Ставропольские дворянки и ставропольчанки


Шереметева Наталья Афанасьевна



бет13/15
Дата19.07.2016
өлшемі1.97 Mb.
#209849
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

Шереметева Наталья Афанасьевна

Понять и запомнить родословное дерево Шереметевых довольно трудно, потому что две сестры Бориса Сергеевича Шереметева внесли путаницу, выйдя за Шереметевых же (Анна Сергеевна - за графа Дмитрия Николаевича; Екатерина Сергеевна - за Алексея Васильевича Шереметева - ее сыновья: Василий Алексеевич, Владимир Алексеевич, так называемый «конвойный», и Сергей Алексеевич (старше Владимира) - наместник на Кавказе. В Ставропольском уезде Симбирского наместничества в 1796 г. Николаю Петровичу Шереметеву принадлежала родовая вотчина.

Сестрам Столыпиным Наталье и Марии (в замужестве Шербатовой), дочерям штабс-капитана артиллерии Афанасия Алексеевича Столыпина, по наследству от отца досталось имение в Верхнем Кушуме Новоузенского уезда Самарской губернии Ставропольская и новоузенская помещица Наталья Афанасьевна Шереметева - дочь саратовских дворян Афанасия Алексеевича Столыпина и Марии Александровны Устино­вой. В 1862 обвенчалась с Василием Алексеевичем Шереметевым (1834-1884), гвардии полковником Кавалергардского лейб-гвардии полка (1853-1863). В усадьбе Покровское-Шереметьево в Рузском уезде, принадлежавшей А.В. Шереметеву, провел детские годы поэт Ф. Тютчев у своей родной тётушки Надежды Николаевны Шереметевой, жившей у гостеприимных родственников, подружившейся накрепко со своим двоюродным братом Алексеем Васильевичем Шереметевым, которому Тютчев посвятил шутливое послание: «Мой брат по крови и по лени». Наталья Афанасьевна вела благотворительную и меценатскую деятельность. Под Августейшим покровительством ее Императорского Величества Императрицы Марии Федоровны состояло Общество попечения о неизлечимых больных (1871 – 1904), учредительницей которого стала Наталья Афанасьевна Шереметева. Актуальность этого общества была особенно велика, так как немало онкологических больных нуждалось в организованном попечении. С 1882 г. Наталья Афанасьевна состояла попечителем Рузского братства равноапостольной Марии Магдалины, назначением которого было поднятие нравственности в народе, распространение духовной литературы, в том числе среди заключённых в тюрьмах, помощь церковным школам, составление библиотек. Наталия Афанасьевна Шереметева была пуританского воспитания и взглядов, некраси­вая, строгая и часто нетерпимая, но в душе мягкая и добрая, казалось бы, совсем не подходила к своему мужу, но они обожали друг друга и почти не расстава­лись.

В 1876 году Международный комитет помощи раненым был переименован в Международный комитет Красного Креста. И российское «Общество попечения о больных и раненых воинах» стало называться Российским обществом Красного Креста. Эти общества были организованы в ходе русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов. Целью Российского Красного Креста стало содействие военной администрации в уходе за ранеными и больными воинами. Организация брала на себя также обязанность «доставлять им по мере средств как врачебное, так и другое вспомоществование».


Действительно, сообразно взятой на себя миссии, самую большую активность общества Красного Креста проявили в годы военных действий. Но и в мирное время они активно помогали пострадавшим от различных бедствий, используя специально собираемые для этого суммы. Русско-турецкая война 1877-1878 г. была очень популярна среди русской интеллигенции. Большинство женщин понятия не имело о том, что их может ждать на войне, при этом практически все стремились на передовую. Наталья Афанасьевна во время войны была с мужем в отряде Красного Креста на Кавказе. Отряд Красного Креста размещался на Сурамском перевале, от­куда железная дорога с одной стороны спускалась в цветущую долину Риона и доходила до Поти, а с другой стороны шла к Тифлису. От ближайшей станции, Михайловки, ветвь железной дороги шла по реке Куре к Боржому, резиденции великого князя Михаила Николаевича, наместника Кавказа. Вспоминает П.Н. Милюков: «Большой дом - единственная культурная постройка в дерев­не, был занят под помещение нашего главного начальства - графа А.В. Шереметева, предводителя дворянства, и его супруги. В этом же доме собирались к обеду и ужину высшие чины отряда, главноуправля­ющие». Остальные члены отряда, доктора, фельдшера и так далее занимали менее приспособлен­ные помещения в деревне, столовались особо и жили отдельной жизнью. Всем делом отряда заведовала и трудилась за всех супруга предводителя, Наталия Афана­сьевна Шереметева. Начиная с хлопот об устройстве привозимых к нам раненых и кончая последними мелочами санитарии, она во все входила сама. Мы ее за это очень уважали. Работа отряда велась в образцовом порядке, и постановка лечения в отряде московского дворянства вызывала невольное признание и 

зависть со стороны ближайших к нам казенных госпиталей. У нас всегда были налицо 

медикаменты и перевязочные средства, которых у них не хватало, и к нам стали посылать самых тяжелых больных и раненых не без задней мысли, что статистика покажет у нас 

наибольшее количество смертных случаев. Мне пришлось участвовать в разгрузке вагонов с ранеными, присланными после боев под Зивином (это была вторая большая присылка), видеть, в каком ужасном виде они к нам доставлялись, и радоваться той обстановке чистоты и спокойствия, в которую они у нас попадали. Я не упускал случая ходить по палаткам и беседовать с ранеными, читать письма от родных и писать их ответы. Особенно мы сблизились с офицерской палаткой, где настроение было 

критическое по отношению к ведению войны, и офицеры этого не скрывали. Помню, как при посещении великого князя, один из них, черный кавказец, заговорил с посетителем совсем неуважительным тоном: он был тяжело ранен и терять ему было нечего. Это было воспринято как большой скандал, и сцену постарались поскорее прекратить». По примерным подсчетам в войне в качестве медицинского и санитарного персонала участвовало около 1300 женщин. Действительный статский советник, егермейстер Двора Василий Алексеевич Шереметев избирался пред­водителем дворянства Рузского уезда (1875-1884).) и Московского губернского дворянства (1884). После смерти мужа Наталья Афанасьевна представила проект об утверждении богадельни в селе Покровское-Шереметево Рузского уезда.

В Ведомстве императрицы Марии Федоровны находились учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни. Немалые средства на их содержание вкладывала царская семья. Благотворительные учреждения Ведомства были созданы практически во всех крупных городах Российской империи. Среди них был Александро-Мариинский дом призрения, открытый в день серебряной свадьбы императора Александра II и императрицы Марии Федоровны, и назывался  Александро-Мариинский приют-ясли для презрения несчастно рожденных младенцев. Приют 

открылся в доме, подаренном купцом Колесниковым. Попечительницей приюта была графиня Наталья Афанасьевна Шереметева. Она стала членом совета благотворительного общества при 2-й Московской городской больнице.

Не имея детей, Наталья Шереметева, эта достойная и уважаемая всей Москвой женщина, посвятила все свои силы и средства семье своего мужа и поддержке доставшегося ей пожизненно Покровского-Шереметева. Последние годы, благода­ря своей справедливости, она для большого круга москвичей, приезжавших к ней за советами, играла роль как бы общественной совести. Оба супруга погребены на Новодевичьем кладбище в Москве.



Шереметевы Анна, Елизавета Сергеевны, Наталья Васильевна Обрезкова

Шереметевым в Ставропольском и Сызранском уездах Самарской принадлежало несколько сел: Шереметьево-Никольское с. Шереметевка Вознесенское. Среди помещиков Ставропольского уезда – сестры Анна, Елизавета, Екатерина Сергеевны и их брат Борис Сергеевич Шереметевы.

В последний год жизни великий Шопен был окружён заботами русских друзей - сестёр Елизаветы Сергеевны и Анны Сергеевны Шереметевых и Натальи Васильевны Обресковой, урожденной Шереметевой, их золовкой.

