Теории информационного общества. 2000. (Уэбстер Ф.) Часть 1
жүктеу/скачать 1.83 Mb.
|
|
Но если связать рост информации о людях с ущербом их индивидуальности нельзя непосредственно, то есть еще один парадокс, мимо которого трудно пройти. Мы вышли из мира, где многое значили соседские связи, а создали общество, в котором нас окружают посторонние люди. Для социологии в этом нет ничего нового; о переходе от общинного уклада жизни, характерного для доиндустриальной эпохи, когда связи между людьми имели, как известно, личностный характер, когда жили «одной деревней», к укладу жизни современного урбанизированного общества, говорили уже много раз. Сейчас, когда мы общаемся с посторонними людьми, нам известно о них только то, что один из них водитель автобуса, другой - продавец, третий - торгует газетами. Уже Зим-мель* писал о двойственном влиянии этого перехода: мы ощущаем себя дезориентированными в этом новом мире, среди посторонних людей и одновременно свободными от тесных рамок общины. Большой город «расщепляет» человеческую личность, он обезличивает людей, но одновременно и освобождает их от пут деревенской общины. Другими словами, при переходе к городскому образу жизни вы перестаете ощущать на себе пристальный взгляд * Георг Зиммель(Оеог§ Simmel) (I858-I918) - немецкий социолог и философ. - Прим. перев. 283 соседа, но одновременно ослабевает и тот контроль над ващей жизнью, который на межличностной основе осуществляла над вами община. Переселяясь из деревни в город, человек перестает бояться сплетен, любопытных взглядов, бесконечного выяснения отношений, характерного для соседского общения. В городской среде человек может быть независим, и если он того пожелает, то окружающие будут знать очень мало о его частной жизни, он может сам определять, с кем общаться, он может выбрать нестандартный образ жизни и не бояться осуждения, он анонимен. Парадокс, однако, в том, что урбанизированное общество значительно более жестко социально организовано по сравнению с сельским. Чтобы существовать, урбанизированное общество должно собирать гораздо более подробную информацию о своих членах, чем традиционное общество. Информация, которой располагает урбанизированное общество об отдельной личности, гораздо более детальна, касается более чувствительных сторон жизни и более прицельна, чем все сведения, которыми располагала доин-дустриальная община. Тогда о человеке знали то, что сохранила людская память и что постоянно всплывало в разговорах о нем; на смену этим весьма несовершенным способам сбора и хранения информации пришли другие: сведения собираются и в течение долгого времени накапливаются в виде записей на бумаге и в памяти компьютеров, в интегрированных базах данных, в протоколах телефонных и энергетических компаний, где отмечаются оказанные услуги, в банковских счетах. Сомневающимся в точности и значимости такой информации нужно представить себе, что о них можно узнать из записей платежной системы, регистрирующих все операции с их кредитными карточками. Из этих записей можно узнать, по крайней мере, сколько вы тратите, где, и на что, сколько вы зарабатываете, в какой клуб ходите, где и даже насколько регулярно вы питаетесь (Burnham, 1983, с. 20-48). В анонимном мире большого города о вас можно собрать даже больше информации, чем в деревне от соседей. В городе легко избавиться от надоедливой слежки близких и друзей, но куда вы денетесь от всевидящего ока налоговой службы, от органов здравоохранения и местной власти. Конечно, большинство проводящихся исследований анонимны, я имею в виду, что большая часть того, что известно о личных сторонах жизни человека (его покупках, сексуальной активности, стиле жизни и политических пристрастиях) не связано с определенным именем, отсутствует ин-дивидуация. Но суть все-таки в том, что люди сегодня, живя среди посторонних, находятся под более пристальным наблюдением, чем раньше, когда они жили в замкнутых общинах, и о них больше 284 0звестно, чем раньше. Мы, например, больше знаем об их сексуальном поведении, стремлениях и скрытых мотивах, а также о политических взглядах в данный момент. Все это отдаляет современное общество от доиндустирального, когда таких механизмов сбора информации не существовало. Однако собранная информация, хотя и влияет на наше понимание происходящего и даже на наше поведение, обычно не доходит до уровня отдельной личности, хотя и учитывает полученные от него исходные сведения. Несмотря на свой обобщенный характер, эта информация часто очень существенна для работы различных организаций (для политических партий, для торговых сетей, для семейного планирования и т.п.), она позволяет создать системы с обратной связью. Отдельные люди, получая эту обобщенную информацию от СМИ и от системы образования и лучше понимая жизнь других людей (их чаяния, стиль жизни, сексуальные предпочтения, отношения с детьми), сами совершают более осознанный выбор. И снова парадокс: чем больше мы знаем о других, тем легче нам реализовать потенциал собственной индивидуальности, сделать свой выбор. Имея в виду дальнейшее изложение, когда мы перейдем к теме растущих масштабов слежки за населением, нам нужно будет иметь в виду то, что было сказано о парадоксах и противоречиях современной жизни, в противном случае легко будет впасть в манихей-скую ересь (Lyon, 2001). Ведь чем больше за нами следят (тем самым неизбежно ограничивая нашу личную свободу), тем больше возникает структур, которые хотели бы ограничить и нашу независимость. Первая наша реакция: «Как это ужасно!», но это реакция поспешная и упрощенческая. Особое возмущение вызывает роль во всем этом государства, и это основная тема данной главы. Но постараемся все-таки воздержаться от поспешных и поверхностных выводов. Национальное государство, насилие и слежка Пытаясь объяснить феномен все более широкого использования методов наблюдения за населением и появления жестких организационных структур, Гидденс обращает особое внимание на роль государства. Я хотел бы задержаться на этой теме, но сначала выделю одно обстоятельство, на важность которого многократно указывал сам Гидденс. Он подчерчивал, что, говоря об обществе, мы на самом деле имеем в виду национальное государство. Изучая современное общество, реально мы рассматриваем его в границах 285
современной Великобритании (если мы британцы) а когда хоъ сравнить различные общества, то на самом деле сравниваем Л личные страны (например, Великобританию и Соединенные Щ^ ты). В большинстве случаев, приравнивая общество к государств мы не совершаем особой ошибки, но нужно иметь в виду что ? ' термины отнюдь не синонимичны. Национальное государство это очень специфический вид общества, которое в мировой рии возникло только в Новое время. . Понятие национального государства сформировалось только конце XVII - начале XVIII в., и хотя оно сыграло главную роль! том, что мы называем современным миром (Gellner 1983) он все-таки является артефактом и должно изучаться как таковой Национальное государство - это не общество вообще, это только специфический тип общества с присущими ему особенностями Далее в сжатом виде мы представим точку зрения Гидденса на эту проблему. Он настаивает, что с момента своего появления нацио нальное государство было территориально ограничено существо вала политическая власть, которая действовала в границах этой территории, причем информация выполняла здесь особую роль Поэтому с момента своего зарождения национальные государства - это информационные общества, которые как минимум должны знать, кто является их членом, а кто - нет. Гидденс считает что национальное государство должно располагать как «аллокативны- ми ресурсами» (т.е. что-то предписывать, планировать, админист- рировать), так и «властными ресурсами» (т.е. иметь власть и осу- ществлять контроль), и хотя в современном обществе эти ресурсы имеют тенденцию объединяться в одно целое, необходимым усло- вием их использования было отслеживание членов общества и их Довременные общества с момента их возникновения были ^«информационными обществами». В своей основе все государства - «информационные общества», поскольку государственная власть подразумевает рефлексивный сбор, хранение и управление информацией, которая необходима для администрирования. Но особенностью национального государства является высокая степень интеграции его административных функций, а это в свою очередь требует более высокого уровня информационного обеспечения. (Giddens, 1985, с. 178) Таким образом, если мы определяем информационное общество как такое, в котором информация играет ключевую роль, то 286 деятельности. Отсюда вытекает, что имеры таких обществ нужно искать среди национальных госу- пств, поскольку у них есть определенные границы и суверени- ^ т над территорией внутри этих границ, а следовательно, и не- Тбходимость в постоянном и систематическом слежении за этой территорией. Пока это выглядит слишком абстрактно. Нам нужно в деталях разобраться, почему национальное государство так зависит от сбора и хранения информации. Это даст нам возможность понять, как в истории Нового времени появились отдельные формы информации. Для этого нужно будет остановиться на основных чертах национального государства. Во-первых, заметим, что современный мир состоит из национальных государств. Это не значит, что мы недооцениваем значения такого процесса, как глобализация (Гидденс уделяет ему много внимания). Я тоже касался этого вопроса в главе 4, но сейчас в центре моего внимания связь между разделением современного мира на национальные государства и критически важными особенностями современной жизни. Среди этих особенностей - роль, которую играет национальное государство для сохранения идентичности большинства, если не для всех людей. Для большинства национальная принадлежность («я - британец, француз, немец, американец») - существенная черта. Национальная идентичность - вещь сложная и запутанная - основа многих политических течений. У нее есть светлая сторона, которая выходит на первый план, когда люди смотрят футбольный матч по телевизору и от души желают победы национальной сборной или аплодируют представителям своей страны на Олимпийских играх. Есть и темная сторона, когда национализм оборачивается воинственностью, расизмом, автократией. «Этнические чистки» в Югославии напомнили нам, каким опасным может быть это явление. Но везде национальные государства в большей или меньшей степени влияют на идентичность отдельного человека, конструируя для него мифическое прошлое из легенд и литературных образов, поддерживая традиции и праздники, культивируя обычаи и рисуя карикатуры. Исследованию этих «коллективных идентичностей» посвящена обширная литература (Schlesinger, 1991), причем все согласны, что эти идентичности - характерная примета современности. Но сколько бы ни пытались поставить под сомнение подлинность национальной идентичности, остается фактом, что она сыграла исключительно важную роль в современной истории. Даже марксисты вынуждены признать, что массы много охотнее шагают под национальными флагами, чем под лозунгом «Пролетарии 287
1 всех стран соединяйтесь!». Кроме того, решение вопроса, кто принадлежит данной нации, всегда сопровождается рассуждениями, кто к ней не принадлежит. С юридической точки зрения тут нет особых вопросов, нужны только паспорт и гражданство, но в сфере культуры, когда заходит речь о чувствах, значениях и идентификациях, начинаются проблемы. Нет ничего удивительного в том, что национальное государство способствовало сохранению людьми своей идентичности, ведь современный мир, появление которого мы неявным образом отожествляем с началом индустриализации, возник и консолидировался в то же время, что и национальное государство. Основоположники социологии утверждали, что национальное государство и национализм отомрут по мере индустриализации или экспансии капитализма. Но этого не произошло. Наоборот, само национальное государство потребовало для своего развития стремительного роста капиталистических отношений, стимулируя в то же время развитие национального сознания. Более того, национальное государство стало решающим фактором в развитии экономических и социальных отношений. Здесь нужно вспомнить о фискальной политике, о модели образования, о сложных вопросах, связанных с укреплением законности и правопорядка. Отсюда вытекает и то значение, которое стало играть национальное государство в жизни людей. В то же время нужно трезво взглянуть на историю национального государства: оно возникло относительно недавно. Мы так привыкли к присутствию государства, что оно нам кажется очень древним институтом. Даже «старые» национальные государства возникли всего лишь два столетий назад, и - это следует подчеркнуть - не в их нынешних границах. Соединенному Королевству менее 300 лет, и его составляющие - Шотландия, Уэльс, и особенно Северная Ирландия, - время от времени пытаются выйти из него. Стоит вспомнить о событиях 1989 г. в Европе, чтобы понять, насколько изменчивы национальные государства: чего стоит распад Советского Союза, объединение Германии, разделение Чехословакии. Один взгляд на карту Европы, и мы убедимся, что едва ли есть хотя бы одно государство, в котором не существовало бы угрозы сепаратизма, а если мы посмотрим на Ближний Восток, то окажется, что там национальные государства (Йемен, Кувейт, Иордания, Израиль, Оман, Саудовская Аравия) вообще возникли несколько десятилетий назад, причем большинство - на племенной основе. Я особенно подчеркиваю важность национапьного государства для социально-экономической организации общества и для обре- 288
тения идентичности его членами, одновременно указывая на новизну и хрупкость этого образования, с тем чтобы потом перейти ко второй ключевой особенности такого рода государств. Эта особенность в том, что подавляющее большинство национальных государств возникли в условиях войн и сохранились, потому, что имели достаточную силу защищать себя. Иначе говоря, война и готовность к войне - вот основные составляющие национального государства. Как бы мы ни подходили к истории Великобритании, один факт очевиден: Акт об унии, заключенный в 1707 г., появился на свет в результате победы над кельтской периферией, а условием его заключения стало появление сильного правителя, который сумел поставить под свой контроль баронов, до этого пользовавшихся независимостью, и обеспечить стране определенную защиту от внешнего вторжения. Если речь идет о более позднем периоде истории Великобритании, то нужно вспомнить о созданной ею империи. Тогда национальное государство впечатляющим образом продемонстрировало свою готовность защищать заморские территории и существенным образом изменило национальное самосознание (кто-то еще может вспомнить карту мира, по которой дети даже в 60-е годы учили географию: карта была покрыта «красным британским» цветом). О том, насколько существенны были для нас информационные ресурсы в эпоху колониальной империи, напоминает Бенедикт Андерсен. Он описывает те «институты власти» (с. 163), которые играли ведущую роль в формировании национальной идентичности и облегчили завоевание колоний. Этими институтами, которые были тесно связаны друг с другом, стали карты и переписи населения. Карты глубоко воздействовали на воображение колонистов (Anderson, 1983, с. 175) и оказывали существенную помощь в колониальной политике. Совершенствование процесса составления карт, точное вычисление долгот и широт, было необходимо для завоевания территории: нужно же было знать военным, куда двигаться. А без переписи населения трудно было понять, кто отдает приказы и кто должен им подчиняться. Как пишет Андерсон, военные мечтали о возможности «отслеживать все», о «тотальной классификации, которая охватывала бы бесконечное разнообразие явлений, над которым правительство осуществляло или было намерено осуществлять контроль: людей, регионы, религии, языки, изделия, памятники и т.д.» (с. 184). Вопрос о связи национального государства с вопросами войны и мира имеет и менее драматическую сторону. Из самого определения суверенитета над данной территорией следует, что прави- 289
1Э - 2647 тельство должно обеспечить как минимум целостность в данных границах. Проще говоря, готовность к войне (т.е. умен» внушить соседям уверенность, что они встретят отпор) - непре ложное условие существования национального государства, и в течение новой истории этот принцип многократно был доказан на деле. Третья ключевая особенность национального государства тесно связана с рассмотренной. В XX в. стало ясно, что в современном мире вопросы войны и мира в гораздо большей мере затрагивают все общество, чем прежде. На поверхностном уровне это значит, что в современной войне участвует большая часть населения, чем это было ранее. Отсюда обязательная военная служба и массовая мобилизация в годы войны. С этим связан и значительный рост военных потерь, как среди сражающихся сторон, так и среди местного населения. Одним словом, теперь на войне убивают и калечат гораздо больше людей, чем раньше. Поворотным пунктом в изменении приемов ведения сражений обычно считают Первую мировую войну (Fussell, 1975): таких боевых потерь мир ранее не знал. События XX в., однако, продемонстрировали, что самые серьезные потери несет мирное население, так как новые приемы ведения войны не позволяют населению укрыться от воздушных и прочих нападений. Боевые потери Великобритании в 1939-1945 гг. были существенно меньше, чем в 1914-1918 гг., но в последней войне погибло свыше 45 млн человек, и большая их часть не носили формы (Gilbert, 1989, с. 745-747). В России, Польше, Югославии и Германии потери населения составили около 10%. Если внешняя сторона вопроса сводится к возросшей жестокости войн, которые привели к огромным жертвам среди мирного населения, то есть еще и другая, скрытая сторона. Теперь войны оказывают гораздо более сильное влияние на всю социальную ткань общества. Во-первых, нужно указать на связь между развитием производства и подготовкой к войне. Как писал Гидденс (Giddens,1985), исследуя связь между подготовкой государства К войне и ростом в стране производства химических веществ, энергии и развитием машиностроения, уже в ходе Первой мировой войны и сразу же после нее было замечено, что «основным источником развития промышленности (и армии) является широкомасштабная интеграция науки и технологии» (с. 237). Отсюда следует, что возможности ведения войны в очень значительной степени зависят от способности промышленности производить снаряжение, необходимое для ее ведения. Понятие «военная промышленность» приобрело ключевой характер в XX в. Период, 290 начавшийся в 1914-м и закончившийся в 1970-е годы, был пери-одом «индустриального метода ведения войны», определяющими особенностями которого стала мобилизация ресурсов и установление тесных связей между промышленным производством и военной мощью страны (Kennedy, 1988). От индустриального образа ведения войны к информационному способу Предшествующее поколение стало свидетелем заката индустриального образа ведения войн, на смену которому постепенно, но во все ускоряющемся темпе приходит тот, который можно назвать информационным. При этом способе ведения войны информационная составляющая приобретает гораздо больший вес, ее роль становится более ясной, а масштабы использования - более широкими, чем в эпоху индустриального образа ведения войн. В наши дни информация возникает в результате отслеживания поведения противника (или потенциальных противников), учета собственных ресурсов и ресурсов противника, управления общественным мнением у себя в стране и за границей. Информация пронизывает всю структуру военной машины, идет ли речь об использовании спутников для наблюдения за противников, о компьютерах, которые хранят данные и оценивают любые потребности армии, об «умном» оружии, которое запрограммировано так, что стрелку остается только «выстрелить и забыть». Таким образом, информация теперь - это не только забота разведки, собирающей сведения о противнике и его ресурсах, сейчас она заложена в самом оружии и в системах, принимающих решения. Перечислим несколько отличительных признаков информационного способа ведения войны (Libicki, 1995). » Вооруженные силы (преимущественно Соединенных Штатов и НАТО) рассредоточены по всему земному шару, для командования и управления этими ресурсами созданы исключительно сложные и надежные автоматизированные системы. Среди этих систем особую роль играет система командования и управления ядерными вооружениями, а также компьютеризованная система связи, способная передавать информационные потоки, которые нужны сегодня для ведения боевых действий, и осуществлять их защиту (Bracken, 1983). Подобные системы, с одной стороны, обеспечивают военное превосходство, а с другой - представляют наиболее уязвимое место в обороне, так как удар потенциально- 291 19-
го противника будет направлен в первую очередь проти» систем командования и управления. « После распада Советского Союза и устранения угрозы прямого конфликта сверхдержав появилась надежда, что в будущем конфликты примут форму, которую Мануэль Кас-телль (Manuel Castelis, 1996) назвал мгновенными войнами (с. 454-461); он имел в виду, что это будут короткие столкновения (конечно, если речь не идет о гражданских войнах, они по очевидным причинам едва ли будут такими), когда активные боевые действия продолжаются только несколько дней или недель, и в этих войнах Соединенные Штаты (НАТО и (или) силы ООН) одерживают быструю победу в силу огромного превосходства в военных ресурсах. * Это значит, что война больше не потребует мобилизации населения (по крайней мере, если речь идет о великих державах, целью которых будет «чистая война», не причиняющая вреда их собственному населению). В этих войнах державы будут делать ставку на использование относительно немногочисленных профессиональных солдат, пшютов и вспомогательных сил. Это было бы сдвигом в сторону использования «интеллектуальных бойцов» (Tofller and Toffler, 1993); термин указывает, что основная роль будет принадлежать не вооруженным людям и даже не тем, кто сам нажимает на курок, а тем, кто обслуживает сложные вычислительные комплексы: боевые самолеты, системы сбора данных и наведения. « Особое внимание уделяется «управлению восприятием» войны населением в собственной стране и во всем мире. Это особенно важная задача, если речь идет о демократических странах, где общественное мнение - важный фактор в военных усилиях, где возможность прихода к власти военных вызывает страх и существуют пацифистские настроения, поскольку отношения населения к войне может серьезно повлиять на боевой дух войск. Кроме того, существуют распространенные опасения негативной реакции населения на «неправильную» подачу сведений о войне (поэтому избегают показывать, например, окровавленные тела погибших, а рассуждают вместо этого о «точных ударах по оправданным целям»). Конечно, это заставляет командование тщательно планировать поступление сведений с поля боя и вообще о ходе военных действий, а также пытаться управлять информацией, но при этом избегать любых подозре- 292 А
жүктеу/скачать 1.83 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|