Спорте: правовой аспект Часть II характеристика терроризма на железнодорожном транспорте и технологии его предупреждения москва-2005 ббк 67. 408



бет7/10
Дата17.07.2016
өлшемі4.33 Mb.
#204176
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Современные террористы

По мнению профессора Ю. Антоняна, террористы не составляют единой психопатологической группы. Среди них могут быть психически больные, могут и не быть. Их отличают черты чисто психологического характера. Это, во-первых, отщепление от своей личности наименее ценных качеств и проекция их на других. Человек негативно воспринимает какую-либо свою черту, и это его травмирует. Бессознательно стараясь избежать травмы, он награждает своим качеством других и ненавидит их за это. Во-вторых, постоянная готовность думать, что ему угрожает опасность, и отсюда готовность к защите путем нападения. Мессианские настроения – вера в то, что он, возможно, даже в какой-то скромной роли, может быть спасителем. Необязательно всего человечества – например, только своего народа. Если же говорить о террористах-самоубийцах, то это инфантильные личности, остановившиеся в психологическом развитии на рубеже семи лет.

Тем не менее, отмечены случаи, когда индивиды со спе­цифической личностной предрасположенностью также становят­ся на путь терроризма. Так, например, Суэллволд наблюдал значительную долю озлобленных параноидальных индивидов среди членов террористических групп.

Таким образом, общая черта многих тер­рористовэто тенденция к экстернализации, к поиску во­вне источников личных проблем. Хотя эта черта и не явля­ется явно параноидальной, имеет место сверхсосредо­точенность на защите Я путем проекции.

Другие характер­ные чертыпостоянная оборонительная готовность, чрезмерная поглощенность собой и незначительное внима­ние к чувствам других.

В научном мире неоднократно возникали дискуссии по поводу того, можно ли считать психопатологические отклонения основ­ным побудительным стимулом терроризма. Ряд исследова­телей дают отрицательный ответ на этот вопрос. Так, в од­ном из номеров за 1987 год международного журнала «Терроризм» говорится: «Большинство террористов должны, по-видимому, рассматриваться как лица, не выходящие за рамки нормальности». Более того, известный исследова­тель терроризма Н.Ливингстоун считает, что есть все осно­вания полагать, что психопатология достаточно редкая вещь среди политических террористов. По-видимому, значительно большую роль в этой сфере играют невро­тические комплексы. Среди террористов значительно чаще встречаются люди эмоционально неустойчивые, не­удачники, стремящиеся заставить говорить о себе, мечтающие о славе, лидерстве и т.п.

Для молодых людей, которых подавляющее большинство среди террористов, та­кого рода деятельность может стать привлекательной бла­годаря возможности самоутвердиться, ощутить собствен­ную значительность, преодолеть отчуждение и фрустрацию. Террористические организации могут дать молодым людям «возможность стать героем, – пишет К.Л.Оотс в исследова­нии, посвященном психологическим мотивам терроризма, – стимулом может стать атмосфера приключений и аван­тюр. Молодые террористы получают также удовлетворе­ние от веры, что способствуют важному делу. В некоторых случаях даже возможность умереть и стать мучеником может быть мощным психологическим стимулом».

Побудительным стимулом терроризма может стать тот же мотив, который обусловливает рост немотивированных преступлений – стремление самоутвердиться посредством насилия. «Насилие, – пишет французский исследователь Р.Соле, – имеет для некоторых террористов самодовлею­щую ценность. Разрушение – революционный акт, стрельба – способ самоутверждения, и более того, придания себе подлинности».

На основе психодинамически орие­нтированных интервью с небольшой группой захваченных террористов из Фракции Красной Армии (РАФ) Боллингер обнаружил психодинамику, сходную с той, которая была обнаружена в случаях, пограничных с нарциссистскими. Особое впечатление произвела на него история нарциссис­тских травм, которые ведут к недостаточному чувству самоу­важения и неадекватной интеграции личности. Террорис­ты, которых он интервьюировал, обнаружили черты рас­щепления, характерные для индивидов с нарциссистской и пограничной личностью. Он выявил, что они отщепляют низкооцениваемые части самих себя и проецируют их на истеблишмент, который является угрозой для их агрессив­ности. Причем, индивиды, вошедшие в террористические группы, рекрутируются из практически всех профессий, из всех слоев общества. Они представляют самые разнообразные культуры и наци­ональности и поддерживают широкий спектр идеоло­гических направлений.

Внутри обширного спектра террористических групп и их идеологий психологи выделяют два основных типа, которые различаются поведенческой динамикой. Это такие группы как западногерманская Фракция Красной Армии (РАФ) и итальянские Красные Бригады (БР), занятые подрывом или свержением своего правитель­ства, и такие группы, как Баскская ЭТА и Армянская сек­ретная армия за освобождение Армении (АСАЛА), цель ко­торых – национальное самоутверждение.

Для членов групп, входящих в первую категорию, для «анархо-идеологов», цель группы – разрушить мир отцов. Их акты терроризма – это акты возмездия за действитель­ные и воображаемые обиды, акты, направленные против общества их родителей. С другой стороны, члены групп, входящих во вторую категорию, националисты-сепаратис­ты, осуществляют миссию отцов, мстят обществу за обиду, нанесенную их родителям. Таким образом, на симво­лическом уровне, террористические акты «анархо-идеоло­гов» – это акты протеста против родителей, лояльных к ре­жиму, для «националистов-сепаратистов» – это акты лояль­ности к родителям, обиженным режимом.