Аксакова вспоминала: «Анна Сергеевна Шереметева представляла собой полную противоположность понятиям «простота» и «примитивность». Она была утонченно обаятельна внешне и очень своеобразна внутренне. Принадлежа к тому типу женщин, для которых спокон веков лилось «много крови, много песней», она сознавала свою силу и, очаровав собеседника ослепительной улыбкой, любила озадачить его каким-нибудь совершенно неожиданным вопросом или суждением. Склонная к мистицизму, Анна Сергеевна ощущала в себе свойства древних Сибилл - вплоть до ясновидения. Эти сибиллические черты возвышали ее в собственных глазах над общим уровнем, и она действовала в этом плане, подчиняя своей воле очарованных окружающих». Федор Иванович Тютчев (1803-1873) отзывался о ней восторженно: «Это, право, лучшее из существ; она так, безусловно, правдива, так искренно приветлива».


 Анна Сергеевна, будучи за границей, слушала Фредерика Шопена и даже брала у него уроки музыки. «В 4 часа к нам пришел замечательный человек господин Шопен. Внешность его малоинтересна. Небольшого роста, худой, блондин, у него серые, довольно большие, слегка воспаленные глаза, крупный нос, рот маленький, со страдальческим выражением, он, должно быть, очень нервный. Когда Мари, разбирая новую вещь, взяла фальшивую ноту, он застонал. В комнате не было чужих, да ведь ничего особенного и не случилось. Шопен необычайно приятен как учитель, каждую ноту объяснял на редкость тщательно и был удивительно доброжелателен. В сущности, его не стесняешься, и если бы он жил у нас в России, с какое радостью я брала бы у него уроки. Не ругайте меня, милая мама, Аннет мне предложила начать это здесь, но я отказалась, ибо пальцы мои недостаточно гибки и полтора десятка уроков с ним мне мало что могли бы дать; вот если бы я продолжала заниматься впоследствии, то это было бы хорошей основой, но так как вскоре мы снова на шесть месяцев пускаемся в путь, то от этих уроков не останется ничего, кроме чести называться ученицей Шопена. Для меня довольно и того, что я слушаю объяснения, которые он дает на уроках с Мари. На уроках он много играет, сегодня вечером играл пьесу Бетховена (ля-бемоль мажор). Он доставил нам истинное наслаждение, его игра была преисполнена душевности, очарования и доброты. Мне не терпится услышать, как он играет свои произведения, которые, говорят, очень милы. Знаменитый польский композитор посвятил Анне Шереметевой свое сочинение «Листок из альбома». Вот что она писала в своих письмах о Шопене: «Его игра так воздушна и прозрачна, это – нежность в том, как он выражает свои мысли за инструментом, есть нечто божественное. Каждый звук его несёт мысль, переданную с удивительной ясностью. Когда он улыбается, чувствуешь, что этот человек много страдал, вид его улыбки вызывает боль. Его здесь называют последним лучом заходящего солнца. Неудивительно, если он скоро исчезнет. Ему не суждено долго жить - у него, мне кажется, слишком возвышенная душа». Письма А.С. Шереметевой о Шопене полные живых сиюминутных впечатлений, поразительные в своей искренности и непосредственности, позволяют день за днем проследить «воочию» историю ее знакомства с Шопеном, воссоздать атмосферу их полуторамесячных занятий зимой 1842-1843 г. 11 января 1843 г. Анна Сергеевна Шереметева отмечала в своем дневнике: «В 4 часа Шопен написал мне в альбом и заставил меня петь». Елизавета Сергеевна пишет подробнее: «Анюта наконец решилась петь перед Шопеном. Мадам Наталья Васильевна Обрескова говорила ему об ее голосе. Он ей аккомпанировал прелестный романс Виардо. Сначала голос звучал глуховато, затем пошло хорошо». Глубоко тронули девушку слова Шопена, сказанные после урока: «Как жаль, что мне не придется продолжать Ваше музыкальное воспитание». Видимое - временно, а невидимое – вечно, - это сказано и о ней.  Вскоре Шереметевы уеха­ли в Россию и больше не встречались с Шопе­ном. Анна Сергеевна в 1844 году родила сына, которого назвали Сережей. Через пять лет она умерла.

Анна Сергеевна прекрасно пела и часто выступала в салонах. Ее мужем был дальний родственник их семьи граф Дмитрий Николаевич Шереметев, сын графа Николая Петрови­ча Шереметева. Он унаследовал от матери П. Жемчуговой музыкальную одаренность, и в их доме в Петербурге часто гостили и музицировали знаменитые музыканты Михаил и Матвей Виельгорские, Ф. Лист, Д. Рубини, Зонтаг. Наше знакомство с Елизаветой Сергеевной Шереметевой начинается осенью 1842 г. Получив в России прекрасное образование, особенное внимание, несомненно, уделялось музыке. И Елизавета Сергеевна, и Анна Сергеевна рано начали учиться игре на фортепиано, знали музыкальную литературу того времени. В 1842-1843 гг. сестры предприняли путешествие по Западной Европе, чтобы ознакомиться с памятниками искусства, которые всегда высоко ценились и почитались в доме Шереметевых. При знакомстве с Шопеном Елизавета Сергеевна писала в письмах: «Сам он играет ритмически свободно, вдохновенно. Как бы Вы радовались, если б Вам довелось услышать Шопена; он бы Вам тоже очень понравился. У него красивый лоб, такой, как Вы любите, лоб мыслящего человека Складки у рта придают лицу горькое выражение. Когда он улыбается, чувствуешь, что этот человек много страдал, вид его улыбки вызывает боль. Его здесь называют последним лучом заходящего солнца. Он и вправду такой. Не удивительно, если он скоро исчезнет. Ему не суждено долго жить у него, мне кажется, слишком возвышенная душа. Такова участь всех гениев. Смешно об этом говорить, но вправду хорошо. Он Шопен был очень доволен тем, что я поняла его мысль. , 7 января 1843

В 4 часа приехал Шопен с братьями Фильч и попросил играть младшего. Тот действительно оказался превосходным музыкантом. Госпожа Паскалис, которая слышала его в Вене, нашла, что в руках Шопена он удивительно вырос. В 1844 году он приедет в Россию, и тогда Вы получите некоторое представление об игре самого Шопена. Карл Фильч просто чудо (1830-1845, австрийский композитор, фаворит Шопена). Со временем это будет нечто необыкновенное».

Бывал в доме Анны Сергеевны и весьма известный в те годы пианист и композитор Дёлер. Возможно, там и произошла первая встреча Теодора Дёлера (1814-1856, австрийский композитор) с Елизаветой Сергеевной Шереметевой - его будущей женой. Их любви препятствовало многое: и непременные в такой ситуации сословные предрассудки, и даже монарший запрет, ибо Николай I в 1846 г. ответил отказом на их прошение о разрешении вступить в брак. Как-то княгиня Юсупова давала бал, на котором присутствовало царское семейство. Когда танцы прекратились на несколько минут, Император Николай Павлович прошел через весь зал и остановился перед сестрой несчастной влюбленной графиней Анной Сергеевной Шереметевой: «Ваша сестра выходит замуж за Дёлера? - Да, Ваше Величество. - Если ваша мать согласилась на этот брак, я его запрещаю. Она должна знать, что брак русской с иностранцем не может состояться без моего позволения». На другой день графиня со слезами на глазах передала сестре Елизавете Сергеевне слова императора. Они произвели действие громового удара. После первых часов отчаяния молодая девушка успокоилась и сказала: «Нет, люди не переделают то, что Бог определил». И предчувствия ее сбылись. Дёлер находился тогда при дворе баварского герцога Луккского Карло II Луиджи Пармского 1815-1848, который был расположен к нему и принимал живое участие в его женитьбе. В тот самый день, когда русский Император разрушил женитьбу одним своим словом, герцог уничтожил решение Императора, поздравив Дёлера с титулом барона. Государь не противился более, но потребовал, чтобы Дёлер не давал концертов в России даже в пользу бедных, к чему его и обязал подпиской. И все же Елизавета Сергеевна вышла замуж. Те самые личности, которые восставали против неравного брака, стали напрашиваться на приглашение. Но им отказали под предлогом, что венчание совершится в семейном кругу. Свадьбу отпраздновали в Петербурге в домовой церкви графа Шереметева. Вскоре и Елизавета Шереметева стала брать уроки у Шопена. В одном из писем Она сооб­щает матери, что набралась храбрости и по­просила Шопена написать что-нибудь в альбомы ей и Марии. И он любезно пообещал. 8 декаб­ря, окончив урок с Марией, Шопен остался обе­дать у Шереметевых. После обеда девушки дали Шопену свои альбомы, и он написал Марии вальс, а в альбом Лизы - восхитительную мысль.

