Синтетика поэзии

1. Что имел в виду Валерий Брюсов под "синтетикой поэ­зии", он сам изложил в своей одноименной статье (1924). Поэзия является такой же формой познания, как и наука, но наука познает индуктивно, а поэзия дедуктивно. Сти­хо­творение сводит вместе две несхожие мысли, тезис и анти­тезис, и из их соприкосновения рождает третью, синтез. На­пример, тезис: "поэт - такой же человек как и все"; анти­те­зис: "поэт изрекает откровения, недоступные обычным лю­дям"; синтез: "поэт одержим сверхъестественной силой" - содержание стихотворения Пушкина "Пророк". Этот упро­щенный пример пригодится нам в дальнейшем анализе. Такая трехчленность - по Брюсову, норма поэзии, хотя, конечно, могут быть стихотворения, развивающие только тезис или только антитезис, а синтез как бы откладывается до других стихотворений.

Источником этой брюсовской диалектической теории поэзии, по -видимому, является концепция Вяч. Иванова из его статьи "О существе трагедии" с экскурсом "О лири­ческой теме" (1912): в лирике есть стихи дионисийские, как расколотая "диада" идей, находящая разрешение лишь в домысливании взволнованного читателя, и есть стихи апол­ли­нийские, как гармонизированная "триада", где разре­шающая третья идея присутствует уже в самом тексте стихотворения. Триадичны "Горные вершины…" и "Я пом­ню чудное мгновенье…", диадичны "Парус" или "Спеша на север издалека…". Характерно для брюсовского вкуса, что из этих двух вариантов он абсолютизирует только "апол­линисийский", триадический, - в соответствии с гегелев­ской диалектикой, на которою (в дальнейших своих лек­циях о поэтике) ссылается и Иванов. Но этот генезис кон­цепции для нас сейчас не главное.

Традиционная теория литературы таких форма­лиза­ций содержания избегала, они казались ей слишком жесто­кими. Но одна область была исключением, и этой областью был сонет. Два четверостишия и два трехстишия сонета уси­ленно осмыслялись то как развитие мысли "тезис - разра­ботка - антитезис - синтез", то как развитие дейст­вия "завязка - продвижение - кульминация - развязка"; обычно и то и другое - с большими натяжками. Думается, отсюда пошли и ивановские, и брюсовские идеи о всеоб­щей "синтетике поэзии". Поэтому правомерен вопрос: а на­сколько собствен­ные брюсовкие сонеты соответствуют этой схеме "синтетики поэзии"?

2. Мы просмотрели с этой точки зрения в первую очередь поздние сонеты Брюсова - наиболее близкие по времени к его раздумьям над поэтикой вообще и поэтикой тематики в частности. Это семь сонетов из книг "Девятая камена" и "Пос­ледние мечты" (1915-1920, после этого Брюсов пере­стает писать сонеты) и восемь сонетов, не вошедших в кни­ги; сонеты из "венков", конечно, не в счет. Как кажется, это выявляет некоторые общие черты.

Вот, например, три довольно схожих сонета. (1) "Ми­ги" из книги "Последние мечты". Тезис: "бывают миги тя­гост­ных раздумий"; антитезис: "но …мне нимфа пред­стает…, моей мечты созданье"; синтез: и она говорит: "роп­тать позорно…: есть жизнь иная". (2) "Сонет к смерти" из "Девятой камены". Тезис: смерть! "тебе мой дух передаю"; антитезис: за смертью будет новая жизнь и новые сомне­ния; синтез: но и я сохраню свою волю желать и стре­миться. (3) Сонет 1919 г. "Мелькают дни…". Тезис: "чтоб все постичь, нам надобны века"; антите­зис: "нам призрак смер­ти предстает ужасный"; синтез: "но нет! Он властен загра­дить дыханье, но мысль мою… я унесу с собой - в иную даль"

Мы видим: при всем сходстве здесь есть и разница. В сонете "Миги" синтез получается более полноценный: "есть жизнь иная" - это, действительно, новая мысль, не выте­каю­щая ни из одной первоначально данной в отдельности. В "Сонете к смерти" синтезированная мысль - не абсо­лют­но новая: просто тезис накладывается на антитезис, и они просвечивают друг через друга. А в сонете "Мелькают дни…" одна мысль даже не совмещается с другой, а лишь со­полагается с другой, итоговая мысль - сравнение исход­ных: "мысль сильна, и смерть сильна, но мысль сильнее". Схему двух первых примеров мы можем назвать "мысле­по­рождающей" (в более законченном и в ослабленном виде), схему последнего примера - "мыслеполагающей"