Вступая в террористическую группу, ее член обычно значительно уменьшает круг своих прежних привязаннос­тей. Это относится прежде всего к «анархо-идеологам». Их выбор носит более глубокий характер и требует полной во­влеченности. Немецкие исследователи определяют это как «Der Sprung» («Скачок»). Будучи скачком в нелегальное состояние, он представляет собой полный разрыв с общес­твом, так как требует подпольного существования.

С другой стороны, для «националистов-сепаратистов» вступление в группу – это своего рода обряд посвящения. Ее члены могут продолжать жить в своих семьях. Их при­надлежность к группе обычно широко известна и они мо­гут прославляться за героизм.

Несмотря на большое различие террористических групп и их целей, существует поразительное единообразие в террористическом поведении в том отношении, что тер­рористы из различных групп слепо привержены своему де­лу и готовы идти до конца, даже пожертвовать жизнью за это дело.

Дело группы – идеология, – имеет большое значение. Но «дело» не является главной психологической мотиваци­ей вступления в террористическую группу. Оно служит скорее логическим обоснованием, сознательно и открыто выражаемым мотивом. Главный мотив вступления в терро­ристическую группу носит гораздо более личностный хара­ктер и коренится в индивидах. Он коренится в стремлении к укреплению личностной идентичности и, что особенно важно, к принадлежности к группе.

Воспитанию террориста способствуют также и оскорбления, нанесенные ему или его близким, намерение отомстить. В связи с этим, как правило, террористов-смертников подбирают среди необеспеченных, бедных, неустроенных людей, которым нечего терять – нищета с постоянной промывкой мозгов обеспечивают вербовочную базу самоубийц.

На Востоке нередко в смертники идут члены семей-изгоев, в которых кто-либо опорочен каким-то поступком, «потерял лицо». Например, есть убитые, или не похороненные по обычаям, или потеряны надежды на будущее.

Некоторые психологи считают, что у многих решившихся на смерть появляется особое состояние – предсмертный транс: исчезают заботы, появляется непривычная власть над жизнью других людей, чувство экстаза. В таком маниакальном состоянии человека трудно остановить, – концентрируя все свои усилия на решении поставленной задачи, он способен преодолеть значительные трудности. Массовое распространение идеологии террористов (мнение окружающих, сообщества), создает устойчивый стереотип, который непросто изменить. В категорию террористов-самоубийц попадают и люди, обуреваемые какой-то идеей, ради которой готовы рисковать жизнью и даже реально пожертвовать собой – совершить суицид. Нередко встречаются лица, желающие выделиться любым способом, заставить заговорить о себе.

Профессор А. Ципко заметил, что «истоки нынешнего мусульманского терроризма лежат не в психологии его носителей, а, прежде всего в нетерпимости и амбициозности устроителей “нового мирового порядка”». Нельзя отвергать людей «только потому, что они хотят жить и любить по-своему, если вы наказываете их бомбами за верность своим традициям… Они, в конце концов, перестанут вас принимать за людей и ценить ваши жизни».

Есть и "чисто восточная" специфика проявления отчаяния, толкающего людей на применение насилия. Врачи-психологи давно обратили внимание на то, что в странах Востока нервное расстройство у студенческой и учащейся молодежи вызывалось «невыносимым чувством ответственности перед своими семьями. В странах, где один служащий в семье, – особенно если он занимает должность в государственном аппарате, – может улучшить положение большинства своих родственников, обучение одного студента становится семейным делом. Отец, родня со стороны мужа и жены и даже дальние двоюродные братья участвуют в расходах на содержание студента в университете. Вот почему студента охватывает страх, что он погубит семью». В случае неудачи у молодого человека появляется стремление свести счеты с жестоким обществом, и реализовать его он пытается в рядах ультралевых или ультраправых. Как свидетельствуют факты, подавляющее большинство молодежи в поисках выхода сначала обращалось в левые организации, но не находя там немедленного ответа на вопросы, переходили на позиции ультралевых (или ультраправых) экстремистов.

В актуальной сегодня проблеме – развивающемся исламском терроризме обработка сознания, подготовка будущих шахидов (в переводе – свидетелей, имеется в виду – перед Аллахом) часто идёт вместе с усвоением религиозных догм с детского или подросткового возраста. В широких пропагандистских кампаниях используют песни, фильмы, демонстрации и митинги, прославление павших, почитание и поддержку их близких. Одни из основных провозглашаемых целей – противостояние Америке, Израилю, России (в Чечне), жизнь по шариату, всемирный Халифат.

Для соответствующим образом настроенного человека его поступок, сопровождаемый смертью врагов – не самоубийство, а подвиг во имя Бога (Аллаха). Решающее значение играют почти радостное принятие смерти, гарантия попадания прямо в рай. Он убеждён в том, что смерть – “это сон – предел сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу”.

Как показывает мировая практика, акциям иногда предшествует торжественный ритуал, например, запись заявления на видеоплёнку; близким обеспечиваются почёт и материальные блага. Так, сумма, которую получает семья палестинского смертника, достигает 10-15 тысяч долларов,– мистические мотивы сочетаются с материальными. При широком распространении соответствующей идеологии многочисленные готовые к смерти «воины джихада» представляют собой внушительную силу. Большую роль играет и поддержка их населением. Исламским террористам содействуют жители Палестины, в арабских государствах, в диаспорах различных стран, многие в Чечне. Центрами пропаганды зачастую являются многочисленные мечети.

Премьер-министр Бельгии Г. Верховстадт, организатор международной конференции по проблемам глобализации считает, что бедность и отчаяние являются не причинами терроризма, а плодородной почвой для него. География расположения баз международного терроризма (Йемен, Сомали, Афганистан) показывает, что это регионы, где трудно вообще найти государственные, административные и социальные структуры, которые могли бы обеспечить благосостояние населения. Нищета населения развивающихся стран способствует тому, что именно там люди попадают в сети международного терроризма. Как сказал Г. Верховстадт, «им не за что ценить собственную жизнь, и они начинают видеть в терроризме единственный возможный выход из своего отчаянного положения».

Психология человека такова, что при появлении какого-то страха он не бежит от этого ощущения, а идет к нему, чтобы узнать его, овладеть им. Эту особенность ученые отмечают у убийц террористического характера. Они стремятся к смерти, своей или чужой. Склонность к суициду наличествует у 31,8 процента преступников, совершивших одно убийство, и у 61,9 процента лиц, осужденных за три и более убийства. Смерть притягивает их.

Существует и такая насущная потребность личности – как необходимость принадлежности к группе и в достижении устойчивой идентичности, которая имеет глубокие ко­рни и связана с обстоятельствами, имевшими место в пе­риод, предшествующий вступлению в террористическую группу. Исследования социального окружения террорис­тов двух главных «анархо-идеологических» групп: западно­германской «Фракции Красной Армии» (РАФ) и итальянс­ких «Красных бригад» (БР), – указывают на то, что, на­пример, 25% членов этих групп потеряли одного или обоих родителей в возрасте до 14 лет. Треть из них подвергалась судебному преследованию. Наблюдалось значительное число неудач в образовании и на работе. Беседы с нахо­дящимися в заключении террористами позволили экспертам обнаружить у них низкую самооценку, черты неадекватно интегрирован­ной личности и склонность проецировать на общество причину своих неудач. Жизнь будущих террористов от­личалась социальной изоляцией и личными неудачами. Для этих одиноких, отчужденных индивидов, находящихся на обочине общества, террористическая группа должна бы­ла стать семьей, которой у них никогда не было.

Сравнительное исследование обнаруживает также, что сильная потребность в принадлежности к группе – это черта, которая является общей для террористов во всем мире, какими бы различными не были их идеологические цели. В основе потребности в принадлежности к группе лежит неполная или раздробленная психосоциальная иден­тичность, так что единственное, благодаря чему индивид чувствует себя достаточно целостным, является связь с группой, принадлежность к группе становится важным ко­мпонентом самосознания ее члена. Принадлежность к группе для многих террористов является фундаментом их психосоциальной идентичности.

Результаты, полученные мировыми учеными, показывают, что хотя решение вступить в «националистическо-сепара­тистскую» террористическую группу носит менее глубокий характер и не представляет собой полного разрыва с обще­ством, здесь также желание вступить в группу вполне мо­жет возникать из чувства отчуждения. Например, страна басков в Ис­пании примечательным образом однородна. Только 8% се­мей являются смешанными испано-баскскими, и дети из этих семей презираются и отвергаются. Однако целых 40% членов террористической организации ЭТА, цель которой – установление отдельного баскского государства, происхо­дят из таких смешанных семей. Не принадлежа к опреде­ленной группе, находясь на обочине общества, они стремя­тся стать «басками из басков». Они преувеличивают свою политическую идентичность с целью достигнуть психосо­циальной идентичности.

Доктор Зеев Винер из клиники Тель-Авива считает, что с точки зрения психологии или психиатрии не существует единого портрета потенциального террориста.

Анализ существующей научно-популярной литературы позволил экспертам выделить четыре типа личности террориста, как правило, использующего взрывные устройства в ходе совершения теракта – «подросток», «рецидивист-уголовник», «военнослужащий» и «инженер». Эти типы представляют собой модели определенного уровня абстракции, на уровне же их конкретного проявления в реальной жизни, естественно, возможны различные смешанные варианты и другие модификации.

П

Внутри террористических сообществ активно

пропагандируется образ героя-смертника – мученика,

погибшего за святое дело



ри раскрытии содержания этих моделей ученые пытались отразить такие свойства и черты личности, как возраст, образование, преступное прошлое, специфика средств, которыми пользуется преступник, их количество и сочетание, отношение к содеянному, характер поведения на предварительном следствии.

Не переоценивая познавательного значения предлагаемых типов, следует подчеркнуть, что они отражают связи и зависимости между особенностями личности террориста и возможным применением им взрывного устройства в ходе совершения теракта. Итак, перейдем к описанию выделенных типов.



«Подросток» – это несовершеннолетние люди, особенности поведения которых определяются противоречивостью их возрастного положения: с одной стороны, это уже не дети, а с другой,– еще не взрослые. Для подростков особую остроту представляет проблема самоутверждения. Их повышенный энергетический потенциал нередко находится в противоречии с ограниченными возможностями его реализации в силу недостаточной образовательной, профессиональной и социальной подготовки, а, следовательно, низкого и неопределенного социального статуса.

Как правило, подростки изготавливают простейшие ВУ с использованием пороха, спичечной зажигательной массы и доступных пиротехнических составов или соединений. В этом возрасте проявляется живой юношеский интерес к конструированию и экспериментированию, в том числе и взрывчатых веществ на основе простейших химико-физических соединений. Подчас объектами таких экспериментов становятся прохожие, киоски и магазины, танцевальные и спортивные площадки – места скопления молодежи.



