Стабильность системы питания сибирских немцев как результат

Под адаптацией мы понимаем «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм и ценностей, образа жизни и элементов картины мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологии деятельности, а также номенклатуры ее продуктов, механизмов коммуницирования и трансляции социального опыта» [1, с.15].

Будучи сформированной из устойчивых признаков сезонных изменений и характерных черт важнейших хозяйственных занятий, система питания подвергается изменениям, следуя за эволюцией социально-экономического уклада, а также в том случае, когда ее носители попадают в новые природно-климатические условия. При изучении системы питания немцев Сибири учитываются не только природно-климатическиу условия сибирского региона, но и направления миграционных потоков из различных мест промежуточного проживания (Поволжье, Украина, Волынь).

Регионы европейской части России, где поселились немецкие переселенцы после эмиграции, а также Сибирь, куда часть из них переселилась позднее, как и Германия, находятся в зоне внутриконтинентального умеренного климатического пояса. Однако сравнительный анализ средних температур января и июля указывает, что в России немцы оказались в условиях резко континентального климата с холодной зимой и жарким летом. К примеру, если средняя температура в Южной и Западной Германии, откуда шел основной поток колонистов, составляет -1,2 С, а июля - +18 С, то в Одессе: -3,7 С в январе и +22,6 С в июле; в Житомире: -5,1 С и +18,2 С; в Саратове: -12,5 С +22 С и в Омске: -18 С и + 18 С [2, с. 108-109]. Разница в климате не могла не отразиться на системе питания, однако эти изменения нельзя назвать существенными. В основном они коснулись обрядовой стороны. Что касается ландшафтной характеристики мест переселения немцев в России, то большинство из них оказались в степной и лесостепной зонах, экологические возможности которых способствовали сохранению важнейших хозяйственных занятий немцев, какими являлись в Германии земледелие и животноводство.

С момента переселения процесс адаптации системы питания к новым условиям шел очень активно. Немцы стремились восстановить свою традиционную систему питания. Недостаток продовольствия подтолкнул переселенцев к активному включению в рацион местных продуктов, используемых аборигенным населением. Кроме того, были усвоены местные приемы обработки и приготовления продуктов. Так, немцы научились готовить щи. Для первых немцев-поселенцев они представляли нечто новое, чего немецкая кухня не знала. Г.Г. Дингес отмечал: «На первое почти ежедневно подается кушанье, называемое «аши» (т. е. щи, может быть в основе этой формы лежит народная форма ащи), род супа, приготовляемого из кислой капусты» [3, л. 35]. Особенности русской кухни, определяемые совершенно иными хозяйственно-бытовыми условиями, естественно бросались в глаза немецким переселенцам. Они близко познакомились с русской крестьянской кухней, с ее пирогами и блинами, которые являлись общеупотребительной пищей [4, л. 33].

Большое значение в традиционной немецкой кухне имели мясные и молочные блюда. Сибирь не была исключением. Из мяса домашних животных предпочитали свинину и мясо птицы, употребляли и говядину, крайне редко встречается потребление баранины. Кроме мяса домашних животных, употребляли «зверину» и «дичину». Большое распространение получила заготовка продуктов впрок. Одной из форм консервирования мяса было приготовление домашних свиных колбас, копчение и засолка мяса говяжьего и свиного. Немцы принесли в Сибирь большое разнообразие хлебных изделий [5, л. 8-13]. Таким образом, основной пищей немецких переселенцев в Сибири служили продукты земледелия и животноводства. Недостаток традиционных продуктов пополнялся за счет местной флоры и фауны.

Во второй половине XX века система питания продолжала адаптироваться за счет пополнения местными продовольственными ресурсами и кулинарными рецептами сибирских народов, но в тоже время восстанавливалось традиционное питание, основанное на продуктах земледелия и животноводства.

Проведенное исследование позволяет констатировать, что для системы питания немцев Сибири характерны длительная сохранность традиций и устойчивость национальных форм, базирующихся на пищевых предпочтениях (вкусах), выработанных многими поколениями. В результате успешной адаптации немецкого населения в новых природно-климатических, хозяйственных и этнических условиях Сибири сформировались локальные пищевые комплексы, соответствующие природно-географическим особенностям территорий, образу жизни поселившихся там людей. Сложившееся в Сибири соотношение традиций и новаций с локальной динамикой в отдельных районах позволило немецкому населению, не утратив этнической специфики, создать систему питания, адекватную местным условиям и адаптированную к ним.

2. Рублевская С.А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX – XX вв. Рукопись диссертации… кандидата исторических наук. – Омск, 1997.

3. Государственный исторический архив немцев Поволжья в г. Энгельсе. Объединенный архивный фонд-Р-1821. Оп. 1. Ед. хр. 18.

4. Там же.

5. Архив Музея археологии и этнографии Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского. Ф. I. 1997. Д. 179 – 4.

Плохотнюк Т.Н.

(Ставрополь. Россия)).
«Cъемки ближним и крупным планом» или «ready-made» немецкого сюжета российской истории: микроистория как направление в исследованиях истории и культуры российских немцев
Немецкий сюжет в истории российских регионов в частности и истории России в целом сохраняет свою актуальность на протяжении многих лет, получив особое звучание в последние два десятилетия. Как показало время, и исследовательский, и общественный интерес обусловлен не только политическим фактором, но еще и действенным желанием потомков тех, кто вошел в историю под собирательным названием «российские немцы», добиться полной социально-политической реабилитации своего народа, своих родственников, своей семьи и не допустить забвения самого факта исторического присутствия «народа в пути».

Благодаря стараниям профессиональных историков и историков-любителей история российских немцев, охватывающая события и процессы на уровне макроизмерений, теперь написана. Но даже сейчас – вряд ли кто возразит по этому поводу – реконструкция немецкого сюжета в российской истории еще далека от завершения. И дело вовсе не в том, что, несмотря на многолетние исследования в архивах разного уровня, коллекция архивных документов остается неукомплектованной. Да, и спустя двадцать лет после начала работы в архивах по выявлению комплекса документов здесь можно отыскать новые. В силу специфики исторического знания, прежде всего, трансцендентности исторического факта, завершенность исторической реконструкции не достигаема, но в процессе воссоздания исторического факта для понимания широких исторических связей и теоретического осмысления необходима постоянная смена перспективы взора, обращенного в прошлое, этакое «перемежение панорамной съемки со съемками ближнего и крупного плана». Но для этого нужны не архивные документы, а материалы, принадлежащие российским немцам.

