"Те, кто верят, обладают великой любовью к Богу"). Но суфии придавали этому
чувству совершенно исключительное значение. Они считали, что основой
сотворенного мира является любовь, что любое движение, активность и свет во
Вселенной берут начало в лучах любви, и в ней необходимо искать истинное
совершенство сущего. (От чего и возникло представление, что суфизм - это путь к
Богу через любовь.) Обычная мирская любовь, возникающая от красоты преходящих
форм, сама преходящая, как и они, дает лишь отдаленное представление об
истинной, или Божественной, любви, которая вся есть экстаз и полное исчезновение
в Боге.
Для своих молитвенных собраний (сэма) суфии избирали специальные помещения,
которые называли ханигах. Часто молитвы сопровождались чтением мистических
стихов, исполнением гармоничной мелодии и определенными телодвижениями,
настраивающими сердца молящихся на контакт с божественным миром. Предаваясь
самоотреченному воспоминанию Бога и обратив-
334
100 ВЕЛИКИХ ПРОРОКОВ И ВЕРОУЧИТЕЛЕЙ
шись всеми чувствами и умом к Возлюбленному, суфии совершенно забывали о своем
"я" и слышали в каждом звуке зов Всевышнего. В этом состоянии многие из них
впадали в экстаз (вадж) и совершали непроизвольные движения, напоминающие танец.
Все эти неумеренные проявления чувства казались неподобающими для непримиримых
ортодоксов. Они с подозрением смотрели на суфиев и не признавали их учение
правоверным. Надо сказать, их настороженность была оправданной - суфии
действительно имели множество вольных, а то и просто еретических взглядов.
Например, некоторые из них вообще отрицали превосходство ислама как религиозного
учения. Они говорили, что между религиями существует только внешнее различие и
они подобны цвету воды, которая в зависимости от цвета сосуда становится то
красной, то зеленой, то еще какой-либо, оставаясь при этом прозрачной. Суть же
любого истинного вероучения состоит только в одном - в любви к Богу. На том же
основании суфии отрицали необходимость мечети и говорили, что истинная мечеть -
это сердце мусульманина, и если хочешь найти Бога - ищи его в своем сердце.
Ортодоксальный ислам не мог также принять снисходительное отношение суфиев к
шариату. Мусульманские богословы считали, что шариат есть хакикат- истина в ее
конечной инстанции. По мнению же суфиев, шариат это только "лестница" или "путь"
к достижению истины, и вообще, хакикат стоит неизмеримо выше шариата. Некоторые
из них шли еще дальше, утверждая, что кроме Бога-Истины, все остальное - обряды,
ритуалы, соблюдение религиозного культа и прочее - не имеет никакой ценности. В
связи с этим суфии не следили за чистотой, не соблюдали исламского обряда
омовения и годами не снимали своих грубых шерстяных плащей.
Философия суфиев также не укладывалась в ложе исламской ортодоксии. Они учили,
что вся природа, в том числе человек, поглощается Богом, что Существо Бога
проникло во все вещи, и во всем видели Его частицу. Для суфия Бог был не где-то
на недостижимых небесах, а рядом с ним, перед ним, в нем самом, и он всегда
видел Бога перед глазами. Как следствие этого родилось представление о
возможности прямого контакта человека и Бога во время молитвы. (Между тем
исламская теология даже пророку отказывает в этой чести. Согласно
установившемуся представлению, Мухаммад общался с Аллахом не непосредственно, а
через Джабраила.) Охваченные возвышенной любовью к Богу, суфии, конечно, не
признавали никаких посредников. Их поэты в прекрасных стихах описывали беседы
своего духа с Божественным Духом и договаривались даже до того, что ставили знак
равенства между ними. Так знаменитый суфийский поэт Халладж, писал о Боге в
одном из своих стихотворений:
"Я есть Он, Которого я люблю, И Он, Которого я люблю, есть я Мы два духа,
обитающие в одном теле. Если ты видишь меня, ты видишь Его; И если ты видишь
Его, ты видишь нас обоих...")
Эту дерзость ему не могли простить - Халладж был осужден как еретик и принял
мученическую смерть в марте 922 г. Гонения постигли также некоторых других
суфиев. Отношение к суфизму изменилось только в конце XI в., когда его
реформированием занялся великий мусульманский богослов Абу Хамид аль-Газали.
АБУ ХАМИД МУХАММАД ИБН МУХАММАД АЛЬ-ГАЗАЛИ 335
Абу Хамид Мухаммад ибн Мухаммад аль-Газали
Абу Хамид аль-Газали- один из величайших религиозных мыслителей мусульманского
Средневековья, с именем которого связана целая эпоха в развитии ислама, -
родился в 1059 г. в Табуране (Хорасанская область Ирана) в небогатой семье
торговца шерстью. Он рано лишился отца и получил начальное образование под
наблюдением своего опекуна суфия Ахмада Разкани. Затем аль-Газали учился у
различных преподавателей в Тусе и Горгане, откуда направился в Нишапур - в то
время главный культурный центр Хорасана. Пишут, что по пути на него напали
разбойники и отняли все имущество, однако по его горячей просьбе вернули главную
драгоценность - конспекты лекций. В Нишапуре аль-Газали стал учеником известного
богослова имама аль-Харамейни, у которого обучалось тогда более 400 студентов из
Ирана, Аравии и Египта. Занятия с ним продолжались до самой смерти наставника,
последовавшей в 1087 г. К этому времени аль-Газали приобрел очень обширные
познания и пользовался популярностью известного богослова не только в Хорасане,
но и во всем Иране. После кончины аль-Харамейни, аль-Газали по рекомендации
великого визиря сельджуков Низама аль-Мулька занял пост главного преподавателя
богословских наук в багдадском медресе "Низами".
С этого времени началась его плодотворная литературная деятельность. Считается,
что за свою жизнь аль-Газали написал более 400 произведений, большая часть из
которых дошла до нашего времени. Он оставил труды по философии, логике,
богословию, мусульманскому праву и суфизму. Только по богословию им написано
более 70 трактатов (при том, что утерян его 40-томный комментарий к Корану). Все
они были посвящены защите ортодоксальной мусульманской религии, критике
различных еретических учений и составили золотой фонд исламской духовной
литературы. Сам аль-Газали писал, что сделал не из желания заслужить чье-либо
одобрение, а единственно в поисках истины. В своем сочинении "Избавление от
заблуждения", написанном на закате дней, он подробно рассказал о своих духовных
исканиях. Прежде всего аль-Газали замечает, что "различие людей по религиям и
верованиям, а также различие толков внутри одного вероучения вследствие обилия
партий и противоречивости методов подобно глубокому морю, в котором утонули
многие и из которого выбрались лишь единицы". Тем не менее эта перспектива не
испугала аль-Газали, и он пишет о себе: "В цветущие годы моей жизни - с тех пор,
как я достиг зрелости (а зрелости я достиг еще до того, как мне исполнилось
двадцать лет), и до настоящего времени, когда мои лета уже перевалили за
пятьдесят, - я без конца бросался в пучину этого глубокого моря, бороздил как
храбрец по дну его, залезая в трясину темных вопросов, бросался навстречу любой
проблеме, шел напролом сквозь любые трудности, изучая догматы каждой партии и
раскрывая тайны учения каждой секты, дабы отличить правого от лживого... Жажда
постижения истинной природы вещей была моим свойством и повседневным желанием...
Это было инстинктом и врожденным качеством, кои были заложены в мою натуру
Аллахом помимо моей воли и без всяких усилий к тому с моей стороны..."
В 1091-1095 гг. из-под пера аль-Газали вышли две фундаментальных работы:
"Намерения философии" и "Самоопровержения философов", соста-
336
100 ВЕЛИКИХ ПРОРОКОВ И ВЕРОУЧИТЕЛЕЙ
вившие настоящую эпоху в истории философской и богословской мысли мусульманского
Востока. Цель, поставленная в этих трактатах аль-Га-зали, была очень важной и
трудной: дать опровержение античной греческой философии (прежде всего
Аристотеля), которая стала на Востоке основой для материалистических философских
систем известных мыслителей аль-Фараби и Ибн Сины (в отличие от Запада, где ее
удалось успешно приспособить к нуждам христианской теологии). Влияние упомянутых
философов на умы в то время было настолько велико, что мусульманские богословы
уже не могли не обращать на это внимания. Следовало дать достойный ответ врагам
веры и защитить религию. Сложность, однако, состояла в том, что сражение с
материалистами предстояло вести на их собственном поле, то есть для опровержения
философии надо было прибегнуть к аргументации и логике самой философии. Эта
задача и была блестяще осуществлена аль-Газали.
Прежде всего, он должен был во всех деталях изучить сам предмет спора. О своих
занятиях философией он позже писал: "Мне было хорошо известно, что судить о
пороках того или иного вида наук может лишь человек, изучивший данную науку
досконально - настолько, чтобы ему можно было встать вровень с наиученейшими из
ее представителей, а затем, оставив их позади себя и превысив своими познаниями
степень их учености, заниматься такими глубокими проблемами этой науки, о
которых представитель ее не имеет даже никакого понятия..." Поставив себе целью
опровергнуть философов, аль-Газали "с засученными рукавами взялся за книги и
принялся усердно штудировать эту науку". При этом он опирался только на
прочитанное и не прибегал к помощи каких бы то ни было наставников или учителей.
"К этим занятиям, - вспоминал он, - я приступал в часы, оставшиеся от писания
книг и чтения лекций по мусульманскому праву, хотя я и был очень перегружен
преподавательской деятельностью, ибо мною читались лекции и давались уроки в
Багдаде студентам, числом в триста душ. Аллаху, Славному и Всевышнему, угодно
было, чтобы за неполные два года, благодаря одному только урывочному чтению, я
овладел полным объемом философских наук, и, усвоив их, я в течение еще почти
одного года беспрестанно размышлял над ними, по несколько раз пересматривая их
положения, вновь и вновь вникая в их сокровенные тайны. В конце концов, я твердо
разобрался в том, что в них было обманчиво и ложно, что справедливо и что
призрачно".
Результатом этих усиленных занятий стал капитальный труд аль-Газали "Намерения
философии", в котором были ясно изложены все современные философские системы.
Обстоятельной критике этих систем аль-Газали посвятил другой трактат -
"Опровержение философов", появившийся вскоре после первого. Здесь аль-Газали
показал, что все допущенные философами ошиб-
АБУ ХАМИД МУХАММАД ИБН МУХАММАД АЛЬ-ГАЗАЛИ 337
ки могут быть сведены к двадцати принципам, из которых три можно было признать
противоверными, а семнадцать - еретическими. Это опровержение было настолько
глубоким и очевидным, что влияние Аристотеля оказалось основательно подорванным,
а увлечение его философией на Востоке быстро пошло на убыль.
Покончив с этим делом, аль-Газали написал несколько важных трактатов, в которых
опроверг самые распространенные в то время еретические учения. Прежде всего, по
просьбе султана, он выступил против самых опасных противников суннитов, а
именно, против исмаилитов. Аль-Газали вспоминал: "Я взялся за поиски их книг и
начал собирать их высказывания..." Как и прежде, перед тем как подвергнуть
исмаилитов критике, он с примерной добросовестностью и беспристрастностью
изложил все их доводы и только потом опроверг их. (За эту беспристрастность он
даже подвергся нападкам некоторых правоверных суннитов, которые говорили ему:
"Ведь ты здесь для них стараешься. Они никогда не смогли бы сами справиться с
теми недоразумениями, с которыми сталкиваются в своем учении, если бы ты не
исследовал их и не привел их в такой порядок".)
Когда было покончено с опровержением ересей, аль-Газали обратился к учению
суфиев, которое одно оставалось им не освоено. Поначалу он прибег к той же
методе, что и в предыдущих случаях, то есть собрал трактаты представителей этого
направления и погрузился в их изучение. Но вскоре он понял, что такой подход
здесь невозможен. "Мне стало ясно, - пишет он, - что наиболее специфические их
особенности заключались в том, что постижимо не путем обучения, но лишь
благодаря испытанию, переживанию и изменению душевных качеств". И в самом деле,
мироощущение суфиев невозможно свести к какой-то доктрине, его нельзя постигнуть
ни с помощью бесед, ни обучением, а лишь определенным образом жизни. Аль-Газали
быстро осознал это. Мистическая практика суфизма поначалу увлекла его как еще
один возможный путь постижения Истины. Упорные занятия философией и богословием
привели его к убеждению, что далеко не все тайны мироздания можно разгадать с
помощью рассудка. Он писал: "Я изучил все, что могли дать книги. Все остальное
невозможно было постичь ни изучением, ни с помощью слов". Но если Бога
невозможно познать разумом, быть может его можно познать как-нибудь иначе? Это
соображение и привело аль-Газали к суфизму.
Как раз в те годы в его душе произошел перелом. "Еще раньше, - пишет он,-
благодаря наукам, которыми я занимался... я проникся глубокой верой во
Всевышнего Аллаха, в пророчество и судный день. Эти три основы вероисповедания
глубоко укоренились в душе моей не благодаря определенным, точным
доказательствам, но вследствие таких причин и опытов, подробности которых
передать невозможно. Мне стало ясно, что надеяться на блаженство в потусторонней
жизни может только тот, кто ведет благочестивый образ жизни и сторонится мирских
соблазнов, что главное во всем этом - разорвать путы, связывающие душу с дольным
миром, покинуть обитель суеты, обратившись к обители бессмертия и устремив все
свое внимание на Всевышнего Аллаха, и что осуществления этого может добиться
лишь тот, кто отказывается от почестей и богатств, кто избегает мирских
треволнений и связей. Затем я обратил свой взор на собственное положение - и
оказалось, что я весь утопаю в мирских связях, опутавших меня со всех сторон.
Обратив же взор на деятельность свою - и на самое лучшее, что в ней было: на
чтение лекций и преподавание, - я обнаружил, что меня занимают науки не имею-
338
100 ВЕЛИКИХ ПРОРОКОВ И ВЕРОУЧИТЕЛЕЙ
щие ни значения, ни пользы для того, кто готовит себя к путешествию в
потусторонний мир... Я убедился, что стою на краю пропасти и что, если не
займусь исправлением своего положения, наверняка попаду в ад".
После долгих колебаний он решил порвать с прежней жизнью. А чтобы ему не
помешали уехать, объявил о намерении совершить паломничество в Мекку и в 1095 г.
покинул Багдад. Его отъезд походил на бегство. Для большинства современников
этот шаг остался совершенно необъяснимым. И действительно, как можно было
оставить крупнейшее столичное учебное заведение (быть может, самое блестящее в
тогдашнем мусульманском мире), где он был признан лучшим богословом, пользовался
милостями двора и получал неплохие доходы? Для объяснения его спешного отъезда
придумывали различные причины (говорили, к примеру, что он спасался от мести
воинствующих еретиков, учение которых подверг критике). Мало кто понимал
неизбежность этого шага, продиктованного всей логикой внутреннего духовного
развития: аль-Газали жаждал постичь Истину и приблизиться к Богу, и очень хорошо
осознавал, что дальнейшее продвижение по этому пути без крутого изменения образа
жизни для него невозможно.
Он приехал в Сирию и прожил там около двух лет, в течение которых у него не было
других занятий, кроме отшельнической одинокой жизни, упражнений и
подвижничества. Некоторое время он безвыходно провел в Дамасской мечети, на
минарет которой забирался на целый день, запирая за собой дверь. Кроме того, он
посещал суфийский ханегах шейха Мукаддаси. Он писал о себе: "Я отправился в
Сирию и прожил там два года. Я хотел только одного - уединиться, преодолеть свой
эгоизм, победить страсти, попытаться очистить душу..." Находясь среди нищих
отшельников, он со смирением подметал мечеть и убирал мусор. Проведя два года в
уединенных размышлениях, он перебрался из Дамаска в Иерусалим, где также по
целым дням просиживал взаперти в часовне ас-Сахра. "После этого, - пишет аль-
Газали, - во мне возникло влечение к совершению обряда паломничества и к
подкреплению души своей посещением благих мест Мекки, Медины и гробницы
посланника Божьего (да благословит его Аллах и приветствует). И я отправился в
Хиджаз".
Возвратившись из хаджа аль-Газали, опять поселился в Сирии и вел там самую
простую, если не сказать аскетическую, жизнь. Его добровольное отшельничество
продолжалось десять лет. "В течение этих лет уединения, - пишет он, - передо
мной раскрылись вещи, которые невозможно ни перечислить, ни разобрать. Для
пользы дела я упомяну лишь вот о чем. Для меня стало совершенно достоверным, что
теми, кто идет по пути всевышнего Аллаха, являются именно суфии, что их образ
жизни - наилучший путь и что их нравы - наичистейшие нравы..." Приняв всем
сердцем суфийские нравственные идеалы, аль-Газали вновь почувствовал тягу к
перу. Истину, открытую ему Всевышним, он должен был теперь сделать всеобщим
достоянием. В 1099- 1102 гг. он пишет свое самое выдающееся (и глубоко
выстраданное) сочинение - "Воскрешение наук о вере", которое на протяжении
многих веков потом оставалось самой читаемой из его книг.
Главное значение этого трактата в истории ислама состоит в том, что на его
страницах было доказано полное соответствие суфизма букве и духу суннизма. Надо
сказать, что попытки подобного обоснования предпринимались и до аль-Газали.
Такие известные деятели суфизма, как аль-Кушейри, Джу-нейд Багдади и другие,
пытались доказать единство суфийского учения и ор-
АБУ ХАМИД МУХАММАД ИБН МУХАММАД АЛЬ-ГАЗАЛИ 339
тодоксального ислама, но им никак не удавалось втиснуть суфизм в тесные рамки
шариата. Только благодаря аль-Газали тот занял достойное место в исламской
духовной культуре. Но объединение произошло не механически, а путем глубоко
продуманной реформы обоих направлений. Можно сказать, что после аль-Газали
суфизм стал мудрее, а правоверие - живее. Созданная им религиозная система
строилась отныне как на суннитских догмах, так и на суфийских ценностях.
В теософии суфизма аль-Газали прежде всего постарался разрушить ее
пантеистические построения. Идеи о том, что Аллах - это мир и что материя есть
как бы одно из воплощений Бога, конечно, не могли быть им приняты. Собственная
теософия аль-Газали была изложена им в нескольких сочинениях и сводилась (если
говорить очень кратко) примерно к следующему. Все сущее, обладающее сейчас
сложной иерархической структурой, имело своим первоначалом Аллаха, Который есть
подлинный Творец мира, но Которого, однако, нельзя считать его непосредственным
Создателем, так как это несовместимо с Его единством. По той же причине Он не
управляет напрямую мировыми процессами. Вообще, переход Единства во
множественность (то есть Единого Аллаха во множественный мир) был одним из
сложных затруднений исламской теологии. Чтобы преодолеть его, аль-Газали
разработал учение о амре и муте. Амр - это как бы волевое усилие Аллаха, Его
Повеление. Его понимали как идеальную, близкую к Аллаху сущность, состоящую с
Ним в тесном единстве, но все же отличную от Него. Персонификацией амра является
мута (буквально, "тот, кому повинуются") - космическая сила, от которой зависит
порядок и сохранение Вселенной.
Переход из небытия в бытие происходит благодаря Аллаху, который есть Явное Само
По Себе, Явное По Определению. Только благодаря Ему становится явным и все
остальное Это положение можно иллюстрировать следующим примером: Аллах есть
Свет, а небытие есть мрак, который чернее тьмы, и все, с чем соприкасается Свет,
выходит из небытия в явность бытия. Миротворчество начинается с того, что Аллах
своим Повелением (амр) создает Мировой Разум (во). Разуму не предшествует ни
материя, ни время, ему предшествует только Повеление. (Но нельзя сказать, что
Создатель предшествовал Повелению. "Слово "предшествующий", - пишет аль-Глазали
в одной из своих последних работ, - будет здесь не к месту, так как
"предшествование" и "последование" - слова, применяемые исключительно к
сущностям, подлежащим категории относительности, между тем как именно Создатель
вызывает предшествование и последование, а Сам неподвластен этим категориям".)
Вслед за Разумом появляется Мировая Душа, которая творит Природу с пространством
и временем. Так как время и пространство начинаются только с Природы, к Душе эти
категории неприменимы Что касается Аллаха, то Он находится не только вне времени
и вне пространства, но также вне сущностей и вне категорий, и именно поэтому Он
непостижим и непознаваем разумом. (Аль-Газали писал, что определять Бога словом
это все равно, что вливать океан в бутылку; Бог выше всех имен и форм.)
Мир, возникший в результате акта творения, делится на три части: мала-кут,
джабарут и мулк. Малакут - это сверхчувственный, потусторонний мир, область
Мирового Разума. Джабарут - это духовный мир, область Мировой Души. Мулк - это
осязаемый, материальный мир, область Природы. Все три мира находятся в сложном
единстве. Малакут есть высший мир идей, предметно отображенных в низшем мире
мулк. Главная особенность этих
340
100 ВЕЛИКИХ ПРОРОКОВ И ВЕРОУЧИТЕЛЕЙ I
миров - их зеркальность. То, что в идеальной форме, как прообраз, существует в
малакуте, то пребывает в мулке во множестве несовершенных образцов. "Мир мулка,
- писал аль-Газали, - это то, что представляется чувствам и создано силой
Всевышнего одно из другого в буквальном смысле. Мир ма-лакута - это то, что
Всевышний создал извечным повелением, не постепенно, он остается в одном и том
же состоянии..." Что касается джабарута, то аль-Газали, сообщает о нем:
"Джабарут - это то, что между двумя мирами: он похож на то явное, что бывает в
мулке и близок к извечной силе из мира малакута".
Исходя из этих соображений, аль-Газали категорически не соглашался с некоторыми
суфиями (прежде всего Халладжем), писавшими о возможном Боговоплощении или
тесном сродстве божественного и человеческого начал. Человек не может быть
Богом, и Бог не может быть человеком. Подобно тому, как зеркало лишь отражает
подлинный образ, земной мир является лишь дурной копией истинного мира и не
может иметь божественную природу, хотя она и присутствует в нем. Известный
коранический стих о том, что "Аллах создал Адама по своему подобию" аль-Газали
объяснял следующим образом: "Под Его образом имеется в виду весь большой мир в
Достарыңызбен бөлісу: |