Социологические теории общества и социального изменения

65
например, Геллнера. Некоторым это, может быть, покажется
недостатком работы Армстронга. Для Смита, это – одно из ее больших
достоинств.
Давая столь обстоятельный обзор значительных исследований
наций и национализма, Смит упомянул и собственные работы. Он был
учеником и последователем Геллнера и начинал с исследования
генезиса национализма. Постепенно его перестала удовлетворять
модернистская парадигма, которая придавала слишком большое
значение творчеству националистических лидеров и политической
элиты, но не могла объяснить, почему националистические движения
могли становиться столь широкими, захватывая средние и низшие
слои общества и порождая такое кипение страстей.
Поэтому он отошел от исследования национализма как
идеологии, углубившись в историческую социологию наций и
национализма. Объект его анализа сместился от национализма – к
нациям; а от них – к этносам, на основе которых формировались и от
которых наследовали свои отличительные черты нации модерна.
Становилось 
ясно, 
что 
хотя 
национализм 
как 
идеология
сформировался в основном в конце XVIII в. (в Англии и в Голландии –
раньше), однако мифы, память, ценности, традиции, символы и
чувства, на которые он опирался, уходят своими корнями, по крайней
мере, в средневековье.
В древности и в средние века этничность играла большую роль,
чем ей приписывают модернистские концепции. В древности были и
этнические меньшинства, и диаспоры, и пограничные этносы, и даже
этнические государства, т.е. государства, в которых доминировал
определенный этнос, например, древний Египет или средневековая
Япония. “Я стал рассматривать совокупность мифов, символов, памяти,
ценностей и традиций, вытекающих из общего опыта народа, жившего
вместе на протяжении многих поколений, как определяющие
элементы культуры, из которых возникают этнические группы. В то
же время превращение их в обладающие самосознанием этнические
сообщества было во многом результатом внешних факторов” (с. 192),
таких как виды деятельности, расселение, способность группы
мобилизоваться в периоды военных конфликтов, в результате чего
возникала коллективная память о победах и поражениях. Особое
значение имеют организованная религиозная традиция, священные
тексты и священные языки, жречество. При формировании этнической

66
общности играют роль традиции и символы любого рода, праздники,
габитус, язык и т.д. и т.п. Смит особо подчеркивает роль
коллективной памяти, так как именно она, а вовсе не реальное общее
происхождение, важна для формирования этнической общности.
Есть 
нации, 
сохраняющие 
ключевые 
моменты 
своей
идентичности на протяжении тысячелетий, каковы греки, китайцы,
японцы, армяне, евреи. А в таких регионах, как Эфиопия, современная
Индия, Балканы, мы видим последовательность возникающих,
расцветающих и исчезающих этнических сообществ.
Таким образом, нация, и как форма общности, и как идеал,
имеет глубокие исторические корни. В наши дни нации превратились
в норму социальной и политической организации, а национализм стал
самой 
распространенной 
формой 
организации. 
Никакие
наднациональные общности не могут порождать чувства верности и
привязанности. Это относится и к “европейской идентичности”. “А что
касается предсказаний о глобальной культуре, то они упускают из
вида укорененность культуры во времени и в пространстве, а также
зависимость идентичности от наличия коллективной памяти. Не-
имперская “глобальная культура”, не привязанная ни к месту, ни ко
времени, эмоционально нейтральная, лишена памяти, а значит, и
идентичности; или она будет не более чем постмодернистской смесью
национальных культур и распадется на составные части. Сейчас у
нации нет серьезных соперников, способных привлекать чувства и
верность большинства людей” (с. 195).
В то же время, указание на значимость этнических корней
наций модерна не отменяет признания отличий между нациями и
этносами. Нации обладают чертами, которых нет у этносов: четко
ограниченной территорией или “родиной”, публичной культурой,
экономическим единством и системой всеобщих гражданских прав и
обязанностей. При этом нации, как и этносы, обладают собственными
именами, мифами об общем происхождении и коллективной
исторической памятью. Учет как общих черт, так и различий между
нациями и этносами, помогает понять, каким образом нации выходят
за пределы этносов и даже могут включать в себя разные культурные
сообщества.
Автор подчеркивает необходимость серьезного исследования
каналов, по которым идентичность передается от этносов к нациям.