Чтобы перейти от политической истории к истории социальной, от глобальной – к истории повседневной жизни, от сильных мира сего – к рядовым участникам исторического процесса – требуется расширение круга источников. К комплексу источников, состоящего из архивных документов и предметов материальной культуры – одежды, домашней утвари, орудий труда, фотографий и т. п., привлекаемых для исследования, требуются нарративы, созданные на основе интервью или записи «устных рассказов». Такие нарративы позволяют постигнуть предмет «изнутри», раскрывая прошлую жизнь через постижение присущего этой жизни мира идей и менталитета. Ценность такого нарратива возрастает, если существует некое сродство, во всяком случае, тесная взаимосвязь между исследователем и объектом исследования. В случае нарратива в рамках истории российских немцев такая взаимосвязь может усилиться за счет того, что в качестве исследователя выступает прямой потомок, который скрупулезно и дотошно собирает «улики», обеспечивающие четкость отдельному фрагменту расплывчатого изображения макроистории. И это уже микроистория с ее особым пристрастием к деталям, позволяющим максимально обеспечить «полифонию» истории.

Следует отметить, что нарратив, создаваемый посредством метода микроистории, так же как и любой исторический документ отягощен субъективностью, но его ценность усилена за счет того, что автор пытается передать интерпретацию того или иного события или сюжета самими российскими немцами. В качестве примера сошлюсь на опыт таких авторов как Готлиб Бири (Die weitere Entwicklung der Kolonie / Die Gemeinde Gnadenburg im Nordkaukasus), Артур Флегель (Escape from USSR in 1928; The memorable travel experience of Johann and Julianne (Pflugrath) Flegel), Вальтер Ланге (Der steinige Weg Die Geschichte einer Tempelgemeinde menonitischer), Генрих Фризен, Арнольд Дик (The Kuban Settlement), других. И хотя авторы представляют разные страны – Германию (Г.Бири, В. Ланге), США (А.Е. Флегель), Канаду (Г. Фризен, А. Дик) – но их объединяет то, что они представляют северокавказских немцев и меннонитов. Они – потомки сторонников Движения Исхода, лютеран, темплеров и новоменнонитов. Уникальный материал, который был взят ими, попадает под анкерсмитовское определение «ready-made», т.е. его не извлекали из архивов, не подвергали интерпретации в процессе систематизации. Его взяли и зафиксировали. Это – отдельные сценки, запечатлевшие трудности коммуникации в иноязычной среде; опыт адаптации к климатическим условиям и обустройства в новых природных и социальных условиях, характер взаимоотношений с представителями других этносов, живущих по соседству; сложности выстраивания отношений с представителями власти и т.д. Этот материал оживляет ткань истории, возвращая в неё обычного рядового человека.

А еще микроистория, как особый вид повествовательной практики, способна обеспечить «присутствие прошлого», так как она сама по себе есть великолепное средство воссоздания многомерности реконструкции. И вот почему. Микроистория эмпирична, она исследует непредсказуемо-индивидуальные, «нормально исключительные» поступки исторических агентов, не сводимые к абстрактным категориям и вытекающие из их свободной самодеятельности. Она изучает их, потому, что ей интересен человек, потому что память о нем дорога. Микроистория ориентирована на «индуктивную» причинность, действующую не на уровне макросоциальных процессов, а в частном опыте и сознательном горизонте исторического агента. Но результат может быть потрясающим.

Так, Артур Флегель создал нарратив о бегстве из Советского Союза в 1928 году родственного клана Флегель. Он провел десятки интервью со своими родственниками, живущими в США и Германии для того, чтобы в деталях запечатлеть семейную историю о спасении родных братьев своего отца и их семей. В конце девятнадцатого века весь клан Флегель, представленный многодетными семьями трех братьев, эмигрировал в США, но процесс природно-хозяйственной адаптации оказался сложным, а воспоминания о Кавказе столь теплыми, что двое из братьев – более состоятельные – приняли решение вернуться в Россию. Их потенциала хватило на то, чтобы еще раз обустроиться с нуля на новом месте (они не стали возвращаться на Кубань, а основали новое поселение близ КМВ), но оказалось, что его недостаточно, чтобы противостоять процессу коллективизации. Успев избежать полной экспроприации собственности, братья осуществили грандиозный замысел – сумели организовать выезд заграницу … при полностью закрытых границах. Они вывели семьи через Закавказье, Среднюю Азию на Ближний Восток, а оттуда – вывезли их в Германию.

Архивные документы зафиксировали только факт бегства или ухода через границу «контрреволюционеров и саботажников», «врагов советской власти». Их клеймили позором на заседаниях в парторганах всех уровней. В протоколах допросов арестованных НКВД, подозреваемых в оказании помощи ушедшим, не оказалось информации, проясняющей ситуацию. И только после появления нарратива Артура Флегеля (вернее, не после появления, а после сопоставления архивного материала и авторского нарратива спустя 20 лет после его создания…) удалось «вернуть» сюжет в историю. Оказалось, что никто из оставшихся в Мариенбруннен не был посвящен в замысел. В противном случае его не удалось бы реализовать.

Конечно же, Анкерсмит то ли немного не прав, то ли немного лукавил, называя такие нарративы «ready-made». Мы же видим, какой это кропотливый труд – составление из этих осколков-воспоминаний цельного полотна прошлой реальности. Отметим, что микроистория, предлагающая нарративы, имеет много общего с филологией. Обе науки имеют дело с познанием единичного (событий, текстов), что заставляет их прибегать к методам «уликового», предположительного знания. Соотносясь с таким типичным филологическим жанром, как биография, микроистория тяготеет скорее к событийной, чем к интеллектуальной биографии. Ее ценность определена тем, что автором репрезентации прошлого выступают носители культуры, представители этой социальной группы, этот социума.

История работает, во всяком случае преимущественно, не с немыми памятниками прошлого, из которых вычленяются «признаки» (indices) этого прошлого, а со свидетельствами, осмысленными высказываниями людей, и хотя в этих высказываниях, конечно, могут содержаться неосознанные моменты, которые послужат «уликами» для исторической реконструкции, но в них всегда есть и собственный, «авторский» смысл, который история не вправе игнорировать.

Тезис о "негомогенной структуре" "исторического универсума", который так проницательно сформулировал Зигфрид Кракауэр в своем посмертно опубликованном труде "История. Предпоследнее", был выдвинут в защиту многообразия подходов в исторических исследованиях и описаниях. Кракауэр признавал за обоими крайними подходами к истории и, разумеется, за теми, которые находятся между ними, успехи в познании и право на реконструкцию "истории в целом", но он отмечал также свойственное каждому из них в соответствии с масштабом исследования соединение четкости и расплывчатости. Что же касается претензии исторической науки на синтез и создание общей картины, то ее он ограничивал частным и относительным, временным, но никоим образом не произвольным познанием реальности и исторического опыта.

Поэтому исторические исследования на высших уровнях обобщения столь же существенны, как и изучение деталей.

Подобная точка зрения, с одной стороны, объясняет приверженность «истории повседневности» изучению небольших общностей: прихода, деревни, семьи. Заметно повысился интерес к истории провинциального города, городского квартала, улицы, дома, пивной как места общественных собраний и просто вечернего времяпрепровождения, столовой, прачечной и т. д.

"Не все в исторической реальности можно рассмотреть под микроскопом. История в целом охватывает события и процессы, которые разыгрываются над уровнем микроизмерений. Поэтому исторические исследования на высших уровнях обобщения столь же существенны, как и изучение деталей. Но они страдают неполнотой, и если историк хочет восполнить пробелы "собственными представлениями и догадками", он должен исследовать также и мир мелких событий. Макроистория не может стать историей в идеальном смысле слова, так пусть же она влечет за собой микроисторию... Чем выше уровень обобщения, на который восходит историк, тем более отвлеченной становится историческая реальность. То, что он сохраняет из прошлого, когда смотрит на него с большого расстояния, – это глобальные ситуации, долговременные процессы, идеологические тенденции и т.д. – крупные нагромождения событий, объем которых уменьшается или возрастает прямо пропорционально расстоянию...Мы узнаем о прошлом недостаточно, концентрируясь на макровеличинах... Чем больше удаление, тем труднее историку понимать исторические феномены, которые достаточно специфичны и бесспорно реальны" (Kracauer, 1971 [1968], S.115ff)8.

С 1965 г. значение и смысл понятия "микроистория" изменились и совершенно освободились от негативного и конкретного образа мелкого, не стоящего внимания, как бы частного остатка "большой" истории. Сам предмет развился или даже вообще впервые конституировался, выработав собственный метод исторического исследования. С конца 70-х годов в первую очередь в Италии, но также и в США, во Франции. Федеративной Республике микроистория, прежде иронически отождествляемая с "жалкими остатками" истории, превращается в новый способ исследования и познания, открывающий возможность проникнуть в неисследованные области социальной истории (см. Medick, 1994a).

Именно это имел в виду.

Специфические возможности познания в микроистории гораздо больше определяются ее способностью к сужению поля наблюдения и изучению его с помощью микроскопа. "Историки не проводят исследования деревень, они проводят исследования в дерев нях", – как сказал Леви, перефразируя Клиффорда Герца4. Таким образом он дал понять, что исторические реконструкции и интерпретации, осуществленные благодаря концентрации на ограниченном поле наблюдения, будь то деревня, часть города, социальная группа или даже один или несколько индивидов, позволят качественное расширение возможностей исторического познания.

Важнейшее достижение в области социально-исторического познания, полученное с помощью методов микроистории, заключается в том, что именно благодаря максимально многостороннему и точному освещению исторических особенностей и частностей, характерных для общности индивидов исследуемого района, взаимосвязь культурных, социальных, экономических и политико-властных моментов раскрывается как взаимозависимость всех объектов исторического бытия. Вероятно, для решения подобной задачи должна быть разработана специфическая методика сопряжения данных и источников, отличающаяся от методов обычной местной и региональной истории. Вместо того чтобы оперировать категориями макроисторических субстанций (семья, индивид, государство, индустриализация), микроисторические исследования осуществляют экспериментальное изучение сети социальных отношений и типов поведения, конечно, никогда не замыкающееся только на них самих, а всегда учитывающее также общественные, экономические, культурные и политические условия и отношения, которые действуют и выражаются через них и даже вопреки им. Таким образом открывается возможность нового взгляда на становление исторических структур, а также на кратко- и среднесрочные исторические процессы.

Тезис о "негомогенной структуре" "исторического универсума", который так проницательно сформулировал Зигфрид Кракауэр в своем посмертно опубликованном труде "История. Предпоследнее", был выдвинут в защиту многообразия подходов в исторических исследованиях и описаниях. Кракауэр признавал за обоими крайними подходами к истории и, разумеется, за теми, которые находятся между ними, успехи в познании и право на реконструкцию "истории в целом", но он отмечал также свойственное каждому из них в соответствии с масштабом исследования соединение четкости и расплывчатости. Что же касается претензии исторической науки на синтез и создание общей картины, то ее он ограничивал частным и относительным, временным, но никоим образом не произвольным познанием реальности и исторического опыта. При этом он настаивал – и это было принципиально новым словом, очень актуальным для 90-х годов, – на необходимости микроисторического взгляда. Кракауэр как бы срывает гностический, утопический или метафизический покров "окончательного" со свойственного Уолтеру Бенджамину, Эрнсту Блоху и Теодору Адорно подчеркнутого и философски-созерцательно преувеличенного выдвижения на первый план частного, особенного и конкретного в истории. Взамен он вводит заинтересованного участника дискуссий XX столетия по вопросам культуры и науки в разумные рамки исторического поиска, исследования и изложения, в рамки "дисциплины", которая посвящает себя не "окончательным", а "предпоследним" ответам ("last things before the last") и отдает предпочтение "конструкции, опирающейся на исторический материал", перед закоснелостью и пошлостью поспешной или односторонней ориентации на "большую" теорию. Кракауэр таким образом предопределил направление микроисторического наблюдения, открытое для понимания широких исторических связей и теоретического осмысления и в то же время изменяющее, благодаря своим историческим "съемкам ближним и крупным планом", взгляд на историческое целое

А.А. Задерейчук

(Симферополь. Украина)
Немецкий род Фальц-Фейнов и его вклад в развитие Юга Российской империи (1807 – 1919 гг).
В современной исторической науке стало популярным такое направление, как биографистика. Изучение отдельной личности, семьи или целых родов значительно обогащает представление о предшествующих эпохах. Особо актуальным представляется воссоздание истории жизни общественных деятелей и семей, о которых было принято умалчивать в советское время. Одним из таких родов являются Фальц-Фейны.

