«слово о полку игореве» в свете подлинного историзма

8. Блъван

Это слово встречается во фразе «дивъ кличет връху древа, велитъ послушати земли незнаемђ… Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутараканьскый блъван». В первом издании «Слова…» блъван фигурирует как истукан, что вполне соответствует древнерусскому значению этого слова, которое считаетается тюркизмом. Этот тюркизм исследователи в свою очередь возводят к новоперсидскому слову pahlavan — «герой, борец, атлет».

Проблемы возникают при осмыслении слова блъван в контексте «Слова…». Н. И. Надеждин полагал, что речь идёт об обычной каменной бабе, истукане, которыми изобилуют южнорусские степи [Надеждин, 1859, С. 168]. П. С. Савельев в примечании к этой статье отверг это допущение и предположил, что речь идёт об известных археологам памятниках Боспорского царства. Он напомнил, что «на Таманском полуострове, близ Тмутаракани почти до прошлого столетия стояли две колоссальные статуи, воздвигнутые Санергу и Астарте». Д. И. Иловайский возразил против отождествления этих двух статуй с упомянутым в «Слове…» болваном. Он подчеркнул, что «памятник находился не где-либо на берегу Боспорского пролива, а внутри Таманског полуострова, на Ахтанизовском лимане» и что «подобных статуй, воздвигнутых богам во время Боспорского Царства, было много». Пытаясь объяснить смысл тёмного места, он обратил внимание на полонизм bałwan — «чурбан», «волна» и предположил, что это слово могло изначально обозначать морскую волну, «откуда в переносном смысле означало пролив. Таким образом, Тмутраканский балван (так у Иловайского) … можно перевести Тмутраканский пролив, причём подразумевается собственно Тмутараканское побережье» [Иловайский, 1874, с. 63-64]. Эту этимологию предлагал в своё время О. Сенковский. Её поддержал А. Мазон. Малообоснованность такой трактовки достаточно очевидна. С её критикой выступили О. В. Творогов и А. В. Айналов.

Высказывались и другие предположения. Так, например, Д. В. Айналов полагал, что речь идёт о пограничном столбе [Айналов, 1934, с. 178-180], а Г. Ф. Корзухина предлагала видеть в болване маяк, хотя никаких свидетельств о существовании такого маяка нет [Корзухина, 1974, с. 25—29].

На наш взгляд, пролить свет на природу загадочного болвана можно, если считать это слово исконно тюркским. Обратимся к татарскому языку, в котором БИЛӘҮ — «владеть», «обладать», «занимать», «владение», «овладение», «обладание»; ЯН — «бок», «сторона» [ТРС, 1966]. Таким образом, болванами изначально отмечали стороны владений, и Тмутараканский болван может трактоваться как Тмутараканская сторона, Тмутараканский край.

9. Уже бо беды его пасётъ птиц подобию

Фрагмнент «уже бо бђды его пасетъ птицъ подобию» традиционно считается «тёмным» местом «Слова…». Сложности, прежде всего, вызывает осмысление в данном контексте слова «подобию». Первые издатели «Слова…» перевели данный фрагмент так: «уже птицы бђду ему предрекаютъ…». Не менее произволен и перевод Д. Н. Дубенского: «уже птицы алчут его погибели, тоже волки грозу накликают по оврагам [Дубенский, 1844, с. 42—45].

М. А. Максимович без серьёзных обоснований читал этот фрагмент «Слова…» так: «уже беды его пасетъ птиць по лозию» [Максимович, 1859, с. 89]. Аналогичное прочтение использовалось в изданиях С. Е. Огоновского и А. Петрушевского. Обосновать данную конъектуру палеографически крайне сложно.

П. В. Владимиров, ориентируясь на «Задонщину», предложил такую трактовку: «беды его пасут птиц под облаки» [Владимиров, 1900, с. 346]. Н. А. Мещерский и А. А. Бурыкин критически оценили такое прочтение, поскольку эта поправка «плохо согласуется с астрономическим временем описываемых событий. В данном отрывке действие происходит ночью, следовательно, скорее всего птицы сидят на деревьях, а не порхают под облаками [Мещерский, 1985, с. 345]. Кроме того, при такой трактовке беды подстерегают птиц.

А. К. Югов решительно выступил против попыток исправления слова «подобию». Он писал: «осмысление "подоби" не должно затруднять: это означает по естеству своему, по своей природе, а здесь, говоря по современному, — по инстинкту (хищной птицы) слетаться на "уедие" после кровавого сражения; а также следовать за войском накануне битвы» [Югов, 1970, с. 140—141]. В переводе А. К. Югова этот фрагмент выглядит так: «уже птица беды его алчет, как водится» [Там же. С. 91]. Следует заметить, что далеко не все птицы по природе являются хищными, поэтому только при конкретизации птицы возможна трактовка, которую предлагает А. К. Югов. В «Слове…» даже намёка на то, что «птиц подобию» относится к хищным птицам.

Ф. Е. Корш в рецензии на издание «Слова…» С. Тихонравова предложил конъектуру «по дубию». Он писал, что загадочное слово «подобие» — «может быть по дубiю в общем смысле леса, как дубравы, в соответствии со следующим по яругам?» Он также высказывается против чтения «подъ облакъ», заимствованного из «Задонщины» [Корш, 1909, с. 165—169]. Предложенная Ф. Е. Коршем трактовка данного фрагмента не учитывает тот факт, что ночь застала войско Игоря в «чистом поле», а не в дубраве.

Е. В. Барсов выступил на Киевском археологическом съезде с палеографическим обоснованием возможности искажения словосочетания «по дубiю» на «подобие», однако в протоколе этот момент выступления не нашёл отражения, но был развит в его книге [Барсов, 1878, с. 163—170]. С палеографическим обоснованием этой конъектуры выступил также Вс. Миллер. Следует сказать, что при замене «подобию» на «по дубию», члены предложения оказываются несогласованными, что затрудняет однозначную трактовку данного фрагмента «Слова…» и требует дополнительных конъектур.

Вс. Миллер считал, что в данном фрагменте «Слова…» некий «птиць» блюдёт Игоря, сидя по дубию [Милле, 1877, с. 196—197].

По мнению Н. В. Шарлеманя, вовсе не Игоря, а его беды стерегут птицы. Он полагал, что «в дубравах (дубие) слышались голоса хищных птиц, ожидавших обильной добычи и своими криками как бы предвещавших "беды" Игореву войску» [Шарлемань, 1950, с. 213]. При таких трактовках также игнорируется тот факт, что «ночь стонущи» застала Игоря отнюдь не в дубраве, а в «чистом поле», по которому он ехал.

Навязываемое исследователями «дубие» подобно прорехе на поэтической ткани повествования. Избавиться от этой прорехи, а также пролить свет на интересующий нас фрагмент «Слова» можно, если вспомнить, что подобием птиц являются летучие мыши. Эти безобидные и весьма полезные существа издревле пользовались дурной славой. Можно привести бесконечный ряд средневековых картин, рисунков, на которых всякого рода выходцы из тьмы, представители сил зла изображены по образу и подобию летучих мышей. Причиной этого, по всей видимости, является их ночной образ жизни, а также обитание в мрачных пещерах, склепах и т. д.

При переводе слова «подобию» необходимо учитывать оборот древнерусского языка: дательный падеж вместо «родительного принадлежности». Поэтому, например, в «Слове…»: «расшибе славу Ярославу», «отвори врата Новуграду» (т.е. славу Ярославову, ворота Новгорода).