Вот примеры более полноценной, мыслепорождающей схемы. Легко понять, что в законченном виде (как в первом примере) они редки: в нашем материале - всего один случай. Это (4) сонет 1918 г. "Ночное небо даль ревниво сжало…". Тезис: ночь моя - монотонный сон; антитезис: а были ночи, полные страсти и восторга; перелом ("но"): почему? синтез: всему в жизни свой срок. Мысль неглу­бо­кая, но в контексте сонета - новая. В более ослабленном виде эта схема предстает дважды. (5) Сонет "На полу­стан­ке" из книги "Последние мечты": тезис: промелькнул бле­с­тя­щий экспресс; антитезис: остался одинокий дежурный во тьме; синтез: вся жизнь его - снова ждать этого мгно­вен­ного экспресса. (6) Сонет 1920 г. "Безумной жизни поре­дев­ший дым…": тезис: развеивается повседневность; антитезис: вновь встают мечтания молодости; перелом (как бы развер­нутое "но": "в тот мир забытый ты вернешься ль вновь?"; синтез: да, вернусь, хоть и знаю, что он -обман. Син­тези­ро­ванная мысль возникает из наложенных друг на друга двух исходных. Еще более ослаблена эта схема в (7) сонете "Memento mori" из книги "Последние мечты": тезис: сатана царствует над людской жизнью; антитезис: но при виде де-вушки, наивной и любящей, он в смятении; синтез: и он исчезает, успев, однако, напомнить ей: " ты умрешь!". Этот последний случай - уже почти на рубеже упрощенной, мыслесополагающей схемы.

Бесспорными примерами упрощенной, мыслесопола­гающей схемы могут служить два сонета: в обоих тезис только сравнивается с антитезисом. (8) Сонет "Беглецы" из сборника "Последние мечты": тезис: после битвы при Каннах народ рвется бежать из Рима за море; антитезис: но вожди гласят им о высшей правде - борьбе; синтез: и эта высшая правда пересиливает и удерживает народ - вот за­лог будущей победы. (9) Сонет 1915 г. "Гот": тезис: сладо­страстная героиня влечет гота как женщина; антитезис: но она ненавистна ему как римлянка; синтез: и ненависть пе­ересиливает, он убивает ее, и след от кинжала - как след от любовного укуса.

Таким образом, из 15 сонетов 9 построены - в боль­шей или меньшей степени - по синтетической схеме. Это почти две трети нашего материала. Для контраста просмот­рим остальные сонеты - те, в которых никакого развития мысли нет, ни порождения, ни соположения. Только тезис: (10) первый сонет диптиха 1915 г. "Польша есть!": Польша бы­ла, есть и будет. Только антитезис: (11) второй сонет того же диптиха "Польша есть !": но не потому будет, что сильна в битве, а потому, что сильна духом. В этом цикле из двух сонетов две мысли (не дающие синтеза) расположились по одной в каждом, это только и дает нам право называть изолированную мысль "тезисом" или "антитезисом". Чаще, конечно такие тезис и антитезис (без синтеза) совме­щаются в одном сонете. Так - (12) в сонете 1915 г. "Мель­ка­ли мимо снежные поляны…": мы в уютном вагоне с ум­ны­ми беседами едем на запад,- а там льется кровь и гибнут люди. Так - (13) в сонете 1920 г. "Бунт": бунт обновляет мир - но плодов этого обновления я не увижу.