Публикаций, посвященных роду или отдельным его представителям немного и они не исчерпывают всех исторических аспектов, раскрывающих жизнь и деятельность этого рода. Даже появление первого представителя в дальнейшем известного семейства вызывает у исследователей дискуссию [9, 10, 18, 28, 29, 33] . Однако согласно, проведенным исследованиям удалось достоверно установить, что им был машиностроитель, Иоганн Георг Фейн из Саксонии (1773 – 1824). В 1807 г. по приглашению Таврического губернатора А.М. Бороздина он прибыл в Екатеринослав для участия в основании текстильных и суконных фабрик в качестве специалиста в этом деле и записался как вольный колонист [6, л. 1]. Согласно архивным документам очевидным является то, что первоначально он собирался заниматься устройством суконных фабрик [7–8] и лишь после ряда неудач на этом поприще Иоганн Фейн переквалифицировался в хозяина-овцевода. Приобретение в 1813 году на аукционе земельного надела в Мелитопольском уезде в размере 3470 дес. положило начало огромной «империи» Фальц-Фейнов на Юге Российского государства [5, л. 94]. Его сын Фридрих Фейн, имея природный предпринимательский талант, без субсидий со стороны государства и обойдя многих конкурентов занимавшихся овцеводством уже через несколько лет, довел поголовье своих стад до сотен тысяч и стал признанным «королем овцеводства». Именно ему принадлежит заслуга приобретения у Ангальт-Кеттенского герцога имения Аскания-Нова, ставшего впоследствии базой для создания всемирно известного заповедника [2, л. 2 (об.), л. 13)]. Кроме того, Ф. Фейн стал основоположником меценатских и патриотических традиций этой семьи. Во время Восточной (Крымской) войны 1853 – 1856 гг. в его имении Преображенка была устроена слабосильная команда на 250 человек [19, с. 64–65]. По окончании военных действий он получил серебряную медалью с надписью: «за усердие» для ношения на шее на Владимирской ленте [4, л. 100 (об.)]. Таким образом, становится очевидным, что в первый период жизни этого рода на территории Российской империи (до момента объединения фамилии в Фальц-Фейн в 1864 году) были заложены основы хозяйствования и основные земледельческие и меценатские традиции Фальц-Фейнов.

Оценивая вклад рода в развитие сельского хозяйства в южном регионе необходимо обратить внимание на ряд основополагающих моментов. Во-первых, основными отраслями сельскохозяйственного производства рода Фальц-Фейн являлись: овцеводство, коневодство, скотоводство, верблюдоводство, земледелие, садоводство, виноградарство. Первостепенное значение в хозяйствах практически на протяжении всего исследуемого периода отводилось овцеводству, положение несколько изменилось в начале XX в. Фальц-Фейны являлись не только одними из крупнейших овцеводов Новороссийского края, но и в большинстве случаев выступали образцом для ведения овцеводческого хозяйства, как в регионе, так и по всей территории Российской империи. Свидетельством признания хозяйственных качеств могут служить многочисленные награды, полученные Фальц-Фейнами на всемирных, всероссийских и региональных выставках [13]. Во-вторых, все хозяйства Фальц-Фейнов на протяжении всей истории рода опирались на хорошую техническую базу и передовые научные технологии [15]. Сами Фальц-Фейны неоднократно выступали в качестве инициаторов нововведений повышавших качество производимой продукции или улучшавших сам процесс производства [31, с. 50–51]. Имения Фальц-Фейнов отличались гуманным отношением к рабочим и высокой заработной платой.

Помимо сельскохозяйственного производства представителей рода Фальц-Фейн интересовало и промышленное производство. Необходимо отметить, что большинство, имевшихся предприятий, было организовано с целью обслуживания нужд собственных экономий [20; 25, л. 170б; 26, л. 117; 30]. Однако, в начале XX в. была приобретена фабрика консервов в Одессе, производство на которой было ориентировано на рынок [17]. Кроме того, был открыт филиал этой фабрики в одном из имений Фальц-Фейнов. Продукция, производимая на промышленных предприятиях Фальц-Фейнов, являлась образцовой, о чем могут свидетельствовать высокие оценки ее на различных выставках. Условия работы соответствовало передовым стандартам того времени, а также открывавшиеся предприятия и фабрики способствовали обеспечению рабочими местами жителей региона.

Развитие сельскохозяйственного и промышленного производства в семье Фальц-Фейнов соприкасалось с необходимостью быстрой и удобной связи [3, л. 1; 16, с. 75–77]. Исследование этой проблемы приводит к выводам о том, что открытие почт, телеграфов и проведение телефонных линий между имениями Фальц-Фейнов способствовало более качественному и быстрому сообщению в регионе в целом.

Изучение транспортных средств, принадлежавших Фальц-Фейнам, наталкивает на необходимость подробного рассмотрения порта Хорлы [12]. Естественно, его создание обусловлено, прежде всего, личными выгодами представителей этого рода. Однако при более тщательном изучении неоспоримым оказывается тот факт, что его появление способствовало развитию региона и его финансовому благополучию: именно сюда стекались основные зерновые запасы окружающих территорий. Торговые операции через Хорлы проводили крупные торговые банки Российской империи. Помимо внешней торговли через Хорловский порт осуществлялись и внутренние перевозки к портам Черноморского бассейна. Кроме того, именно наличие порта обусловило возникновение вопроса о необходимости проведения железнодорожной ветки, которая значительно повышала комфортность территории [16, с. 82–83].

Оценивая направления благотворительной деятельности представителей рода Фальц-Фейнов, очевидным становится тот факт, что при наличии значительного количества денежных средств они не оставались чуждыми к нуждам окружавшего их населения. На средства, выделяемые Фальц-Фейнами, строились приюты, больницы, открывались школы [32, с. 12, 16, 30, 32, 34; 16, с. 85–96]. Многие представители этого рода выступали попечителями различных учебных учреждений [1, с. 80; 21, с. 66, 68; 22, с. 48; 23, с. 53]. Их вклады на развитие этого учреждения повышали качество образования.

