Святой Бенедикт Человек Божий

Чтобы понять этот Устав для монахов, нужно, прежде всего, вспомнить о формулировке, которую Бенедикт вслед за Учителем дал своему монастырю: «школа служения Господу». Это наименование школы, как мы уже говорили, проводит параллель с Двенадцатью, объединенными вокруг Иисуса. Ставшая видимой распределением монахов в Субиако, эта евангельская модель духовно формирует общину Бенедикта, окружающую своего аббата, наместника Христа, единственная забота которого состоит в том, чтобы проповедовать Евангелие, живя в соответствии с ним самому и убеждая жить по нему других. Монах есть не что иное, как ученик Христа, который стремится провести всю свою жизнь в слушании, послушании и служении Ему, подчиняясь водительству верного наставника, который подлинно представляет Его.

Все эти ответственные назначаются аббатом, авторитет которого един и неделим. Пожизненно избранный общиной, он советуется с ней, собираемой на совет в случае необходимости принять важное решение. Что касается текущих дел, то он консультируется по этому поводу с малым советом, состоящим из нескольких «стариков».

В этой общинной организации священники, клирики и дьяконы занимают особое место.

Исключенные из монастыря Учителя, они приняты в монастыре Бенедикта, либо вступая в него уже рукоположенными, чтобы стать монахами, либо, вошедшие мирянами, они принимают рукоположение от епископа по просьбе аббата. Единственное, что от них требуется, это отправление службы Евхаристии и таинств. Что до управления общиной, то оно целиком принадлежит аббату и избранным им сотрудникам. Таким образом, как это ни парадоксально, эти члены духовенства часто оказываются подчиненными мирянам, начиная с самого аббата, который необязательно является священником.

«Школа» Христа, монастырь, стало быть, не является церковью, объединенной вокруг епископа, который наследовал апостолам, а христианской общиной особого типа, которая одновременно и ниже, и выше местной Церкви. Он не обладает иерархической и сакраментальной структурой ее, которая сделала бы его законченным и автономным обществом. В этом отношении он зависит от Церкви, которая поставляет ему своих подданных — крещенных христиан, своих священников, служащих для него Евхаристию, и даже его главу, ибо аббат должен быть утвержден и благословен епископом. Но и оставаясь несовершенным и подчиненным матери-Церкви, монастырь превышает ее в том смысле, что он представляет собой образцовую христианскую общину, в которой Евангелие услышано и приложено в жизни с такой интенсивностью, на которую не способны верующие в миру и их пастыри.

Церковь и школа совершенства: мы могли бы сказать, что группа Двенадцати — и то, и другое. Первичная община Иерусалима — также: объединенная в вере вокруг апостолов, она практиковала Евангелие во всей полноте его отказом от частной собственности, который делал их одной душой и одним сердцем. Впоследствии, когда христиане умножились, и большинство из них не могли покинуть свои семьи и имущество, Церковь в миру и школа вне мира должны были разделиться, оставаясь духовно связанными, органически слитыми в едином причастии веры и любви. Церковь в крещении рождает детей Божиих и внушает им основы жизни по-Божески. Так, рожденным и воспитанным ученикам Христа школа монастыря дает затем возможность ответить на призыв Христа: «Если хочешь быть совершенным...»

Мирская иерархия

Монастырская «школа», установленная Бенедиктом, покоится на трех опорах: община, Устав и аббат. Монашеская община продолжает группу учеников Христа, аббат представляет Его среди них, а Устав является попыткой приложения Евангелия к общей жизни, которую они вместе ведут. Устав и аббат — это писаный закон и живой глава. Первое без второго — не более чем мертвая буква, ибо он истолковывает его и приспосабливает к жизни. Но настоятель также нуждается в этом кодексе, который просвещает его и руководит им.

Хотя Устав Бенедикта был написан для монахов, живущих в общине, он в первой же главе своей недвусмысленно признает законность и величие одинокой монашеской жизни, такой, какую ведут «анахореты», или «отшельники». Бенедикт выражает мудрое пожелание, чтобы, прежде чем уйти в пустыню, отшельник долгое время проходил воспитание общиной. Его собственный путь был не таким — мы помним об этом, — но того требовала очень старинная традиция, к которой он полностью присоединился. В этом смысле общинное монашество не замкнуто в самом себе, но открыто отшельнической потусторонности, в которой его собственная аскеза и созерцательность находят свое высшее осуществление.

Как школа монастыря опирается на три основы, так и духовность монахов основывается на трех добродетелях: послушании, безмолвии и смирении. Эта последняя добродетель — самая главная. Она включает в себя обе первые: в «иерархии смирения», которую должен пройти монах, первые уровни относятся к послушанию, а последние — к безмолвию. Если смирение имеет такое значение, то это потому, что его проповедовал и применял в Своей жизни Христос. «Унизившийся возвысится», трижды произнесенная Христом в Евангелиях, эта максима резюмирует Его собственную судьбу, от унижений Воплощения и Креста до триумфа Воскресения и Вознесения. Бенедикт цитирует эти слова Христа, начиная большую главу, посвященную смирению, и отмечает также в конце, что смирение ведет к любви, то есть к самой жизни Бога.

Как и любовь, смирение имеет отношение одновременно и к Богу, и к ближнему. Оно состоит прежде всего в том, чтобы беспрестанно чувствовать себя перед лицом Бога, в присутствии Его, в том «страхе» религиозном и любящем, о котором так часто говорит Библия. Таким было, как мы это помним, духовное поведение Бенедикта уже в гроте, когда он «жил сам с собой под взглядом Божиим».

Послушание и безмолвие

Окутанное этим вниманием к Богу, смирение по отношению к людям состоит прежде всего в послушании им. Подчиняясь своим настоятелям, монах подчиняется Самому Господу, сказавшему: «Кто вас слушает, Меня слушает». Но послушание идет дальше отношений иерархического характера. Сын Божий в монастыре — не только глава, который управляет посредством уст своих представителей. Он Сам — в жизни Своей и Страстях Своих — делается образцом послушания: «Не Свою волю пришел Я исполнить, но волю Твою, кто послал Меня». Как Он, монах охотно подчиняется людям ради любви к Отцу. Он подчиняется не только вышестоящим, но и братьям тоже.

Подчиняться Христу, подчиняться как Христос: таковы аспекты этой монашеской добродетели, которые мы найдем среди критериев призвания и обязательств исповедания. Что касается безмолвия, то оно требуется по многим причинам: избежание греха («За всякое пустое слово, — говорит Евангелие, — люди будут отвечать»), смирение ученика, дающего говорить учителю, внимание к слову Божию, прилежание в молитве. Отказ от человеческих разговоров позволяет слушать Господа и отвечать Ему.

Постоянная молитва

«Непрестанно молиться» — есть самая суть и цель монастырской жизни. Этот призыв Христа и святого Павла ко всем христианам рождает в монастырях двойное усилие. Приблизительно каждые три часа вся община собирается в молельне на службу, короткую или длинную. Между этими общими службами каждый монах старается пребывать в присутствии Бога, читать или вспоминать Священное Писание и отвечать этому голосу Божию, слушаемому постоянно, короткими и частыми молитвами.

Общая молитва во время службы, которую Бенедикт часто называет «Божьим делом», служится семь раз днем и один раз ночью. Около 2.30 в любое время года служится «всенощная» (ночная служба), за которой на заре следует «заутреня». На восходе солнца читается «первый час», затем параллельно освящается третий, шестой и девятый час, то есть середина утра, середина дня и середина послеполуденного времени. Наконец, «повечерие» освящает конец дня, а молитва на сон грядущий — начало ночи.

Эти восемь служб дня все имеют подобную структуру. Большая часть ее проходит в псалмодии, то есть в чтении или слушании псалмов, между которыми делается короткая пауза для молитвы. Многие псалмы сами являются молитвами и могут, таким образом, служить моделью или источником вдохновения для молящегося. Что касается псалмов, не являющихся молитвами, то они, как и прочие, боговдохновенны и, воспринимаемые как таковые, способны вдохновлять и питать молитву.

Чтение, труд, размышление

Читать псалмы и молиться, слушать Божественное Слово и отвечать на него — этот диалог, начатый службой, продолжается каждым в отдельности между службами. День разделен между двумя занятиями, и оба они требуют усилий постоянной молитвы: чтение и физический труд. Чтению отводится приблизительно три часа, и основным — если не единственным — объектом его является Библия. Остальное время занято физическим трудом, во время которого монахи повторяют про себя священные тексты, выученные наизусть при чтении.

Старые монахи сравнивали это повторение со жвачкой некоторых животных. Сегодня она напоминает нам хорошо знакомое зрелище: рабочего, который работает, слушая свой транзистор. Точно так же, как для этого человека голос радио сопровождает его работу, так и для старого монаха Слово Божие, произносимое на память, становилось чем-то вроде звукового фона его работы.

Этот божественный голос, который он не перестает слушать, заставлял его отвечать ему время от времени молитвой — насколько занятие его это ему позволяло.

«Молись и трудись» (Ога et labora) — эти слова превратились в девиз монахов. Но действителен он только в том случае, если к работе и молитве добавляется еще и третье действие, которое служит пищей первому и сопровождает второе: слушание Слова Божия. Занимая, как мы видели, три часа в день, чтение Библии играет ключевую роль в жизни монаха, глубокую цельность которой оно создает. Прежде чем говорить с Богом, нужно сначала услышать Его. Сосредоточенное внимание к Слову Божию предшествует всякой молитве, и поэтому не может быть молитвы без предварительного обращения к Писанию, не может быть и работы в молитве без знания его наизусть. Чтение священного текста и продолжающее его чтение изустное хранит человеческую душу в течение целого дня в контакте с Господом. Благодаря Ему, жизнь монаха превращается в неумолкающий диалог с Богом.

Цель труда

Проникнутый молитвой, физический труд есть одновременно телесная необходимость и душевное благо. Во-первых, нужно зарабатывать себе на жизнь, как желал того святой Павел, а не жить милостыней, за счет других. Монах должен довольствоваться тем, что он зарабатывает, и отдавать лишнее местным жителям. К этой материальной цели труда присовокупляется духовное благо для трудящегося: работая своими руками, он сосредотачивает свой ум. При условии, что работа проста и может совершаться в безмолвии, она способствует духовному созерцанию и содействует в той или иной форме размышлению над божественным словом. Если, как говорит Бенедикт, «безделье есть враг души», то труд есть друг ее.

Не всякий вид труда годится для монахов. По этому поводу Бенедикт проявляет гораздо большую широту взгляда, чем другие, ибо он разрешает сельскохозяйственные работы, отбрасываемые многими из его предшественников, как утомительные и отвлекающие внимание. Разрешение это, по всей вероятности, связанное с экономическими трудностями военного времени, имело одно последствие: летом, во время сбора урожая, период поста серьезно уменьшается, и братьям может быть дозволена дополнительная пища.

Посты и бодрствования

Эти уступки Бенедикт делает отнюдь не с легким сердцем, ибо он понимает важность пищевой аскезы для спасения душ. Следуя всей монастырской традиции, он верит в необходимость поста, о котором так часто говорится в Библии. В период, отделяющий вознесение Христа от Его возвращения, друзья Супруга должны поститься. На практике, монахи принимают пищу один раз в день осенью и зимой, трапезничая обыкновенно в середине послеполуденного времени, и в конце его — во время поста. Летом пост поддерживается по средам и пятницам из-за Страстей Христовых. По другим дням основная трапеза совершается в полдень, и вторая, легкая, вечером, но завтрак исключается всегда. Воздержание от мяса и установление хлебного рациона дополняют эту аскезу поста.

Другое аскетическое правило — бодрствование — следует из того простого факта, что монахи ежедневно встают очень рано для всенощной. Ложась спать с наступлением темноты, монахи имеют довольно много времени для сна зимой, но очень мало — летом, когда послеобеденный сон средиземноморских стран становится настоятельной необходимостью. Монахи спят, не снимая одежды, на более или менее жестких ложах и под более или менее толстыми одеялами, в зависимости от возможностей и душевного расположения каждого из них. Всех их объединяет один дортуар — это общее помещение сменило несколько раньше, чем Бенедикт начал писать свой Устав, первоначальные кельи, унаследованные от жизни пустынников.

Общая жизнь и воспитание послушников

Как трапезная, где едят молча, слушая чтение, дортуар обитаем безмолвием. Оно абсолютно, начиная с полуночной молитвы и кончая утренней зарей. Две категории монахов отсутствуют в дортуаре: больные, разумеется, которые находятся в лечебном помещении, и новые братья, называемые послушниками, — в течение целого года, когда они готовятся дать обет, который свяжет их на всю жизнь.

Принимаемые с крайней сдержанностью — им необходимо дать понять важность обязательств, которые они на себя принимают, — эти кандидаты на монашескую жизнь живут в отдельном помещении, под внимательным оком одного из старших, который служит им инструктором. Чтобы испытать прочность их призвания, Бенедикт предполагает использовать три критерия: их способности «в отношении творения Божия, послушания и уничижения». Мы узнаем здесь, прежде всего, молитву монастырской службы, продолжающую личную молитву, а затем — две фундаментальные добродетели монахов: послушание и смирение, это последнее подвергается испытанию не столько какими-то искусственными унижениями, сколько простым согласием исполнять работы очень простые, которые требует ежедневная, будничная жизнь общины.

Обеты монаха

Так же, как призвание узнается по трем этим знакам, так и обетов, которые должны принести послушники, чтобы стать монахами, — три. Дающийся в конце годового периода послушничества в ходе особого последования в молельне, этот тройной обет слово в слово соответствует дефиниции, которую Бенедикт дал общинному монашеству. Три основы его: монастырь, Устав, аббат — четко изложены в нем. Постоянство состоит в том, чтобы усердствовать всю свою жизнь в монастыре, следовать правилам, беспрекословно исполнять то, что говорит аббат. В дополнение к тому могут еще упоминаться местные правила жизни в данном монастыре, с ее особенностями и людьми, которые в нем живут.

Как солдат во время боя «держится», не позволяя убить себя или обратить в бегство, как остается верным мученик — вплоть до самой смерти, так и «стойкий» монах должен постоянно прилагать всю энергию и все силы, чтобы «держаться», противу уловок дьявола, на службе Бога. Воспринятая монашеством от духовности периода преследований, «стойкость» не инертна и не неподвижна: вся она — усилие, добродетель, храбрость.

Порядок общины

Это связанное с монашескими обетами обязательство есть как бы второе рождение. Оно дает монаху его иноческий возраст и свое место в общине. Община — не беспорядочная толпа, это семья, в которой у каждого — свой возраст и ранг. «Благоговейте перед старшими, любите младших!» — вот две коррелятивные максимы Бенедикта. На практике, более молодые обязаны старшим уважением и послушанием.

Основанный на дате вступления на службу Божию, этот новый общинный порядок подменяет

собой, как мы уже говорили, старые — естественные или искусственные — различия в обществе. Однако он в свою очередь превышается тем, что Бенедикт называет «добрым рвением», то есть любовью, которая не принимает во внимание и возрастных, даже и религиозных, различий. В перспективе этой цели, прочерченной в предпоследней главе Устава, члены общины взаимно чествуют и слушаются друг друга, не задумываясь о иерархической лестнице.

Монастырь действительно не только школа, но и единение. Его высший — если не единственный закон — любовь. С подобием школе Христа, которая пришла к Бенедикту от Правила Учителя, он ассоциирует другую модель, которую представляет собой, в частности, Устав святого Августина: изначальную Иерусалимскую Церковь, такую, какой описывает ее святой Лука в первых главах Деяний. Общность имущества была в ней знаком общности душ.

Оба эти прототипа, разумеется, не противоречат друг другу. Наоборот, они следуют во времени друг за другом и друг друга дополняют: от группы в двенадцать учеников, объединенных в школу вокруг Христа, исходит община первых христиан, в которой вера и отреченность апостолов распространились на множество верующих, обратившихся благодаря их свидетельствам. Между первыми и вторыми — заповедь, данная Христом в час прощания: взаимная любовь, по которой ученики будут узнавать друг друга. Проявившаяся во время Пятидесятницы в толпе верующих, которые были одним сердцем и одной душой, эта братская любовь наложила свою печать и на общину Бенедикта, который ввел в чисто иерархическую, вертикальную структуру, устанавливаемую Правилом Учителя, эту новую заботу — заботу о горизонтальных отношениях, отношениях между монахами.

Абсолютная общность имущества

Как в Иерусалиме, обобществление имущества выражает в Бенедиктовом Уставе то же единение душ и сердец. Отречение от собственности для Бенедикта есть прежде всего следствие послушания: отказываясь от собственной воли, монах не обладает больше ничем, даже и самим собой. Таким образом, ликвидация этого имущества сопровождает вступление на путь монашества; имущество это либо раздается бедным, либо предлагается монастырю. Но это освобождение об собственности, уподобляющееся тому, что сделали, по Евангелию, ученики Христа, приводит к тому, что «все принадлежит всем» и что оно распределяется между всеми по принципу «каждому — по потребностям его», — так, как делалось это в Иерусалимской общине, объединявшейся затем вокруг апостолов.

8

ЧУДЕСА МОГУЩЕСТВА

Этот обзор Устава позволяет нам ознакомиться с будничной жизнью и глубокой духовностью людей, которые окружали Бенедикта в эти годы. Гораздо труднее проникнуть в жизнь Монте-Кассино возвращаясь к «Диалогам» Григория, который интересовался только чудесными событиями и фактами. После описанных уже двенадцати чудес пророческих перед нами теперь двенадцать чудес могущества, последнее из которых, кстати, будет совершено не Бенедиктом, а сестрой его, Схоластикой, против его воли.

Это могущество чудотворца осуществляется разными способами — как в небесах, так и на грешной земле. Первые два последствия его — примирение, которое даруется душам, покинувшим этот мир в разрыве единения со святым. Две монахини благородного происхождения, которых он безрезультатно упрекал в неуважении к окружающим, простой монах, вышедший из монастыря без его благословения, — внезапно умирают и подают тревожащие знаки неудовольствия на том свете, которые не прекращаются до тех пор, пока Бенедикт не вступается за них, принеся евхаристическую жертву или причастие.

Третье чудо, довольно похожее на два первых, но относящееся к живому человеку, было связано с одним бедным братом, покинувшим монастырь, чтобы жить в миру: не успел он выйти за ворота, как видение ужасного лика дьявола, вызванное для него святым аббатом, пригвоздило его к месту и заставило тут же вернуться в монастырь. Напротив, три последующих чуда совершены были в пользу людей, посторонних общине: святой излечил двух прокаженных, а между двумя этими исцелениями не имевший денег должник был спасен от неприятностей денежной суммой, которую Бенедикт обрел для него молитвой.

Щедрость бедных

В этом последнем рассказе достойны замечания два факта. Во-первых, бедность общины: если Бенедикт должен встать на молитву, чтобы спасти доброго человека, то, значит, необходимую ему скромную сумму нельзя было найти в кассе монастыря. Кроме того, интенсивность молитвы производит большое впечатление: «в течение двух дней, по своему обыкновению, он занят был молитвой». Мы снова находим здесь человека Божия Эффиды, который совершил первое свое чудо молитвой, и того, кто в начале Монте-Кассино молился в своей келье, когда братья строили монастырь.

То же милосердие к людям вне монастыря является нам в эпизоде, который произошел во время голода. Мы уже встречались с этим голодом в нашем рассказе, он, по всей вероятности, имел место в 537—538 годах, когда война между готами и Византией, начавшаяся тремя годами раньше, вызвала ужасающую нехватку продуктов питания. Один помощник дьякона, по имени Агапит, пришел в монастырь попросить немного постного масла. Его оставалось совсем мало в почти пустом стеклянном сосуде. Бенедикт приказал отдать все, но келарь приказания не исполнил, считая его неразумным. Когда аббат заметил это неповиновение, он сильно разгневался и заставил выбросить сосуд в окно. Чудом сосуд не разбился, и масло не пролилось. Тогда Бенедикт дал его просителю, отчитал непослушного монаха перед всеми братьями и встал вместе с ними на молитву в погребе. И тут произошло второе чудо: пустая бочка наполнилась маслом.

Настоятель с бурным характером

Как ни восхитительна здесь щедрость святого, его вера в Бога, позволяющая ему надеяться на невозможное, мы тем не менее замечаем раздражение, которое вызывает у него неподчинение келаря. Что аббат Монте-Кассино мог впасть в гнев — это мы уже видели, когда один из монахов хотел покинуть монастырь. Итак, превосходное владение собой, которое показали нам покушения на его жизнь в Виковаро и Субиако, не мешает настоятелю живо реагировать на проступки своих монахов. Нечувствительный к атакам, направленным против него самого, он не может перенести оскорбления Господа. В данном случае, проступок направлен против послушания — добродетели, которая ему особенно дорога. Предмет, хранимый непослушанием, — отвратителен: выкинуть его в окно, чтобы очистить дом Божий!

Некоторая жесткость его проявляется также и в следующем рассказе, где мы видим Бенедикта исцеляющим одного из братьев, обитаемого бесами, с помощью пощечины. Уже в Субиако он изгонял дьявола, не дававшего молиться одному из его монахов, ударом палки. Эти энергичные способы лечения соответствовали некоторым предписаниям Устава: не только дети, но и неразумные взрослые получают телесные наказания. И, кстати, в этом отношении Бенедикт не отличается от других монастырских законодателей. В поздней античности телесные наказания соответствовали социальной структуре, еще сильно отмеченной рабством и глубокими классовыми различиями.

Второе воскрешение ребенка

Два последних чуда могущества, которые совершает святой аббат, уже имеют отношение не к его монахам, а к крестьянам соседней деревни. Одного из них он вырвал из когтей гота, издевавшегося над несчастным. Другой, обезумев от горя, принес в Монте-Кассино своего маленького сынишку, который только что умер. Бенедикт воскрешает ребенка молитвой. Насколько воскрешение маленького монаха, раздавленного рухнувшей стеной в первые годы существования Монте-Кассино, было сдержанным, настолько чудо, совершенное теперь Бенедиктом, было впечатляющим. По примеру Елисея и святого Павла человек Божий распростерся на безжизненном теле в присутствии крестьянина, отца ребенка, и всей монастырской общины. И, кстати сказать, если он действует таким образом, так это не из хвастовства, само собой разумеется, но потому, что того требует обстоятельства: рыдающий отец застиг его как раз в тот момент, когда он возвращался вместе с монахами с полевых работ.