Модели эквивалентного перевода

Чтобы лучше понять особенности переводов, важно более подробно проанализировать принципы, которые лежат в основе перевода, имеющего своей целью достижение формальной эквивалентности. Такой формально эквивалентный подход (Ф-Э) в целом ориентируется на исходный язык, другими словами, он предназначен для того, чтобы как можно более полно передать форму и содержание исходного сообщения.

При этом в переводе Ф-Э делаются попытки воспроизвести целый ряд формальных элементов, включая: 1) грамматические единицы, 2) постоянство в употреблении слов и 3) значение в рамках исходного контекста.

Воспроизведение грамматических единиц может состоять в следующем: (а) перевод существительного существительным, глагола - глаголом и т. д., (6) точное воспроизведение всех оборотов и предложений (то есть такие единицы не членятся и не перестраиваются), (в) сохранение всех формальных указателей (знаков пунктуации, абзацев, поэтических форм).

Попытки сохранить постоянство в употреблении слов при переводе Ф-Э обычно имеют целью так называемую согласованность в терминологии; это значит, что тот или иной термин в документе исходного языка всегда переводится соответствующим термином в документе языка перевода. Конечно, если постоянно действовать по этому принципу, можно дойти до абсурда и получить бессмысленные цепочки слов, как, например, в так называемом Согласованном варианте Нового Завета (Concordant Version of the Nеw Testament). С другой стороны, определенная степень согласованности в некоторых переводах типа Ф-Э крайне желательна. Например, при чтении «Диалогов» Платона на английском языке предпочтительно видеть жесткую систему согласованности при передаче основных терминов (как, например, в переводе Джоветта), чтобы получить некоторое представление о том, как Платон использовал определенные словесные символы для создания своей философской системы. В переводе Ф-Э прибегают также к использованию круглых и квадратных скобок и даже курсива (как, например, в Библии короля Якова) для тех слов, которые добавляются в переводе для расшифровки смысла, но отсутствуют в оригинале.

Для того чтобы как можно более точно передать значение оригинала, в переводе Ф-Э обычно стараются не подыскивать соответствия идиомам, а воспроизводить их более или менее буквально, чтобы предоставить читателю возможность получить некоторое представление о том, как в оригинальном тексте для передачи значений использовались элементы культуры языка оригинала.

Однако часто бывает просто невозможно воспроизвести некоторые формальные элементы исходного сообщения. Например, могут встретиться каламбуры, хиазмы, рифмы; строки иногда имеют форму акростиха - все это совершенно не поддается эквивалентной передаче. В таких случаях приходится давать примечания, если, конечно, не поддающийся передаче элемент заслуживает пояснений. Иногда, правда, довольно редко, удается найти эквивалент каламбуру или построить аналогичную игру слов.

Tак, например, при переводе на английский язык древнееврейского текста из Книги Бытия, где древнееврейское слово issha - англ. woman (женщина) образуется от слова ish - англ. man (мужчина), можно использовать соответствующую английскую пару woman и man. Однако такие формальные соответствия обнаруживаются чрезвычайно редко, ибо языки чаще всего существенно различаются как по значениям, так и по формам.

В переводе Ф-Э, в котором последовательно проводится принцип согласованности, обычно содержится много такого, что не очень понятно среднему читателю. Поэтому такие переводы обычно снабжаются примечаниями, не только для того, чтобы объяснить некоторые формальные элементы, которые было невозможно адекватно представить в языке перевода, но и чтобы объяснить те формальные элементы, которые присутствуют в переводе, но недостаточно понятны читателю, ибо имеют смысл только в контексте культуры оригинала.

Некоторые типы перевода в строгих рамках Ф-Э, как, например, подстрочники и предельно пословные переводы, малоинтересны. Другие имеют большую ценность. Например, переводы иноязычных текстов, предназначенных специально для лингвистов, чаще всего представляют собой именно перевод Ф-Э. Слова при этом воспроизводятся буквально, и сегменты предложений даже нумеруются, чтобы облегчить сравнение соответствующих единиц.

Из того, что было сказано, прямо или косвенно, о переводах Ф-Э в предыдущих разделах, можно было сделать заключение, что такие переводы крайне нежелательны. Но это отнюдь не так. Для определенного вида аудитории и для передачи определенных типов сообщений такие переводы вполне уместны.

Относительная ценность и эффективность того или иного вида перевода для той или иной аудитории - это уже другой вопрос. Здесь речь идет только об описании различных видов перевода. При этом нас интересуют их специфические черты, а не оценка качества.

Наряду с переводами, ориентированными на формальную эквивалентность, существуют также типы переводов, ориентированных на динамическую эквивалентность. В таких переводах внимание направлено не столько на исходное сообщение, сколько на реакцию получателя. Перевод по принципу динамической эквивалентности (перевод Д-Э) можно описать как перевод, о котором носитель двух языков, знакомый с обеими соответствующими культурами, мог бы сказать: «Да, действительно, именно так мы и говорим». Однако важно учитывать при этом, что перевод Д-Э - это не просто новое сообщение, более или менее похожее на исходное. Это именно перевод и, как таковой, он должен ясно передавать значение и цели первоисточника.

Можно описать перевод Д-Э как «самый близкий естественный эквивалент исходного сообщения». Этот тип определения содержит три основных термина: (1) «эквивалент»-термин, ориентированный на исходное" сообщение, (2) «естественный» - термин, ориентированный на сообщение на языке перевода, и (3) «самый близкий» - термин, который объединяет эти два типа ориентации в максимально возможном приближении.

Однако, поскольку перевод Д-Э направлен прежде всего на то, чтобы вызвать эквивалентную реакцию, а не дать эквивалентную форму, важно дать более точное определение термину «естественный» применительно к таким переводам. В принципе, слово «естественный» применимо к трем областям процесса коммуникации, ибо «естественный» перевод должен удовлетворять: 1) требованиям языка перевода и всей культуры этого языка в целом, 2) контексту данного сообщения и 3) аудитории, которой адресуется перевод.

Приспосабливание перевода к языку, на который он делается, к соответствующей культуре является существенным компонентом любого стилистически приемлемого перевода. Практически потребность в этом качестве «лингвистической уместности» обычно ощущается только тогда, когда это качество отсутствует. Поэтому перевод перестает быть естественным, когда мы обнаруживаем в нем именно отсутствие этой «лингвистической уместности». Дж. Х. Фрир так писал об этом: «Мы полагаем, что язык перевода ... должен быть неощутимым и неосязаемым компонентом, всего лишь средством передачи мысли и чувства, не более, он caм по себе ни в коем случае не должен привлекать внимания ... Следует взбегать любых заимствований из других языков».

Такое приспосабливание перевода к языку и культуре должно привести к тому, что в нем не будет заметно никаких следов иностранного происхождения. По словам Дж. А. Блека, который разбирал перевод произведений Г. Гейне Джеймсом Томпсоном, такие переводы «воспроизводят оригинал так, как это сделал бы сам Гейне, если бы он владел в совершенстве английским языком». Приспосабливание перевода происходит в двух основных областях - в области грамматики и в области лексики. В целом легче осуществить грамматические модификации, поскольку необходимость многих грамматических преобразований диктуется обязательностью структур языка перевода. Неизбежно приходится осуществлять такие перестройки, как изменение порядка слов, замены существительных глаголами, местоимений существительными. Лексическая структура исходного языка не так легко приспосабливается к семантическим требованиям языка перевода, ибо вместо четких правил имеются многочисленные альтернативы. Здесь различаются три основные лексические уровня: 1) названия, для которых легко находятся параллели, например: river (река), tree (дерево), stone (камень), knife (нож) и т. д.; 2) названия, обозначающие предметы, различные в разных культурах, но примерно одинаковые по своим функциям, например, слово book (книга), которое в английском языке обозначает предмет, состоящий из множества скрепленных вместе страниц, но которое во времена Нового Завета обозначало длинный пергамент или папирус, свернутый свитком; 3) названия различных специфических атрибутов культуры, например, synagogue (синагога), homer (хомер; единица объема), ephah (ефа = 0,1 хомера), cherubim (херувим) и jubilee (юбилей - пятидесятый год), если ограничиться примерами из Библии. Обычно первая группа названий не вызывает особых проблем; при переводе слов второй группы могут возникнуть некоторые осложнения; поэтому следует либо выбрать при переводе другое название, которое отражает форму референта, хотя и имеющего другую функцию, либо такое, которое называет эквивалентную функцию, но форму имеет совершенно иную.

При переводе названий третьей группы трудно избежать иностранных ассоциаций. Если между языком оригинала и языком перевода существуют большие различия, в типе культур, то избежать следов иностранных форм выражения просто невозможно. Например, при переводе Библии невозможно избежать упоминания таких «чужих» объектов, как «фарисеи», «саддукеи», «храм Соломона», «города-убежища» или таких библейских терминов, как «помазание», «род прелюбодейный» или «агнец божий», ибо эти выражения глубоко укоренились в мыслительной структуре текста.

Неизбежно также получается, что, когда исходный язык и язык перевода представляют очень разные культуры, в тексте будет множество тем и ситуаций, которые в процессе перевода невозможно «натурализовать». Например, индейцы живаро из Эквадора вряд ли поймут следующий отрывок из Послания к Коринфянам: «Не сама ли природа учит, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него?» (11: 14), ибо мужчины живаро обычно носят длинные волосы, а женщины, наоборот, стригутся коротко. Точно так же многим племенам в Западной Африки может показаться предосудительным поведение учеников Христа, которые на его пути в Иерусалим «peзали ветви с дерев и постилали их по доpогe», потому что у племен Западной Африки существует иной обычай - дорога, по которой должен следовать уважаемый человек, должна быть очищена от всякого мусора, и всякий, кто бросит ветку на пути такого человека, виновен в нанесении тяжкого оскорбления. Тем не менее культурные расхождения представляют меньше трудностей, чем можно было бы ожидать, особенно если прибегать к помощи примечании, разъясняющих случаи культурных расхождений, ибо всем понятно, что у других могут быть иные традиции.

Естественность изложения на языке перевода в основном связана с проблемой взаимной сочетаемости слов - но на нескольких уровнях, из которых самыми важными являются следующие: (1) классы слов (например, если в языке нет слова, аналогичного существительному «любовь», можно сказать «Бог любит» вместо «Бог-любовь»); (2) грамматические категории (в некоторых языках так называемый "предикативный номинатив должен согласоваться с числом субъекта, так что нельзя сказать «Два будут одна плоть» и, соответственно, придется сказать: «Двое людей будут действовать так, как если бы это был один человек»); (3) семантические классы (например, в одном языке бранные слова могут основываться на злоупотреблении священными именами, а в другом их происхождение может быть связано с названиями экскрементов или с анатомическими названиями); (4) типы дискурса (в некоторых языках принято приводить прямые цитаты, в других приняты аллюзии); (5) культурные контексты (в некоторых обществах кажется странным, даже неприличным, обычай, описанный в Новом Завете, по которому учитель проповедует сидя).

Помимо того, что естественный перевод должен, отвечать требованиям языка перевода и соответствующей культуры, он должен соответствовать контексту конкретного сообщения. Таким образом, проблема не ограничивается грамматикой и лексикой, затрагиваются даже такие тонкие подробности, как интонация и ритм предложения. Проблема в том, что «прикованный к словам переводчик теряет дух оригинала». Говоря о естественном переводе, легче описать то, чего в нем следует избегать, нежели то, что в нем должно быть, ибо читателю бросаются в глаза именно серьезные отклонения от нормы, которых в удачном переводе не бывает. Например, если предполагается, что стиль дискурса должен быть возвышенным, то вульгаризмы в изложении будут недопустимы и неестественны. Но вульгаризмы представляют собой гораздо меньшую проблему, чем сленг или коллоквиализмы. Стэнли Ньюмен в своем анализе сленга в языке зуньи, занимаясь этой проблемой уровней словаря, указывает, что, например, слово melika, обозначающее «американец», непригодно для употребления в религиозной ситуации «кива». В таких случаях, говоря об американцах, следует употреблять выражение, означающее на языке зуньи буквально «широкие шляпы». Для народа зуньи употребление слова melika в церемонии «кива» так же неуместно, как включить в подобной ситуации радиоприемник.

В некоторых языках к сленгу приравнивают звукоподражания. Например, в некоторых языках Африки некоторые выражения-имитации (иногда их называют идеофонами) не могут использоваться переводчиком Библии как неподобающие этому священному тексту. По-видимому, ощущение многих африканцев, что такие слова неподобающи применительно к библейским текстам, было вызвано критическим отношением некоторых миссионеров-переводчиков к этим живым, но очень разговорным формам экспрессии. Однако в других языках звукоподражания не только широко развиты, но и рассматриваются как существенная и необходимая часть любого дискурса. Например, в языке вайвай в Британской Гвиане такие выражения употребляются довольно часто, и без них невозможно эмоциональное изложение ибо они представляют собой важнейшие средства выражения отношения говорящего к излагаемым им событиям.

Некоторым переводчикам удается избегать вульгаризмов и сленга, но они совершают другую ошибку. Достаточно простое сообщение исходного языка на языке перевода звучит у них как сложный юридический документ именно потому, что они старались во всем избежать двусмысленности. В итоге такой переводчик дает длинные, искусственно звучащие фразы. В таком переводе мало что остается от изящества и естественности оригинала.

На совместимость сообщения и контекста оказывает влияние также и хронологическая неуместность. Например, перевод библейского текста на английский язык с использованием выражения «окись железа» вместо слова «ржавчина» («ржа») будет формально правильным, но, конечно, это хронологически неуместно. С другой стороны, перевести в Книге Бытия выражение «небо и землю» как «вселенная» не так страшно, как может показаться, поскольку древние мыслили «небеса и землю» как единую организованную систему, которую вполне уместно именовать «вселенная». Анахронизмы связаны с двумя типами ошибок: (1) употребление современных слов, которые искажают жизненную достоверность различных исторических периодов, например, употребление вместо выражения «одержимый бесом» выражения «страдающий умственным расстройством», (2) использование устаревших оборотов в языке перевода, что придает ему оттенок нереальности.

Уместность сообщения в рамках контекста зависит не только от референционного содержания слов. Общее впечатление от сообщения складывается не только из объектов, событий, абстракций и отношений, символизированных словами, но также и в результате стилистического отбора и размещения таких символов. Кроме того, в различных языках для различных типов дискурса существуют различные стилистические стандарты. То, что полностью уместно сказать на испанском языке, может выглядеть совершенно неприемлемым «краснобайством» на английском, а впечатляющая английская проза, которой мы восхищаемся, на испанском уже будет звучать бесцветно и плоско. Многие испанские писатели упиваются цветистой элегантностью своего языка, в то время как большинство английских писателей предпочитают реалистическую прямоту, точность, действие.

Важно, чтобы в переводе не только не было ошибок в приспособлении сообщения к контексту, важно также ввести в него некоторые стилистические элементы, которые обеспечили бы соответствующий эмоциональный тон дискурса. Эмоциональный тон должен точно передавать точку зрения автора. Такие элементы, как сарказм, ирония, причудливость манеры - все это должно быть точно отражено в переводе Д-Э. Существенно также, чтобы каждое действующее в сообщении лицо было бы представлено очень точно. Речь отдельных индивидуумов должна характеризоваться соответствующим подбором слов и соответствующим синтаксисом, чтобы из их речи сразу были видны черты, характеризующие социальный или территориальный диалект. Кроме того, каждый персонаж должен сохранять точно такую же индивидуальность, какой наделил его автор оригинала.

Третий элемент естественности при переводе Д-Э - это степень соответствия сообщения на языке перевода его аудитории. Об этом соответствии можно судить по уровню опыта и способности аудитории к декодированию, если, конечно, преследовать цели истинно динамической эквивалентности. С другой стороны, не всегда можно быть уверенным, как именно отреагировала (или должна отреагировать) аудитория. Например, переводчики Библии часто подчеркивали, что язык Нового Завета – это греческое «койнэ», простонародный вариант языка, и потому перевод должен быть адресован простому народу. Но дело в том, что многие тексты Нового Завета были адресованы не просто народу, но народу молящемуся. По этой причине такие выражения, как Abba, Father, Магаnаthа, baptized iпtо Christ могли использоваться как достаточно понятные.

Перевод, целью которого является динамическая эквивалентность, неизбежно будет сопровождаться целым рядом формальных преобразований, ибо невозможно и форму соблюсти, и динамичность обрести. Чем-то надо жертвовать. В целом, эти ограничения касаются трех областей: (1) специальные литературные формы, (2) семантически экзоцентрические выражения и (3) интраорганические значения.

Перевод поэзии, несомненно, требует больших изменений в литературной форме, чем перевод прозы, ибо ритмические произведения значительно более радикально различаются по форме и по эстетическому восприятию. В результате часто приходится заменять одни ритмические модели другими, например, греческий дактилический гекзаметр передается ямбическим пентаметром. Кроме того, довольно общепринятым вариантом перевода рифмованного стиха является белый стих. При переводе Библии принято передавать возвышенной прозой те места, где в оригинале - поэтическое изложение, поскольку содержание Библии считается гораздо более важным, чем ее форма.

В тех случаях, когда семантически экзоцентрические фразы в исходном языке оказываются непонятными или искажают смысл, если их перевести буквально, при переводе Д-Э необходимо вносить в текст некоторые изменения. Например, идиома, встречающаяся в семитических языках: «Grid up the lions of your mind» («Препоясать чресла разума»), если ее перевести буквально, может просто означать «завязать пояс вокруг бедер мыслей своих».

В такой ситуации от экзоцентрического типа выражения надо перейти к эндоцентрическому, например, употребить фразу «собраться с мыслями».

Иногда идиома не воспринимается в буквальном переводе как бессмыслица, но может иметь совершенно иной смысл, и поэтому ее также следует модифицировать. Так, довольно часто вместо метафоры оригинала в переводе дается сравнение: например выражение «сыновья грома» заменяется выражением «громоподобные».

Интраорганические значения при переводе сохранить труднее всего, ибо они в значительной степени зависят от культурного контекста языка, в котором они употребляются, и поэтому их очень трудно перевести в контекст культуры другого языка.

Например, в Новом Завете слово tapeinos, обычно переводимое на английский язык как humble (смиренный) или lowly (низкий), имело в греческой культуре совершенно определенные эмоциональные коннотации, где оно имело значение «низкий», «униженный», «подлый», «низменный». Однако христиане, происходящие в основном из низших слоев общества, стали употреблять это слово, ранее употреблявшееся презрительно по отношению к низшим классам, как символ важной христианской добродетели. В переводах Нового Завета на английский язык невозможно передать все эти скрытые оттенки эмоционального значения греческого слова.

Аналогичным образом такие переводы, как «помазанный», «Мессия», «Христос» не могут полностью отразить значение греческого слова Christos, которое непосредственно связано по ассоциациям с надеждами и чаяниями ранней христианской общины в Иудее.

Такие эмоциональные оттенки значений не следует связывать только с областью теологии. Они встречаются на всех уровнях словаря. Например, во французском языкe нет названия, точно соответствующего английскому home (домашний очаг), в отличие от house (дом), а в английском нет слова, которое бы соответствовало французскому foyer по многим оттенкам совпадающего с английским home, но означающим также «очаг», «камин», а также «центр» и «фойе театра». С точки зрения эмоциональности английское слово home близко французскому слову fоуег, но референционно home обычно является эквивалентным французскому maison (дом), habitation (жилище) и chez (предлог «у» с последующим местоимением).

1.4.2. Дж.Кэтфорд. Переводческая эквивалентность ⁹

Следует различать, с одной стороны, переводческую эквива­лентность как эмпирический феномен, обнаруживаемый при сопоставлении текстов ИЯ и ПЯ; и, с другой стороны, те усло­вия, которые служат предпосылкой, или обоснованием пере­водческой эквивалентности... Здесь нас будет интересовать переводческая эквивалентность как эмпирический феномен.

3.1. Следует, далее, различать текстовую эквивалентность (textual еquivаlепсе) и формальное соответствие (formal correspondence). Текстовой эквивалент - это любой текст ПЯ или его часть, которая в каком-то конкретном случае отме­чается с помощью описанных ниже методов как эквивалент данного текста ИЯ или его части. В свою очередь, формаль­ное соответствие - это любая категория ПЯ (единица, класс, структура, элемент структуры и пр.), про которую можно сказать, что она занимает примерно такое же место в «инвен­таре» ПЯ, какое данная категория ИЯ занимает, соответственно, в ИЯ.

Поскольку каждый язык в конечном счете sui generius, его категории определяются только в терминах отношений, су­ществующих внутри самого языка, - ясно, что формальные соответствия почти всегда приблизительны.

3.2. Текстовой переводческий эквивалент (а textual trans­lation equivalent), таким образом, есть любое проявление функционирования ПЯ (текст или часть текста), которое вы­ступает как эквивалент данному проявлению функциониро­вания ИЯ (текста или части текста).

3.2.1. Текстовые эквиваленты обнаруживаются на основе свидетельства компетентного информанта-билингва или переводчика. Так, чтобы найти французский текстовой экви­валент английского текста Му son is six (Моему сыну шесть лет), мы должны просить компетентного переводчика выра­зить эту мысль на ПЯ, то есть на французском языке. Пере­водчик скажет Моп fils а six ans. Эта фраза является текстовым эквивалентом фразы Му son is six. Мы можем повторить этот процесс для любой части целого текста, например, по­требовать французский эквивалент для отрезка my son в этом тексте. Переводчик дает эквивалентное mon fils.

3.22. Вместо того, чтобы спрашивать об эквивалентах, можно применять более формальную процедуру, а именно коммутацию (commutation) и наблюдение коммутационных вариантов. Другими словами, мы можем систематически вно­сить изменения в текст ИЯ и следить за тем, какие изменения это вызовет в ПЯ. Тогда можно сказать, что текстовой экви­валент - это такая часть текста ПЯ, которая изменяет­ся тогда и только тогда, когда меняется данная часть текста ИЯ. В нашем примере, получив перевод английского Му son is six на французский язык, мы могли бы попросить пе­ревести фразу Your daughter is six (Вашей дочери шесть лет). Текст ПЯ в этом случае будет Votre fille а six ans. Изме­нившуюся часть текста ПЯ (mon fils/votre fille) можно счи­тать эквивалентной изменившейся части текста ИЯ (my son/ your daughter).

3.221. В таких простых случаях, как этот, обычно полага­ются на свое собственное знание двух сопоставляемых язы­ков. Это единственный способ, к которому можно прибегнуть, работая с зафиксированным устным или письменным тек­стом перевода, когда переводчик отсутствует. В таком случае исследователь сам выступает в роли информанта и находит текстовые эквиваленты «интуитивно», то есть опираясь на свой собственный опыт и не обязательно подвергая текст яв­ному процессу коммутации. Тем не менее коммутация - наи­более верное средство проверки текстовой эквивалентности и бывает полезна в случаях, когда эквивалентность прихо­дится устанавливать между единицами разных уровней и разных рангов.

3.222. Например, если мы возьмем в качестве текста ИЯ английское The woman саmе out of the house и его эквива­лент в русском языке, взятом в качестве ПЯ,- «Женщина вышла из дома», нам может понадобиться установить русский эквивалент для английского определенного артикля в тексто­вой группе The woman. Коммутация даст следующий ре­зультат:

Текст ИЯ 1. The wоmаn саmе out of the house. Текст ПЯ 1. Женщина вышла из дома.

Текст ИЯ 2. А woman саmе out of the house. Текст ПЯ 2. Из дома вышла женщина.

Таким образом, мы установим, что в этой конкретной по­зиции, в этом конкретном тексте замена английского опре­деленного артикля the неопределенным а связана с измене­нием последовательности элементов в структуре русского предложения. Мы можем сформулировать текстовую экви­валентность следующим образом:

Англ. The в (N) в (S) = Русск. (SPA)

Англ. а в (N) в (S) = Русск. (SPA)

Эту запись можно расшифровать следующим образом: «английский определенный артикль (the) в системе именной группы (N), занимающей в структуре предложения позицию подлежащего (S), имеет в структуре русского предложения в качестве переводческого эквивалента указанную последо­вательность (Subject, Predicator, Аdjunсt - подлежащее, сказуемое, зависимый член)», и, далее, «английский неопре­деленный артикль а, ... и т. д. имеет в структуре русского предложения в качестве переводческого эквивалента обрат­ную последовательность элементов».

3.223. В некоторых случаях для данной единицы ИЯ не оказывается переводческого эквивалента в ПЯ, что также мож­но продемонстрировать с помощью коммутации. Полезно отмечать в таких случаях, что переводческий эквивалент здесь отсутствует, оставляя системе ПЯ термин нулевой для подобных случаев (если таковые имеются). Так, сравнивая, например, следующий текст на английском языке в качестве ИЯ и тексты на французском и русском языках в качестве ПЯ, мы увидим, каким образом различаются понятия отсутствует и нулевой.

ИЯ Англ. Му father was а doctor.

ПЯ Франц. Моп реге etait docteur.

ПЯ Русск. Отец у меня был доктор.

Можно описать систему артиклей во французском и ан­глийском языках как систему, содержащую, в числе прочих, нулевой артикль. Тогда в нашем примере можно сказать, что во французском языке переводческий эквивалент англий­ского неопределенного артикля а - нулевой артикль. Одна­ко в русском языке система артиклей отсутствует. Поэтому в русском тексте нет переводческого эквивалента английскому неопределенному артиклю. Тогда мы скажем, что русский эквивалент английского а отсутствует. В этом примере экви­валентность можно установить только на более высоко уровне - на уровне группы. Английская именная группа а doctor имеет в качестве эквивалента в русском языке имен­ную группу «доктор». Вообще отсутствие эквивалентности на одном уровне указывает, что эквивалентность можно уста­новить на более высоком уровне.

3.3. В более или менее длинном тексте некоторые единицы ИЯ почти наверняка будут встречаться не один раз. Каждый раз им будут соответствовать свои переводческие эквива­ленты. Отметив каждый конкретный случай текстовой эквивалентности, мы можем затем сделать обобщение о воз­можных текстовых эквивалентах для каждой единицы ИЯ, включив в это обобщение все случаи употребления этой еди­ницы в тексте. Те или иные единицы ИЯ всегда могут иметь один и тот же текстовой эквивалент. Обобщенный тексто­вой эквивалент в таком случае качественно точно такой же, как и каждый отдельный случай текстовой эквивалентности этой единицы. Но разница в том, что здесь можно дать коли­чественную закономерность. Можно выразить ее в цифрах, например: Единица Х ИЯ выделяется в этом тексте 79 раз, а ее переводческий эквивалент во всех случаях - «х»; или в процентах: «Единица Х ИЯ = хПЯ, 100%»; или, наконец, как вероятность в терминах шкалы вероятности, на кото­рой 1 означает «абсолютная достоверность», а 0 - «абсолют­ная невозможность»: «Х ИЯ = хПЯ, 1», что означает: «Х текста ИЯ имеет в качестве текстового эквивалента ПЯ хПЯ, со степенью достоверности 1». Это означает, что, если вы возьмете наугад любой случай, когда в тексте ИЯ встречает­ся Х, ему всегда будет соответствовать в ПЯ переводческий эквивалент х.

.3.31. Часто встречающиеся на протяжении длинного тек­ста ИЯ единицы обычно имеют в ПЯ более одного эквива­лента. Каждый из этих эквивалентов встречается опреде­ленное количество раз; разделив количество встреченных в тексте случаев употребления одного и того же эквивалента на общее количество случаев употребления в тексте данной еди­ницы ИЯ, мы получим вероятность встречаемости каждого из этих эквивалентов. Например, в небольшом французском рассказе примерно из 12 000 слов предлог dапs встречается 134 раза. В английском языке текстовой эквивалент в 98 случаях -iп, в 26 случаях - iпtо, в 2 случаях - from и по одному разу - about и inside; имеется 6 случаев, когда dans или не имеет эквивалента, или в качестве эквивалента употреблен не предлог (в исследовании эти шесть случаев не анализируются). В вероятностных терминах мы можем·; вы­разить эти данные так: dans = in 0,73; dans = into 0,19; dans = from0,015, dans = about/inside0,0075. Это означа­ет, что, если в этом тексте наугад выбрать случай употребления dans, вероятность того, что .его переводческий эквива­лент в этом случае будет in, составляет 0,73; вероятность того, что это будет into,- 0,19 и т. д.

3.32. Вероятностные цифры, приводимые выше, выво­дились на основании предположения, что в каждом случае встречаемости этой единицы вероятность ее конкретной экви­валентности точно такова, как и в других случаях встре­чаемости этой единицы, иначе говоря, что это вероятность безусловная. Но на деле вероятностные характеристики экви­валентности всегда обусловлены контекстуальными и тек­стуальными факторами. Мы не можем не принять эти фак­торы во внимание и поэтому должны рассматривать не толь­ко безусловные, но и условные вероятности различных слу­чаев эквивалентности. Так, хотя безусловная вероятность случаев эквивалентности dans = into только 0,19, условная вероятность такой эквивалентности гораздо выше, когда dans предшествуют определенные глаголы, например, al1er (идти), и должна достигать 1 (абсолютная достоверность), когда такой «глагол движения» предшествует предлогу, а за ним следует «существительное, называющее место».

Если анализируемый текст достаточно длинен, вероят­ностные характеристики переводческих эквивалентов можно обобщить и сформулировать «переводческие правила», при­менимые к другим текстам, а возможно, и к «языку в целом», или, выражаясь точнее, ко всем текстам в пределах одной разновидности этого языка (одного диалекта, регистра и пр).

3.4. Переводческое правило - это экстраполяция вероят­ностных характеристик текстовых переводческих эквива­лентов. Такое правило указывает на эквивалент с наивыс­шей безусловной вероятностью плюс эквиваленты с наивыс­шей условной вероятностью с указанием обусловливающих факторов. Для переводчиков (людей, а не машин) правила можно сформулировать применительно к контекстуально­му значению (например, dans переводится как in, если ему не предшествует глагол движения и если он не сопровожда­ется существительным, обозначающим место действия и т. п.). Для целей машинного перевода правила перевода мож­но сформулировать как операционные инструкции для тек­стуальных поисков тех единиц, которые помечены в машинном словаре определенными диакритическими знаками, с инструкцией печатать в каждом конкретном случае тот или иной условный эквивалент. Такие операционные инструкции, выполнение которых с большой долей вероятности обеспечи­вает «правильный результат», называют алгоритмами.

Более свободные и в большей степени опирающиеся на контекст инструкции для людей составляют «переводческие правила». Более жесткие, опирающиеся на текст инструкции для машинного перевода являются, строго говоря, «перевод­ческими алгоритмами». Чтобы быть эффективными, перевод­ческие алгоритмы должны строиться на эквивалентностях с достоверностью, приближающихся к 1.