Альбом же Елиза­веты Шереметевой уцелел.

Елизавета Сергеевна была счастлива недолго. Она, как писали в некрологе, «вследствие слабого здоровья мужа, которое вскоре совсем пошатнулось, в течение нескольких лет, до самой его кончины, вела тяжелую беспокойную жизнь в постоянных и утомительных заботах о страдальце, не давая себе покоя ни днем, ни ночью, самоотверженно исполняя свой долг». Письма Елизаветы Сергеевны заставляют нас почувствовать всю незаурядность, обаяние и душевную тонкость этой необыкновенной девушки. Привлекает в ней все - и трогательная робость, и равнодушие к светским развлечениям, и редкий дар наблюдательности, и щедрость сердца, и любовь к прекрасному.

Наталья Васильевна Шереметева, дочь генерал-майора Кавалергардского полка Василия Сергеевича Шереметева (1752-1831), которая и познакомила сестер Шереметевых с Шопеном. Ее сын Николай был учеником Шопена. Она была замужем за ставропольским помещиком Дмитрием Михайловичем Обресковым (1790-1864), братом сенатора и посланника Александра Михайловича Обрескова (1790-1885), женатого на графине Наталье Львовне Соллогуб. Дмитрий Михайлович Обресков известный донжуан и сердцеед. Назовем наиболее известные из его привязанностей. Покорившую Обрескова польку звали Лаура Игнатьевна Валентинович жена сенатора Михаила Трофимовича Бобятинского (1773-1832), гродненского губернатора. Она была родной сестрой Теклы Игнатьевны княгини Зубовой, жены бывшего фаворита императрицы Платона Зубова. Жандармский полковник Ружковский  вошел в доверие местного губернского начальства и стал собирать сведения о губернаторе Обрескове, согласно которым, «гражданский губернатор с  самого прибытия своего в г. Вильно предался фанфаронству в высшей степени и волокитству за женщинами, с коими поочередно имел тесную непозволительную связь,  а влияние их на дела службы по управлению губернии производит вред». В числе других привязанностей Обрескова - Анна Лопацинская, графиня Эмилия Платер (1806-1831),которые «совершенно им овладели», а жена отставного полковника Нордштейна даже родила от Обрескова тройню и умерла. Лаура Бобятинская, используя близость с губернатором, заставила его назначить своего родственника Шумовича, не имеющего  аттестата об образовании и плохо пишущего по-русски, коллежским секретарем с 1000 руб. жалованья; по ее примеру другие женщины и их мужья, многие из которых находились в сношениях с бывшими мятежниками, протежировали сомнительным людям  в получении чинов и должностей; под их нажимом губернатор отпустил из-под ареста 12 помещиков - участников мятежа. За все эти злоупотребления властью и даже преступления Бенкендорф снисходительно обошелся  с Д.М. Обресковым  - он  был переведен в другую губернию, но отказался от назначения и вернулся в Вильно.

Филичкина Ирина

Неудачи на фронтах первой мировой войны вызвали новый подъем патриотических чувств, охвативший и женщин, и совсем юных девушек. На фронт рвались из городов, станиц и сел необъятной России. Количество женщин, желавших сражаться с врагом, исчислялось сотнями. Поначалу женщин на фронте пытались определить в нестроевые части или же держать при штабах, но доброволицы настойчиво требовали отправить их в окопы. В своем желании попасть на передовую девушки проявляли завидную настойчивость и изобретательность. Война принимала затяжной характер и всё более напоминала мясорубку, в которой перемалывались человеческие судьбы, но это не останавливало женщин. Они стали осваивать редкие тогда даже для мужчин военные профессии.

В числе их была жительница Новой Бинарадки Ставропольского уезда Самарской губернии Ирина Филичкина, происходившая из крепкой крестьянской семьи.

Родословная Ирины Филичкиной неизвестна. Когда мать девочки умерла, сирота осталась с отцом, зажиточным крестьянином Филиппом Филичкиным. С детства любила лошадей - в семь лет без седла, вцепившись в конскую гриву, мчалась с мальчишками к реке. Когда она подросла, мужики только диву давались, глядя, с каким удальством обгоняет девчонка самых отчаянных мальчишек.

Как выглядели эта отважная девушка, пожелавшая разделить тяготы войны с мужчинами? Ирине Филичкиной «на вид было лет 17-18. Хорошее русское лицо светилось отвагой и добротой, носик был чуть-чуть вздернут, искристые серые глаза смотрели открыто и прямо. Белая черкеска и папаха. К кожаному поясу с одной стороны был прицеплена шашка, с другой - больших размеров кобура с револьвером. За плечами на ремне висел легкий казачий карабин». Воевала она отменно, выполняя боевую работу наравне со всеми. Штыком и прикладом она орудовала столь же ловко, как и шашкой. Прикрывая со своим полуэскадроном атаку пехотного полка, Ирина увидела падающего знаменосца и врага, удиравшего в тыл с русским знаменем. Пришпорив коня, отважная девушка-кавалерист настигла немца и сразила его метким выстрелом. Подхватив знамя, она устремилась вперед, увлекая за собой полк. Вражеская позиция была взята.

Во время отхода русских войск, когда враг тесным кольцом старался сковать одну нашу часть и батареи, Филичкиной удалось прорваться через кольцо неприятеля и спасти от гибели две наши батареи, совершенно не предполагавшие о близости немцев, и вывести батареи из смыкавшегося немецкого кольца без всякого урона с нашей стороны

Потянулись боевые будни. Пули, шрапнель и осколки снарядов обходили ее стороной. Так продолжалось до тех пор, пока конники не столкнулись в одном из боев с баварской пехотой. Это были не австрийцы, которые, завидев идущую в атаку русскую пехоту или казачью лаву, бросали оружие, выскакивали из окопов и, задрав руки. Баварцы успели дать залп по несущимся кавалеристам и примкнули штыки к ружьям. Завязался яростный бой. Под одним из бойцов убило лошадь, и он отбивался карабином, тесня противника к канаве. Боец не видел подбиравшегося сзади врага. Крутясь в седле и отбиваясь шашкой от штыков, Ирина заметила опасность, но помочь товарищу не успела. Удар приклада свалил бойца. Ирина сразила врага и, соскочив с седла, подбежала к лежащему товарищу и опустилась на колени. В этот момент вражья пуля навылет пробила ее грудь. Она выжила. Из госпиталя ее отправили домой, но она не могла смириться с положением демобилизованной по ранению. Как только она почувствовала себя достаточно окрепшей, снова вернулась на фронт. Жители села ждали возвращения Ирины. Весь год до Новой Бинарадки доходили слухи о героизме Ирины Филичкиной. Узнав о ранении, старики рядили: все, пора за хозяйство приниматься.

Весной 1918 г. она вернулась в родное село. Ирина занялась домашними ­делами, да ненадолго. В июне Ставропольский уезд оккупировали белочехи 1-го Ставропольского сводного отряда. Именно тогда Ирина встретила свою любовь. Это был легионер белочешского полка Ярослав (фамилию до нас история не донесла). Чехи объединились с населением против большевиков, но вскоре мятеж был ликвидирован Красной Армией. Судьба Ярослава нам не известна.

Гоpодок остpовочками кpовель

Утpом pобко pаздвинет сиpень,

Акваpелью восхода в цвет кpови

Соловьиную выкpасит тpель.

От pешётки свежо щеке,

Сыpо в тесном подвальчике.

Мpак за плечи обнял, как бpат,

Между пpутьев небес квадpат.



Гоpод взят   белочехами

(власть пока что с пpоpехами).

Окна смотpят pастеpянно –

Снова воля pастpеляна.

Об Ирине Филичкиной писал Артем Веселый в рассказе «Хомутово село».