Постоянное участие в социально-экономической жизни Юга Украины в XIX – начале XX вв. обуславливало и общественно-политическую жизнь представителей этого рода. Фальц-Фейны являлись активными участникам земского движения, выступали в роли гласных уездных и губернских собраний Таврической и Херсонской губерний [11]. Неоднократно представители этого рода избирались в состав различных комиссий и выступали в качестве их председателей, что свидетельствует об их авторитете в данных вопросах. Один из представителей рода В.Э. Фальц-Фейн выступал в качестве депутата Государственной Думы III созыва, где неоднократно поднимал вопросы, касающиеся южного региона [14].

Авторитетность Фальц-Фейнов в вопросах сельского хозяйства, природоохранной деятельности подтверждается участием представителей рода во многих общественных организациях. Конкретными примерами из своей личной практики они иллюстрировали возможность решения многих злободневных вопросов, поднимавшихся на заседаниях этих обществ. В качестве собственного развлечения, с целью заведения новых полезных знакомств Фальц-Фейны участвовали в различных спортивных организациях [16, с. 129–142]. Помимо этого, денежные вливания, постоянно осуществляемые Фальц-Фейнами, способствовали развитию таких спортивных направлений, как конный спорт, яхт-спорт, а также спортивная охота.

Отдельным направлением деятельности Фальц-Фейнов является участие последних в развитии научных исследований в регионе. Неоднократно Фальц-Фейны выступали пионерами в регионе по вопросу ветеринарных прививок, давая тем самым пример окружающим крестьянам [24, с. 20; 27, с. 41]. Опираясь на опыт, полученный при многолетних исследованиях в своих имениях Фальц-Фейны, вносили конкретные предложения по улучшению положения дел в сельскохозяйственном производстве губернии и таким образом, получали реальную возможность применения своих глубоких знаний на практике не только в своих экономиях, но и во всем регионе. Вершиной научных достижений этого рода стало создание Ф.Э. Фальц-Фейном заповедника Аскания-Нова. Она работала как четко отлаженный механизм, направленный на изучение различных научных направлений в биологии, исследование влияния тех или иных открытий на повышение уровня сельскохозяйственного производства, а также на пропаганду научных знаний в широкие круги специалистов и общественности [16, с. 153–172].

1. 
   Адрес-календарь и справочная книга Таврической губернии на 1908. – Симферополь: Таврическая губернская типография, 1908. – 315 с.
   
2. 
   Государственный архив в Автономной республике Крым (ГААРК). – Ф.14. – Оп.1. – Д. 1731. О воде во владение колониста Федора Иванова Фейна – 28.02.1857 – 14 л.
   
3. 
   ГААРК. – Ф. 27. – Оп. 13. – Д. 3429. По отношению начальника Одесского почтово-телеграфного округа о разрешении Фридриху Фальц-Фейну устройства телефонного сообщения между имениями его Аскании-Нова, матери его Софии «Преображенкой» и его брата Владимира «Дорбургом». – 13.06.1903. – 20.07.1905. – 3 л.
   
4. 
   ГААРК. – Ф. 81. – Оп.1. – Д. 606. Общие циркуляры Министерства Государственного имущества. – 4.01.1856 – 29.12.1856. – 153л.
   
5. 
   ГААРК. – Ф. 377. – Оп. 2. – Д. 393. По указу Таврического Губернского правления от 1865 г. за № 2048, об определении числа десятин земли состоящей во владении частных лиц Днепровского и Мелитопольского уездов. – 10.03.1865 – 30.04.1869. – 128 л.
   
6. 
   Государственный архив Одесской области (ГАОО). – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 4180. О семействе уволенного из колонистского звания механика Иоганна Фейна, просившего о причислении вновь в таковое звание. – 11.06.1836 – 15.15.1836. – 9 л.
   
7. 
   ГАОО. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 1095. О неустойке бывшего в ведомстве сей Конторы колониста Иоганна Фейна и сына его Федора по контракту с помещиком Бродским на устроение суконной, его фабрики, заключенному. – 24.09.1817. – 25.07.1820. – 142 л.
   
8. 
   ГАОО. – Ф. 6. – Оп. 1. – Д. 944. О утверждении учиненного колонистом И. Фейном с менонистом Иоганном Классеном договора и обязательства о устроении ими в молочанских колониях суконной фабрики. – 12.08.1815. – 1.11.1815. – 11 л.
   
9. 
   Данилевич Н. Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа. / Н. Данилевич. – М.: Изобразительное искусство, 2001. – 227 с.
   
10. 
    Дрогобыч Н.Е. О происхождении основателя природоохранных учреждений Аскании-Нова (к 140-летию со дня рождения Ф.Э. Фальц-Фейна) / Н.Е. Дрогобыч // Фальцфейнівські читання 23 – 25 квітня 2003 р. – Херсон, 2003. – С. 92 – 94.
    
11. 
    Задерейчук А.А. Деятельность семьи Фальц-Фейнов в работе органов земского самоуправления Таврической губернии / А.А. Задерейчук // Вестник Черниговского государственного педагогического университета. – 2006. – вып. 34. – № 4. – С. 95 – 99.
    
12. 
    Задерейчук А.А. История возникновения и деятельности частного порта Хорлы / А.А. Задерейчук // Ученые записки Таврического национального университета им В.И.Вернадского. – 2007 – Т. 20 (59). – № 1. – С. 16 – 20.
    
13. 
    Задерейчук А.А. Участие рода Фальц-Фейнов в выставках-ярмарках Российской империи / А.А. Задерейчук // Культура народов Причерноморья. – 2007. – № 111. – С. 143 – 146.
    
14. 
    Задерейчук А.А. Деятельность Владимира Эдуардовича Фальц-Фейна в Государственной Думе Российской империи III созыва / А.А. Задерейчук // Ученые записки Таврического национального университета им В.И.Вернадского. – 2008 – Т. 21 (60). – № 1. – С. 63 – 75.
    
15. 
    Задерейчук А.А. Використання сучасної сільськогосподарської техніки в маєтках Фальц-Фейнів / А.А. Задерейчук // Вчені записки Таврійського національного університету ім. В.І. Вернадського. – 2010. – Т. 24 (63), № 2. – С. 23–27.
    
16. 
    Задерейчук А.А. Фальц-Фейны в Таврии / А.А. Задерейчук. – Симферополь : ДОЛЯ, 2010. – 197 с.
    
17. 
    Задерейчук А.А. Пищевая промышленность Фальц-Фейнов / А.А. Задерейчук // Вопросы германской истории: сборник научных трудов. – Днепропетровск : Издательство ДНУ, 2011. – С. 26–34.
    
18. 
    Кудряченко А.И. Вихідці з німецьких земель на теренах України: минуле та сьогодення. / А.И. Кудряченко, И.М. Кулинич, В.В. Хохлачов. – К. : Наукова думка, 1995. – 75 с.
    
19. 
    Маркевич А. Таврическая губерния о время Крымской войны по архивным материалам. / А. Маркевич. – Симферополь: «Таврида», 1994 – 267 с.
    
20. 
    Микулин А.А. Фабрично-заводская и ремесленная промышленность Одесского градоначальства Херсонской губернии и Николаевского военного губернаторства в 1898 году. – Изд. 2-е. – Одесса: Тип. Акционерного Южно-русского О-ва Печатного дела, 1899. – 264 с.
    
21. 
    Новороссийский календарь на 1872 г. – Одесса: тип. П. Францова, 1871. – 204, 176 с.
    
22. 
    Постановление Днепровского уездного земского собрания 20 – 24 сентября 1894. – Алешки: Тип. Б. С. Бинцейга, 1895. – 132, 817 с.
    
23. 
    Постановления Днепровского уездного земского собрания очередного 7 сентября 1912 и чрезвычайного 15 декабря с приложениями. – Алешки: Тип. Л. Шпиро, 1913. – 1058 с.
    
24. 
    Протоколы съезда овцеводов, шерстопромышленников и фабрикантов в 1884 г. при Харьковской акционерной компании по торговле шерстью. – СПб, 1884. – 26 с.
    
25. 
    Российский государственный исторический архив (РГИА). – Ф. 20. – Оп. 12. – Д. 212. Ведомость о промышленных предприятиях Таврической губернии. – 1890.
    
26. 
    РГИА. – Ф. 20. – Оп. 12. – Д. 213. Ведомость о промышленных предприятиях Таврической губернии. – 1885. – 523 л.
    
27. 
    Сборник по текущей статистике за 1887 – 1888 гг. – Симферополь: Тип. Газеты «Крым», 1888. – 62, 42.
    
28. 
    Скадовский Б.С. Генеалогическое древо Фальц-Фейнов / Б.С. Скадовский // Вісті Біосферного заповідника «Асканія-Нова». – 2005. – Т.7. – С. 148 – 152.
    
29. 
    Строганова М.Н. История рода Скадовских в России век XVIII – XXI. / М.Н. Строганова. – М.: Изд-во Московского университета, 2001. – 370 с.
    
30. 
    Фабрично-заводские предприятия Российской империи. / Сост Л.К. Езиоранский. – СПб.: Тип. Н.П. Зандмана, 1909. – б/с.
    
31. 
    Фальц-Фейн В.Э. Аскания-Нова. / В.Э. Фальц-Фейн. – К. : Аграрна наука, 1997. – 348 с.
    
32. 
    Школьная сеть Днепровского уезда на 1-е января 1909 года. Составлена по по формам Министерства Народного Просвещения.// Приложе7ние к докладу по введению всеобщего обучения в Днепровском уезде, Таврической губернии, предсталяемому на обсуждение Днепровского Уездного Земского собрания созыва 1909 г. – Б/м: [Днепровское уездное земство, 1909]. – 60 с.
    
33. 
    Штах Я. Очерки из истории и современной жизни южнорусских колонистов. / Я. Штах. – М.: Б/и, 1916. – 266 с.
    

Рапортуя внуку Петра Великого Императору Петру II об успешном действии уральских заводов, генерал В.И. Геннин отметил: «Заводы приведены в наилучшее состояние и действо от большей части Вашего Величества российскими подданными, кроме малой части иностранных людей». Одним из этих «иностранных людей», как значится в «Русском биографическом словаре», был «Штифт Вильгельм Иванович – первый ученый пробирный мастер и маркшейдер в русской службе».

В 1719 году начальник Олонецких горных заводов полковник В.И. Геннин изучал горное дело в Германии, Голландии, Англии и Франции. «На возвратном пути своем набрал он, с дозволения польского и прусского королей, разных мастеров, как то стальных, клиночных, волочильщиков, бляхарей, меховых мастеров, штейгеров и маркшейдеров».

Среди прочих в феврале 1720 года в Эрфурте контракт на службу в российском горном ведомстве подписал саксонец Вильгельм Фридрих Штифт (Stift). В том же году В. Штифт был уже в Санкт-Петербурге и, представленный Геннином среди прочих иностранцев Царю (без пяти минут Императору), приступил к работе пробирным мастером в только что открывшейся при Берг-коллегии металлургической лаборатории. В 1722 году Штифт совместно с И. Гельвихом разведывал рудные месторождения в Астраханской губернии. В конце 1722 года В.И. Геннин, уже главный командир Сибирских заводов и генерал-майор, буквально поштучно собиравший специалистов на интенсивно строящиеся им на Урале металлургические заводы, велел нарочному хоть пешком дойти до Астрахани и вручить Штифту указ Берг-коллегии о переводе его на Урал.

На Урал В.Ф. Штифт прибыл в апреле 1723-го и был отправлен на помощь, строящим Пыскорский медеплавильный завод (вблизи современного города Соликамска), И.Ф. Блиеру и И. Юдину. С конца июня работы по строительству Пыскорского и Ягошихинского (ныне город Пермь) заводов возглавлял капитан В.Н. Татищев. Татищев поручил Штифту, несмотря на возражение советника Берг-коллегии Михаэлиса, утверждавшего, что в контракте с иноземцем это не записано, обучать маркшейдерскому и пробирному делу («ибо сия наука нужнейшая горным начальникам») А. Порошина, И. Юдина и шихтмейстера Д. Одинцова. Татищев, отправивший в Екатеринбург Геннину роспись маркшейдерских инструментов, необходимых для обучения, просил генерала затребовать их из Берг-коллегии, «ибо без того положения руд и копаней совершенно познать и на чертеже обстоятельно к разсуждению представить невозможно». Требуемые инструменты Берг-коллегией были заказаны и отправлены на Урал. Геннин же добавил Штифту еще трех учеников Кунгурской школы для обучения плавке, перечистке меди и пробирному делу.

