Станислав Николаевич Славин Секретное оружие третьего рейха

* * *

«Интересы всей немецкой экономики следует подчинить нуждам военной промышленности», – заявил Адольф Гитлер в декабре 1941 года, когда немецкие войска были разбиты под Москвой, блицкриг превратился в утомительную, затяжную войну, а министр вооружений Фриц Тодт доложил фюреру, что военная промышленность находится на грани краха. Пришло время «затягивать пояса».

Изменилось отношение и к «урановому проекту». Его считают перспективным, но не первостепенным. Как всегда и везде в дни неудач и поражений, власти «меняют декорации», ведь это легче, чем вникать в суть происходящего. Руководство «урановым проектом» препоручают Научно исследовательскому совету, который подчинялся министерству образования во главе с Бернгардом Рустом – человеком, слабо разбиравшемся в ядерной физике.

Академические ученые, впрочем, обрадовались подобным оргвыводам. Отныне с них стиралось клеймо «пособников вермахта», творящих убийственное оружие. Зато приободрился Абрахам Эзау. Теперь у него снова было кем командовать.

«Новая эпоха» начиналась путано, бестолково. На 26–27 февраля 1942 года профессор Шуман назначил совещание в стенах Института физики имени императора Вильгельма. Приглашенным уже раздали спецпропуска, сообщили их очередность выступления, как вдруг вмешался Научно исследовательский совет. На тот же день, на 26 февраля, назначили «параллельное» совещание в здании этого совета. Круг приглашенных был очень широк: офицеры вермахта, высшие чины СС, светила науки. К последним причислили Гана, Гейзенберга, Боте, Гейгера, Клузиуса, Хартека, «незадачливого организатора» Шумана и, конечно, Эзау. Всех их наметили в докладчики. Впрочем, ученым было позволено, просветив «господ офицеров», перейти в стены Института физики и принять участие уже в сугубо научном совещании, вглядываясь на нем в тончайшие детали проблемы, а не освещая ее «в общем и целом» в течение скудных десяти минут – именно столько времени отводилось на доклады «пред лицом властей предержащих».

Впрочем, организаторы «параллельного» совещания на том не успокоились. Двадцать первого февраля они разослали приглашения Шпееру, Кейтелю, Гиммлеру, Редеру, Герингу, Борману и другим нацистским бонзам. В этих приглашениях содержалась и повестка сего «просветительского слета»:

2. Расщепление ядра урана (проф. О. Ган).

3. Теоретические основы производства энергии путем расщепления урана (проф. В. Гейзенберг).

4. Результаты исследований установок по производству энергии (проф. В. Боте).

5. Необходимость исследования общих основ (проф. Х. Гейгер).

6. Обогащение изотопов урана (проф. К. Клузиус).

7. Производство тяжелой воды (проф. П. Хартек).

8. О расширении рабочей группы «Ядерная физика» за счет привлечения представителей промышленности и различных ведомств рейха (проф. А. Эзау)».

Немудрено, что Гиммлер, глянув на эти странные слова, отказался тратить свое драгоценное время на выслушивание их, пусть и в компании высших чинов вермахта и СС. Генерал фельдмаршал Кейтель был более дипломатичен. Он заверил Руста, что придает большое значение «этим научным проблемам», но бремя возложенных на него обязанностей не позволяет ему принять участие в совещании. Редер уведомил о прибытии одного из своих заместителей. В итоге никто из «властей предержащих» не явился выслушивать «ученую тарабарщину». Пятистраничный список распугал всю «крупную дичь».

Но совещание все таки состоялось.

После докладов Шумана и Гана на трибуну поднялся Гейзенберг и заговорил о цепной реакции деления ядер как основе производства «ядерной энергии».

Реакция эта возможна лишь в том случае, если во время расщепления ядер выделяется больше нейтронов, нежели поглощается другими ядрами. С природным ураном все происходит наоборот, поэтому в чистом виде он непригоден для проведения такой реакции. Давайте попробуем, увлеченно продолжал Гейзенберг, сравнить процесс расщепления ядра с «заключением брака», а поглощение нейтронов со «смертью». В природном уране «показатель смертности» выше «числа рождений». В жизни это приводит к тому, что все «население» страны вскоре вымирает. Изменить это можно тремя способами, во первых, требуя, чтобы каждая семья заводила больше детей, во вторых, увеличивая число «свадеб», в третьих, снижая «смертность», делал свои «демографизические» выводы Гейзенберг. Среднее количество нарождающихся нейтронов нам никак не изменить. Это – константа, данная нам природой. Поступим по другому. Увеличим содержание редкого изотопа урана – урана 235, и тогда «смертность» нейтронов снизится. Если же нам удастся совершенно изолировать уран 235, то тогда смертность вообще прекратится.

Если мы накопим некоторое количество чистого урана 235, то число нейтронов может неимоверно возрасти в нем в кратчайшее мгновение. В течение доли секунды вся энергия расщепления выделится. Раздастся взрыв невиданной силы.

Однако изолировать уран 235 очень и очень трудно. Большинство ученых, работающих над данным проектом, пытается решить именно эту проблему, о чем и поведает собравшимся профессор Клузиус. Добавлю лишь, заявил Гейзенберг, что американцы, по всей видимости, уделяют этому вопросу особенно пристальное внимание.

Есть другой способ снизить «смертность». Новейшие исследования показали, что нейтроны «умирают», то есть поглощаются, лишь в том случае, если они наделены определенными энергиями, то есть движутся с какой то конкретной скоростью. Ее можно снизить. Ученые пытаются найти вещества, которые тормозят нейтроны, но не поглощают их. Лучшим их «замедлителем» был бы гелий, ведь он вообще не поглощает нейтроны, но этот газ слишком легок и использовать его мы не можем. Остается лишь тяжелая вода, поскольку опыт показал, что графит и бериллий непригодны для этой цели.

Реактор, очевидно, будет состоять из нескольких слоев урана и замедлителя. Тепловая энергия, им создаваемая, станет вращать турбину. «Урановая машина» не потребляет кислород, и потому она особенно хороша для оснащения подводных лодок. Однако этим ее польза не ограничена. Внутри реактора, при преобразовании ядер урана, возникает новый элемент с порядковым номером 94. Он, очевидно, обладает такой же взрывной силой, как и чистый уран 235. Накопить этот элемент легче, чем уран 235.

В то время как Гейзенберг читал офицерам азы ядерной физики, любопытное событие произошло в Далеме, у входа в Институт физики, где начиналось другое совещание. Доктор Беркеи стоял в дверях и проверял пропуска.

Неожиданно перед ним появился незнакомец и, представившись Эккартом, сказал, что сам Гейзенберг позволил ему присутствовать на совещании. Беркеи, смущенный гнетом инструкций, но не смея решительно отказывать незнакомцу, пошел за советом к Дибнеру. Тот давно уже пропитался порядками военного времени и, не мешкая, рассудил подозрительный случай: «Незнакомца надо задержать немедленно, до выяснения личности. При необходимости применяйте силу, Беркеи!»

Когда же тот, готовый к решительным действиям, вернулся к дверям, незнакомца и след простыл. Ни Гейзенберг, спрошенный после, ни другие ученые не смогли вспомнить «господина Эккарта, тоже приглашенного». Интересно, кто же то был?.. Разведчик из какой страны?..

Вообще же на конференции в Далеме, – а она растянулась на три дня, – выступили с докладами почти все ведущие ядерщики страны. Профессор Боте (мы долго не забудем этого специалиста по графиту) доложил о проводившихся им измерениях; Вейцзеккер – о дополнениях «к теории резонансной абсорбции в урановой машине». Ряд выступлений посвящался поведению урана при обстреле его быстрыми нейтронами, а также особенностям трансурановых элементов номер 93 и 94 (то есть нептуния и плутония). Профессор Депель описал недавний опыт с реактором (L III), содержавшим оксид урана и тяжелую воду, а Вирц познакомил с опытами, которые велись в «Доме вирусов», отстоявшем на каких то несколько сотен метров от зала заседаний.

Организаторы этой сугубо научной конференции составили о ней отчет на 131 странице, попытавшись заметить в нем пусть даже самые невнятные идеи и высказывания, мелькнувшие на совещании. Перелистаем его…

Для воспламенения взрывчатого вещества нового типа достаточно было бы соединить определенное его количество (предположительно от 10 до 100 килограммов)…

Создан сплоченный коллектив ученых, началось техническое производство урана и тяжелой воды…

Промежуточные результаты опытов в Лейпциге показывают, что наши нынешние проблемы, возможно, безосновательны…

Урановыми генераторами энергии можно оснащать боевые корабли, подводные лодки и крупные танки…

Запланировано строительство огромной «урановой печи», способной вместить более тонны тяжелой воды… «„Огромное значение проводимых сейчас работ объясняется не только их важностью для энергохозяйства страны в целом и для вермахта в частности, но и тем, что решения данных проблем напряженно ищут также в странах, враждебных нам, и прежде всего в Америке“.

Руст, действительно, стал податливым «человеческим материалом», а вот высшие чины вермахта оставались крепки как кремень. Проигнорировав устроенное для них совещание, они так и не прониклись устремлениями ученых и их оптимизмом. Для многих из них надежды физиков ядерщиков оставались такими же, как и прежде, туманными, загадочными обещаниями «ученых шарлатанов». Остается лишь гадать, переменили бы они свое мнение и содействовали бы «урановому проекту», если бы приглашения им рассылала более внимательная секретарша?

Теперь судьба проекта зависела от мощностей небольшой норвежской фабрики. Альтернативы не было. К началу 1942 года немецкие физики окончательно уверились, что лишь тяжелая вода может служить замедлителем нейтронов в ядерном реакторе.

Тем временем на фирме «Norck Hydro» все еще пытались выполнить «заказ на производство полутора тонн тяжелой воды». Как мы уже отмечали, к концу 1941 года было готово лишь 350 с небольшим килограммов. Ведь фабрика могла выпускать пока что 140 килограммов в месяц. Новых немецких хозяев это весьма раздражало. В начале нового года фабрику оснастили новыми электролизерами и выпуск тяжелой воды… снизился до 91 кг в месяц.

Доктору Йомару Бруну пришлось ехать на совещание в Берлин. В «Дом вирусов» его, естественно, не пустили; цели проекта тоже не приоткрыли, зато поводили по Институту физики в Далеме. Увиденная картина заставила ахнуть даже хладнокровного скандинава. В углу лаборатории доктора Вирца преспокойно стояли два стеклянных баллона, содержавшие 130 литров тяжелой воды. Малейшего удара было бы достаточно, чтобы их расколоть. Какая небрежность, качал головой Брун, как они хранят эту воду! Она же на вес золота.

Немцы же были упрямо уверены и в целости стеклянных баллонов, и в неколебимой верности норвежцев, и в невозможности никакого саботажа на их уникальной фабрике.

Но все таки производство тяжелой воды решили развернуть и в Германии. В конце февраля 1942 года доктор Херольд, директор завода «Лейнаверке» по научной части (завод этот входил в концерн «ИГ Фарбениндустри»), встретился с Хартеком и предложил построить опытную установку по производству тяжелой воды, работавшую бы по несколько иной технологии, чем в Норвегии. По его расчетам, себестоимость одного грамма такой воды не превышала бы 30 пфеннигов, а это «вполне терпимо». Строительство установки обойдется в 150 000 рейхсмарок. Все расходы возьмет на себя концерн.

30 апреля профессор Эзау, руководивший теперь главным «атомным проектом», одобрил эту инициативу. Так, к участию в проекте привлекли концерн «ИГ Фарбениндустри», что было, пожалуй, ошибкой. В 1944 году, когда положение станет критическим, концерн откажется выполнять взятые на себя обязательства.

Пока же немцы были далеки от краха, и даже «норвежские вассалы» постепенно преодолели спад, доведя выпуск тяжелой воды в марте 1942 года до 103 килограммов в месяц. Впрочем, этим рекордом дело временно и ограничилось. В апреле из закромов фабрики не вытекло ни капли тяжелой воды. «Уровень реки резко понизился, – полетела депеша в Берлин, – и нам пришлось остановить производство». Турбины заработали лишь 6 мая 1942 года. В целом успехи были незначительными, и консул Шепке, следивший из Осло за потугами вверенных Германии заводов, вправе был доносить в Берлин об «определенном пассивном сопротивлении» норвежцев.