В 1919 г. Ставропольский уезд был охвачен почти сплошным кольцом крестьянского чапанного восстания. Гражданская война превратилась в крестьянскую, народную войну за свой коренной порядок жизни. Нельзя не отметить высокий боевой дух чапанщиков и неплохую воинскую выучку: среди руководителей в селах было немало тех, кто повоевал в первую мировую войну. Атаманшей отряда повстанцев, воевавших на Еремкинском фронте была Ирина Филичкина. В состав войскового соединения, которое вело боевые действия против повстанцев Ставропольского уезда, вошли 1-й Самарский рабочий полк и 2-я интернациональная рота, в которой были мадьяры с пушками и пулеметами. Всего в распоряжении командира этой группировки Шевердина насчитывалось 400 человек пехоты и эскадрон кавалерии (75 человек). Ожесточенное сопротивление карательная экспедиция встретила в селах Старая Бинарадка и Еремкино. Здесь повстанцами командовала Ирина Филичкина, об отваге которой слагались легенды. «Она лихо скакала на серой кобыле по Еремкинскому фронту и плетью гнала в бой отставших или трусивших мятежников». Первый бой повстанцы дали карательному отряду, направленному из Самары под руководством большевика Медведева и комиссара губернской Ч К Опольского, около села Валы. Оборону держали целых семь дней и лишь после этого карательному отряду удалось одержать верх. В селе Жигули был захвачен весь штаб восставших. Они бы могли уйти в Жигулевские горы, а через них - в другие уезды Самарской губернии или вообще за ее пределы. Но в селе оставались семьи... Весь штаб по постановлению комиссии, действовавшей при карательном отряде, был расстрелян.Война велась не только между военными подразделениями восставших и отрядами советской власти. Накал ненависти был настолько велик, что крестьяне в одиночку выслеживали военных комиссаров, членов большевистских ячеек и сводили накопившиеся счеты.

У села Еремкино во время бурана отчаянное сопротивление оказали мятежники, под командой Ирины Филичкиной. Она была взята в плен и расстреляна без суда. «Она мстила большевикам, страшно мстила! В селах, где она проходила, коммунисты буквально истреблялись с лица земли. Торжество ее, однако, недолго продолжалось. Мы получили подкрепление и опрокинули повстанцев. Взяли в плен много чапанов, и среди них оказалась эта атаманша. Я подошел к ней и спрашиваю: «Ну что, опять мы встретились?» - Она с гордостью победителя ответила: «Да, мы опять встретились!» Ее тут же приговорили к смертной казни через расстрел». При подавлении восставших было расстреляно 600 активных повстанцев, 400 пленных, кроме того, убито не менее 1000 крестьян. Воздадим должное памяти храбрых. После выхода Указа президента “О крестьянских восстаниях 1918-1922 годов” от 18.06.1996 года прокуратура Самарской области провела большую работу по восстановлению исторической справедливости в отношении к репрессированным. Все участники восстания, на которых сохранились уголовные дела, реабилитированы. Работа над архивными документами продолжается.

Женское религиозное восстание в Ставропольском районе в 1932 г.

В начале 1930 года прокатилась волна «бабьих бунтов» против закрытия церквей, начиналось второе большое наступление на духовенство. Особое внимание уделялось постановке антирелигиозной работы среди женщин. В 1930 году в Среднем Поволжье было 13 754 массовых выступления с количеством участников 2,5 млн. человек, из них женских восстаний - 3712. Все это не могло не вызвать серьезные опасения у местных властей. Из секретной директивы Средне-Волжского крайисполкома (03.02.1930): «За последнее время в крае обнаружен ряд случаев чрезмерного увлечения райисполкомов и уполномоченных закрытием церквей, снятием колоколов, предъявлением жестких требований, а порой увеличением налогов на служителей религиозных культов. Подобного рода мероприятия считать неправильными». Нежелание вступать в колхозы в Ставропольском районе было обусловлено во многом религиозным фактором. Активность женщин в этих выступлениях объясняется как их особой религиозностью, так и возросшей ролью в ведении хозяйства после всех перипетий малой гражданской войны. Именно они стали во главе религиозного сопротивления коллективизации и атеизации в ставропольской деревне. В 1932 г. в селах Верхнее и Нижнее Санчелеево, Мусорка, Хрящевка началось женское восстание. В Верхнем Санчелеево священник Тихомиров был сослан, церковь закрыта за неуплату налогов, там открыли зернохранилище. В Нижнее Санчелеево директор местной МТС был отдан под суд и оштрафован за продажу населению кирпича и железа от разрушенной церкви. Уполномоченным оперсектора Ставропольского ОГПУ были арестованы 280 священнослужителей. Среди них: А. Тихомиров (Верхнее Санчелеево), И. Рождественский (Мусорка). В Верхнем Санчелееве толпа женщин во главе с Варварой Прониной и Прасковьей Пожарской

с палками и кирпичами в руках двинулась к сельсовету. Они разбили стекла в сельсовете, нашли и побили председателя сельсовета Вечканова, а затем отправились за советом к местному священнику. На следующее утро в село прибыл вооруженный отряд. Около 10 женщин было арестовано. В соседнем селе уполномоченный РИКа, узнав, что верующие не могут уплатить страховки, заставил вынести церковному совету постановление об отказе от церкви и решил произвести изъятие колоколов. Собралось 150 женщин. Присутствовали крестьяне середняки-бедняки и обложенные по ст.28. К вечеру разошлись, оставив караулы. 21 января по колокольному звону вновь собрались восставшие. Шли разговоры о хлебозаготовках, раскулачивании, коллективизации, «нас обобрали». После успокоения крестьян, местные власти стали проводить разъяснительную работу и выявлять зачинщиков.

При выделении земли колхозу в Хрящевке было   массовое  выступление женщин, которое подняли Анастасия Ивановна Агафонова, Анастасия Алексеевна Еремина. Женщины требовали, чтобы землю колхозам отвели там, где они хотели. После разъяснения неправильных действий со стороны женщин, а затем ареста зачинщиков, настроение быстро изменилось в положительную сторону. Крестьяне «подали Земельному Комитету заявление о выходе из тракторного колхоза, 67 индивидуальных заявлений и списком 72». Причем инициаторами были женщины. При расследовании выяснилось, что «агитацией среди женщин занимался священник Павел Михайлович Агров, он писал женщинам заявление о выходе, агитировал против посещения детьми школы, противопоставляя и доказывая необходимость посещения церкви, старался привить религиозным женщинам Слово Божие, говорил прихожанам, чтобы они приводили детей в церковь. В 1935 г. Анастасию Агафонову и Анастасию Алексеевну Еремину обвинили в агитации за разложение колхоза, участии в сборе денежных средств на восстановление церкви. Их исключили из колхоза, Агафоновой дали 10 лет лагерей, Еремину расстреляли. Мусоркский священник Иван Владимирович Рождественский за подстрекательство женщин на восстание был осужден на 10 лет в лагере Усть-Вымь, откуда бежал. Из протокола допроса свидетеля: «В частых беседах со своими близкими друзьями Рождественский ждет, не дождется смены власти в нашем Союзе, и снова открытия церкви, и снова жить в чине священника. Он рассказывал контрреволюционную провокационную версию о том, что в ссылке, где он находился, изнуряли работами, кормили скверно, на почве голода развивались цинга и другие повальные болезни. Были случаи, когда голодные заключенные набрасывались на сырок мясо, и ничто в это время их не могло удержать. Над заключенными всячески издевались, замораживали, расстреливали. В зимнее время власти обливали заключенных водой и замораживали их».

Не все «бабьи бунты» имели религиозную подоплеку. В Ташелке попытались снести церковную ограду на постройку школы. Этому воспрепятствовала «толпа из 150 человек, преимущественно женщин». В Хрящевке проводился религиозный вечер молодежи по вопросу о закрытии церкви под школу. Утром следующего дня толпа женщин во главе с Ириной Филипповной Карповой, женой репрессированного священника, направилась к домам тех учеников, которые выступали за закрытие церкви. Выбив окна и двери, женщины направились на квартиру учителя и разгромили ее. В 1937 г. Карпову расстреляли. Ставропольские школьница Клавдия Чабуркина, дружившая с дочерью ставропольского священника Михаила Каминского, вышла из состава пионерской организации. На допросе девочка рассказала, что подруга пела антисоветские частушки такого содержания: «При царе, при Николашке шили шелковы рубашки, а теперь Советская власть не поспеет заплату класть». Вопрос следователя: «Вы были с Лизой в доме священника? -
«Да, была. Это было на Пасху 1937 года. Лиза мне сказала: «Пойдем сходим на Красноармейскую улицу, меня послала мама». Я с ней пошла. Пришли в дом, а там наш священник. Она ему что-то сказала, и мы ушли. Дорогой Лиза мне сказала, что она пригласила священника в гости. Я этого священника неоднократно видела в доме Каминских». Священник с. Ставрополь Григорьев Ф.Ф. расстрелян 21 декабря 1937 года в Куйбышеве. Каминский - расстрелян. В числе участниц женского восстания в Хрящевке были арестованы и осуждены Евдокия Хитина, Евдокия Петравлина, Анна Самойлова, в селе Калмаюр Пелагея Васильевна Александровна (в монашестве Пелагея).

Интересно мнение участника подавления женского восстания в Ставропольском районе:



«За нами хорошо следили организаторы женского восстания: только мы разошлись, я со своим товарищем, например, находился на квартире почти рядом с ячейкой, мы собирались ужинать, как вдруг услышали громкий колокольный набат. Бросив все, побежали на церковную площадь и увидели толпы женщин, бегущих со всех сторон к церкви. Было странным, что набат был прерывистым: колокола то звонили, то переставали. Как обычно, церковь стояла посредине площади; когда мы подошли, вокруг уже были десятки женщин, но площадь продолжала пополняться. Мы кинулись разгонять женщин, а мой товарищ достал даже револьвер, чтобы стрелять вверх, попугать, но я вовремя остановил его, предложил спрятать револьвер. Мы продолжали уговаривать женщин разойтись, но только что освобожденное место заполнялось другими, и не было никаких надежд, что нам удастся освободить площадь от плотно наседавших женщин. Вдруг, совершенно неожиданно, толпа заколебалась, на противоположной от нас стороне площади она шарахнулась, пытаясь вновь заполнить освобожденные участки площади, затем отступила, и эта брешь все больше и больше расширяясь, дошла до нас. Но прежде чем мы заметили отлив толпы, увидели верховых, которые въезжали на площадь. Тем временем отступившие женщины разбегались, не возвращаясь больше на площадь, которая постепенно очистилась. Мы, коммунисты, уже никем не руководимые, действующие разрозненно, пытаясь разогнать толпы женщин - каждый на своем участке, только теперь поняли, что самым действенным оказался колхозный конный полк, который разогнал женщин с такой же быстротой, с какой они заполнили площадь. Восстание женщин закончилось в течение 6-8 минут после его начала, без произнесения каких-либо речей. Выяснилось, что причина прерывистости колокольного набата заключалась в том, что сельский кооператор, как только услышал колокольный звон, кинулся на колокольню и оттаскивал женщин, которые били в набат, но так как другие женщины хватались за него и оттаскивали, набег прерывался, пока вновь ему удавалось оттащить добровольных звонарей от колоколов. Так продолжалось, пока на площади не появился конный отряд.
После получения сведений от беднячек о готовящемся восстании женщин была проведена подготовка по изъятию контрреволюционных элементов, прибывших из других районов кулаков». Ставропольская комиссия в составе Мухина, Данилова (от РКСМ) и представителя „Союза безбожников» закрыла в 1930-1936 годах храмы в 21 волости Ставропольского района. Троицкий собор в Ставрополе был закрыт решением Верховного Совета РСФСР № 644/68? от 15 ноября 1936 года с передачей здания Ставропольскому райисполкому - для открытия библиотеки и Дома обороны. Настоятель В. Ясницкий от имени 500 верующих Ставрополя подписал просьбу об отмене решения, но председатель облисполкома Бадаев в пересмотре отказал. В результате в Троицком соборе постройки 1780 года оборудовали зернохранилище. Власти установили категорический запрет на все крестные ходы, соборование больных и умирающих на дому. 3 апреля 1931 года было запрещено пасхальное богослужение в Ставрополе под предлогом опасности распространении кори, скарлатины, сифилиса и гриппа. «Бабьи бунты» в Ставропольском районе были обусловлены во многом религиозным фактором. Активность женщин объясняется как их особой религиозностью, восприимчивостью к эсхатологическим ожиданиям, так и возросшей ролью в ведении хозяйства после всех перипетий «малой гражданской войны». Именно они стали во главе сопротивления коллективизации и атеизации в ставропольской деревне.

        Мария Александровна Фейерман (Фортус) родилась в 1900 году в местечке Большая Александровка возле Херсона. В 16 лет она стала эсеркой, после Октября перешла к большевикам. С этого времени почти до конца дней своих работала в разведывательных органах. Мария Фортус работала секретарем Херсонской губернской чрезвычайной комиссии.


Херсон, где жила Мария, оккупировали немцы. 25 марта 1918 немецкое командование бросило на Херсон крупные силы: 11-ю австро-венгерскую дивизию 2-й армии под командованием австрийского генерала фон Меца, несколько немецких подразделений, отряды гайдамаков, большое количество орудий, пулеметов, самолетов. немцы заняли центральную улицу, на перекрестках установили пулеметы. Под их контроль перешли все общественные здания, телеграф, телефон, банк. Над зданием думы немцы подняли белый флаг. Отряды восставших переправлялись под огнем на правый берег Днепра, прятались в плавнях. Многие погибли во время переправы. Оккупанты позднее написали: “На острове между Херсоном и Алешками течение вынесло много трупов большевиков и фронтовиков, утонувших во время спешной переправы на таврический берег Днепра”. Город оккупировали австрийские войска. Они грабили и расстреливали жителей города. В июне в городе возник подпольный комитет. 28-29 ноября в городе произошла всеобщая политическая забастовка, переросшая в вооруженное восстание. Оккупанты вынуждены были оставить Херсон. В 1919 в городе находились до 2 тыс. греческих и 800 французских солдат, петлюровцы, офицеры добровольческой армии (в боевых действиях не участвовали). В порту стояли английские и французские военные корабли. Затем Херсон оккупировали французами, англичанами, греками. С этим периодом связан ее роман, любовь на всю жизнь. Мария влюбилась в матроса с французского миноносца. Он был испанским анархистом, его звали Рамон Касанеляс Люк. Он отвечал ей взаимностью. В 1919 году, когда французы покинули Херсон, Мария была беременна и вскоре родила сына, которого назвала Рамоном. Оставив его у матери, она продолжила свою агентурную работу.
          Мария проникла в махновский отряд и, колеся с ним по Украине, выведывала данные о базах, явках, складах оружия. Она работала в штабе Нестора Ивановича Махно, где успешно вела разведывательную деятельность. Ее агентура была разоблачена, и вместе с Марией всех расстреляли. Она чудом уцелела, пуля попала в большую пуговицу. Тяжелораненую Марию из ямы вытащили местные крестьяне.
             Поправившись, Мария работает в Одесской ЧК, внедряется в банду Булак-Булаховича. В эту пору Красная Армия сдерживала натиск Белой Армии генерала Деникина и вела ожесточенные бои с наступавшими с востока частями армии адмирала Колчака. Поэтому новому фронту на северо-западе сразу не было уделено достаточного внимания.
В 1922 г. конница Булак-Булаховича ворвалась в город Одессу и учинила страшную расправу над коммунистами и сочувствующими советской власти. По нескольку дней висели на столбах тела повешенных. Напрасно родственники валялись в ногах у Булак-Булаховича, умоляя разрешить снять покойных. Он был неумолим, заявив: «Будут висеть для устрашения населения!». Отступление и разложение армии шло своим чередом. Грабежи и мародерства стали обычными явлениями. По-прежнему бесчинствовал «батько» - полковник Булак-Булахович, который самолично без суда и следствия вешал и расстреливал коммунистов. Газета «Заря России» не раз писала хвалебные статьи в адрес этого героя в кавычках. Так в одном из номеров газеты читаем: «22 июля 1919 года в летнем саду Одессы происходило чествование полковника Булак-Булаховича, произведенного в чин генерал-майора. Ещё до своего исчезновения за границу, генерал Юденич успел опубликовать приказ, в котором обвиняемый в разбоях, грабежах, вымогательстве, производстве фальшивых бумажных денег Булак-Булахович отстраняется от командования, подвергается аресту и предается суду. Никакого суда над Булак-Булаховичем не было. Нашлись друзья, которые способствовали его освобождению и бегству в Польшу. Один из офицеров, заподозрив в Марии Фортус разведчицу, стреляет в нее. Но снова она выжила. (Станислав Никодимович Булак-Булахович (1883-1940) - командир кавалерийского полка в Красной Армии, в ноябре 1918 года перешел на сторону белых и участвовал в наступлении на Петроград. С 1919 г. он командовал русскими частями в эстонской, а затем в польской армиях. В августе 1920 г. дивизии Булак-Булаховича сражались на Волыни. Правительство Польши по настоянию СССР выслало из страны своих бывших союзников белогвардейских генералов и лидеров украинского национального движения; для С.Н. Булак-Булаховича было сделано исключение. В 1940 г. он был убит в Варшаве «неизвестным лицом»).

Марию Фортус направили на учебу в Москву. И там она встретилась с Рамоном, отцом своего сына, и они поженились. В 1929 году Мария с мужем отправляются в Испанию, где она ведет нелегальную работу, а Рамон становится генсеком каталонской компартии. Спустя год он погибает в автомобильной катастрофе, устроенной фашистами. Когда в 1933 году был убит ее муж, она могла лишь в толпе пройти мимо гроба любимого человека - ее искала полиция. Мария возвращается в Москву лишь в 1934 году. Через два года Коминтерн отправляет в Испанию ее сына, а когда разразился франкистский мятеж, Мария оказалась там же. Будучи военным летчиком, ее сын погиб в бою 23 сентября 1937г. В Испании ее звали Хулиа, то есть Юлия. Сама она после этого прожила в Испании лет пять, в совершенстве владела языком, отлично знала страну и ее обычаи, была рассудительной, быстро ориентирующейся в обстановке и храброй женщиной. Ей по плечу оказалась не только работа переводчицы, которую она выполняла блестяще. Как показала жизнь, она с успехом вела переговоры с любыми должностными лицами и в дальнейшем фактически являлась офицером для поручений. Ее прикомандировали к военному советнику испанского генштаба Кириллу Мерецкову. Она в совершенстве владела испанским, была переводчиком и офицером связи. Большие симпатии вызывал у испанцев советский доброволец Павлито, под именем которого в 1-й бригаде Листера дрался с врагом Александр Ильич Родимцев. Прекрасный знаток пулеметного дела, он воспитывал тогда в бригаде мастеров меткого огня и сам всегда находился на наиболее опасных участках сражений. Всего один эпизод воспоминаний М.А. Фортус: «Однажды мы с Сашей находились на командном пункте бригады. Командир Энрике Листер вдруг увидел, что поддерживающие бригаду танки почему-то изменили направление. Связи с ними не было. В ту же минуту Саша Родимцев бросился в машину и помчался наперерез танковой колонне. По всему полю раздавались взрывы. Мы видели, как он подъехал к головному танку, вскочил на броню и забарабанил по люку. Передал приказ командиру танкового взвода. Когда он вернулся, мы увидели на его шинели пробоины. А сам - будто заговоренный. Отважный был человек».

Из воспоминаний Родимцева: «Другой эпизод. Шли на нас в атаку марокканцы. В одном окопчике лежали я, командир танковой бригады Д. Г. Павлов и командир 11-й интернациональной бригады. Разведка сообщила, что у фашистов в каждом подразделении командует немецкий офицер, либо унтер-офицер. Артподготовка была у них сильной, пулеметы вели огонь длинными очередями. Республиканцы дрогнули, некоторые подразделения стали отходить. Выскакиваем из окопов, кричим: «Назад!» Д. Г. Павлов залез на танк, грозит бегущим солдатам пистолетом. Вокруг нас стали, задерживаться отдельные бойцы. Потом образовалась группа. Павлов направил вперед танки и сам поехал с ними. Солдаты устремились за боевыми машинами, постепенно восстановили линию обороны и отбросили марокканцев на исходные позиции.

Наступило короткое затишье. Вдруг, гляжу, появляется М. А. Фортус. Увидев, что дело плохо, она успела сбегать в 12-ю интернациональную бригаду и от моего имени передать приказ срочно прийти на выручку. Сейчас, говорит, эта [147] бригада находится приблизительно в одном километре от места боя. Я поблагодарил отважную женщину за инициативу, но в бой вводить бригаду мы уже не стали, так как опасность миновала. Пошел я в расположение бригады. Ею командовал генерал Аукач. Обсудив с ним обстановку, мы решили, что больше в тот день марокканцы не сунутся. Интербригаду отвели в резерв, на отдых.

А вот еще один случай. Под сильным натиском противника один из батальонов 18-я испанской бригады стал. постепенно отходить, Я оказался как раз на этом участке. Рядом со мной стояла Фортус. Увидев бегущих, она по-испански громко крикнула: «Испанцы, вы больше не мужчины!» Бойцы остановились, поглядели на женщину и в замешательстве повернули обратно. Их романское мужское самолюбие было жестоко уязвлено. Фортус побежала вперед, солдаты за ней. Через полчаса враг был отбит, прежняя позиция восстановлена. А когда бой кончился, ко мне явился комбат, старый испанский офицер-службист, и стал жаловаться на мою переводчицу, которая оскорбляет его солдат».

М.А. Фортус работала в Испании переводчицей советника Г.М. Штерна. Из воспоминаний Мерецкова: «В памяти вставали события минувшего года, которым я сразу не придал должного значения. Моя работа в Испании была, очевидно, тому причиной. Издалека все выглядит иначе. Вспомнилось, как главный военный советник Г.М.Штерн вызвал меня из Картахены в Валенсию. Я вошел к нему в кабинет и не услышал обычных шуток. Григорий Михайлович не сказал даже своего излюбленного «Салуд, амиго», только молча протянул мне телеграмму из Москвы. В ней сообщалось об аресте М.Н. Тухачевского, И.П. Уборевича, И.Э. Якира и других крупных военачальников. То были люди, стоявшие у руля Вооруженных Сил. Что могло толкнуть их на чудовищные преступления, в которых они обвинялись? Из арестованных я знал одного Якира, да и то видел лишь однажды, когда он посетил в 1933 году крейсер «Красный Кавказ». Григорий Михайлович Штерн был хорошо знаком со всеми, кто упоминался в телеграмме. Он долгое время работал в Москве, встречался с ними и на службе, и во внеслужебной обстановке. Я видел, что он поражен не менее меня. Мы были в кабинете вдвоем. Штерн рассказывал о Тухачевском и Якире, которых знал особенно хорошо. Он высоко оценивал их деятельность в годы гражданской войны, их роль в строительстве Вооруженных Сил. Так что же произошло? Штерн только пожимал плечами, но не высказывал никаких сомнений в правильности ареста. Тем меньше мог в этом сомневаться я. Вернувшись в Картахену, я информировал товарищей-добровольцев о телеграмме, прочитанной в Валенсии. Не могли мы себе представить тогда, что никакого преступления не было, что арестованные военачальники - жертвы страшного произвола»«.

Переводчицами в Испании у советников работали Елизавета Тихонова, Елена Лебедева, Ляля Константиновская. Мария спланировала и осуществила операцию по наводке республиканских бомбардировщиков на крупнейший аэродром мятежников возле города Леон, в результате чего было уничтожено более 40 фашистских самолетов. После падения Астурии Марию отозвали в Москву, где она узнала о гибели сына, сбитого в воздушном бою под Сарагоссой. И все же Мария нашла в себе силы вернуться в Испанию и оставалась до самых последних дней существования республики. Она была награждена орденами Ленина и Красного Знамени. В 1937 году был расстрелян ее брат Михаил (Миф Павел Александрович (1901-1937, )китаевед-историк, преподаватель Коммунистического университета им. Свердлова, КУТВ, ИКП. Руководитель НИИ по Китаю (1930-1932), сотрудник ИМХ, ректор КУТК, руководящий работник Восточного секретариата Коминтерна. Перед войной М.А. Фортус преподавала в разведшколе в Слободском. Где у нее проходили обучение Николай Кузнецов и Игорь Миклашевский, которого в годы войны готовили для покушения на Гитлера. После эвакуации в Киров в 1941 году Ленинградского БДТ им. Горького, Кировский драмтеатр был переведен в Слободской, где расположился в Доме культуры им. Горького меховой фабрики «Белка». Вместе с театром туда переехала и Августа Леонидовна Миклашевская, которая проживала прямо в здании ДК, в своей гримоуборной. Есть сведения, что к ней в Слободской в конце 1941 года приезжал ее сын Игорь Львович, отозванный с фронта для выполнения специального разведывательного задания. Сам факт предоставления отпуска в период интенсивной подготовки военнослужащего к разведывательной и диверсионной деятельности выглядит совершенно неправдоподобным, тем более в конце сорок первого, в период тяжелых оборонительных боев под Москвой, когда каждый боец был на счету.
Игорь Миклашевский проходил обучение в Слободской разведшколе, которая существовала, по-видимому, вплоть до 1942 года. Тем более, что территория Христорождественского монастыря была передана военному ведомству.

Перед Великой Отечественной войной старший лейтенант Мария Фортус окончила военную академию им. Фрунзе и в начале 1942 года была направлена в тыл германских войск. Руководила разведкой и контрразведкой в знаменитом диверсионном отряде Дмитрия Медведева. В июне 1942 года группа партизан, в которую входили Медведев, Лукин, командир радиовзвода Лидия Шерстнева, разведчицы Симона Гринченко и Мария Фортус  (обе они в свое время воевали в Испании), несколько бойцов-испанцев.


десантировалась на Житомирщине - в 300 км от мест дислокации отряда на территории Ровенской области. В частности, именно Мария планировала легендарные террористические акты Николая Кузнецова. Под руководством Медведева была создана спецгруппа разведчиков, в которую вошли Александр Лукин и Владимир Фролов. Связь Медведева и его начальника разведки Марии Фортус с выдающимся разведчиком Николаем Ивановичем Кузнецовым дала возможность обнаружить ставку Гитлера «Вервольф» («Оборотень»). В Центр поступили сообщения о создании гитлеровцами системы мощных укреплений в районах Белой Церкви и Винницы. Вслед за тем были переданы точные данные о местонахождении Ставки Гитлера на Восточном фронте, которая в 1942–1943 гг. находилась в 12 км от Винницы, близ с. Якушинцы. Тем самым разведчики «Победителей» подтвердили и уточнили информацию, поступившую к Советскому командованию от винницких подпольщиков и партизан еще в 1942 г Кузнецов первым предупредил о готовящемся покушении на Большую Тройку в Тегеране. Кузнецов (кодовое имя «Пух») лично ликвидировал нескольких губернаторов немецкой администрации в Галиции. Кузнецов уничтожил в Ровно имперского советника генерала Геля, верховного судью Украины Функа, захватил в плен графа Гаана и подполковника Райса, похитил из собственного особняка генерала Ильгена, убил во Львове вице-губернатора Бауэра и доктора Шнайдера. Эти акты возмездия организаторам террора против советских людей были совершены им с беспримерной храбростью среди бела дня на улицах Ровно и Львова. Однажды его принимал помощник Гитлера гауляйтер Эрих Кох, глава администрации Польши и Галиции. Кузнецов должен был убить его. Но когда Кох сказал Кузнецову, чтобы тот как можно скорее возвращался в свою часть, потому что возле Курска должно начаться в ближайшие десять дней крупное наступление, Кузнецов принял решение не убивать Коха, чтобы иметь возможность незамедлительно вернуться к Медведеву и передать срочную радиограмму в Москву. Центр получил первое сообщение о готовящейся операции на Курской дуге. Но Кузнецова на Лубянке не простили; Кобулов поручил Медведеву «решить вопрос с Кузнецовым». Что это означало, вы можете понять. Но Медведев нашел выход, отправив Кузнецова во Львов. Выполнив задание в Луцке и во Львове, Кузнецов был бы реабилитирован. Кузнецова и его людей схватили бандеровцы, сотрудничавшие с немцами. Это произошло в 1944 году в одной из деревень возле Львова. Наше расследование показало, что Кузнецов подорвал себя ручной гранатой: в архивах гестапо мы обнаружили телеграмму, в которой бандеровцы сообщали гестапо о захвате группы офицеров Красной Армии, один из которых был одет в немецкую форму.

А потом немецкие архивы попали в НКВД. Я тогда еще не имел к ним доступа. А Медведев просто поторопился. Медведев увидел документ - и написал в своей книге, что Кузнецов погиб так, как об этом ложно сообщили ОУНовцы немцам. Кузнецов действовал как профессионал: если погибнет, отчет попадет к немцам, а затем - на Лубянку. Помните - связи во Львове у него не было. Поэтому он подготовил отчет о своей деятельности на оккупированной территории, который подписал одним из своих псевдонимов - «Пух». Этот псевдоним был известен только на Лубянке. Николай Кузнецов просчитал, что к кому бы ни попал его отчет, он окажется в СД, а оттуда просочится информация о его гибели. И только таким образом в центральном аппарате НКВД СССР станут известны дата и место его смерти. В конечном счете, так и случилось, что лишь подтверждает высочайший профессионализм разведчика.

Гитлеровское командование пыталось блокировать отряд Медведева. Карательной операцией руководил штандартенфюрер СС Пипер. Бой длился более семи часов. На вражеской стороне было четырехкратное превосходство более 2-х с половиной тысяч солдат и офицеров. Но умелым руководством Д.Н  Медведев  добился победы. Эсэсовец Пипер был убит, каратели разгромлены, отряд захватил богатые трофеи - 120 повозок с оружием, много автоматов. «У парторга отряда «Победители» М. А. Фортус не сложились отношения с Д.Н. Медведевым. Мария Александровна не желала беззакония. По требованию Медведева Фортус отозвали в Москву, сама Мария Александровна боялась, что ее отправят к «отряду Кривулина». Она даже знала, кому это поручено сделать. В столице М. А. Фортус вызвали на Лубянку и потребовали от нее подтверждения того, что Кузнецов оказался предателем. Она решительно отвергла все обвинения, которые ему хотели вменить» (Олег Романчук). В воспоминаниях бойцов и командиров этого отряда так же, как и в книге Медведева  Фортус не упоминается. Мария Фортус была ранена в бою и вывезена самолетом в Москву. После госпиталя Марию Фортус направили в разведотдел Третьего Украинского фронта. Командующий его войсками генерал Родион Малиновский хорошо знал Марию по гражданской войне в Испании. Он поручил ей подготовку и заброску агентуры в немецкий тыл. Вместе с агентами не раз там побывала и она. Была награждена вторым орденом Красного Знамени. Но особенно отличилась Мария в операции «Альба Регия», когда ей удалось организовать поступление весьма важной информации из венгерского города Секешфехервара. Она сама напросилась в тыл врага, проникла в Будапешт, когда в нем шли бои, чуть не погибла, будучи заваленной взрывом в бункере немецкого штаба. За операцию «Альба Регия» и рейд в Будапешт Мария была награждена вторым орденом Ленина. Ее представляли к званию Героя Советского Союза, но ограничились орденом Ленина. После победы она служила в разведотделе Центральной группы войск в Вене. Отличилась и здесь: сумела отыскать подземный завод, на котором производились ракеты ФАУ-2. Кавалер 6 боевых орденов майор Мария Фортус служила в разведке до июля 1955 года. Мария Александровна вела большую общественную работу как член правлений обществ «СССР - Франция» и «СССР - Венгрия». Она работала над книгами - о французском Сопротивлении и о разведчике Кузнецове. Найти смысл в жизни - это счастье, найти счастье в жизни - смысл».

Сестры Чириковы

В 1647 году проводилась опись населенных пунктов Поволжья. Именно тогда появилось первое упоминание о селе Моркваши, состоявшем из двух домов, принадлежавших помещику Василию Порецкому. Во второй половине 18 века это место получило второе название, бытовавшее в народе – Чириковка. Род дворян Чириковык ведет начало с 1615 г. Им принадлежали поместья в Алатырском, Симбирском и Сызранском уездах. В начале 19 века село Моркваши перешло во владение Александра Чирикова, внебрачного сына дворянина Чирикова и крепостной женщины. Жена Александра была из рода мелкопоместного дворянина Матвеева, сосланного из Москвы в Самару и служившего землемером. Она осталась вдовой в 19 лет, когда ее старшей дочери Клавдии было шесть месяцев, вторая ее дочь Мария, родилась в 1877 г. По тем временам вдова Чирикова считалась несовершеннолетней, и к опекунству была назначена тетка, сестра отца, монахиня Старо-Костычевского монастыря. Тетка всячески старалась установить свое влияние на племянницу, но духовное влияние над ней установили совсем иные люди - революционные народники, организовавшие в Морквашах свое хозяйство. Они жили и трудились как крестьяне, а столовались в доме Чириковых в Морквашах.

В Моквашах работали народники В.Л. Сафотерова, В.Н. Монстрова, И.П. Монстров. Иван Павлович Монстров, служивший судебным приставом при съезде мировых судей Сызранского уезда, был арестован в 1874 г. Привлекался по делу 193-х за распространение запрещенной литературы. После ареста Монстрова, вдова Чирикова состояла с ним с конспиративной переписке, за что и побывала с трехлетней дочерью в тюрьме. Она боялась влияния тетки на дочь, и когда Клавдии исполнилось 9 лет, отвезла ее в Сызранскую гимназию и поселила в семье адвоката Сафотерова. Тетка несколько раз возвращала девочку и отвозила в монастырь. Сафотеров возвращал ее обратно, но здесь вмешалась полиция. Так, не закончив гимназии, девочка вернулась к матери. «Учиться пришлось мне случайно, от заезжих студентов и народников», - вспоминала Клавдия Чирикова. В Морквашах находили радушный прием нелегальные работники 90-х годов, как свидетельствует Глеб Максимилианович Кржижановский. В 80-х годах Кржижановский жил в Морквашах с матерью и сестрой.

Об этом времени Клавдия Чирикова вспоминала: «Глеб Кржижановский жил с матерью и сестрой в Морквашах на даче. Они ходили к моей матери, и я хорошо с ними познакомилась. С Глебом мы вели разговоры на политические темы, и он первый познакомил меня с учением Маркса. Следующее лето Глеб провел в Царевщине, потом жил у нас». В этом время к Кржижановскому приезжали его товарищи студенты, они вели беседы с крестьянами в Морквашах и Царевщине, привозили запрещенную литератур, которую Чириковы хранили на маленькой горке под камнями, а зимой прятали вокруг дома. В 1889 г. Клавдия Александровна организовала в Морквашах школу для крестьянских детей, ее посещали и взрослые. Школа просуществовала до 1905 г. Летом 1903 г. Чириковы принимали на летний отдых семью Ульяновых. Мария Александровну, Дмитрия, Марию, Анну. В декабре 1906 г. сестры были арестованы за подстрекательство крестьян к аграрным беспорядкам. и сосланы под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию сроком на три года. В 1906 г. Мария родила сына Глеба. В ссылке сестры занятий не имели, получая от казны пособие 7 рублей в месяц. 9 февраля 1909 г. срок ссылки истек. Вернувшись на родину, сестры связались с подпольным кружком в Морквашах и занялись распространением нелегальной литературы. . С 1904 года Чириковы состояли в Ставропольском социал-демократи­ческом кружке и после возвращения из ссылки возобновили свою работу в нем. За нелегальную деятельность Чириковых вновь арестовали и зак­лючили в Ставропольскую тюрьму, но за неимением доказательств об­винения выпустили.

В 1911 году у Марии Чириковой-Коржавиной родился второй сын, Сергей, а Клавдия взяла на воспи­тание девочку-сиротку Александру.

В 1917 году при национализации имения Чириковых власти изъяли из частного владения семьи 500 десятин пахоты, 200 десятин луга. Земля была разделена между девятью се­лами Жигулевской волости. Для оби­хода на долю Клавдии Чириковой пришлось 108 десятин земли. Недви­жимость семьи, состоявшая из двух­этажного деревянного дома и вось­ми других деревянных построек поместья почти вся была конфиско­вана. Во владение сестрам, учитывая их революционные заслуги, оставили дом. 0,75 десятии сада, шесть голов крупного и мелкого скота. Приветствуя революцию, сестры Чириковы работали на новую власть: Клавдия Александровна участвовала в переоборудовании дома в экономии графов Орловых-Давыдовых под на­родный дом и стала там библиотека­рем. Библиотека по ее инициативе получила имя вождя революции. Мария Александровна в 1918 году стала членом исполкома сельсовета Морквашей, работая безвозмездно. В 1920 году Марию Коржавину из­брали делегатом на волостной съезд Советов. В марте 1919 года во время кре­стьянского антисоветского «чапанного» мятежа Клавдию Александровну за укрывательство красноармейцев» повстанцы арестовали, избили и по­садили в Ставропольскую тюрьму. В 20-е годы Клавдия Александров­на продолжает работать в избе-чи­тальне. Получив в 1926 г. от Г. М. Кржижановского маленькую библиотечку, она использует ее для работы среди крестьян. Веря в марксистские идеалы, сест­ры активно работают на новую власть, которая относится к ним до­статочно лояльно. Семья не подвер­гается окладным, денежным и нату­ральным сельхозналогам, но штрафы следуют один за другим: бывших по­мещиц штрафуют за то, что они не отдают скот для выпаса в общест­венное стадо, отказываются выпол­нять трудовую повинность в поле и т. д.



В 1927 году сестры живут по со­седству на улице Буденного в Морквашах. Марии - 51 год, Клавдии — 56. В 1923 году по новому распре­делению им выделены наделы: Ма­рии Александровне (семья 3 челове­ка) - 4,76 га, Клавдии Александ­ровне (семья 2 человека) - 3,2 га. Власти строго учитывают доходы хо­зяйства бывших помещиц-революци­онерок. Мария Александровна имеет доходы с хозяйства 100 рублей в год, Клавдия Александровна - 66 рублей. В годы ликвидации кула­чества существовали точные мерки для определения кулацкого хозяйства. Хозяйства сестер не входили в разряд кулацких, и мы не встречаем их фамилий в списках раскулачен­ных по селу Моркваши. Но вот наступил 1930 год, и по представлению Морквашннского сель­совета Клавдия Александровна Чирикова лишена избирательных прав по статье 61 Инструкции ВЦИК о вы­борах в местные Советы. Она обра­щается в райисполком с ходатайст­вом о восстановлении в избиратель­ных правах, ссылаясь на положи­тельные отзывы о ней того же Морк­вашинского сельсовета (т. к. она продолжает работать в библиотеке) и Г. М. Кржижановского, председа­теля Госплана Союза. Вот его письмо К. А. Чириковой от 23 июня 1929 г.: «Дорогая Клав­дия Александровна, Ваше письмо шло до меня 12 дней, так как я в настоящее время в отпуске. Немед­ленно посылаю письмо в Ставропольский РИК в защиту Ваших интере­сов. Вот что я в нем пишу: «Пользу­ясь случаем, чтобы засвидетельство­вать, что К. А. Чирикова лично мне известна со дней моей юности, как человек, ничего общего не имеющий с теми признаками «помещика», ко­ими мы руководствуемся в нашей политике. Ее отношения к кресть­янам, находившимся в Морквашах под пятой истого помещика этих мест графа Орлова, были построены как раз на принципе всяческой по­мощи им, как их сотоварища по об­разу всей своей жизни, едва дохо­дившей до положения середняка. Мы, нелегальные работники 90-х годов, находили у нее всегда радушный приют и подлинно товарищеское от­ношение. Прошу товарищей избавить К. А. Чирикову от каких-либо взыс­каний по признаку помещичьего про­шлого. Глеб Кржижановский». Же­лаю вам и Марии Александровне всего хорошего. Напишите немедлен­но, пригодилось ли письмо. Если пот­ребуется, буду защищать вас в Мос­кве. Надеюсь еще повидать Вас. Зи­наида Гавриловна шлет привет. Глеб». 10 января 1930 года Ставропольс­кий райисполком ходатайствует пе­ред краевой избирательной комисси­ей о восстановлении в правах К. А. Чириковой, учитывая ее революци­онные заслуги. Клавдия Чирикова умерла в 1950 году. В 1953 году при строительстве Куйбышевской гидроэлектростанция часть Морквашей, где стоял дом Чириковых, попала в зону затопления водохранилища. Начальник стройки генерал. И. В. Комзин предложил Марии Александровне переселиться. Несмотря на ее протест, дом дворян Чириковых, который с 1924 года счи­тался историческим памятником, был снесен. Мемориальная доска о пребы­вании в этом доме семьи Ульяно­вых была установлена на админист­ративном здании деревообрабатываю­щего комбината. Мария Александровна умерла в 1906 году в г. Жигулевске. Потомки семьи Чириковых в настоящее время живут в Самаре.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет