Темиртас тлеулесов. Шымкентская мафия

МУЧЕНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Когда я вернулся в Шымкент, то вновь подвергся унизительным преследованиям со стороны Габдуллы Толегенова. Я раньше слышал со стороны, что не дай бог попасть человеку в лапы этих извергов. Оказывается, правду говорит народ. Когда ты признан виновным и оказался в их власти, особенно в судебном порядке, законники превратят тебя в игрушку своих насмешек, будут делать с тобой все, что им захочется. Они бесчувственны, как каменные стены тюремных казиматов. Хотя по внешнему виду они напоминают людей, но большинство из них лишен внутреннего человеческого естестства, и нет в них ни человеческого сознания, ни человеческой души. Поэтому народ с древных времен называет их палачами. Ведь у палачей нет сердца. Я в этом убедился на своем опыте, выстраданном в те дни.

Руководитель следственной группы, расследовавший мое дело, Мусабеков Туймебек, выполняя задание первого заместителя облпрокурора Толегенова, потребовал с меня 100 тысяч долларов. Это все связано с теми 44 миллионами тенге. Я им сказал, что если продать все, что у меня есть, то и тогда не наскрести такой суммы.
Так что, оставьте. — Но они ни в какую. В спорах с ними прошло много времени. Видя, что другого выхода нет, я затеял с ними свою игру. Противопоставил им самим их же требования. Мы встретились около кинотеатра «Юность». Он написал на бумаге: «Я еду в Жетысай. Братишка мой попал в милицию. Ему нужны 4 тысячи долларов». Мы читаем эту бумагу. Все записывается на видео. Так я вел свою тайную работу, фиксировал их алчность. Это принесло мне большую пользу. Ведь они все отрицали бы вчистую.

И вот однажды в кабинете Т.Мусабскова я выложил им вес, что успел зафиксировать. Потому что он в тот момент вновь требовал у меня денег. Разозлившись, я сказал:

— Слушайте, ведь вы получили все, что положено. Пора успокоиться!

— Что получили? От кого получили?— раскудахтались орлы.

— У Таубаева вы взяли семь тысяч долларов. У Бейсеуова—двенадцать тысяч. У Айтбаева —двадцать тысяч, у Аязова — двадцать. В общей сложности вы получили 80 тыс. долларов. (У меня все это было записано). А я не совершал преступлений, почему я должен вам что-то давать? Те, у кого вы брали, все работали под моим началом.

Тут они разом зашумели.

— У Аязова мы не брали, брал Толегенов.

— Или Толегенов, или кто другой, мне все равно. Брали, и точка. Дома я прослушал диктофон и переписал разговор. Назавтра Мусабеков опять приглашает в облпрокуратуру:

— Таке, Вы не даете 100 тысяч долларов. Подпишите обвинительное заключение.
Это было в конце 1995 года. В январе 1995 года было сформирован ГСК, многие следственные части перешли в его ведение. Следственная часть прокуратуры тоже перешла в ГСК. Поэтому они так стараются во что бы то ни стало получить деньги. Я прекрасно понимаю их замыслы.

В тот день я сидел, не поддаваясь их давлению:

— Никаких документов подписывать не собираюсь. Хоть низвергнись подпираемые тобой небеса. А бумажками своими можешь подтереться. Делай, что хочешь. Я сейчас иду к Толегенову.

— Идите, идите!—сказал он сурово.

В тот же момент я сел и написал заявление на имя прокурора области Корчагина.

Я знай, что эти хитрецы связаны с Головиным. Заявление свое я тут же зачитал Мусабскову. Настроение у него моментально изменилось. Поник, бедняга. Я с заявлением поднялся этажом выше к Толегенову. Не обращая внимания на вопли секретарши, вошел в кабинет.

— Габеке, что это за практика такая? «За одну ложку похлебки отработай сорок дней»? Вы несколько раз бывали у меня в гостях. Видели мою семью, моих детей. Сидели за дастарханом. Если я виноват, то свою вину искуплю в законном порядке. Но зачем на меня клеветать? Вы же взяли взятку, которую требовали. Ведь нужно прекращать все это безобразие!.

— У кого я брал? Что я брал?

— Ведь это Вы требуете 100 тысяч долларов!

—Такого я никому не говорил,— стал он отпираться.

— Но ведь они не будут врать! Вы у нескольких людей брали взятки. У Аязова двадцать тысяч. Вот и Мусабеков подтверждает. Он нажимает кнопку и вызывает Мусабекова. Сплошной шантаж...

— Да постой ты! Не вопи. Ты говорил, что я взял у Аязова 20 тысяч долларов? Это правда? — Нет, нет! Я не говорил такого!— заверещал Мусабеков.

— Слушай!—вмешался я. —Будь мужчиной!

— Нет, я не говорил, не говорил, не говорил...

А у меня с собой диктофон. Я достал его и включил. И пошла запись. Они оторопели. Сидят окаменевшие. Я трижды прокрутил слова Мусабекова «У Аязова Толегенов взял 20 тысяч». Тулегенов налился кровью, как буряк. Вместо того, чтобы спросить у Мусабекова: «Что же это такое ты городишь?!», он пролепетал: «Иди пока к себе». У пего не хватило мужества возмутиться и спросить: «Ты зачем клевещешь на меня?!» Мусабеков, как побитая собака, вышел из кабинета. Толегенов долго молчал. Потом говорит:

—Темиртас, ты это заявление и кассету оставь здесь.

— Если хотите взять кассету, берите. У меня есть подлинник и копии. А заявление написано не на ваше имя, а Корчагину. Ему я и отдам.

Оставив заявление Корчагину, я ушел. Но заявление мое осталось без последствий.

Полковник Головин работал в КНБ в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. Он возглавлял этот отдел. Этот субъект хотел околпачить меня. Я, работая депутатом, написал доклад на тему, связанную с экономическими преступлениями. А текст доклада показал Головину. Головин жил по соседству с моей дочкой. На гаражной улице. Он прочитал текст и своей рукой внес поправки: говори так, советовал он, ставя меня под удар. Я текст с его поправками отставил, а сам прочитал свой текст. Позже я напугал его до смерти: «Ваш текст у меня сохранился, когда нужно будет я покажу, кому следует». А до этого он прослушал диктофонную запись разговора с Мусабсковым, слушал и другие записи. Видел снимки.

— Дай-ка мне эти записи, — сказал он мне.

— Почему я должен Вам отдать их?

Позже Рысбек Шешенбаев и Жамалбек, дрожа от страха, пришли к Головину в КНБ. Так и так, на нас поступило заявление, что делать?

— Да, знаю. Видел я видеокассету. Один экземпляр заявления лежит у меня. Вы должны благодарить Темиртаса, он — мужчина! Если бы эти улики были у меня, я бы завел на вас уголовное дело, показал бы вам, где раки зимуют, сукины дети!

Они принялись его увещать, уговаривать, умасливать: «Если есть возможность, помогите уничтожить все эти улики». А Головин:

— Я знаю только одно. Вы затеяли грязную игру. Оставьте по-хорошему. У вас только один выход.

А направлял этих глупцов к Головину сам Габдулла Толегенов, первый заместитель областного прокурора. В тс дни следователь КНБ Головин и просил у меня все улики. Я ничего ему не отдал. Я сохранял их во имя своей собственной безопасности. Я не собирался кого-то преследовать, отдавать под суд, не для этого я собирал неопровержимые материалы. В нашем маленьком городе мы все время встречаемся и общаемся с мусабековыми. По этой причине я никому не отдавал эти записи. Если бы этот материал попал к Головину, он бы стер их в порошок. Или вырвал бы у служивых крупную взятку.

После разговора с Головиным они вызвали меня, и Мусабеков, достав вес обвинительные документы, порвал их в клочья. Потом уголовное дело о 44 миллионах тенге было передано в ГСК. Они тоже волокитили дело два года. Но я твердо стоял на своем, и всевышний, видимо, был на моей стороне. Я вышел целым и невредимым из этой мясорубки.

Через какое-то время в органах правопорядка произошли изменения, следователи прокуратуры перешли в подчинение ГСК. Корчагин и Толегенов были освобождены от работы в связи с вопиющими нарушениями. Каким образом Толегенов попал в аппарат президента, я уже ранее говорил (дружки спасли). Считать законом только то, что говорит вышестоящий начальник. Это не законопослушность, а подхалимство, не задумываясь бросающее под ноги вышестоящего начальства свое достоинство, честь. У казахов про таких мерзавцев говорят: «Кусает кормящую грудь». Сколько таких еще у нас, «кусающих материнскую грудь»? И самое страшное, сидят они все в высоких руководящих креслах! Превратившие властноструктурные организации в зловонное скопище змей!