«Рецидивист-уголовник» – это категория особых лиц и требует специального внимания. Возраст лиц этой группы колеблется весьма широко (например, мужчина в возрасте от 20 до 50 лет). Образование террориста – неполное среднее и среднее, очень часто он нигде не работает, принимает меры к сокрытию своей деятельности. Ранее совершенные преступления обычно являются насильственными, а также связанными с применением оружия. Наиболее часто им применяются штатные боеприпасы, возможно применение простейших самодельных ВУ.

«Военнослужащий», выполняющий теракт на заказ, или «потенциальный взрывник» – лица, проходящие военную службу в настоящее время, либо служившие ранее в инженерно-саперных войсках, в Афганистане, Чечне и других в «горячих точках», а также служившие в специальных подразделениях КГБ, ФСБ, ГРУ и др. Данная группа лиц обычно имеет прошлое, связанное с изучением ВУ, их возраст колеблется в пределах от 20 до 60 лет. Диапазон образования очень широк – от неполного среднего (солдаты и сержанты срочной службы) до высшего (специалисты, инструкторы «Спецназа»), зачастую этот тип имеет постоянную работу, нередко не связанную с его навыками, о своем прошлом в широких кругах не распространяется.

«Инженер» – возраст данной группы составляет 22 – 60 лет, образование высшее, специальное, связанное с технологией взрыва в промышленности. К этой категории лиц относятся инженеры, мастера-взрывники, руководители взрывных работ и другие специалисты, осуществляющие взрывы при добыче полезных ископаемых, разработке грунтов, в металлургии и строительстве. В эту же группу входят специалисты в области электроники, способные конструировать взрыватели самой разной степени сложности, а также приспосабливать для этого современную бытовую технику. Действия указанных специалистов при изготовлении ВУ и подготовке его взрыва отличаются отточенностью и культурой типовых приемов сборки ВУ, особенностью функционирования ВУ на объекте поражения (высокий уровень обеспечения безопасности). Достаточно часто такие «инженеры» изготавливают взрывные устройства на заказ, и практически никогда не устанавливают их на объекте поражения.

Как видно из приведенных описаний, выбор довольно широк, и организаторам террористических акций есть из кого выбрать. Сами они, за редким исключением, дорожат своей жизнью. Это, как правило, довольно обеспеченные люди, умеющие организовать подготовку и обеспечить финансирование нападений. При таких противниках, как государственные машины могучих стран, их деятельность требует немалого «искусства» и напряжения.

Разумеется, приведенные выше данные о типе личности террориста имеют относительное значение и представленный анализ отражает характер реализации ВУ в ходе терактов, а также при изучении механизмов профилактико-предупредительных мер антитеррористической деятельности.

Отдельно следует выделить такой тип террориста, как женщина-смертница. Ей часто оказывается легче подойти к объекту диверсии (по крайней мере, так было, пока они были редкостью). Она более эмоциональна, легче поддается влиянию, Учитывая подчиненное положение женщин на Востоке, их легче направить на путь смертниц. Коран утверждает, что жизнь любого человека предопределена, и пропуск в рай дает только полное послушание Аллаху. Отсюда убеждение, что надо, не колеблясь, бросаться в битву, т.к. невозможно изменить что-либо в своей судьбе.

В заключение приведем обобщенный психологический портрет террориста, составленный учеными.

Как правило, это неженатый мужчина в возрасте 18-27 лет (однако немало женщин – в основном смертницы), происхождение и образование – самое разнообразное. Среди террористов в основном не отмечено инвалидов, сирот, людей, переживших жизненное крушение.

Далее представлены те качества, без которых человеку элементарно « не хватит смелости» для совершения теракта:

жестокость (террорист отчетливо понимает, что своими действиями обрекает на смерть множество людей);

разочарование в жизни (он должен осознавать, что, вероятно, он либо погибнет, либо выйдет на свободу через несколько десятков лет, если будет пойман);

озлобленность (на себя, на общество, на конкретных людей);

фанатизм (характерен для террористов с Востока);

свобода от чувства собственности (бедному человеку легче пойти на совершение терракта, чем материально обеспеченному). Исключение из правил – Усама бен Ладен;

склонность к суициду (шахиды, террористы – камикадзе). Исламские террористы даже не считают, что совершают самоубийство – для них это «самопожертвование во имя Аллаха»;

психологическая неустойчивость, психические заболевания (например, Тимоти Маквей, взорвавший административное здание в 1995 году в Оклахома-сити с целью вызвать в стране революцию);

уверенность в исключительной правильности своих действий;

вера в то, что своим поступком он изменит жизнь к лучшему (или наоборот отчаяние и безысходность, слабохарактерность);

духовный кризис;

уверенность в своей безнаказанности.
2. Психология жертвы террористического акта
Итак, описав психологию террориста, перейдем к рассмотрению психологии жертв террористических актов. Необходимо отметить, что сегодня этой проблемой занимаются большое число ученых, в то же время, полученные ими результаты не всегда подлежат открытой публикации в СМИ. Вместе с тем, по мнению М.М. Решетникова, именно специфика реакций пострадавших, а также их динамика во времени во многом определяют стратегию и тактику антитеррористических операций как непосредственно в период предшествующий теракту, так и в последующем.

Изучение поведения людей, которым угрожает опасность, является одним из направлений психологии. Известно, что величина будущего ущерба в значительной мере определяется формой поведения в период ожидания и затем наступления опасного периода. Наихудшими вариантами являются пренебрежение опасностью или, наоборот, привыкание к ней, полное смирение, растерянность и готовность нести потери. Оптимальная линия – попытка оценить угрозы и возможные способы их устранения, а затем и соответствующие оборонительные действия.

Если речь идет об отдельном человеке, то, как показывает мировая практика, поведение большинства из нас и в обычной жизни (без видимой опасности) далеко от совершенства. Для психологии человека довольно часто характерны неоправданные риск, поступки, которые могут привести к потере здоровья или жизни. Об этом свидетельствуют многочисленные жертвы на автомобильных дорогах, отравления некачественным алкоголем, бытовые убийства, наконец, сокращение жизни из-за применения наркотиков, курения, бездумное заражение опасными болезнями. Только по первым трем причинам в России гибнет каждый день примерно по сто человек. Во всем мире ежегодное количество жертв в автокатастрофах приближается к 300 тысячам. Эксперты предполагают, что эта цифра в недалеком будущем превысит миллион. Страдают и те, кто рискуют, и те, кто невольно оказываются участниками инцидентов. Риск и затем потери, несоизмеримые по сравнению с ожидаемой выгодой, характерны и для людей, идущих на преступления. И не столь редко: только в России в местах заключения находится около миллиона человек; а сколько уже прошло через это.

Что касается актуальной сегодня проблемы – терроризма (потенциальной жертвой которого является каждый из нас), то ущерб от него был бы существенно меньше, если бы удалось не нарушать нормальную жизнь, а противостоять, бороться, не содействовать террористам в достижении их цели – устрашению общества.

Возвращаясь к глобальным вопросам, к будущему человечества, отметим, что наши привычки и обычаи, которыми руководствуемся в ежедневной, обычной жизни, мы переносим и на эти проблемы. Каждому трудно представить себе возможность кардинальных, катастрофических перемен в мире. Глядя на достижения цивилизации, на массы людей, на многочисленные проявления их деятельности, очень сложно вообразить, что все это может исчезнуть. К тому же, кто хочет думать о плохом, силиться представить себе катастрофу? Это и трудно и неприятно. Мешает занятость сегодняшними делами, решением жизненно важных вопросов. Они у многих настолько сложны, что трудно найти силы для продумывания еще и отдаленной перспективы. Подсознательно действуют соображения, что все обойдется, что лично меня и близких это, вероятнее всего, не коснется. Правда, вера в плохой исход, невольно делает его более вероятным: известно, что прогноз обладает императивной, повелительной силой. Но это означает, что и вера в благополучный исход, в свои силы позволит легче справиться с препятствиями. Неприемлема и другая крайность – пренебрежение опасностью.

Те, кто утверждают, что не имеют чувства страха, обманывают только самих себя. Ощущение страха, появляющееся в момент опасности у человека – естественное чувство, вытекающее из инстинкта самосохранения, организм подает сигнал тревоги в опасной ситуации, страх является отражением этого сигнала в вашем сознании. Если этого не происходит, значит в организме не все в порядке.

Страх в значительной степени бывает полезен. Он мобилизует физические силы, ускоряет работу мозга, концентрирует внимание, иначе говоря – помогает находить решение и выходить даже из тупиковой на первый взгляд ситуации. В некоторых случаях отсутствие чувства страха означает отсутствие воображения и, следовательно, неспособность человека к тому, чтобы оценить опасность. Наоборот, те, кто обладает пылким воображением, могут часто испытывать это ощущение неадекватно опасности. На почве страха могут появляться беспокойство, трепет, слабость, бессилие, неподвижность. Это состояние часто сопровождается нарушениями вегетативной нервной системы или же истерической реакцией, которая характеризуется неясностью суждений и неспособностью к действиям. Отсутствие ясности в оценке ситуации влечет за собой состояние безвыходности и отказ от сопротивления. Человек, охваченный паникой, может быстро вовлечь в подобное состояние и окружающих. Подобное поведение лишено какого-либо здравого смысла. Это примитивный инстинкт, характеризующийся криком: «Спасайся, кто может!» Люди, охваченные паникой, полностью теряют индивидуальные качества, достоинство и превращаются в составную часть толпы, разрушительной массы, неспособной контролировать свои действия.

 Средства борьбы с паникой разнообразны. Это могут быть убеждение или категорический приказ, объяснение несущественности опасности или же использование силы.

 Закономерности развития человеческой психики таковы, что страх, ставший постоянным состоянием, затем превращается в подлость.

Ощущение страха, появляющееся в момент опасности у человека – естественное чувство, вытекающее из инстинкта самосохранения, организм подает сигнал тревоги в опасной ситуации, страх является отражением этого сигнала в вашем сознании.

Психологи выделяют следующие характерные черты паники: паническое бегство всегда направлено в сторону от опасности (не делается никаких попыток противодействия); направление бегства при панике не является случайным (выбор – за знакомой дорогой или за той, по которой бегут другие); по своему характеру паническое бегство асоциально (самые сильные связи могут быть прерваны: мать может бросить ребенка, муж – жену и т.д.), а люди становятся неожиданным источником опасности друг для друга; человек, охваченный паникой, всегда верит, что обстановка крайне опасна (паническое бегство прекращается, когда человек думает, что оказался вне опасной зоны); человек, охваченный паникой, плохо соображает, хотя полностью его действия логики не лишены, не ищет альтернативных решений и не видит последствий своего решения (иногда главных, как в типичном для пожаров случае: прыжке с большой высоты).

В чрезвычайной обстановке важно, чтобы вы были в состоянии: принимать быстрые решения; уметь импровизировать; постоянно и непрерывно контролировать самого себя; уметь различать опасность и распознавать людей; быть независимым и самостоятельным, твердым и решительным, даже жестоким, когда это потребуется, но уметь подчиняться, если необходимо; определять и знать свои возможности и не падать духом; в любой ситуации пытаться найти выход.

Никогда не сдавайтесь, ставка в игре – жизнь и она слишком уж высока, чтобы просто уступить, не испробовав все возможные средства.

Если паника началась из-за террористического акта, не спешите своим движением усугублять беспорядок; не лишайте себя возможности оценить обстановку и принять верное решение. Для этого используйте приемы аутотренинга и экспресс-релаксации. Например:

1. Взгляните вверх, сделав при этом полный вдох и опуская глаза до уровня горизонта, плавно выдохните воздух, максимально освободив легкие и расслабив все мышцы. Ровное дыхание помогает ровному поведению. Сделайте несколько вдохов и выдохов.

2. Посмотрите на что-то голубое или представьте себе насыщенный голубой фон. Задумайтесь об этом на секунду.

3. Произнесите про себя очень твердо и уверенно: «Не два!» Это поможет сбить начинающийся эмоциональный сумбур. Также можно спросить себя, назвав по имени (лучше громко вслух), к примеру: «Саша, ты здесь?» И уверенно себе ответить: «Да! Я здесь!».

4. Измените чувство масштаба. Взгляните на вечные облака. Улыбнитесь через силу, сбейте страх неожиданной мыслью или воспоминанием.



Чтобы не попасть в ловушку, пройти по узкому коридору между нежелательными вариантами поведения, надо правильно оценить опасность – настолько, чтобы принять меры по защите. Как и в эпизодах с личностями и отдельными группами людей, поведение в преддверии надвигающихся опасностей определит и судьбу всего мирового сообщества. Известно, что при принятии решений человек не всегда полностью руководствуется логикой – большую роль играют подсознание и бессознательные мотивы – инстинкты, эмоции, пример других, ассоциации11. И, возможно, главное, что требуется от сегодняшнего человека – сделать еще шаг в своем развитии – увеличить долю прагматизма, расчета, логики в своих действиях, касающихся будущего.

По данным М.М. Решетникова12, полученным в ходе исследований, проведенных во время и после войсковых операций сопровождавшихся значительными потерями в Афганистане (1986), землетрясения в Армении (1988), катастрофы двух пассажирских поездов в результате взрыва газа под Уфой (1989), спасения экипажа подводной лодки «Комсомолец» (1989), а также обследования военнослужащих и спасателей, находящихся на реабилитации после антитеррористических операций и аналитического изучения материалов других аналогичных ситуаций в динамике состояния пострадавших (без тяжелых травам) можно выделить 6 последовательных стадий:

1. «Витальных реакций» – длительностью от нескольких секунд до 5 – 15 минут, когда поведение практически полностью подчинено императиву сохранения собственной жизни, с характерными сужением сознания, редукцией моральных норм и ограничений, нарушениями восприятия временных интервалов и силы внешних и внутренних раздражителей (включая явления психогенной гипо– и аналгезии даже при травмах, сопровождавшихся переломами костей, ранениях и ожогах 1–2-й степени до 40% поверхности тела).

В этот период характерна реализация преимущественно инстинктивных форм поведения, в последующем переходящих в кратковременное (тем не менее – с очень широкой вариативностью) состояние оцепенения.

Длительность и выраженность витальных реакций в существенной степени зависит от внезапности воздействия экстремального фактора. Например, при внезапных мощных подземных толчках, как при землетрясении в Армении, или крушении поезда под Уфой в ночное время, когда большинство пассажиров спали, имели место случаи, когда, реализуя инстинкт самосохранения, люди выпрыгивали из окон шатающихся домов или горящих вагонов, на некоторые секунды «забывая» о своих близких. Но, если при этом они не получали существенных повреждений, уже через несколько секунд социальная регуляция восстанавливалась, и они вновь бросались в обрушивающиеся здания или пылающие вагоны. Если спасти близких не удавалось, это определяло течение всех последующих стадий, специфику состояния и прогноз психопатологии на весьма протяженный период. Аналогичная ситуация наблюдалась после внезапного взрыва мины и начала массового расстрела заложников.

2. «Стадия острого психоэмоционального шока с явлениями сверхмобилизации». Эта стадия, как правило, развивается вслед за кратковременным состоянием оцепенения, длится от 3 до 5 часов и характеризуется общим психическим напряжением, предельной мобилизацией психофизиологических резервов, обострением восприятия и увеличением скорости мыслительных процессов, проявлениями безрассудной смелости (особенно при спасении близких) при одновременном снижении критической оценки ситуации, но сохранении способности к целесообразной деятельности.

В эмоциональном состоянии в этот период преобладает чувство отчаяния, сопровождавшееся ощущениями головокружения и головной боли, а также сердцебиением, сухостью во рту, жаждой и затрудненным дыханием. Поведение в этот период подчинено почти исключительно императиву спасения близких с последующей реализацией представлений о морали, профессиональном и служебном долге. Несмотря на присутствие рациональных компонентов, именно в этот период наиболее вероятны проявления панических реакций и заражение ими окружающих, что может существенно осложнять проведение спасательных операций. До 30% обследованных, при субъективной оценке ухудшения состояния одновременно отмечали увеличение физических сил и работоспособности в 1,5–2 и более раз. Окончание этой стадии может быть как пролонгированным, с постепенным появлением чувства истощения, так и наступать внезапно, мгновенно, когда только что активно действующие люди оказывались в состоянии близком к ступору или обмороку вне зависимости от ситуации.

3. «Стадия психофизиологической демобилизации» – ее длительность до трех суток. В абсолютном большинстве случаев наступление этой стадии связывается с пониманием масштабов трагедии («стресс осознания») и контактами с получившими тяжелые травмы и телами погибших, а также прибытием спасательных и врачебных бригад. Наиболее характерными для этого периода являются резкое ухудшение самочувствия и психоэмоционального состояния с преобладанием чувства растерянности (вплоть до состояния своеобразной прострации), отдельных панических реакций (нередко – иррациональной направленности, но реализуемых без какого-либо энергетического потенциала), понижение моральной нормативности поведения, отказ от какой-либо деятельности и мотивации к ней. Одновременно наблюдаются выраженные депрессивные тенденции, нарушения функции внимания и памяти (как правило, обследованные вообще не могут сколько-нибудь ясно вспомнить, что они делали в это время но, естественно, эти пробелы затем «заполняются»). Из жалоб в этот период ведущими являлись тошнота, «тяжесть» в голове, ощущения дискомфорта со стороны желудочно-кишечного тракта, отсутствие аппетита, резкая слабость, замедление и затруднение дыхания, тремор конечностей.

4. Последующая динамика состояния и самочувствия пострадавших во многом определяется спецификой воздействия экстремальных факторов, полученными поражениями и морально-психологической ситуацией после трагических событий. Вслед за «психофизиологической демобилизацией» (при относительно высокой индивидуальной вариативности сроков) с достаточным постоянством наблюдается развитие 4-й стадии – «стадии разрешения» (от 3 до 12 суток). В этот период, по данным субъективной оценки, постепенно стабилизируется настроение и самочувствие. Однако по результатам объективных данных и включенного наблюдения у абсолютного большинства обследованных сохранялись пониженный эмоциональный фон, ограничение контактов с окружающими, гипомимия (маскообразность лица), снижение интонационной окраски речи, замедленность движений, нарушения сна и аппетита, а также различные психосоматические реакции (преимущественно со стороны сердечно-сосудистой системы, желудочно-кишечного тракта и гормональной сферы). К концу этого периода у большинства пострадавших появляется желание «выговориться», реализуемое избирательно, направленное преимущественно на лиц, не являвшихся очевидцами трагических событий, и сопровождавшееся некоторой ажитацией. Этот феномен, входящий в систему естественных механизмов психологической защиты («отторжение воспоминаний путем их вербализации»), в ряде случаев приносил пострадавшим существенное облегчение. Одновременно восстанавливаются сны, отсутствовавшие в предшествующие периоды, в том числе – тревожного и кошмарного содержания, в различных вариантах трансформировавшие впечатления трагических событий.

На фоне субъективных признаков некоторого улучшения состояния объективно отмечается дальнейшее снижение психофизиологических резервов (по типу гиперактивации), прогрессивно нарастают явления переутомления, существенно уменьшаются показатели физической и умственной работоспособности.

Следовало бы особо отметить, что предоставление возможности «выговориться» (дебрифинг) относится к наиболее важным компонентам профилактики психопатологии и успешности последующей реабилитации. При этом дебрифинг наиболее эффективен, если он проводится до введения транквилизаторов и до того, как пострадавшим предоставлена возможность сна (то есть – в первые сутки); естественно – если для этого имеются возможности и достаточное количество квалифицированных специалистов, способных проводить дебрифинг. В случаях, когда дебрифинг оказывается по тем или иным причинам отложенным, происходит консолидация следов памяти, сопровождаемая рядом психопатологических феноменов, хорошо известных специалистам. Однако это не снижает самостоятельной значимости методически обоснованного дебрифинга на последующих этапах.13

В соответствии с обоснованными данными, в подобных ситуациях, как правило, требуется многоуровневый дебрифинг, в том числе – для спасателей и психологов, действующих на «первом уровне» (участвующих в непосредственной работе с пострадавшими и членами их семей; при этом специалисты «второго уровня» вообще не контактируют с последними).

5. «Стадия восстановления» психофизиологического состояния начинается преимущественно с конца второй недели после воздействия экстремального фактора и первоначально наиболее отчетливо проявляется в поведенческих реакциях: активизируется межличностное общение, начинает нормализоваться эмоциональная окраска речи и мимических реакций, впервые появляются шутки, вызывавшие эмоциональный отклик у окружающих, восстанавливаются сновидения.

В состоянии физиологической сферы позитивной динамики в этой стадии не происходит. Кроме того, отсутствуют клинические формы психопатологии, за исключением транзиторных и ситуационных реакций. Основными формами транзиторной психопатологии (по ведущему признаку), как правило, являются: астенодепрессивные состояния – 56%; психогенный ступор – 23%; общее психомоторное возбуждение – 11%; выраженный негативизм с явлениями аутизации – 4%; бредово-галлюцинаторные реакции (преимущественно в просоночный период) – 3%; неадекватность, эйфория – 3%.

6. «Стадия отставленных реакций». В более поздние сроки (через месяц) у 12% – 22% пострадавших проявляются стойкие нарушения сна, немотивированные страхи, повторяющиеся кошмарные сновидения, навязчивости, бредово-галлюцинаторные состояния и некоторые другие, у 75% проявляются признаки астено-невротических реакций в сочетании с психосоматическими нарушениями деятельности желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой и эндокринной систем. Одновременно нарастают внутренняя и внешняя конфликтогенность, требующая специальных подходов.

Апеллируя к событиям в Беслане, следует признать, что тяжесть и динамика состояния пострадавших может быть существенно иной. Когда человек лишается родителей, мир пустеет, но, тем не менее, как это не горько – это соответствует обыденным представлениям и естественному ходу событий. Когда умирают дети, все краски мира меркнут, на многие годы и десятилетия, а порой – навсегда.

Мировая практика показывает, что после подобных трагических ситуаций, как правило, усиливается сплоченность нации, и одновременно люди испытывают потребность в каких-то ярких переменах, чтобы в жизни все стало честнее, благороднее, искреннее, лучше, чем было раньше. Данные явления мы наблюдали после трагических событий в России в августе-сентябре 2004 года. Когда обществом с удовлетворением были встречены меры руководства государства, направленные на борьбу с международным терроризмом и терроризмом в России.

Следует, однако, отметить, что бывает и по-другому. Так, например, не все граждане США однозначно положительно оценили курс внешней политики в связи с волной терроризма, коснувшейся и их страны. Через три месяца после сентябрьских терактов СМИ сообщали о несогласии 58% американцев с реакцией американского правительства на нападение террористов. Главной причиной налёта они посчитали «раздражающее поведение Соединенных Штатов». 70% опрошенных из различных стран мира решили, что для США было «полезным почувствовать, что такое быть уязвимым».

Практика показывает, что жертвами теракта становятся и те, кто, как кажется, благополучно его пережил. И дело даже не в сильнейшем психологическом шоке и не в глубочайшей моральной травме. Последствия терактов укореняются в самом мозге и начинают убивать человека изнутри. По последним данным, полученным японскими медиками, мозг людей, переживших террористические акты, уменьшается в объеме. Этот процесс влечет за собой критические ухудшения в мыслительных и эмоциональных способностях личности. Ученые обследовали группу людей, волею рока оказавшихся в токийском метро, когда сектанты из «Аум Сенрике» решили устроить свой «конец света». 25 человек из числа выживших после этого чудовищного происшествия оказались под тщательным наблюдением врачей.

То, что у большинства из них подтвердился синдром так называемого посттравматического шока, никого не удивило. Но каково же было изумление ученых, когда они получили результаты сканирования коры головного мозга пациентов. Они показали, что у человека, пережившего сильный шок во время теракта, начинает уменьшаться именно тот участок коры, который отвечает за способность личности сосредотачивать внимание и регулировать эмоции. Это необратимое изменение становится причиной многих психических расстройств, спонтанных и неуправляемых приливов страха.

Ученые считают, что не существует четких различий между психически здоровыми людьми и психически больными. При этом, к любой из этих групп относите себя с осторожностью. Моралист и максималист может сойти с ума сам по себе – без серьезных потрясений извне. Это иногда случается от излишней склонности к самоанализу и от столкновения мечты с действительностью. Настоящий интеллектуал – может тронуться умом только в экстремальной ситуации, когда исчерпываются возможности его сознательно развитых психических защитных механизмов.

Эти механизмы таковы: вера в неизбежный «счастливый конец», как это бывает в мелодрамах; отсутствие боязни смерти («смерть – однократный акт, после которого не будет никаких ощущений»); способность к волевому усилию; уловки для интеллекта при монотонной физической работе («дорогу осилит идущий»); мечты (основные и запасные); недоверие; цинизм; настроенность на подвиг (не на самопожертвование); привычка смеяться, в том числе над собой.



Анализ критических ситуаций показывает: медленно нарастающая опасность тревогу не возбуждает. 

Небольшой стресс в критической ситуации помогает соображать, сильный – мешает. Может нарушиться восприятие времени: время как бы растягивается. Может произойти раздвоение личности: одна половина думает и действует, а другая на все это смотрит и ужасается («глаза боятся – руки делают»). В этой другой половине человек видит себя как бы со стороны, вспоминает картинки из своей жизни.

Сильный страх испытывается, когда еще не наступило состояние раздвоения личности и когда оно уже прошло. Раздвоение – это компенсация страха, дистанцирование от него. Срабатывают самые сильные привычки, подавляя все остальные привычки и приобретенные знания.

Чтобы этого не было, занимайтесь тренировками самообладания. Не проверив свое самообладание хотя бы в тренировках, вы не можете быть в нем уверены. Страх, гнев, ажиотаж – коварные эмоции. Научитесь распознавать их начало. Мысленно моделируйте ситуации, в которых они могут быть вызваны. Придумывайте себе формулы самовнушения и насыщайте их ассоциациями. Например: «Я не боюсь смерти, потому что после нее не будет ничего». Или: «Мне умирать не страшно, потому что душа все равно бессмертна». Это уже в зависимости от индивидуальных убеждений.

При этом не испытывайте чужие нервы вместо собственных. Иногда устраивайте себе следующую тренировку – переживайте мысленно разные тяжелые ситуации: пожар в вагоне, встречу с террористом, драку и т.д.

Как показывает человеческий опыт в трудностях помогает держаться надежда на лучшее. Имейте запасные мечты на случай провала основной. Не ставьте все на одну карту: двигайтесь в нескольких направлениях, только старайтесь не разбрасываться.

 



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет