Ход вооруженной борьбы на советско-германском фронте

Ход вооруженной борьбы на советско-германском фронте

В отличие от советских авторов, которые в своих работах в основном делали упор на показ победоносных сражений и операций Красной Армии и умалчивали о многих ее неудачах, западные историки свое внимание обычно концентрировали на поражениях советских войск. А об их наступательных действиях, приведших к разгрому третьего рейха и его союзников, предпочитали писать как можно меньше. В первую очередь освещались те события на советско-германском фронте, которые, по мнению западных исследователей, характеризовали действия Красной Армии с отрицательной стороны. Эта тенденция проявилась прежде всего в том, что большинство вышедших на Западе работ были посвящены первому периоду Великой Отечественной войны, а в работах, рассматривающих войну в целом, этому этапу уделяется основное внимание.

В качестве примера можно привести книгу известного американского исследователя Х. Солсбери «Неизвестная война». В ней более половины объема отведено изображению первых пяти с половиной месяцев вооруженной борьбы на советско-германском фронте, когда Красная Армия отступала под ударами превосходящих сил противника. Всем же событиям 1944 г., когда советские войска проводили одну успешную операцию за другой, автор уделил всего 4 страницы, то есть в 25 раз меньше, чем событиям 1941 г. [189].

Подобным образом поступили английский отставной полковник А. Ситон в книге «Русско-германская война», П. Карелл из ФРГ в двухтомнике «Операция Барбаросса» и «Выжженная земля», а также некоторые другие авторы.

У зарубежных историков можно встретить немало признаний, что советско-германский фронт по масштабам и ожесточенности вооруженной борьбы во много раз превосходил все другие фронты второй мировой войны. «Советско-германская война, известная в СССР как Великая Отечественная война, - говорится, например, в опубликованной в 1995 г. «Оксфордской энциклопедии второй мировой войны», - является самым крупным вооруженным конфликтом, когда-либо происходившим на одном фронте. В статистическом и стратегическом отношениях она была доминирующей во второй мировой войне» [190]. Однако статьи, посвященные Великой Отечественной войне, занимают в этом труде, насчитывающем почти 2 тыс. страниц, менее 5% его объема.

Похожая картина имеется и в других трудах, претендующих на полное изложение истории второй мировой войны. Из 46 глав книги английских историков П. Калвокоресси и Г. Уинта «Тотальная война: Причины и ход второй мировой войны» только в 2-х разделах говорится об участии Советского Союза в войне. О Московской, Сталинградской и Курской битвах сказано вскользь, а о других операциях Красной Армии стратегического значения даже не упоминается. Зато авторы очень подробно освещают действия американо-английских войск в Северной Африке и на Тихом океане, хотя зачастую они носили лишь местный характер и на ход войны в целом влияния не оказали [191].

В «Иллюстрированной истории второй мировой войны», подготовленной редакцией американского журнала «Ридерс дайджест», из 57 статей только 4 посвящены военным действиям на советско-германском фронте, а из 260 иллюстраций лишь на 5 изображены воины Красной Армии [192]. В книге итальянского военного историка Э. Фальделлы «Италия во второй мировой войне» советско-германскому фронту, где действовала 229-тысячная итальянская армия, из 430 страниц отведено 8 [193].

Тенденциозность многих западных авторов в освещении хода вооруженной борьбы проявилась и в том, что действиям германской стороны они уделили куда больше внимания. Так, в исследованиях о Курской битве (А. Конради в книге «Поворот 1943 года», С. Штадлер в работе «Наступление на Курск», английский историк К. Мэкси в труде «Танковая война»), опубликованных в период «холодной войны», непомерно выпячивается наступление немецких танковых войск в первые дни битвы, а о советском наступлении, начавшемся сразу после остановки противника, говорится очень кратко или вообще умалчивается [194].

Тенденция к замалчиванию ряда усилий Красной Армии особенно проявилась при освещении событий последних двух лет второй мировой войны. Согласно концепциям зарубежных историков уже с конца 1943 г. основные боевые действия против Германии и ее союзников велись в Италии, Западной Европе, на Дальнем Востоке и Тихом океане, и вся тяжесть борьбы в тот период легла на вооруженные силы США и Англии.

Эти концепции наглядно проявились в том, что в работах таких историков операциям советских войск в 1944 и 1945 гг. отводится очень мало места. Так, из 17 крупных военных событий 1944 г., перечисленных в изданном журналом «Ридерс дайджест» труде «Великие события XX века», только 2 связаны с действиями советских войск. Это - снятие в январе блокады Ленинграда и вступление 20 октября частей Красной Армии вместе с югославскими партизанами в Белград. Зато действия войск США и Англии представлены очень широко. Авторы пишут о высадке американских войск в районе Анцио в Италии, захвате ими острова Кваджалейн в Тихом океане, наступлении американцев на остров Новая Гвинея, бомбардировках авиацией США и Англии промышленных объектов Германии и о многих других мероприятиях вооруженных сил западных союзников [195].

В «Энциклопедии военной истории», подготовленной американскими историками Э. Дюпуи и Т. Дюпуи, вооруженной борьбе на советско-германском фронте в 1944 г. отведено в 15 раз меньше места, чем военным событиям этого года на других театрах войны. Статья о Белорусской операции, в ходе которой Красная Армия уничтожила 17 немецких дивизий, а остальные 50 потеряли более половины своего состава, занимает всего 15 строк. Ее объем в 4 раза меньше, чем статьи о боях англо-американских войск за плацдарм у Анцио, который обороняло всего 8 немецких дивизий [196].

Тезис о том, что советские войска побеждали «главным образом массой», а не искусным ударом, проходит через всю книгу Зимке. Он заявляет, что на советско-германском фронте «немцы действовали против превосходящих советских сил с самого начала войны», а к началу контрнаступления под Сталинградом советская сторона уже имела двойное численное превосходство над противником.

Чтобы обосновать это противоречащее истине утверждение, Зимке нередко занижает численность противостоявшего Красной Армии противника, преднамеренно исключая действовавшие вместе с немцами союзные им войска, иногда сознательно искажает соотношение сил и средств сторон на отдельных участках фронта, завышает потери советских войск. Он часто использовал прием сопоставления однотипных советских и немецких соединений и объединений, не объясняя при этом, что германские формирования одних и тех же наименований были по своей численности больше советских. По его данным, в январе 1945 г. 160 немецким дивизиям и бригадам на восточном фронте противостояло 894 эквивалентных соединения Красной Армии.

Из такого сопоставления у несведущего читателя складывается впечатление, будто советские войска превосходили противника в пять с половиной раз, хотя на самом деле преимущество было в два раза меньше. Подсчитывая, например, соотношение сил сторон под Ленинградом в январе 1944 г., Зимке принимает во внимание только 18-ю немецкую армию, хотя наступление Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов велось против всей группы армий «Север». Подобным приемом американский историк почти в полтора-два раза завысил численность советских войск [197].

По сравнению с другими западными историками Дюпуи и Мартелл сделали значительный шаг вперед: опубликовали работу, освещающую крупнейшие операции Красной Армии. В свою книгу они включили 16 наступательных операций советских войск, кратко описали динамику событий, к каждой из которых приложили карту-схему, а также от 8 до 13 статистических таблиц. Но многое положительное из повествования авторов об этих операциях сводится на нет из-за рассуждений о причинах победы СССР над Германией.

Во введении к книге они прежде всего подчеркивают «изумительное военное мастерство немецких войск», равного которому будто бы не было в истории. И если, несмотря на «высокое военное искусство немцев», Советский Союз сумел победить, то главная причина, по их мнению, заключалась в огромном численном превосходстве войск и размерах территории, умении наладить «в больших масштабах производство простых образцов оружия», а также в погоде, которая, мол, «содействовала Красной Армии». Чтобы обосновать тезис о «неисчерпаемых людских ресурсах», авторы сравнили численность населения СССР и Германии накануне войны. Однако они не приняли во внимание факт наличия у третьего рейха союзников, которые направляли свои войска сражаться против СССР. Ими не учитывались также использование Германией трудовых и сырьевых ресурсов оккупированных вермахтом европейских стран. Обращают на себя внимание и составленные авторами таблицы, где сравнивается количество дивизий обеих сторон. Но, подобно Зимке, авторы не указывают, что немецкие дивизии по численности личного состава значительно превосходили советские, вследствие чего создается неверное представление об истинном соотношении сил в освещаемых ими операциях [198].

Мимо тезиса о численном превосходстве Красной Армии над вермахтом не проходил почти ни один зарубежный автор. Так, по утверждению немецкого историка З. Вестфаля, в 1944 г. советские войска имели семикратное преимущество над противником в силах [199]. Огромное советское превосходство в силах и средствах неоднократно отмечал Р. Хинце (ФРГ) в своей книге «Крах группы армий «Центр» на востоке в 1944 г.» [200] В действительности же соотношение сил и средств Красной Армии и противника в начале 1944 г. составляло по личному составу 1,3 : 1, по орудиям и минометам – 1,7 : 1, танкам и САУ (штурмовым орудиям) – 1 : 1,03, боевым самолетам – 3,3 : 1 [201].

Лишь немногие из западных историков смогли отойти от предвзятости при сравнении сил противоборствующих сторон. Например, западногерманский исследователь В. Рингс, говоря о соотношении людских ресурсов, подчеркнул, что население Германии и зависимых от нее стран (по его данным, 260 млн. человек) значительно превышало население СССР [202].

Многие западные авторы прибегали к тезису о том, будто советское командование только «копировало немецкое военное искусство», заимствовало у вермахта формы и методы ведения боевых действий, приспосабливало их для себя, а само ничего существенно нового в тактику, оперативное искусство и стратегию не привнесло. И, хотя боевое мастерство советских войск постепенно развивалось, оно в конце войны продолжало уступать немецкому в пору его наивысшего расцвета, который наблюдался в 1941 г.

Подобные утверждения можно присущи работам западногерманских историков В. Герлица и В. Пауля, американцев Г. Вернона, С. Петрика, упоминавшихся Дюпуи и Э. Зимке, а также других авторов. По утверждению Т. Дюпуи, «несмотря на то, что германские армии проиграли войну, они в ее ходе показали такую военную виртуозность, которая никогда не была превзойдена», и «по уровню военного искусства на поле боя оставили русских далеко позади» [203].

Правда, Зимке в этой концепции менее категоричен, чем его коллеги. Он соглашался с другими западными авторами, что по сравнению с СССР «Германия имела общее качественное превосходство, особенно более высокий уровень военного искусства». Но советские генералы, не были «слепыми подражателями», а «приспосабливали немецкие методы к своим собственным способностям и недостаткам» и в ходе войны многому научились. Соотношение в сфере военного искусства, отметил он, «изменилось в пользу Советского Союза», «качественный разрыв сужался», но мастерство советского командования «только приближалось к немецкому», сравнявшись с ним до некоторой степени лишь на уровне высшего командного звена, а «в среднем и низшем командном звене качественное превосходство осталось за немцами» [204].

Что можно отметить по поводу подобных утверждений?

Прежде всего необходимо иметь в виду, что используемый в работах зарубежных авторов тезис о «копировании» имеет своей целью принизить советское военное искусство. Конечно, советское командование так же, как и командные кадры любой другой армии изучало зарубежный военный опыт, извлекая из него полезные для себя уроки. Изучало оно, разумеется, и военные кампании 1939-1940 гг. в Европе, и развитие военного искусства в Германии. Но это вовсе не означает, что командование Красной Армии слепо копировало этот опыт.

Далее следует учитывать, что командные кадры вермахта, несмотря на их высокую профессиональную обученность современным способам организации боя, сражений и операций, умение управлять войсками и организовывать взаимодействие, допускали немало просчетов, особенно в сложных ситуациях. Обычно они действовали сугубо по шаблону, без широкой творческой инициативы, а потому при резком изменении обстановки пребывали в затруднительном положении, а иногда и терялись при отсутствии духа. Кстати, они и сами изучали советский опыт, учитывали его в своих действиях.

Примечательно, что даже бывший генерал вермахта Г. Гудериан, обобщая после войны опыт вооруженной борьбы на восточном фронте, вынужден был признать: «Во второй мировой войне стало очевидным, что и советское верховное командование обладает высокими способностями в области стратегии». Он полагал, что «было бы правильно и в дальнейшем ожидать от советских командиров и войск высокой боевой подготовки и высокого морального духа», поэтому и рекомендовал руководителям вооруженных сил НАТО «обеспечить хотя бы равноценную подготовку собственных офицеров и солдат» [205].

Некоторые историки приписывали военачальникам и штабам Красной Армии излишнюю осторожность и нерешительность в ведении военных действий, неумение использовать возникавшие возможности для разгрома противника. Подобные обвинения выдвинули англичане Ч. Мессенджер, Дж. Брэдли и А. Тейлор, американцы Э. Маккарти, Д. Уэлш и Э. Зимке, немцы К. Уэбе и Ф. Меллентин, израильтянин А. Селла и другие [206].

По словам Э. Маккарти, в Белорусской операции 1944 г. советские войска действовали «недостаточно смело», наступали «прямо на немецкие позиции», не использовали «тонких, изобретательных форм» военного искусства [207]. Г. Стефенсон (Англия), например, заявляет, будто «Красная Армия вела наступление осторожно, без стремительности» и это относилось также к «заключительным кампаниям в Польше и Германии» [208].

Такие заявления, однако, не отражают объективной картины и носят, как правило, предвзятый характер. Эти историки зачастую усматривали излишнюю осторожность и сдержанность у советского командования там, где оно отходило от стандартов и, сообразуясь с обстановкой, принимало нешаблонные решения. Ряд зарубежных авторов полагает, что советская сторона проявила нерешительность на Курской дуге летом 1943 г.

Наоборот, решение советского Верховного Главнокомандования было исключительно смелым и в определенной степени даже рискованным. Под Курском немецкие войска создали мощную ударную группировку с огромным количеством новых танков и самолетов. У советского командования были опасения, что наша оборона не выдержит натиска противника, как это не раз бывало в 1941 и 1942 гг. Некоторые командующие фронтами предлагали нанести упреждающие удары по орловской и белгородско-харьковской группировкам противника, чтобы ослабить его наступательные возможности под Курском и создать больше гарантий для успешного отражения летнего наступления. И все же Ставка ВГК приняла более решительный и смелый план действий на лето 1943 г., и он, как показали дальнейшие события, полностью себя оправдал.

Никак нельзя согласиться и с Маккарти, что в Белорусской операции советское командование проявило недостаточную смелость и изобретательность. Прорыв обороны противника здесь был осуществлен на нескольких участках мощными фронтальными ударами с последующим развитием их и охватом его войск в тактической и оперативной глубине, в то время как германское командование ожидало наступление советских войск по сходящимся направлениям. Именно в этом и проявилась изобретательность и смелость советского командования. В результате реализации своего замысла в тактической зоне обороны в мешке оказалась витебская группировка противника, в ближайшей оперативной глубине – бобруйская, а на 200-250 км - главные силы группы армий «Центр».

Охват и разгром 100-тысячной группировки врага на глубине почти 200 км является весьма убедительным свидетельством высокого уровня военного искусства командных кадров Красной Армии. Известный английский историк Дж. Эриксон в книге «Дорога на Берлин», оценивая Белорусскую операцию, подчеркивал: «Разгром советскими войсками группы армий «Центр» явился их самым крупным успехом, достигнутым в результате одной операции. Для германской армии… это была катастрофа невообразимых размеров, большая, чем Сталинград» [208а].

Некоторые западные историки, стремясь принизить мастерство советских войск, часто необоснованно обвиняют советское командование в том, будто оно из-за «своей ограниченности» не использовало предоставлявшиеся возможности для решительных и успешных действий. Американцы В. Керр и Д. Пархам, например, заявили, что под Сталинградом советский замысел был по своему уровню равен немецкому, а вот, мол, исполнение отставало от военного искусства немцев [209]. Для них окружение 330-тысячной группировки противника - еще недостаточное доказательство высокого военного искусства. Английский отставной полковник А. Ситон считал, что весной 1944 г. командование 3-го Украинского фронта при наступлении на николаевско-одесском направлении не использовало «представившейся возможности» окружить всю 6-ю немецкую армию, а не три дивизии [210], хотя объективная оценка обстановки никаких оснований для подобных обвинений не дает.

При проведении этой и многих других операций, где западные авторы обнаруживают «недочеты» в действиях советских войск. Напротив, Ставка ВГК исходила из детальной оценки обстановки, из наличных сил и средств, из состояния и действий противника. В противоположность немецкой стороне советское командование не шло на авантюры, а подходило к решению всех проблем вооруженной борьбы трезво, рационально, в чем и проявилось его мастерство по руководству войсками.

Значительное место при освещении хода вооруженной борьбы многие зарубежные историки отводят трактовке причин побед Красной Армии и поражений вермахта. Успех советских войск в отдельных операциях и в войне в целом объясняется главным образом их подавляющим численным превосходством и неблагоприятными для противника географическими и климатическими условиями, особенно в первые два периода Великой Отечественной войны. Наиболее рельефно эта тенденция проявилась в работах американских историков Э. Зимке («От Сталинграда до Берлина»), Т. Дюпуи и П. Мартелла («Великие битвы на восточном фронте: Советско-германская война 1941-1945»).

По утверждению Н. Бетелла, германская армия должна была в закономерном порядке одержать победу над Россией, и в том, что этого не произошло, повинны прежде всего российские «дороги, климат и пространство», которые «объединились вместе, чтобы замедлить немецкое наступление». Мало того, заявляет автор, еще до наступления осенней распутицы и рано наступивших морозов немецким войскам сильно мешала пыль, «снижая видимость, заставляя пехоту задыхаться». В качестве еще одной из важных причин неудач Бетелл называет постоянное вмешательство Гитлера, который своими «ежедневными распоряжениями» мешал генералам следовать предписаниям ранее разработанных планов. К числу оснований неуспеха он относит также неточные карты местности, которыми обеспечивались немецкие штабы. И лишь на последнем месте у него «упорство русских», сопротивление которых было «более решительным, чем ожидалось» [211].

Такой подход к обоснованию причин, в конечном итоге обусловивших поражение Германии, типичен для большинства западных авторов. Правда, в работах последних трех десятилетий они больше стали писать об упорстве и стойкости советских войск в обороне, а также о ведении ими наступательных операций. Однако от старых концепций, как правило, они не отказались, проявив стремление сохранить их в том или ином виде. В новых публикациях имели место утверждения о «роковых ошибках» Гитлера, о неблагоприятных для немцев погодных условиях на территории СССР и о других случайных факторах, якобы помешавших вермахту добиться победы.

Так, в вышедшей в 1990 г. книге английского историка Дж. Эллиса «Грубая сила: Стратегия и тактика союзников во второй мировой войне» говорится о недальновидности Гитлера при принятии решения о войне против СССР, о его пренебрежении к материальному обеспечению «восточного похода» и неумению прислушиваться к советам своих здравомыслящих генералов, а также о других промахах фюрера, которые привели Германию к военной катастрофе [212].

В статье «Германо-советская война», помещенной в «Оксфордской энциклопедии второй мировой войны» (1995 г.), неудачи немцев под Москвой вновь объяснялись в первую очередь резким снижением в начале декабря 1941 г. температуры до минус 34 градусов. По мнению авторов, такие погодные условия остановили наступление немецких войск, так как замерзли смазка в их оружии, масло в трансмиссиях и двигателях боевых машин и транспортных средств, а через несколько дней не позволило им воспрепятствовать советскому контрнаступлению, потому что они не смогли окопаться в промерзшем грунте. В этой же статье говорится о недальновидности Гитлера в отношении 6-й полевой армии, когда он запретил Паулюсу пробиваться из окружения, что, якобы, и явилось важнейшей причиной катастрофы под Сталинградом [213].

Таким образом, старые концепции западных историков еще не ушли в прошлое, хотя «холодная война» окончилась. И сейчас продолжаются попытки оправдать генералов вермахта, оставить в неприкосновенности миф об их оперативно-стратегическом превосходстве и непревзойденности немецкого военного искусства и, следовательно, умалить достижения советских войск и показанное ими в ходе войны боевое мастерство.