если это Е.П.Б. загипнотизировала меня? Вот если б у меня осталось что-нибудь вещественное, что подтвердило бы, что он действительно был здесь; что-нибудь такое, что можно подержать в руках, когда он уйдёт!" Учитель ласково улыбнулся, словно прочел мою мысль, размотал с головы фехту, на прощание благословил меня и — исчез: стул его был пуст; я остался один, наедине со своими чувствами! И всё же не совсем один, ибо на столе лежал расшитый кусок ткани — вещественное и бесспорное доказательство того, что меня не околдовали и не провели, но что я действительно беседовал с одним из Старших Братьев человечества, с одним из Учителей нашей расы бестолковых учеников» [177]. Это событие, по словам Олкотта, стало главной причиной того, что он решил отправиться в Индию вместе с Е.П.Б. О том, насколько важным оказалось это решение и для Востока, и для Запада, рассказано в части V настоящей книги — "Миссия Индии". Глава 13. Последние дни в Америке 8 июля 1878 года, когда истек положенный законом срок, Елена Петровна Блаватская получила американское гражданство. "На следующий день, — вспоминает Олкотт, — американские газеты пестрели сообщениями об этом, а репортёров послали взять интервью у новоиспечённой гражданки, которая изрядно позабавила их своими наивными суждениями о политике и политиках" [178]. Репортёр из "Дейли грэфик" передал её слова так: «Да, я стала гражданкой Соединённых Штатов, и я горжусь этим званием. Вы спрашиваете, почему я отказываюсь от подданства моей страны? Отвечу: потому что я люблю свободу. В России сегодня совсем мало свободы. Здесь же как раз наоборот. Там мне слишком досаждали и так часто штрафовали, что, пожалуй, в сумме набежало не меньше 10000 долларов, и всё за самые ничтожные нарушения. У вас поистине великая страна, но есть и здесь один большой недостаток. Люди уж очень расчётливы, и коррупции много» [179]*180. Елена Петровна Блаватская снова высказалась о своём гражданстве уже в Индии в следующем году, когда "Бомбей газетт" назвала её русской баронессой, а "Таймс оф Индиа" написала, что она выдаёт себя за княгиню. Она послала письмо в "Бомбей газетт": «Теперь я собираюсь устроить вашей "Газетт" нагоняй за то, что она против моей воли нахлобучила на мою республиканскую голову корону баронессы. Прошу запомнить, раз и навсегда, что я не "графиня", не "княгиня" и даже не скромная "баронесса", кем бы я ни была до прошлого июля. Тогда я стала обыкновенной гражданкой Соединённых Штатов Америки, каковой титул ценю гораздо больше, чем любой из тех, какой мне мог бы пожаловать король или император. ... Всё, что я видела в жизни вообще, и в особенности павлиньи перья, приучило меня положительно презирать титулы, так как похоже, что за пределами своих отечеств русских князей, польских графов, итальянских маркизов и немецких баронов куда больше в полицейских участках, чем вне их... Я никогда не титуловала себя иначе, нежели кто я есмь на самом деле, — а именно порядочной женщиной, а теперь ещё и гражданкой Америки, удочерившей меня, — единственной в целом мире страны истинной свободы» [181]. Так почему же она покинула принявшую её страну? По словам Джаджа: «Недоброжелатели её утверждали, что она попросту бросила здесь всё, поддавшись внезапному импульсу и без всякой цели. Но верно как раз обратное... Она всегда говорила, что ей нужно будет поехать в Индию, как только Общество здесь встанет на ноги и будет закончена Исида. А пожив в Индии какое-то время, она не уставала повторять в многочисленных письмах ко мне, что собирается в Англию — с тем чтобы положить там начало широкому и активному движению, и тогда в трёх великих точках земного шара — Индии, Англии и Америке — были 6ы действующие теософские центры. Что же до отъезда из Америки в Индию, то я знаю это доподлинно, так как... я сам, по её просьбе, составил контракт с её нью-йоркскими издателями на публикацию [Исиды]... Когда документ был подписан, она сказала мне уже на улице: "Теперь я должна ехать в Индию"» [182]. Как и в случае с основанием Теософского общества, инициатива поездки на Восток исходила не от Блаватской, она ждала, что Олкотт сам предложит этот шаг. И вот как, по его словам, это произошло: «Однажды вечером, это было в 1877 году, к нам наведался американский путешественник, недавно побывавший в Индии. Он сел таким образом, что, взглянув в его сторону, я заметил фотографию двух индусских джентльменов, с которыми я плыл через Атлантику в 1870 году, она висела прямо у него над головой. Я снял её со стены и показал ему, спросив, не знаком ли он с кем-нибудь из них. Оказалось, он действительно знал Мулджи Такерси и совсем недавно виделся с ним в Бомбее. Я записал его адрес и со следующей почтой отправил Мулджи письмо о нашем Обществе, о нашей любви к Индии и причинах этой любви. В должное время он ответил в самых восторженных выражениях, приняв предложенный ему диплом, удостоверяющий его членство в нашем Обществе, и рассказал мне о великом индийском учёном и реформаторе [свами Даянанде Сарасвати], который основал и возглавил "Арья самадж", мощное движение за возрождение истинной ведической веры. Тогда же он порекомендовал мне, и в самых лестных выражениях, некоего Харричанда Чинтамона, президента бомбейского отделения "Арья самадж", с которым я в основном и переписывался потом; он весьма дурно обошёлся с нами по приезде в Бомбей, но теперь это дело прошлое... М-р Харри-чанд, ознакомившись с моим письмом, где я изложил наши взгляды на безличностность Бога — этот Вечный и Вездесущий Принцип, неизменно присутствующий под самыми разными названиями во всех религиях, — написал мне, что принципы "Арья самадж" полностью совпадают с нашими, и высказал предположение, что, в таком случае, нет смысла в существовании двух отдельных обществ, тогда как, объединившись, мы могли бы умножить наши силы и работать с большей пользой и перспективами на успех... Всё это я изложил своим коллегам в Нью-Йорке, и в мае 1878 года наш Совет проголосовал за то, чтобы объединить оба общества и изменить наше название на "Теософское общество Арья самадж"... Всё шло хорошо, но через какое-то время мне прислали из Индии английский перевод правил и доктрин "Арья самадж"... от которых мы пришли в ужас, во всяком случае я... Нам стало ясно, что по духу "самадж" вовсе не то же самое, что наше Общество, а, скорее всего, ещё одна индуистская секта — секта ведическая, которая признаёт свами Даянанду верховным судьей в вопросе о том, какие части Вед и шастр можно считать истинными и непогрешимыми. Невозможность предполагавшегося слияния обоих обществ стала вполне очевидна, о чём мы тут же и уведомили наших индийских собратьев... Теософское общество восстановило свой первоначальный статус, а для тех, кто желал присоединиться к "Арья самадж", было создано новое общество» [183]. Недолгий союз с "Арья самадж", несмотря на все его изъяны, послужил поводом для поездки в Индию. Перед отъездом Елена Петровна Блаватская не упустила возможности в своих статьях опровергнуть бытовавшее мнение о том, что индусы и другие народы Востока просто невежественные дикари, в чём без устали убеждали публику спасители душ – миссионеры [184]. В 1878 году в Теософское общество вступил Томас Эдисон. Олкотт вспоминает: «5-го апреля Т. А. Эдисон прислал мне подписанное им заявление с просьбой принять его в члены Общества. Ещё прежде мне довелось беседовать с ним о его изобретениях в области электричества, которые предполагалось в том году показать на Парижской выставке; я был почётным секретарём Американского гражданского комитета, образованного по просьбе французского правительства с целью побудить Конгресс Соединённых Штатов принять решение об участии нашей страны во Всемирной промышленной выставке, первой после падения империи и провозглашения Французской республики**. Мы с Эдисоном разговорились об оккультных силах, и тут он упомянул о своих опытах в этой области, что меня чрезвычайно заинтересовало. Он пытался экспериментировать с маятником в собственной лаборатории, чтобы выяснить, нельзя ли привести его в движение усилием воли» [185]. В то время все вступавшие в Общество давали обязательство сохранять в тайне всё, что касалось Общества и его учения, поскольку, как уже говорилось, оно было скомпрометировано массой измышлений о его деятельности, печатавшихся в газетах. Ниже приводится текст обязательства Эдисона: 
Рис.7. Факсимиле обязательства, подписанного Томасом Эдисоном при вступлении в Теософское общество в 1878 г. «ТЕОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО Основано в городе Нью-Йорке в Пето Господне 1875-е Вступая в члены вышеназванного Общества, настоящим обязуюсь неизменно сохранять В ПОЛНОЙ ТАЙНЕ всё, касающееся его деятельности, включая исследования и опыты, им проводимые, помимо тех, которые будут разрешены к публикации Обществом или Советом, и ДАЮ СЛОВО ЧЕСТИ, что буду строжайшим образом соблюдать настоящее обязательство. Менло-парк, Н[ью-]Дж[ерси] 4-е апреля 1878 г. Томас А. Эдисон» [186]. Е.П.Блаватская известила Надежду о вступлении Эдисона в Общество, а в письме от 3 июля сообщила ей: «Конечно, Эдисон все обещания сдержал и сдержит. Дурак Добровольский***187 ещё пропустит много из моей статьи и самое интересное... Ведь ты знаешь, что он [Эдисон] confrere**** твой. Он член нашего Общества, и Кришнаварма научил его ещё двум штукам, так что с машинкой почти незаметной, но так глухие будут совершенно хорошо слышать». Пенджабец Кришнаварма, останавливавшийся в "Ламасери", сопровождал Блаватскую и Олкотта в деловой поездке в Миннеаполис. А там, как пишет в том же письме Блаватская: «В Milwaukee [Милуоки] и Неваде все дамы... ходили под окнами нашего отеля и террасы, на которой мы сидели, чтобы поглазеть на Кришнаварму. Он удивительно красивый, хотя смуглый, как светлое кофе. В своём длинном белом кисейном одеянии и с белым же узким тюрбаном на голове, с брильянтами на шее и босыми ногами, он действительно представляет курьёзное зрелище между американцами в чёрных сюртуках и белых галстуках. Фотографы всё прибегали, чтобы снять портрет его, но он всем отказывал, и все удивлялись, как он хорош и что говорит по-английски. Бог его знает, сколько ему лет. Когда видишь в первый раз, не более 25 кажется, а минутами выглядит, словно 100-летний старик» [188]. Что касается влияния теософии на мировоззрение Эдисона, то тридцатью годами позже, в интервью "Сайентифик американ", он рассказал о своих метафизических воззрениях. Д-р Арчибалд Китли тщательно сравнил его взгляды с Тайной Доктриной и выделил девять общих позиций [189]. Незадолго до смерти, отвечая на вопрос репортёров о том, верит ли он в загробную жизнь, Эдисон сказал: "Единственная форма посмертного существования, какую я способен представить, это опять начать новый земной [жизненный] цикл" [190]. В апреле 1878 года, когда Эдисон стал членом Теософского общества, с Еленой Петровной произошла странная вещь. В письме к Вере она рассказывает: «Я не писала тебе целый месяц, и знаешь почему? Однажды во вторник, чудесным апрельским утром, я встала с постели, как обычно, и, как обычно, села за письменный стол отвечать своим корреспондентам в Калифорнии. Вдруг, по-моему и секунды не прошло, я увидела, что каким-то необъяснимым образом я у себя в спальне и лежу на кровати; и уже не утро, а вечер. Подле я увидела некоторых наших теософов и докторов; они смотрели на меня с изумлением, а Олкотт и его сестра м-с Митчелл — лучшая из моих здешних друзей — оба бледные, угрюмые, в морщинах, словно их только что в кастрюльке сварили. "Да что такое? Что случилось?" — спрашиваю. А они, вместо того чтобы ответить, набросились на меня с расспросами: что это со мной? Но откуда же мне знать — ничего особенного как будто. Я ничего не помнила, но только и впрямь было странно, что всего минуту назад был вторник и утро, а теперь вечер субботы, как они мне сказали; а мне эти четыре дня беспамятства показались мгновением. Вот тебе и раз! Представь только: они все думали, что я умерла, и уже собирались сжигать мое бренное тело. Но тут Учитель телеграфировал Олкотту из Бомбея: "Не бойтесь. Она не больна, а только отдыхает. Она сильно переутомилась. Её тело требовало отдыха, и теперь она поправится". Учитель был прав... Просто страшно подумать, сколько работы накопилось» [191]. В мае было получено указание начать приготовления к отъезду в Индию [192]. Когда Блаватская и Олкотт наконец отбыли в декабре, предполагалось, что они едут туда ненадолго, только в ознакомительных целях. Их сопровождали двое англичан — Роза Бейтс, учительница, и Эдвард Уимбридж, архитектор и художник, которые входили в "комиссию Теософского общества для посещения зарубежных стран" [193]. Уезжая, Олкотт поручил исполнять обязанности президента на время своего отсутствия генерал-майору Эбнеру Даблдею. Даблдей родился в 1819 году в семье конгрессмена. Когда началась Гражданская война, он был заместителем коменданта форта Самтер; 12 апреля 1861 года, когда форт подвергся нападению южан, именно он дал команду открыть огонь по противнику. Он достойно сражался во многих кампаниях и проявил подлинный героизм в битве при Геттисберге, где ему был установлен бронзовый памятник. Выдающийся инженер, Даблдей спроектировал фуникулёр для Сан-Франциско, расположенного на холмах. Назначив Даблдея президентом Теософского общества, Олкотт также поручил Уильяму Джаджу временно исполнять обязанности казначея и секретаря-корреспондента [194]. Первоначально планировалось, что он поедет в Индию вместе с остальными, и к отказаться от этой поездки ему было очень нелегко. Он писал Дамодару: "Я дал слово чести, и теперь мне путь закрыт; как сказала однажды то ли Е.П.Б., то ли М.: "Слово чести — штука весьма неудобная"". Дело касалось его жены. "Ну не подлостью ли было бы сбежать, не уплатив долгов и оставив без средств к существованию женщину, которая, вняв моим настойчивым просьбам, бросила хорошо оплачиваемую работу учительницы, чтобы выйти за меня замуж? Она этого не переживёт". Его жена, "убеждённая христианка... ненавидит Общество и Е.П.Б. и не желает даже говорить на эти темы" [195]. Впрочем, позднее она помогала мужу в его теософской работе, а в 1915 году, через несколько лет после его смерти, вступила в Объединённую ложу теософов [196]. Когда приблизилось время отъезда, в доме на Сорок седьмой улице началась суматоха. Девятого декабря за бесценок продали мебель с аукциона. То и дело приезжали репортёры. Десятого декабря "Нью-Йорк хералд" писала: "Здесь бывали гости со всех концов света, и некоторые из лучших граждан Нью-Йорка тоже частенько захаживали сюда". Репортёр из "Дейли грэфик" спросил Блаватскую, в самом ли деле она собралась уезжать. "Да, — ответила она, — и "Ламасери" оставляю, где я провела столько счастливейших часов... С какой же радостью я снова увижу мой дорогой индийский дом!" [197]. Перед отъездом Олкотт навестил Эдисона в Менло-парке и на следующий день вернулся с фонографом, весом в сто фунтов. На прощальном вечере в "Ламасери", устроенном пятнадцатого числа, по воспоминаниям Олкотта, "немало наших друзей и членов Общества, и среди них м-р Джонстон, которого Эдисон прислал вместо себя (сам он никак не мог приехать), наговорили в голосоприёмник послания нашим знакомым и незнакомым братьям в Индии... Среди записанных голосов есть и голос Е.П.Б. — очень чёткая запись, — мой, м-ра Джаджа и его брата Джона, профессора Алекс[андра] Уайлдера" и ещё многих, в том числе голоса писателей, журналистов, художников, скульпторов, музыкантов и представителей других профессий. К сожалению, запись эта не сохранилась. "Семнадцатое декабря было последним днём, который мы провели на американской земле", — писал Олкотт. Запись, сделанная Блаватской в его дневнике, гласит: "Великий день! Олкотт кончил укладывать вещи... Что дальше? Всё неясно — но спокойно". "А затем, — говорит полковник, — огромными буквами радостный крик души: CONSUMMATUM EST!" [198]. Слова из Евангелия от Иоанна (19,30) произнесённые Иисусом перед смертью: "Совершилось!". Последняя запись, сделанная Е.П.Б., гласит: "Олкотт вернулся в семь часов пополудни с билетами на английский пароход Канада и до половины двенадцатого писал письма. Кертис и Джадж провели вечер с нами... Ближе к двенадцати, почти в полночь, Г.С.О. и Е.П.Б. простились с люстрой", под которой столько было сделано, "и отправились в экипаже на пароход". Прошло пять с половиной лет с того дня, как Блаватская, никому неизвестная русская эмигрантка, ступила на этот берег. Теперь она уезжала, чтобы больше уже не возвращаться. Кажется почти невероятным, что за такой короткий отрезок времени можно было успеть столько сделать. жүктеу/скачать 4.54 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|