67
При этом нельзя игнорировать расхожие националистические сюжеты
“героического прошлого” или “родной земли".
Смит завершает свой обзор основных работ и подходов в
исследовании наций и национализма обращением к современным
публикациям, в которых возвещается будущее безнациональное
состояние мира. Эта тема распространена в постмодернистской
литературе, однако, как показывает автор, в ее основе лежит
модернистский тезис о недавнем и искусственном происхождении
наций. Например, Уильям. Макнейл (McNeil W. Polyethnicity and
national unity in world history. – Toronto: Univ. of Toronto press, 1986)
полагает, что только варварское общество моноэтнично, тогда как на
стадии цивилизации нормой является полиэтничность. Для
цивилизации характерны большие империи, возникающие в
результате завоеваний оседлых племен кочевыми племенами. В таких
государствах есть центр и периферия, они заселены разными
этносами. Возникновение городов способствует дальнейшему
смешению этносов: города всегда полиэтничны. Лишь около 1700 г.
начинает утверждаться идеал независимости этнически однородного
населения. Это не в последнюю очередь связано с распространением
демократических идеалов, которые в ту эпоху рядятся в античные
одежды. Политическим идеалом выступают античные города-
государства: Афины, Спарта, республиканский Рим, которые были
моноэтничными. Но еще более важными факторами были: рост
публики, читающей на местном языке; быстрый рост населения и
миграция из деревни в города этнически однородного населения;
новые требования к обучению и воспитанию войск. Результатом этой
сложной 
совокупности 
факторов, 
действовавших 
на 
фоне
революционных войн, было придание нового смысла гражданскому
единству и братству, в результате чего и появился национализм с его
мифом о национальной идентичности и братстве.
Однако две мировые войны достаточно показали, по мнению
Макнейла, 
страшные 
последствия 
национализма 
и 
идеала
национального государства.
Итак, нации и национализм, для него – временное и преходящее
явление, возрождение варварского идеала этнической чистоты. К тому
же, для Макнейла (как и многих других современных авторов)
национальная 
однородность 
существует 
только 
в 
царстве
идеологических мифов; а социальной реальностью была и остается

68
полиэтническая иерархия. Это верно даже относительно современных
западноевропейских национальных государств.
Будущее всего мира и любого государства, по мнению
Макнейла – это полиэтническая иерархия. Для подтверждения Макнейл
ссылается на процессы эмиграции и иммиграции, увеличение массы
иностранных рабочих в развитых странах, на современные системы
коммуникации, транснациональные корпорации в экономике,
формирование международных военных структур и пр.
Критикуя модный постмодернистский тезис о том, что
глобализация и современная коммуникация приведут к исчезновению
наций и национальных идентичностей, Смит отмечает, что данный
тезис опирается на модернистскую идею о сравнительно недавнем и
искусственном происхождении наций, поэтому против него
действенны те же самые аргументы, что и против модернистской
парадигмы. К тому же, на протяжении длительной истории
национальное государство и полиэтничность существовали в
симбиозе (с. 200-201). Этническая идентичность, по утверждению
Смита, подобна луковице или концентрическим кругам: может быть
идентичность в более широком и более узком смысле. Человек может
быть членом определенного клана, шотландцем, патриотом
Великобритании и европейцем. Это совсем не то же самое, что так
называемые “множественные идентичности” (этноса, класса, профессии
и т.п.), которые могут вступать в непримиримые противоречия. Нет,
“луковичные” этнические идентичности опираются одна на другую.
Поэтому все разговоры о глобализации и об обществе
постмодерна, в котором якобы национальные идентичности
расщепляются, раскалываются, испаряются и пр., кажутся автору
поспешными и необоснованными. Никогда раньше, как он
подчеркивает, не существовали общества полной национальной
однородности; а в современных обществах вовсе не наблюдается
полного расщепления национальной идентичности.
Одной из излюбленных тем постмодернизма является конец
национальных государств и национализма вследствие процессов
глобализации, которые усиливают экономическую и политическую
взаимозависимость государств. Параллельно формируются, как
утверждают постмодернисты, глобальная организация общества,
“глобальная идентичность” и “глобальная культура”. Однако автору
кажутся нереалистическими утверждения подобного рода. Дело в том,

69
что национальные государства и раньше не были полностью
независимыми друг от друга в экономическом и политическом
отношении.
Что же касается роли современных средств коммуникации, то
автор ссылается на исследование Филиппа Шлезингера (Schlesinger
Ph. Media, state and nation: Political violence and collective identities. – L.:
Sage, 1991), показывающего, что современные информационные
технологии и электронные средства массовой коммуникации, к
которым апеллируют обычно защитники тезиса о глобализации
культуры, могут оказывать разное воздействие на разные классы,
регионы и этнические сообщества. Во многих случаях они вызывают
укрепление 
(возрождение) 
уже 
существующих 
этнических
идентичностей или формирование новых. Ряд авторов, например
Альберто Мелуччи (Melucci A. Nomads of the present: Social
movements and individual needs in contemporary society. – L.: Hutchinson
Radius, 1989) показывают, что в современных постиндустриальных
обществах 
возрождаются 
этнонациональные 
движения. 
В
современных обществах, по мнению Мелуччи, как раз следует
ожидать дальнейшего развития таких движений, ибо они дают
современному человеку возможность обрести как индивидуальную
идентичность, так и солидарность с определенной группой.
В целом Смит отмечает, что постмодернистские концепции
“постнациональной” глобальной эры страдают отсутствием глубокого

жүктеу/скачать 389.2 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: