В течение восьмого и девятого веков императорский двор превратился в клуб Фудзивара, а сами императоры, потомки воинов, перестали походить на простых смертных и уподобились божествам. Император даже не упоминался по имени, которое заменялось эвфемистическими титулами; наиболее известный из них - микадо, буквально - "почтенные врата". Появилась практика отречения императора: он еще молодым передавал свои полномочия родственнику-ребенку, которым легче было манипулировать и чья власть была чисто номинальной. Рождение большого количества принцев неизбежно вызывало сложности. В каждом поколении были недовольные, которых обошли при выборе наследника престола, не говоря уже о родственниках императора, не принадлежавших к клану Фудзивара, у которых шансов на повышение в должности было еще меньше. Эти аристократы тактично покидали столицу, чтобы поискать удачи в других местах. В то время такая практика казалась удобной. Лишние члены правящего дома селились далеко от Киото, многие из них вступали в браки с представителями древних кланов. Двор, сам того не ведая, сеял зубы дракона, из которых вскоре должны были вырасти воины.
Глава II.
Будда и Буси
В предыдущей главе мы рассмотрели крах земельной реформы, первую неудачу в программе Великих Реформ. Вслед за ее провалом система всеобщей воинской повинности, служба в армии за данную правительством землю, была подорвана практикой кисин. Создать регулярную национальную армию так и не удалось. В Киото, где знатные семьи соперничали друг с другом за синекуру, каковой было несение караула в покоях императора, не было недостатка в желающих "поступить на военную службу", однако в восточных и северных провинциях, где обитали аборигены эмиси, проблема безопасности стояла очень остро. Эмиси были искусными лучниками и свирепыми воинами. Помимо войн с эмиси, надо было еще время от времени подавлять восстания и бороться с бандитами и разбойниками. Поскольку система всеобщей воинской повинности не срабатывала, обеспечение безопасности в этих отдаленных провинциях стало заботой местных землевладельцев. Придворные аристократы в столице наслаждались праздной жизнью, описание которой дошло до нас в таких романах, как "Повесть о принце Гэндзи", и меньше всего желали принимать на себя обязанности сёгуна, отправляться на край света и воевать с врагами трона. Они были настолько увлечены столичной жизнью, что даже гарнизоны в провинциях были сокращены, а солдаты переведены в столицу и зачислены в городскую стражу.
Людьми, которым выпала задача поддерживать закон и порядок, были землевладельцы, разбогатевшие, вероятнее всего, благодаря практике кисин. Были среди них и обедневшие аристократы, в поисках удачи покинувшие двор и бежавшие от засилья Фудзивара. Под началом этих землевладельцев находились многочисленные мелкие держатели земель и крестьяне, которых система кисин сделала зависимыми. Не требовалось много времени, чтобы эта экономическая зависимость переросла в вассальные отношения. Связи, возникшие благодаря кисин, укреплялись, когда заинтересованные стороны вступали в родственные отношения. Вассалы были лично преданы господину и готовы были следовать за ним в минуту опасности.
Сторонники могущественных землевладельцев называли себя самураями. Приблизительный смысл слова "самурай" - "тот, кто служит" (от глагола самурау или сабурау - служить). В первоначальном значении этот термин не ассоциировался с военной службой, однако со временем его значение изменилось. Другое слово, буси, известно нам в словосочетании буси-до, "путь воина". Буси, однако, не подразумевало отношений между слугой и господином, его можно считать общим термином для обозначения воина, солдата.
Было бы неверным рассматривать возникновение самурайства как демократическое движение храбрых крестьян, объединившихся под эгидой избранного ими вождя для защиты собственных интересов. За редким исключением, все могущественные землевладельцы, вокруг которых формировались военные дружины, были знатного происхождения, порой даже отпрысками императорской фамилии. Любопытно, что в провинции, хотя при выборе военачальников предпочтение отдавалось людям действительно обладавшим военными талантами, аристократическая родословная была немаловажным подспорьем при вербовке сторонников. По мере того как росла их поддержка, возрастало и чувство причастности, основанное на новом понимании клана. Кланы дореформенной эпохи, ради уничтожения которых, собственно, и проводились реформы, возродились как самурайские кланы. Благодаря системе кисин клан стал гораздо более крупной социальной единицей, чем прежде: вокруг семейного ядра сплачивались многочисленные люди и целые семьи, не связанные с ним родственными узами. Главенство принадлежало одной семье, а все остальные самураи были ей не родственниками, а наследственными вассалами.
Как мы уже видели, восток и север Японии были центрами военной активности: именно там, а точнее - на равнине Канто, стало формироваться сословие самураев. В Канто сложились идеальные условия для этого. Эта провинция находилась в 300 милях от Киото и была избавлена от тлетворного влияния столицы. Там были сотни квадратных миль нетронутой плодородной земли, а периодические нападения эмиси подогревали воинский дух населения. Боевые качества канто-буси были признаны еще в эпоху Хэйан - в этой провинции набирали солдат даже для защиты Кюсю.
Для двора в Киото такое положение вещей казалось естественным, однако аристократия, по-видимому, должна была окончательно погрязнуть в придворных интригах, чтобы не заметить опасности, которая таилась в усилении самурайских кланов. В результате правительство полностью передало все военные и полицейские функции горстке удаленных от двора аристократов, связанных родственными узами с провинциальными кланами и верных их местным интересам. В прошлой главе мы сравнили высылку на восток знати, не принадлежавшей к клану Фудзивара, с посевом зубов дракона. Теперь эти семена дали всходы и, подобно урожаю Ясона, порождали вооруженных людей.
Среди кланов Востока на первом месте стоят два имени. Это кланы Тайра и Минамото. Клан Тайра обязан своим возникновением политике удаления от двора лишней знати, имя Тайра впервые было принято неким Таками, внуком императора Камму, основателя Киото, который правил в 781-806 гг. Понимая, что ему не дадут продвинуться при дворе, молодой человек отправился на Восток и поселился на равнине Канто. Его сын дослужился до ранга наместника провинции, шесть его внуков также достигли высоких чинов. Имя Тайра стало популярным, с ними охотно роднились, заключали сделки кисин, у них было много сторонников.
Со временем Минамото сделались соперниками Тайра. Они тоже происходили от императорской фамилии и вынуждены были переселиться на Восток, поскольку рождение слишком большого числа принцев обременяло бюджет двора. Первым Минамото был Цунэмото, сын одного из этих принцев и внук императора Сэйва. От этого рода со временем отделилось еще несколько ветвей, такие, как Мураками-Гэндзи и Уда-Гэндзи. "Гэндзи" - китайское произношение знака, который по-японски читается как "Минамото". Равным образом Тайра часто именовались "Хэйкэ" или "Хэйдзи". И Тайра, и Минамото прославились своими военными заслугами перед правительством. Прежде чем приводить примеры их подвигов, взглянем сперва на самих самураев.
К счастью, художники старой Японии оставили нам многочисленные изображения первых самураев. Эти произведения, чаще всего длинные свитки, на которых развертывается повествование, а также сохранившиеся образцы оружия и доспехов дают наглядную картину военной жизни того времени. Примерно тогда же японский доспех приобрел ту специфическую форму, которая делает его столь легко узнаваемым.
Ранние доспехи, известные нам только по раскопкам гробниц IV - V вв. н.э., были пластинчатыми. В V в. на смену им пришел другой тип вооружения, заимствованный с азиатского континента. Азиатский "ламеллярный" доспех, собранный не из пластин, а из многочисленных скрепленных вместе чешуек, восходит к защитному вооружению Древнего Египта и Ассирии. Заимствовав сам принцип, японцы разработали свой уникальный стиль. В VI и VII вв. пластинчатый доспех представлял собой большой неуклюжий кафтан. Со временем он превратился в те доспехи, которые носили самураи. То были первые настоящие самурайские доспехи, известные как ёрои.
Принцип конструкции ёрои очень прост. Несколько кусков металла или кожи плотно соединяются вместе, образуя гибкую эластичную полосу. Полоса, состоящая из кодзанэ, как назывались эти чешуйки, достигала в длину около 30 см. Длина же ее определялась тем, для какой части доспехов она предназначалась. Полоса покрывалась кожей и тщательно лакировалась для защиты от корозии. Несколько таких полос связывалось вместе толстым шелковым или кожаным шнуром. Эти шнуры, так называемые одоси, т.е. шнуровка доспехов, были разноцветными и создавали покрывавший доспехи узор.
Весь собранный таким образом доспех имел вид коробки. Три стороны коробки - передняя, левая и задняя - были соединены вместе. Сперва надевалась правая часть - вайдатэ, которая плотно привязывалась под мышкой и через левое плечо. Большие тяжелые наплечники, содэ, крепились к наплечным ремням при помощи шнурков или ремешков, а чтобы они не болтались и не задирались, оставляя руки открытыми, они сзади крепились к агэмаки - детали в виде креста, сплетенной из толстых шнуров. Агэмаки, обычно красного цвета, подвешивали к кольцу в верхней части наспинника.
Прочие части доспеха можно рассмотреть на примере кон ито одоси ёрои, или "панциря с синей шнуровкой", который хранится в святилище Оямадзуми на острове Омисима во Внутреннем море. Эти доспехи, одни из старейших из дошедших до наших дней, были тщательно восстановлены во всем своем великолепии. То, что кажется нагрудником, на самом деле цурубасири пластина, облегчающая скольжение тетивы лука при выстреле. Как и все гладкие поверхности доспехов, она покрыта слоем крашеной кожи, которая обычно укра-шалась изысканным орнаментом. Перед цурубасири укреплены две подвески для защиты шнуров, поддерживающих доспехи, которые закреплялись на продолговатых пуговицах. Над правой стороной груди находится сэндан но ита подобие миниатюрного наплечника. Слева - кюби но ита, неподвижно закрепленная железная пластина, покрытая кожей.
В то время самураи носили бронированный рукав, котэ, только на левой руке, чтобы правая оставалась свободной для натягивания тетивы лука. Бронированный рукав выглядел как обычный матерчатый мешок, с внешней стороны усиленный железными пластинами, который привязывался под мышкой. Под броню самураи надевали ёрои хитатарэ - украшенный вышивкой и помпонами халат. Большие мешковатые штаны заправлялись в поножи, а широкие рукава затягивались шнурками у запястий. Для удобства левый рукав не заправлялся в котэ, а выпускался наружу и затыкался за пояс. Поножи представляли собой просто три согнутых железных пластины, которые привязывались к ноге. Ботинки из медвежьей шкуры и кожаные перчатки для стрельбы из лука завершали вооружение самурая ниже шеи.
На свитках изображены типичные тяжелые шлемы, которые носили с ёрои. Сам шлем состоял из нескольких железных пластин, скрепленных большими коническими заклепками, головки которых выступали над поверхностью шлема. На макушке было большое отверстие, именуемое тэхэн. Для нас, возможно, шлем с отверстием представляется чем-то непривычным, однако оно, вероятнее всего, использовалось, чтобы пропускать через него пук волос: волосы служили подкладкой. Впоследствии, когда появились шлемы с подкладкой, от отверстия отказались. Большой изогнутый назатыльник (сикоро) собирался из кодзанэ, как и другие части доспехов. Обратите внимание, что края сикоро выгибаются вверх и наружу для защиты лица. Эти выступы - фукигаёси - покрывались тисненой кожей, как и козырек шлема. Наконец, шлем был украшен небольшой агэмаки, прикрепленной к его тыльной стороне.
Шлемы некоторых воинов, изображенных в этой книге, имели забрало в виде железных пластин, прикрепленных к лобной части и закрывающих щеки. Эта деталь лучше всего представлена на изображении свирепого буси в "Хэйкэ моногатари", который несет отрубленную голову.
Судя по сохранившимся изображениям, описанное здесь одеяние самурая не было униформой. Некоторые различия в одежде, по-видимому, были связаны с рангом воина. Принципиальное различие существовало между конным воином и пехотинцем. Последний носил не коробчатый ёрои, а более простые доспехи, облегающие тело, так называемые домару.
Что касается наступательного оружия, следует заметить, что почти все воины имели меч, кинжал, лук и тяжелое копье или алебарду причудливой формы - нагината. В то время японский меч еще не был окружен той таинственностью, которая возникла вокруг него впоследствии. Тем не менее к XI в. меч уже стал великолепным оружием, его конструкция и способ употребления уже достигли своего конечного смертоносного совершенства. Но все же это было просто оружие, такое же, как и все прочие, и легендам о самурайском мече, как и о самих самураях, еще предстояло сложиться. Мечи ранних воинов больше всего напоминали тип, известный как тати, который носился на поясе лезвием вниз. Это был, судя по изображениям на свитках, единственный общепринятый способ ношения меча, поскольку только так его и можно было носить с громоздкими доспехами ёрои. К ножнам был прикреплен деревянный или плетеный диск, на который наматывалась запасная тетива для лука. Лук в то время был самым важным оружием, знаком принадлежности к самурайскому сословию. Луки были сложносоставные, как и большинство типов азиатских луков. Их собирали из бамбуковых планок, отдельные детали делались из других сортов дерева, сверху их обматывали волокном ротановой пальмы. Одной из любопытных особенностей японского лука является то, что при стрельбе его держали не посредине, а в месте, находящемся примерно в трети длины от нижнего конца. Так из него было удобнее стрелять с седла. Самураи были в основном конными лучниками, они часами упражнялись, пуская длинные бамбуковые стрелы со скачущей лошади. Наконечники стрел разной формы служили разным целям. Открытые V-образные, похожие на ножницы наконечники, возможно, предназначались для разрезания скрепляющих доспехи шнуров, хотя первоначально они, вероятнее всего, использовались для охоты. Был любопытный наконечник в виде большой деревянной репы со сквозными отверстиями, который свистел при полете стрелы. Такие наконечники использовались для подачи сигналов и для устрашения врага. Стрелы носили в колчане, который подвешивался справа и откуда стрелы вытаскивали вниз, а не через плечо, как на Западе.
Описанные здесь доспехи и оружие явно свидетельствуют о том, что мирная бюрократия, стоявшая у власти со времени Великих Реформ, стала уступать давлению со стороны новых военных кланов. Войны с эмиси по поручению правительства давали самураям в приграничных районах хорошую практику, но настоящая военная наука постигалась в бою против себе подобных. Влияние отдельных восстаний и мятежей на общий ход японской истории было незначительным, однако они способствовали формированию самурайских традиций. В последующие годы самураи вдохновлялись призывом подражать деяниям предков. При вызове на поединок в обычае стало провозглашать свою родословную и историю своего дома. Основателями этих домов стали самураи, сражавшиеся под началом таких вождей, как Минамото Ёсииэ, в кампаниях, известных как "Первая девятилетняя война" и "Вторая трехлетняя война". Именно их деяния перечислялись два или три века спустя.
Ёсииэ олицетворял начало военной традиции в клане Минамото, и его потомки с гордостью выкрикивали его имя среди грохота битвы. Впервые он прославился во время Первой девятилетней войны (1051-1063), в которой сражался его отец.
Самый север Хонсю, где находятся провинции-близнецы Дэва и Муцу, был последним аванпостом власти Киото. Помимо официального наместника, сюда назначался также чиновник, ответственный за благополучие (!) эмиси. По старой традиции эту должность занимали представители семейства Абэ, она стала наследственной, и к 1050 г. занимавший ее Абэ Ёритоки стал настолько злоупотреблять своим положением, что правительство сочло необходимым его сместить. На должность наместника и главнокомандующего был тогда назначен Минамото Ёриёси. Ёриёси и раньше участвовал в кампаниях против разных мятежников под началом своего отца, но именно присутствие в войске его старшего сына Ёсииэ, которому тогда было пятнадцать лет, прославило грозное имя Минамото на всю страну.
В 1057 г., после нескольких беспорядочных стычек, мятежный Абэ Ёритоки был убит шальной стрелой, однако его сын Садато продолжал борьбу. В конце 1057 г. Садато укрепился с 4 000 воинов под Кавасаки, где его атаковали Минамото, отец и сын, у которых было всего 1 800 воинов. Атака не удалась, и когда Минамото отступили, чтобы перегруппироваться, началась страшная снежная буря. Под прикрытием бурана Абэ Садато предпринял контратаку на Минамото. Те отступили с боями, и из всего их арьергарда в живых остались только Ёриёси, Ёсииэ и еще пять командиров. За проявленную им при отступлении храбрость Ёсииэ получил прозвище "Хатиман-таро" - "Первенец Хатимана, бога войны".
В 1062 г. Минамото, получив подкрепления от дружественного клана Киёвара, вернулись с 10 000 воинов. Абэ Садато отчаянно сопротивлялся, укрепив свои позиции у Куриягава частоколом. Это была страшная битва. Тринадцатилетние мальчики сражались вместе со стариками, и даже женщины вступили в сражение, которое продолжалось без перерыва два дня и две ночи. Наконец сказался численный перевес на стороне Минамото, и Садато сдался. Через несколько месяцев Ёсииэ вернулся в Киото с головой Садато. На протяжении всей истории самураев подобный трофей считался лучшим доказательством успешного выполнения задачи. Согласно легенде, сражаясь перед частоколом у Куриягава, Ёсииэ в трудную минуту обратился с молитвой к своему патрону Хатиману и обещал ему, что в случае победы он воздвигнет в честь него храм. Поэтому в 1063 г., когда Ёсииэ ехал в Киото с кровавыми трофеями войны, он остановился в Цуругаока, ныне части города Камакура рядом с Токио, и основал там храм Хатимана Цуругаока, храм чести и славы Минамото.
Старший Минамото - Ёриёси - умер в 1082 г., а год спустя Ёсииэ предпринял кампанию, получившую название Второй трехлетней войны. Киёвара, который был союзником Минамото во время Первой девятилетней войны, получил в награду высокий пост на северном Хонсю. Как и Абэ до него, он стал злоупотреблять своей властью, а его сын и внук извлекали выгоду из его злоупотреблений. Против них и выступил Ёсииэ.
Боевые действия во Второй трехлетней войне свелись в основном к затяжной осаде окруженной частоколом крепости Канэдзава, что позволило Ёсииэ применить на практике всю военную науку, которую преподал ему отец. На подступах к крепости Канэдзава Ёсииэ заметил стаю диких гусей, беспорядочно кружившихся над дальним лесом. Он сразу же понял, что там устроена засада. Самое примечательное в этом эпизоде то, что сведения о возможной связи между кружащимися птицами и засадой Ёсииэ почерпнул из древнего китайского трактата о военном искусстве. Вот свидетельство того, что представители нового военного сословия настолько серьезно относились к своей профессии, что изучали литературные произведения, которые за несколько поколений до них сочли бы крайне примитивными и грубыми.
Осада продолжалась; в братстве воинской жизни и в пламени войны закалялись самурайские доблесть, храбрость и верность. Осажденные отбивали приступ за приступом, и Ёсииэ снова и снова вдохновлял своих людей на подвиги. В своем лагере он отвел отдельные места для храбрецов и для трусов, и в конце каждого дня кампании каждому самураю указывалось место, которое он заслужил. Со временем проявился и тот самурайский фатализм, который вскоре стали считать одной из особых черт этих воинов. Один шестнадцатилетний самурай по имени Камакура Гонгоро Кагэмаса во время штурма был ранен стрелой в глаз. Он спокойно вырвал древко и застрелил врага, выпустившего стрелу. Когда наступило затишье, его товарищ-самурай попытался извлечь застрявший наконечник, но он так крепко засел, что тот смог выдернуть его, только наступив ногой на лицо Гонгоро. Гонгоро протестовал, говоря, что топтать ногами лицо самурая - оскорбление и что его товарищ заплатит жизнью за это.
Любопытным продолжением этой истории является то, что сто лет спустя один из потомков Гонгоро вспомнил и упомянул этот самый эпизод. Когда Кадзивара Кагэтоки, не менее славный самурай, вступил в бой в сражении при Ити-но-тани в 1184 г., он, согласно "Хэйкэ моногатари", так объявил о себе врагу: "Я Кадзивара Кагэмаса Кагэтоки, в пятом поколении потомок Гонгоро Кагэмаса из Камакура, прославленный воин из восточной страны, и я один равен тысяче! В возрасте шестнадцати лет при осаде Сэмбуку Канэдзава в Дэва он был в авангарде Хатиман-таро Ёсииэ, и стрела пробила его шлем и вонзилась в левый глаз. Он не дрогнув вырвал эту стрелу, поразил насмерть ранившего его стрелка и прославился воин-ской доблестью в грядущих веках". Любопытно, что в этом пересказе враг убит уже той же самой стрелой, которая ранила Гонгоро.
Осада Канэдзава затянулась, и даже самураи Минамото стали просить Ёсииэ отступить. Он отказался и приказал им сжечь деревянные хижины, где они укрывались от холода, поскольку утром Канэдзава будет принадлежать им. В последней отчаянной атаке Минамото действительно одержали победу, и коллекция Ёсииэ пополнилась множеством голов.
К несчастью для Ёсииэ, императорское правительство еще до начала кампании отказало ему в просьбе официально наделить его полномочиями сёгуна. Поскольку он предпринял эту кампанию по собственной инициативе и на собственные средства, награды ему не полагалось. В гневе Ёсииэ швырнул головы в канаву и сам роздал награды своим самураям. Это было необходимо, ибо в те времена верность до самой смерти была крепко связана с материальной заинтересованностью.
Двор таким образом продемонстрировал твердый контроль над распределением военных полномочий. Если бы Ёсииэ рассматривался как военачальник, подавляющий мятеж, он обязательно должен был бы действовать по поручению правительства. Вторая трехлетняя война носила характер частной стычки между Минамото и Киёвара, и вручение награды победителю в такой частной войне могло бы стать очень опасным прецедентом.
В подавлении многих других мятежей участвовали Тайра, еще один самурайский род. К услугам Тайра прибегали в основном на юге и на западе Японии, в то время как Минамото сосредоточили свои усилия на севере и на востоке. Тайра прославились главным образом как усмирители пиратов вдоль побережья Внутреннего моря и на берегах Кюсю. Таким образом они обезопасили морские пути для торговли с Китаем. Как клан Минамото был связан с храмом Хатимана в Цуругаока, так и Тайра патронировали святилище Ицукусима на Миядзима, прелестном острове во Внутреннем море, в 12 милях от Хиросимы. Тайра сделали Ицукусима своим родовым святилищем, заботились о нем и осыпали дарами.
К началу XII в., таким образом, в Японии выделилось три сильных клана: Фудзивара, державшие бразды правления и контролировавшие генофонд императорской фамилии, покорители мятежников Минамото и усмирители пиратов Тайра. Была, кроме того, еще одна растущая военная сила, которую мы сейчас рассмотрим.
С того времени как столицу перенесли из Нара в Киото, возникла вражда между старыми храмами Нара и недавно основанными на горе Хиэй монастырями Энрякудзи и Миидэра. В августе 963 г. по приказу императора во дворце состоялся религиозный диспут, на котором обсуждались некоторые принципы веры и куда из монастырей Нара и с горы Хиэй были приглашены двадцать монахов. Диспут оказался бесплодным и послужил поводом к дальнейшим раздорам. Не было мира и внутри самих монастырей. В 968 г. монахи Тодайдзи даже подрались со своими соседями из Кофукудзи из-за спорного участка земли. В 981 г. неудачный выбор настоятеля Энрякудзи привел к тому, что монахи этого монастыря разделились на две партии и даже пытались убить одного из претендентов на этот пост.
Достарыңызбен бөлісу: |