Инновации в Туркестане: вклад немецкой диаспоры

Правительство Российской империи планировало проект «нового Туркестана», который должен был стать частью Российской империи, подобно Самарской или Оренбургской губерний. Все реформы, проводимые новыми властями в регионе, прежде всего, были направлены на обеспечение интересов метрополии и русскоязычного населения в Туркестане. Самые крупные преобразования в Туркестанском генерал-губернаторстве, были проведены в период правления первого его генерал-губернатора К.П. фон Кауфмана, который правил в течение 15 лет. Военный инженер-строитель, экономист и хозяйственник, Кауфман уделял большое внимание обустройству Ташкента, развитию сельского хозяйства, хлопковой промышленности и ирригации, строительству железных дорог в регионе.

С переселением русского, в том числе европейского населения, началась реорганизация в городах, куда они, прежде всего, заселялись. Почти все города были поделены на две части: “русскую” и “туземную” части. В “русской” части происходили существенные изменения. Наряду с другими европейцами заметен вклад и представителей немецкой диаспоры, которая начинает формироваться. Так, по проектам известных архитекторов В.С. Гейнцельмана, И. Цихановича и инженера А. Зацепина в Ташкенте в «новой» её части были построены здания в европейском стиле: Сырдарьинского областного правления (1873), Канцелярия туркестанского генерал-губернатора (1875), Туркестанской казенной платы (1877), здание филиала Государственного банка Российской империи.

При участии видных архитекторов, строителей, представители немецкой диаспоры В.С. Гейнцельмана, А.Бурмейстра, О.Гамбургера, М. Мауэра, Э. Брауна, И. Китнера застраивался не только «новый» Ташкент, европеизации подверглись и другие города Туркестана: Самарканд, Фергана, Андижан, Наманган, Коканд, Хива, Бухара и др. ²³.

Инновации коснулись и культурной жизни Туркестана. В 70-е гг. XIX в. появилось книгопечатание, открылись типографии, выпускались литографическим способом газеты, открылась публичная библиотека. Первым печатным органом в Туркестанском крае были «Туркестанские ведомости». Газета планировалась как орган генерал-губернаторской власти. Для издания газеты была приобретена небольшая типография в Петербурге. 28 апреля 1870 г. вышел первый номер газеты «Туркестанские ведомости», которая беспрерывно выходила до 1917 г. Первым редактором «Туркестанских ведомостей» был Н. А. Маев. Благодаря участию в ней научных деятелей, исследовавших в то время Туркестан, ее значение, как источника краеведческих знаний, до сих пор, несомненно²⁴.

Особо ощутим вклад диаспоры в развитие медицины: Г. Бендингер, Э. Кинель, Е. Кинель²⁵, Бэр., В.Юргенс, Г.Г. Феглер, К.О. Рейнгарт, Х. Ценнер, К.Б. Бетгер²⁶. Среди них много было руководителей, главврачей, известных хирургов. В 1908 г. по инициативе А. Шварца было создано Общество естествоиспытателей и врачей Туркестана.

Говоря об инновациях в медицине и фармакологии в Туркестане нельзя не остановиться на многогранной деятельности незаурядной личности прибалтийского немца Иеронима Иоанновича Краузе (1845-1909) ²⁷. Этот видный общественный деятель является одним из ярких представителей-новаторов, как в предпринимательской деятельности, так и в генерации немецких медиков, исследователем местной медицинской традиции. На его личности мы бы хотели остановиться более подробно, так как, несмотря на то, что он достаточно много сделал для развития Туркестанского края, в том числе и для России, имя его незаслуженно забыто. Его имя отсутствует так же и в энциклопедии «Немцы России», хотя на 212-213 страницах речь идет о нескольких Краузе, в том числе, упоминается о его обрате Николае Краузе – хирурге, достигшего больших успехов в этой области. Заметим, эта личность достаточно широко была известна в период царской России, если обратить внимание на то, что краевая общественность, торжественно отмечая его 35-летнее пребывание в Ташкенте в 1905 г. почётно назвала его «одним из достойнейших туркестанцев». И это не случайно, он является новатором в различных сферах производства, в том числе: в организации первой химической лаборатории в Ташкенте, куда местные предприниматели доставляли на экспертизу образцы своей дея­тельности; (1872) г. его усилиями был открыт первый завод по производству расти­тельного масла²⁸; он открыл в регионе первую частную аптеку (1880 г.) и слыл известным провизо­ром; предприниматель, видный общественный деятель, меценат, занимался благотворительностью²⁹. Кроме коммерческих и производственных дел он уделял большое внимание развитию дендрологии края³⁰. На международной Выставке Плодоводства в Петербурге Краузе представил уже не только растительные масла, но и фруктовый уксус, каперсы, различные фруктовые сиропы, лекарственные растения, мак и опиум³¹, а на Международной Выставке в Париже обязанности по организации отдела сельского хозяйства были полностью возложены на Краузе³². Более того, на различных выставках его экспонатам были присуждены множество наград: 2 Почетных отзыва; 2 Большие золотые медали; 5 Малых золотых медалей; 11 Больших серебряных медалей; 12 Малых серебряных медалей; 10 Бронзовых медалей и 6 Похвальных грамот.

Насколько был широк и всеобъемлющ кругозор И. Краузе, рельефно рисуют нам его литературные труды, появлявшиеся в разное время в различных органах печати: «О нефтяных источниках в Кокандском ханстве», «О медицинских и некоторых промышленных растениях Средней Азии», «О туземной косметике Ташкента», «О хивинском земледелии», «Кое-что о нашем пчеловодстве», «Заметки о винокуренном производстве в Ташкенте», «Выгоды соединения шелководства с хлопководством», «Туземные и русские маслобойные заводы в Ташкенте» и др.

Говоря о многогранной деятельности Иеронима Краузе, исследователи точно отметили, что в нём успешно сочетались одновременно - его научный опыт - предпринимательство – просветительство. Вот такое трио, плюс тяга к знаниям, к инновациям, новым победам, а главное – человеческие качества – добродетель, могут быть достойным примером не только для его потомков, но и примером для воспитания современного поколения.

В данных тезисах мы главное свое внимание обратили на внесение новшеств представителями диаспоры в области архитектуры, строительства и модернизации городов Туркестана, введения инноваций в области медицины, фармакологии. Необходимо заметить, что представителями немецкой диаспоры был внесен достойный вклад в развитие образования, науки, создания научных обществ и учреждений. Отдельно можно выделить их вклад во внесении инноваций в области экономики (внедрялось новое производственное оборудование, применялись новые технологии), сельского хозяйства и ирригации (вво­дили в крае новые технологии сельскохозяйственного труда и новые куль­туры, например, новый сорт красного картофеля, получившего название «Gloria Aulie-ata»), агротехники (обрабатывали поля техникой и удобрениями), животноводства (положили начало правильному развитию мясомолочного животноводства), мясомолочных продуктов и многое другое. Несмотря на относительную малочисленность в регионе, они имели высокие количественные показатели среди европейских общин, проживавших в Узбекистане.

Тема доклада - это составная часть более обширного исследовательского проекта проф. В. Хартунга «Миграция, демография и семейная структура немцев на Волге в XVIII – XIX вв.» на базе Саратовского Государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (Институт Истории и Международных отношений). Проект наряду с изучением брачного поведения и семейной структуры занимается вопросами фертильности и смертности с учетом социальной и экономической истории.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1835 по 1857 гг. Они определены соответствующими источниками (ревизскими сказками). Объект исследования – католическая колония Гнилушка (Пфейфер, сегодня село Гвардейское) Камышинского уезда Саратовской губернии, основанная в 1767 г. Сведения по другой колонии – лютеранско-реформатская колония Бальцер (Голый Карамыш, сегодня Красноармейск) дают возможность провести сравнение с колонией Гнилушка.

Цель доклада определить характерные черты социальной истории поволжских немцев, а также сравнить демографические отношения в русских поселениях с поселениями в Западной Европе.

Семейная структура немецких колонистов будет также сравнена с западноевропейской моделью семьи по теории Дж. Ханджнала. Семейные типы колонистов изменились в XIX в., и приняли формы русских семейных структур. Отсюда возникает вопрос о причине этой перемены: Было ли это приспособление к русской модели семейной организации или за это отвечали новые сельскохозяйственные условия? Какую роль здесь играл принесенный опыт с родины или предписанное русской администрацией наследственное право?

Галлер П.К. Воспоминания. Быт немцев-колонистов в 60-х XIX ст. Саратов, В 1927 // История немцев Поволжья. URL: http://wolgadeutsche.net/bibliothek/Haller.htm(дата обращения: 15.11.2011)

Экстракт метрической книги за В 1835 г. римско-католических церквей Саратовской губернии о вступивших в брак. ГАСО. Ф. В 1166. Оп. 1. Д. 66.; То же за В 1837, В 1839, В 1841, В 1843, В 1845, В 1850 гг.//ГАСО. Ф. В 1166. Оп. 1. Д. 8, Д. 102, Д. 150, Д. 172, Д. 213, Д. 303; То же за В 1854, В 1857 гг. ГАСО. Ф. 365. Оп. 1. Д. 18, Д. 64.

Ревизская сказка колонистов Саратовской губернии Камышинского уезда за В 1835г. и В 1857 г. Государственный архив Саратовской области (далее: ГАСО). Ф. 28. Оп. 1. Д. 839. Л. 171-239; Д. В 2185. Л. 184-283.

Ehmer, Josef: Heiratsalter, Sozialstruktur, ökonomischer Wandel: England uns Mitteleuropa in der Formationsperiode des Kapitalismus (Kritische Studien zur Geschichtswissenschaft, Bd. 92). Göttingen, 1991.

Mager, Wolfgang: Haushalt und Familie in protoindustrieller Gesellschaft: Spenge (Ravensberg) während der ersten Hälfte des 19. Jhs. Eine Fallstudie. In: Familie zwischen Tradition und Moderne (Kritische Studien zur Geschichtswissenschaft, Bd. 48). Göttingen, 1981, S. 141-181.

Брачность, рождаемость, семья за три века. М., 1979.

Дитц Я.Е. История поволжских немцев-колонистов. М., 1997.

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2003. Т.1.

Ханджнал Дж. Европейский тип брачности в ретроспективе (перевод с английского В.Л. Гопмана) // Брачность, рождаемость семья за три века. М., 1979.

Шолтычек М. Семья и домохозяйство в центральной Европе (на примере прихода Буяков в 18-19 вв. // Историческая демография – сборник статей. Демографические исследования / Под ред. М.Б. Денисенко, И.А. Троицкой. М., 2008. Вып. 14.

Это население было лишено своей национальной элиты, своего господствующего класса и своей развитой национальной культуры, сохраняя только пережиточные остатки того состояния, в котором оно находилось в момент эмиграции, в середине XVIII или в начале XIX веков.

Это население было изолировано от российского общества и от его образующейся элиты многочисленными барьерами – географическими, административными, конфессиональными, языковыми, хозяйственными и социальными: немецкие поселения были разбросаны по южным степям и отделены друг от друга большими расстояниями, управлялись указами из Петербурга, куда имели право непосредственного обращения, не подчинялись, как правило, местным властям или русскому господствующему классу – помещикам, не обучались в русских учебных заведениях и не имели своей системы образования кроме начального, причем, прежде всего, духовенство было заинтересовано в сохранении этой изоляции. В то же время эта разбросанность и изоляция препятствовала как развитию связей с бурно развивающейся новой Германией, так и усвоению расцветавшей в России своей национальной культуры. Парадоксальным оказалось такое явление, что при почти всеобщей грамотности немецкого населения усвоение им русской национальной культуры и восприятие им русского языка и классической русской литературы осталось практически на нуле, самым явным показателем чего было отсутствие переводов русской классики на родной немецкий язык. Представление наших немцев-колонистов о русской культуре сводилось к их ограниченному представлению о действительно более низкой, по сравнению с их культурой и благосостоянием, культуре русского крестьянского населения, находившегося до половины XIX в. в бесправном и безграмотном состоянии крепостного крестьянства. Эти социальные различия только способствовали изоляции немецких колоний от русского населения и тем более от уже возникшего российского образованного общества. Это ненормальное состояние национальных отношений привело к тому, что горячие дискуссии консерваторов, народников и социалистов разного толка о судьбе российского крестьянства оставили незамеченными интереснейшие вяления в среде российского немецкого крестьянства. За редким исключением (В.Е.Постников), российская наука и общественность не поняли значения немецкого (но отнюдь не германского) опыта, для решения глобальных проблем российского крестьянства и общества. Парадокс истории здесь заключался в том, что русское дворянство и образованное общество презирало колонистов как «мужиков» и стремилось их приравнять к русскому крепостному крестьянству, а сами колонисты презирали неграмотное и зависимое русское крестьянство, считая себя представителями европейской культуры и отставая от уже состоявшейся великой русской культуры.

Список литературы:

1. Постников В. Е. Южно-русское крестьянское хозяйство. М., 1891.

2. Ленин В. И. Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни. Т. 1. С. 3-66.

3. Велицын (Палтов) А. Немцы в России. СПб., 1893.

4. Дедлов (Кигн) В. Переселенцы и новые места. СПб., 1894.

5. Диц Я. История поволжских немцев-колонистов. М., 1997.

6. Малиновский Л. В. Социальная и хозяйственная история немецких колонистов в Южной России (1762-1917 гг.). Барнаул, 2010.

7. Schmidt D. Studien über die Geschichte der Wolgadeutschen. Pokrowsk, 1930.

Одним из важнейших внешних факторов исторического развития языка в современном языкознании признаются языковые, в том числе междиалектные контакты. В ситуации с немцами, поселившимися в Поволжье в последней четверти XVIII века, именно междиалектные контакты и контакты с языком окружения сыграли определяющую роль в формировании сначала языков общения отдельных колоний, а затем и региональных полудиалектов, то есть региональных языков общения в условиях языковых островов.

К ХVIII веку, то есть ко времени эмиграции немцев в Россию на основании Манифеста Екатерины II, Германия представляла собой «лоскутное одеяло» многочисленных королевств, княжеств, герцогств, рыцарских владений. В Российскую империю вместе с переселенцами-колонистами в 1763–1768 гг. были привезены в основном верхненемецких диалекты из Гессена, Рейнских земель, Пфальца, Вюртемберга, Швейцарии. Кроме того, по данным К. Штумпа, среди колонистов были также жители Эльзаса, Лотарингии, Тироля, Ганновера, Гольштейна, Мекленбурга, Саксонии и Богемии. Среди колонистов были также представители из Дании, Швеции и Франции. В 1789–1790 гг. в Россию переселяются меннониты из Данцига и Западной Пруссии ³³.

Раздробленность германских земель самым непосредственным образом отразилась и на их языке. Так, в конце XVIII века на территории германских государств конкурировали несколько вариантов письменных литературных языков: восточносредненемецкий (Ostmitteldeutsch), язык королевской канцелярии, мейсенский вариант немецкого языка и наддиалектный письменный литературный язык ³⁴. В результате взаимодействия различных факторов в XVIII веке практически на всей территории Германии чаша весов в борьбе различных вариантов немецкого языка в его письменной форме однозначно склоняется в пользу восточносредненемецкого, то есть языка, на который Мартин Лютер перевёл Библию и использовал в других богословских трудах. Однако литературный язык немецким крестьянам был не знаком, они продолжали говорить на своих диалектах. Тот факт, что состав колоний формировался по конфессиональному, а не по земляческому принципу привел к довольно пестрому представительству диалектов в одной и той же колонии. Так, в селе Прайc (Краснополье), оказались представители 129 населенных пунктов Германии³⁵. Поселенцы представляли четыре диалектные области Германии: нижненемецкую, среднефранкскую, рейнско-франкскую, в которую входили гессенско-нассауская, нижнегессенская, пфальц-ская подгруппы и верхненемецкую группу, представленную преимущественно швабским диалектом. Таким образом, в рамках небольших поселений в ходе коммуникации между представителями разных диалектов начался первый этап смешения диалектов и выравнивания различий фонетического и лексического плана по законам немецкого языка.

Данные процессы протекали очень медленно и охватывали поначалу только жителей одной отдельно взятой колонии, так как связи между колониями были ослаблены, и даже в одной и той же колонии могла существовать относительная изоляция различных групп населения. Практически в каждой колонии возникает своеобразный «языковой котел», в котором процессы смешения диалектов и ликвидации диалектных различий протекали более интенсивно, чем в естественных условиях.По мнению В. М. Жирмунского³⁶, в ходе коммуникации в первую очередь стали исчезать первичные, то есть наиболее ярко выраженные диалектные признаки, резкие отклонения данного диалекта от нормы литературной или диалектной, затем стали выравниваться вторичные признаки, то есть менее заметные отклонения. Вторая стадия процесса диалектного смешения начинается тогда, когда вторичные признаки языковых систем становятся заметными для всех частей смешанного коллектива и когда носители отступающего говора научаются воспроизводить вторичные, то есть менее заметные признаки ведущего говора. Первые несколько десятилетий формирование языка общения шло в более тесной языковой общности, например, в рамках одного села. Окончание первого этапа смешения диалектов можно совершенно приблизительно датировать временем, когда появляются переходные говоры. Более или менее типичная схема лингвистического ландшафта зон переходных говоров выглядит примерно следующим образом. Как правило, средняя часть переходной зоны отличается наибольшей степенью разрыхления отличительных диалектных черт. Чем ближе к основному диалектному массиву того или другого типа, тем больше появляется характерных черт, указывающих на близость определенного говора. Так, например, в диалектах села Прайс и Варенбург, располагавшихся не более чем в семи километрах друг от друга, вместо средневерхненемецкого долгого o произносится ou. Однако в слове Brot этот закон не действует. В Прайсе произносят prout, а в Варенбурге ‒ pru:t. Вместо долгого o в Прайсе произносят долгое u, например, ro:t – ru:t. За это жители села Деллер прозвали жителей Прайса die praizre rude (die Preißer Roten) „рыжие из Прайса“³⁷.

Известно, что язык как общественное явление, теснейшим образом связан с изменениями в обществе, в экономике.

В данных поселениях начинается аналогичный процесс смешения и выравнивания диалектных различий.

Таким образом, можно констатировать, что в многочисленных диалектах поволжских немцев в условиях языковой изоляции от материнского языка, продолжались естественные процессы конвергенции диалектов, и в обозримом будущем на Волге мог бы сформироваться новый вариант единого немецкого языка общения.