В этих примерах тезис и антитезис развернуты при­близительно одинаково; но это равновесие может нару­шать­ся. Пример тезиса с усиленным антитезисом -(14) "Наряд весны" из книги "Последние мечты": земля пре­крас­на, - а мы этого не замечаем, - и даже оскверняем ее кровопролитием. Третья мысль как бы повторяется синте­зом, но на самом деле является лишь продолжением антите­зи­са. Другим суррогатом синтеза может служить повто­ре­ние как тезиса так и антитезиса - (15) "Горькому" из кни­ги "Послед­ние мечты": толпа громит Пушкина, а Пушкин все велик; толпа опровергает "На дне", а пьеса все пре­крас­на. Если стандарт­ную (по Брюсову) трехчленную компози­цию сонета, "тезис - антитезис - синтез", можно обо­зна­чить АВС, а неполную, двухчленную композицию "Мелька­ли мимо…" и "Бунта" - АВ, то композиция "Наряда весны" будет иметь вид АВВ, а четырехчленная композиция "Горькому" - АВАВ; с этим последним типом мы еще вс­т­ре­тимся. Синтез С не следует ни там, ни там, его пред­став­ляется домысливать читателю. (недаром Брюсов в "Син­те­ти­ке поэзии" оговаривал, что не объязательно все три члена триады должны присутствовать в стихотворении полностью.

Мы перечислили схемы содержательного строения всех 15 сонетов 1915-1920 гг. Теперь обратим внимание вот на что. В два сборника этих лет из них вошло 7: в том числе полносхемных, с синтезом (более полным, как в "Пророке", или более упрощенным, как в "мысль сильна, и смерть сильна, но мысль сильнее") - 5, а неполных, без синтеза - только 2. Вне сборников осталось 8 сонетов, из них полно­схем­ных, с синтезом - 4, и неполных, без синтеза - тоже 4. Мы видим: для сборников Брюсов отбирал предпочти­тельно сонеты полносхемного строения, работаюшие по схеме "синтетики поэзии". Сознательно он это делал или без­сознательно, высказываний мы не имеем; но все равно, по таким цифрам мы вправе сказать, какие законы в сонете сам Брюсов считал своими: законы синтетического порож­де­ния мысли.

3. Но всегда ли это было так?

Кроме книги "Последние мечты", единственный сбор­ник Брюсова, где сонеты выделены в особый если не раздел, то полураздел ("Сонеты и терцины"), - это "Urbi et orbi". Там три сонета, и ни один из них не построен по схеме "тезис - но антитезис - стало быть, синтез". Они не сводят две мысли, а развивают одну: то-то - следовательно, то- то". (16) Сонет "Отвержение": рок "запретил мне мир изведанный и косный" - "вот почему" мне близки блуд­ни­цы, пропойцы и убийцы. (17) Сонет "Втируша": ты власт­вуешь надо мной - и хоть ты уйдешь, я останусь под твоей властью (здесь по крайней мере можно уловить некоторое сходство с "ослабленно-синтетическим" типом сонета). (18) Сонет "О ловкий драма­тург, Судьба…": я радуюсь игре жиз­ни, хотя бы и гибельной для меня - вот почему интересна мне не своя, а общая развязка. Совершенно ясно, что во всех трех случаях перед нами совсем иной тип сонета, идущий к выводу не из двух предпосылок, а из одной. Назовем его условно "однолинейным". Разумеется, связки ти­па "следовательно" могут быть здесь подчеркнуты, а мо­гут быть притушеваны: суть от этого не меняется.

Как происходит переход от этой разработки одно­ли­нейных сонетов в 1901-1903 гг. к увеличению синтезирую­щи­ми сонетами в 1915-1920 гг.? Рассмотрим сонеты проме­жуточных лет. Любопытно, что их немного: в 1901-1914гг. Брюсов пишет в среднем 1,3 сонета в год, тогда как в 1915-1920 гг. по 2,5 сонета в год (не считая венков!). В значи­тельной части это стихи-посвящения "на случай".

Из 16 сонетов, написанных за промежуточные 11 лет, только три могут быть уложены в синтезирующую трех­член­ную схему. Это - (19) не вошедший в книги сонет 1911 г. "Так повелел всесильный Демиург": каждому своя специальность - а ты совместил две,- слава тебе!; это (20) "На смерть Скрябина" из "Семи цветов радуги": он жаждал жить и творить - но он умер - и сердце не мирится с его смертью; и это до некоторой степени (21) "Предчувствие" из "Зеркала теней": по виду это скорее композиция АВАВ, "осеннее поле - воспоминание о любви - осеннее поле - ощущение весеннего счастья", но последнее звено так эмо­ционально выделено риторическими вопросами, что ка­жется не повторением, а новым качеством, синтезом.

Четыре сонета построены по неполной, двухчленной схеме "тезис - антитезис" без синтеза. Это (22) "Еги­пет­ский раб" (я ничтожен - но труд мой вечен); (23) "К. Д. Бальмонту" из "Зеркала теней" (стараюсь понять тебя - но не могу найти для этого слов); (24) "Ребенок" 1913 г. (ты еще ребенок - но поневоле подражаешь взрослым раз­врат­ницам); и (25) "Чуть видные слова седого ману­скрип­та…" 1912 г. (я мечтал об экзотическом Египте - а в прозаи­ческом Египте мечтаю о совре­мен­ном Париже); в этом последнем сонете намек на синтез, может быть, есть в последней строчке: "И Хронос празднует бесчисленные смены".

Безоговорочно однолинейных сонетов - три. Это со­неты-акростихи (26) "Николаю Бернеру" и (27) "Путь к вы­сотам" из "Семи цветов радуги": в них только нагне­таются единые темы "миг тишины" (в мире - и в душе) и "поиск пути" (поиск - и обретение); и это (28) сонет 1912 г. "Всем душам нежным и сердцам влюбленным…", который имеет вид вступления к какому-то ненаписанному циклу и только сообщает: "я начинаю писать о любви". К ним при­мыкают два сонета, в которых в конце - буквально в пос­лед­ней строч­ке - однолинейность нарушается намеком на анти­те­зис, но развернуться она не успевает: это как бы переход­ная форма к двухчленному типу "тезис - антитезис". Та­ков сонет (29) "В альбом Н. Львовой" из "Зеркала теней": на протяжении всего текста он развивает единую тему "Она мила…", и лишь в последних словах последнего стиха неожиданно вводит противоположную: "…Но есть ли в ней душа?". И таков сонет (30) "На память об одном закате" из "Семи цветов радуги": длинное описание прекрасного дорожного вечера, лишь в конце перебиваемое контрастом: "…дивный сон заката /Под грохот пушек, ровный и глухой". Через полтора месяца Брюсов повторил ту же тему в сонете "Мелькали мимо снежные поляны…", рассмотренном выше, и сделал там контраст более уравновешенным.

Наконец, четыре сонета построены по четырех­член­ной схеме ABAB, но контраст тезисов "А" и антитезисов "В" в них обычно так слаб, что едва угадывается. Таковы во "Всех напевах" (31) "К Пасифае" (женщина - святыня - женщина - святыня) и (32) "М. А. Кузьмину" (ты - мы - ты - мы). Сильнее контраст в (33) " Южном Кресте" из "Зер­кала теней" (одиночество - мечта - одиночество - мечта) и еще сильнее - в (34) "Ликорне" из "Всех напевов" (кру­гом покой - в груди пылает страсть; хочу покоя, - но не могу сладить с роком). Этот "Ликорн" интересен тем, что на эту тематическую композицию накладывается совсем иная интонационная: катрен на утвердительной, конста­ти­рую­щей интонации, катрен на вопросительной, терцет на восклицательной, терцет снова на утвердительной.

Из этого обзора видно: никакой постепенности в переходе от "однолинейного" к "синтетическому" сонету в творчестве Брюсова не было. Сонеты промежуточных лет между "Urbi et orbi" и "Девятой каменой" равномерно раз­ра­батывают однолинейный, одночленный сонет (3 случая), синтетический, трехчленный сонет (тоже 3 случая) и пре­иму­щественно промежуточные типы: однолинейный сонет, оттеняемый кратчайшим антитезисом в концовке (2 случая) или оживляемый четырехчленным чередованием кратких тезисов и антитезисов АВАВ (4 случая) и, наконец, двух­членный сонет из тезиса и анитезиса без синтеза (тоже 4 случая). В поисках истоков "синтетического" сонетного ти­па приходится взойти выше: к ранним стихам 1892-1895 гг. (в 1896-1897 гг. Брюсов не писал сонетов) и к стихам из "Tertia vigilia" 1898-1900 гг. Здесь картина сразу меняется.

4. В ранних стихах 1892-1895 гг., включенных Брюсо­вым в собрание сочинений, - 8 сонетов, в невклю­чен­ных - 6 сонетов. В стихах 1898-1900 гг., включенных в со­бра­ние сочинений - 10 сонетов, в невключенных - 2 со­не­та. (Всего 26 сонетов за 9 лет, в среднем 2,9 сонета за год, апогей брюсовского внимания к сонету). Из 8 "приз­нан­ных" автором сонетов 1892-1895 гг. 4 сонета - половина! - по­строе­ны "синтетически", два - "однолинейно", один - по типу АВАВ и один - по типу "перечня", до сих пор нам не встречавшемуся. Из 6 "непризнанных" сонетов 1892-1895 гг. все построены "однолинейно" и лишь в одном можно найти слабые признаки "синтетичности". Совершенно явно Брю­сов (сознательно или бессознательно - опять-так несу­щест­венно) отбирал для собрания сочинений "синтети­ческие" сонеты как более свойственные и отсеивал "одно­ли­ней­ные". На следующем этапе пропорции выравни­вают­ся: из 10 "признанных" автором сонетов 1898-1900 гг. три построены "синтетически", два "однолинейно" и один "од­но­линейно-контрастно"; что это за новая разновидность од­нолинейного типа, мы сейчас увидим. Далее следуют два с композицией АВАВ, один двухчленный (тезис - антитезис) и один по типу "перечня". Два "неприз­знанных" сонета этих лет - оба "однолинейно-контрастные".

Из 8 ранних сонетов, включенных в собрание сочинений, два попали в "Juvenilia" 1894-1896 гг. и шесть - в "Chefs d'oeuvres" 1894-1896 гг. Оба сонета в "Ювенилиях" - не синтетические. Один - однолинейный: это (35) зна­ме­­нитый "Сонет к форме", плавно прослеживающий "свя­зи" содержания и формы в природе (цветок), в природе под руками человека (алмаз), в человеческом творчестве (от меч­ты к слову и даже к букве). Другой - образец дробного "перечня": это (36) "Осеннее чувство", где перечисляется, как гаснут краски, замерзают сказки, замирают перед смер­тью вымыслы и пляски, не цветут розы и не светят звезды. Таким образом, разработка синтетической формы сонетов начинается у Брюсова лишь в "Шедеврах": из 6 стихотво­ре­ний этого раздела 4 построены синтетически - две трети, точь в точь, как в тех поздних сонетах, с которых мы начали.

Обратим внимание, что все четыре синтетические со­нета "Шедевров" дают итоговый синтез гораздо более диа­лек­тически напряженный, чем в позднейших сонетах та­ко­го рода. Там по большей части синтез представал в ослаб­лен­ной форме: тезис и антитезис мирно просвечивали друг сквозь друга. Здесь таков лишь один сонет, (37) "В вертепе": "в сияюшем изысканном вертепе" (тезис) герою снится, что он узник в цепях, отторгнутый от родных степей (анти­тезис); он просыпается, сон тает, "но мне еще - кого-то - смутно - жаль…" (синтез). Остальные три со­не­та звучат трагичнее. (38) "Анатолий": возлюбленный мона­хини уплывает вдаль (тезис), героиня возвращается к мо­настырским молитвам (антитезис), но жизнь кажется смеш­на и невозможна, мечты надломлены, сердце ропщет (син­тез). (39) "Сонет к мечте": "фантом женоподобный" словами своими побуждает поэта смирить чувства (тезис), но сладо­страстным видом только возбуждает их (антитезис), и поэт, "вновь у ног", трагически вопрошает: "зачем же ты со мной?" (синтез). Наконец, програмное (40) "Предчувствие": "моя любовь - палящий полдень Явы" (фон), появляешься "ты" (тезис), появляюсь "я" (антитезис), и исход этого сое­ди­нения - смерть: " и саваном лиан я обовью твой непод­виж­ный стан" (синтез).

По сравнению с этими синтезами "Шедевров" - кри­зи­­сами и смертью - синтезы трех сонетов "Tertia vigilia" гораздо мягче. Они построены по принципу "одно в дру­гом", тезис и антитезис просвечивают друг сквозь друга. Такова (41) "Клеопатра": я умерла во плоти - но я живу в мечтах поэта, вдохновляя его,- и мы оба бессмертны. Таков (42) "Моисей": я презрел народ, отвергший мои скрижали,- бог в любви своей повелел истесать их вновь, и я пови­нуюсь,- "но вечно, как любовь,- презрение мое". Таков (43) сонет "Юргису Балтрушайтису": ты был каменным утесом - ты стал человеком - но по-прежнему в глазах твоих веч­ность, а в голосе прибой волн.

Однолинейно построенных сонетов в "Шедеврах" нет. Из шести таких сонетов 1894-1895 гг., исключенных из собрания сочинений, один, (44) "В Японии", подчеркнуто эксперимен­тален: он написан нестандартным размером (3-ст. анапестом) и представляет собой вереницу воскли­ца­тельных реплик, не дающих даже линейного развития темы. Два другие выделяются наличием повествовательного сю­жета: в одном (45) "У друга на груди забылася она…", это миф об Ариадне, похожий на рассказ по картинке; в другом -(46) "Океан": "Титан морей прельстился ликом Геи…", опять мифоло­гический сюжет! - повествование завер­шает­ся дидак­ти­ческой концовкой - "…вражда есть ложь, раз­дор - дитя обмана!". Вполне свободны от повествования со­неты (47) "Сегодня мертвые цветы…" (я увидел твои цветы - и я чувствую твои мечты) и (48) "В египетскои храме" (я увидел таинственный храм - я понял священный завет); лю­­бо­пытно, что здесь куль­ми­национное откровение "Все - истина! Все - братья! нет врагов" находится не в концов­ке, а в середине стихотворения. Наконец, в сонете (49) "Под­земные растения", можно уловить даже слабое подо­бие "синтетической" трехчленности: под­земные воды то­мят­ся во тьме - но им снится свет и свобода - и они про­би­ваются на поверхность.

В "Tertia vigilia" из трех однолинейных сонетов наи­бо­лее плавно - последовательны (50) "Тени прошлого": "осен­­­ний скучный день" наводит сны о прошлом - "о тени прошлого, как властны вы над нами!"; в (51) "Дон-Жуане" эта плавность смущается метафоричностью - от "Да, я - моряк! Искатель островов…" к "…каждая душа - то новый мир". Третий сонет, (52) "К портрету М. Ю. Лермонтова", обнаруживает некоторое своеобразие - то, что мы назвали "однолинейно-контраст­ным" подтипом: здесь линия, подво­дя­щая к финальному "И мы тебя, поэт, не разгадали",- пря­мая, извилисто мечущаяся между ангельским и демонским, гимнами и проклятиями, женщинами и могилами. Здесь нет контраста тезиса и антитезиса в композиции, но есть назой­ливый контраст образов в теме: из приемов построения контраст как бы становится предметом изображения. Так же построены еще три сонета, в "Шедеврах" - (54) "Скала к скале; безмолвие пустыни…", где последо­вательно опи­сы­ваются две скалы, два изображения, два демона, два сим­вола: "добро и зло - два брата и друзья"; вне книг -(54) "Сонет о поэте"(он - светлый и грозный, пламя и холод, жизнь и гибель, зачатие и смерть, незнаемый, но знающий, живущий с людьми, но чужой им) и (55) "Сонет, посвя­щен­ный поэту П. Д. Бутурлину", в котором на протя­жении всего стихотворения развертывается парадоксаль­ный син­тез несхожего: "я, мертвый, оживаю, когда меня читают".

Остальные типы построения сонетов в "Шедеврах" и в "Tertia vigilia" менее интересны.

Классический тип "перечня" - еще более показатель­ный, чем "Осеннее чувство" - представляет собой знаме­ни­тый (56) "Ассаргадон": все высказывания в катренах и все высказывания в терцетах повторяют друг друга с незна­чи­тель­ными вариациями, и это не скрывается, а подчер­ки­вает­ся: каждая из начальных строчек "Я - вождь земных царей и царь, Ассаргадон" и "Владыки и вожди, вам говорю я: горе!" повторяется в тексте еще по разу, вопреки самым элементарным правилам построения сонета. (Это делает особенно ощутимой разницу в пунктуации: в начале - "Я вождь земных царей и царь Ассаргадон", в конце - "Я, вождь земных царей и царь - Ассаргадон"). Попытка тако­го нетрадиционного сонета - перечня с повторами (по об­раз­цу виланели) была впервые сделана Брюсовым еще в 1895 г. в непечатавшемся стихотворении "Призрак луны не­понятен глазам…(4 -ст. дактилем!).

Двухчленное построение (тезис - антитезис) в очень нечет­­ком противопоставлении "ты - я" представляет собой сонет (57) "К портрету К Д. Бальмонта" 1899 г.

Из трех сонетов, построенных по типу АВАВ, (58) "Льви­ца среди развалин" чередуются темы "царевна - на­стоя­щее с дворцами и храмом - царевна - будущее с руинами и львицей"; в (59) "Женщине" - "ты вели­чест­венна - ты мучишь, но мы тебя славим -ты величественна - ты мучишь, но мы тебе служим"; в (60) "К портрету Лейб­ница" это четырехчленность как бы вдвинута в рамку: "ты со мной - ты выше мира был - тебя не понимали - ты выше мира был - тебя не понимали - и вот час пришел, и ты со мной". Игра вариаций повторяющихся тем в типе АВАВ, пожалуй, наболее интересный материал для дальней­шего изучения структуры брюсовских сонетов, а может быть, и других лирических стихов. "Львица среди развалин" с посвящением Эредиа - единственный у Брюсова сонет опи­­сательного, "парнасского"типа; к нему приближается раз­ве лишь сонет об Ариадне "У друга на груди забылася она". Любопытно, что Брюсов, создавший свой зрелый стиль на скрещении символистского и парнасского (как это отметил уже С. Городецкий в "Аполлоне" 1913 г.), так чуж­дается формы парнасского сонета и предпочитает другие, более свободные. Это может быть подтверждением уже высказывавшегося предположения, что парнасом Брюсов вдох­новлялся не столько прямо, сколько опосредованно - в преломлении через "Легенду веков" Виктора Гюго.

5. Таков фон, на котором эволюционирует главный пред­мет нашего внимания - синтетический, трехчленный тип со­нета у Брюсова. Мы выделили основной сопер­ни­чаю­щий тип - однолинейный; второстепенный четырех­член­ный АВАВ и двухчленный "тезис - антитезис"; редкие и экспе­римен­тальные - перечень и "однолинейно-контраст­ный" перенос двухчленности из приема в тему. На этом фоне синтетический тип сонета абсолютно господствует дважды - в начале и в конце сонетного творчества Брю­со­ва, в 1894-1896 и в 1915-1920 гг. можно думать, что оба раза причиной этих взлетов были теоретико- литературные раз­думья Брюсова: в первый раз - между гимназической сло­вест­ностью и впервые усваиваемыми уроками французс­ких парнасцев и символистов, во второй раз - между собст­вен­ным накопленным опытом и спросом новой эпохи, предъ­являемым к поэзии. В первый раз это заставило юного Брю­сова принять всерьез домыслы теоретиков о мнимой пред­расположенности сонетной формы к такому-то и тако­му-то развитию содержания; во второй раз это заставило зрелого Брюсова построить теорию поэзии как дедуктивную форму познания, первые негласные пробы сделать на серии со­нетов 1915-1920 гг., а затем, отложив сонеты в сто­рону, рас­пространить эту теорию на всю поэзию вообще. Сонет был тем зерном, из которого Брюсов вырастил свое последнее учение - теорию "синтетики поэзии".

За пределами нашего обзора остались по меньшей мере два важных вопроса. Во-первых, об отношении Брюсова к ис­торической традиции. Однолинейное развитие мысли и чувства в сонете восходит к самому началу его истории, к Данте и Петрарке; статическое, описательное построение бе­рет начало от Марино и достигает расцвета у фран­цуз­ских парнасцев; развитие же диалектическое, с "синтезом", было преимущественно теоретическим домыслом А. Шле­ге­ля и пыталось реализоваться, как кажется, в XIX в. у ро­ман­ти­ков и символистов. В какой мере Брюсов обра­щал­ся к этим первоисточникам, а в какой находился под влия­нием раз­­розненных русских образцов, от Сумарокова через Пуш­­­кина и Дельвига до Бутурлина, мы не знаем. Во-вторых, об отношении Брюсова к поэтам-современникам. Н. Ашу­кин ("Валерий Брюсов в автобиографических записях…", М.,1929, с.347) сохранил воспоминание В.И.Язвицкого, что в 1917 г., рассуждая о "диалектической форме" сонета, Брю­­­сов говорил: "Пожалуй, кроме меня и Макса Волошина, ни у кого нет правильного сонета". Какие сонеты Волошина имел при этом в виду Брюсов и чем его не удовлетворяли, например, сонеты Вяч.Иванова, М.Кузьмина или даже И.Бу­нина мы не знаем. Здесь нужны еще долгие сравни­тель­ные исследования.