Осенью Штифт с М. Циммерманом монтировал медеплавильные печи на Ягошихинском заводе. В декабре все того же, 1723-го, года Геннин срочно вызвал Штифта в Екатеринбург, а руководившему строительством завода И.Ф. Патрушеву приказал: «И ты вели, как возможно спешить, чтоб хотя одна плавильная печь в Екатеринбурге в ходу была».

29 ноября 1723 года В. Геннином был введена «Табель медных и железных заводов и мануфактур в Сибирском вышнем горном начальстве». Штифт получил должность (и чин) маркшейдера «Пермского нижнего горного начальства у Соликамской» (вскоре переименованного в Пермский бергамт) с жалованьем 208 рублей в год. Согласно Табели о рангах чин «маркшейдер» относился к 12-му классу, что соответствовало воинскому чину «лейтенант». В должностной инструкции Геннин так сформулировал понятие маркшейдерии: «сие есть подземная геометрия». В задачи маркшейдера ставились:

- съемка горных выработок с составлением планов и разрезов;

- сбойки горных выработок;

- вынос в натуру горных отводов;

- пополнение горной документации (по третям года).

Вряд ли было у Штифта время заниматься прямыми обязанностями. После отъезда в 1724 году М. Циммермана в Германию по окончании контракта все уральское медеплавильное дело держалось исключительно на Штифте. Из десяти прибывших в этом году к Геннину саксонцев только один – Г. Брандт – был плавильщиком. Брандт был оставлен в Екатеринбурге, а Штифт отправился в Пыскор. Всего здесь он сложил 10 медеплавильных печей и 2 гармахерских горна.

Печи Екатеринбургского завода сложенные Г. Брандтом оказались негодными к медной плавке, а в печах сложенных Штифтом уктусский житель Ф. Яковлев, им же обученный, плавил не хуже олончан. На что последовало определение В.И. Геннина: «Что ныне медь хорошо плавится без иноземца, то зело хорошо. И за радение, что русский уктусский плавильщик оные печи, которые иноземец испортил, исправил и привел опять в добрый порядок, пожалован он в мастера». Наказанный материально Брандт поступил в обучение к Штифту, «чтоб он мог против русских плавить» («и велеть ему в особой печи плавить, а не с русскими, и над ними команду ему не иметь»).

В 1724 на Полевском руднике Штифт построил 2 медеплавильных печи («Потом, коли Бог прибавит руды, можно и печи прибавить»). Здесь же Штифт сложил горны для предварительного обжига и плавки руды на роштейн.

В 1725-26 годах В. Штифт – управитель Лялинского медеплавильного завода. На этом заводе, испытывавшем в то время большие затруднения с рудой, Штифт впервые на Урале и в Сибири наладил производство медного купороса, не уступающего качеством лучшим в мире турецкому и венгерскому. Посетивший в 1725 году Лялинский завод естествоиспытатель Л.Г. Мессершмидт собрал с помощью В. Штифта коллекцию малахитсодержащих руд.

С 1727 года Штифт выполнял свои прямые обязанности маркшейдера Пермского бергамта в Соликамске. Обучал маркшейдерскому искусству шихтмейстеров князя В. Горчакова, М. Кутузова и П. Зеленого (в октябре 1725 года Геннин привез из Петербурга «горные книги для переводу и обучения русских людей»). Повторно обучался и управитель Пыскорского завода Д. Одинцов. Его Геннин даже припугнул понижением в чине, если не обучится у В. Штифта и Г. Улиха. (Впоследствии, Одинцов, уже будучи управителем Лялинского медеплавильного завода, был прикомандирован в Северную экспедицию В.И. Беринга, в отряд исследовавший северное побережье России от Архангельска до Обской губы).

В 1728 году на Урал прибыл и также поступил в обучение к Штифту шихтмейстер Леонтий Бекетов. Хотя Бекетов обучался в Швеции у обер-маркшейдера Гейслера, но, по свидетельству Штифта сильно отстал от уральских горных и металлургических дел.

В 1729-30 годах истекали 10-летние сроки контрактов иноземных мастеров. Некоторых «абшидов» генерал Геннин «ласкою, також прибавкою жалованья и повышением чинов за их искусство и при делах радительное отправление, без которых управить горных и заводских дел не возможно» задержал на один год. В феврале 1730-го «урочные годы отжил» и самый ценный для Геннина контрактер – В.Ф. Штифт, с которым также был заключен дополнительный годовой контракт. Штифт получил чин бергмейстера (10-й класс Табели о рангах) и должность «главнейшего члена» в Пермском бергамте с годовым жалованьем 300 рублей.

Одним из условий продления контракта с иностранцами было: «дабы они горным делам русских с прилежность и безскрытно обучали, причем и еще их обнадежить, ежели кто из них науке своей русских данных им учеников совершенно обучит, такие будут награждены Его Императорскаго Величества милостию». За 8 лет службы на Урале Штифт обучил медеплавильному и маркшейдерскому делу практически всех молодых горных офицеров, прибывших в 1723-30 годах на Урал, подготовил около 20 медеплавильных и пробирных учеников, около 10 маркшейдерских учеников (чертежников) и одного купоросного. Штифт был автором многих технических чертежей, консультировал самого Геннина по техническим вопросам, а в 1728 и 1730 годах представлял ему докладные записки по коренной реорганизации горного дела на Урале. Генерал очень дорожил мнением Штифта: «Штифту представить мнение, не надлежит ли чего еще к лучшему и к прибыли казенного интереса… Ибо я, по его мнению, что могу, то учиню здесь, а чего учинить не могу, о том буду представлять в Берг-коллегии».

Контракт В.Ф. Штифта истек в феврале 1731 года, а в апреле этого года он отбыл на родину. Дальнейшая его судьба неизвестна. Также неизвестно был ли он награжден «Его Императорскаго Величества милостию».

2. Герман И.Ф. Историческое начертание горного производства в Российской империи. Екатеринбург, 1810.

3. Корепанов Н.С. Геннин на Урале. Екатеринбург, 2006.

4. Семенов В.Б. Малахит. Свердловск, 1987.

5. Табель о рангах всех чинов. СПб, 1722.

6. Шандра А.В. Административная и организаторская деятельность В.И. Геннина. Екатеринбург, 2007.

7. Юхт А.И. Деятельность В.Н. Татищева на Урале в 20-х годах XVIII в.

8. Юхт А.И. Поездка В.Н. Татищева в Швецию // Исторические записки. Т.88. М., 1971.

В 1997 году была опубликована рукопись Я.Дитца «История поволжских немцев-колонистов с предисловием написанным с соавторстве с проф. И.Плеве^xvii.

При создании архивного фонда ОГУ «Государственный исторический архив немцев Поволжья в г. Энгельсе» «Коллекция документов по истории и культуре немцев Поволжья» совместно с В.Хердтом, научным сотрудником Геттингенского исследовательского центра (Германия) наше внимание привлекла рукопись А.Лонзингера «Материальная этнография поволжских немцев. Селение, жилище, пища, одежда»^xviii.

Появилась мысль опубликовать и данную рукопись. Автор написал её в 1925 году, когда работал в городе Саратов.

В начале ХХI века доктору А.Айсфельду (Геттинген) было предложено опубликовать рукопись А.Ф.Лонзингера, т.к. ОГУ ГИАНП не имел средств на её издание. Ксерокопия работы была передана научному сотруднику Геттингенского исследовательского центра В.Хердту. Он провёл большую работу, снабдил рукопись фотопозитивами из Саратовского областного музея краеведения, но издателями не было выполнено главное требование – на титуле не был указан архив-хранитель раритета. Более того ОГУ ГИАНП получил лишь один экземпляр издания^xix.

Так несовершенство законов России в этой области, отсутствие средств в архивах на издательскую деятельность приводит фактически к утрате права на издание и переиздание, хранящихся в архиве уникальных рукописей, да и средства от их распространения остаются в другой стране у издателя.

Поскольку биография автора рукописи не была изучена, пришлось обратиться к Энциклопедиям, но ни в одной из них и в том числе в Энциклопедии «Немцы России»^xx не было обнаружено статей о А.Ф.Лонзингере.

После чего решено было начать поиск документов об этом человеке в различных архивах: Центре документации новейшей истории Саратовской области, архиве Федеральной службы безопасности по Саратовской области, Государственном историческом архиве немцев Поволжья. Обратились также к опубликованной литературе: к работе писателя Герольда Бельгера^xxi и журналиста Ю.Пёсикова^xxii и другим работам, вышедшим за рубежом.

Первая попытка написать краткую биографию А.Ф.Лонзингера была сделана в предисловии к работе «Пословицы и поговорки немцев Поволжья»^xxiii.

Собранные о А.Ф.Лонзингере документы были проанализированы и поскольку многие из них были весьма противоречивы и далеко не полные решено было написать по возможности наиболее полную его биографию, чтобы возвратить его имя А.Ф.Лонзингера, писателя, учёного лингвиста своему народу.

Мы впервые представим довольно полную биографию А.Ф.Лонзингера, что даёт возможность показать насколько разносторонней была его личность^xxiv.

Докажем, что он был первым исследователем фольклористики – языка, быта, нравов поволжских немцев на основании Перечня немецких колоний, анкетированных А.Ф.Лонзингером в 1913 году и составленного учёным ещё в начале 1914 года^xxv.

Нам кажется важным подчеркнуть, что исследователем высокого уровня А.Ф.Лонзингер стал задолго до того, как официально получил высшее образование, подчеркнём его роль в развитии педагогики как науку в регионе и методики преподавания иностранных языков в период его работы в целом ряде высших учебных заведений города Саратов.

Особо остановимся на периоде его работы заведующим методическим бюро и учёным секретарём Народного комиссариата просвещения, показав его роль в становлении и работе школ, средних учебных заведении и создании первого государственного педагогического института в республике немцев Поволжья.

Расскажем о его работе по созданию учебников для школ по немецкому языку и математике, которые были им разработаны в период с 1913 по 1923 год.

Уделим внимание периоду его первой ссылки основанием, для которого явится репрессивное дело учёного, сохранившееся в архиве ФСБ.

Докажем, что после возвращения из ссылки в конце 1938 года А.Ф.Лонзингеру не было дано возможности возвратиться к творческой учебной, методической литературы, так и к писательской деятельности и он был вынужден зарабатывать, в основном, работами по переводу разного рода литературы^xxvi.

Надеемся, что данная работа позволит поставить имя А.Ф.Лонзингера в один ряд с именем Г.Дингса, А.Дульзона, П Зиннера, Я.Дитца и многими другими великими россиянами, немцами по национальности, внёсшим огромный неоценимый вклад в историю государства российского. Великий педагог и самобытный писатель достоин этого.

Одной из таких доминант является, несомненно, язык. Вильгельм фон Гумбольдт сказал: «Истинная родина – это язык. Отчуждение от родного происходит всегда через язык, очень быстро и легко, хотя и тихо и незаметно». Именно поэтому сохранение языка этнических немцев России, а также изучение его во всех его проявлениях в диахроническом и синхроническом аспектах является одной из задач современного научного сообщества.

Научно-исследовательская группа Алтайской государственной педагогической академии (г. Барнаул) под рук. проф. Л.И. Москалюк в течение нескольких десятилетий занимается изучением языка российских немцев как неотъемлемой части их национальной культуры. Островные немецкие диалекты представляют огромный интерес для исследователей культуры народа, как в плане изучения языковых данных, так и в плане этнографии и социолингвистики, поскольку человек как субъект познания является носителем определенной системы знаний, представлений, мнений об объективной действительности. Субъективные аспекты восприятия и познания человеком действительности составляют его индивидуальную концептуальную систему, т.е. глобальный образ мира, который является результатом всей познавательной деятельности человека.

Роль языка в жизнедеятельности человека трудно переоценить. Храня в себе духовные ценности общества, будучи материальной формой накопления, хранения и передачи информации, язык играет роль механизма социальной и национальной наследственности. Идея обусловленности картины мира человека национальным языком принадлежит В. фон Гумбольдту. По В. фон Гумбольдту, язык есть хранилище народного духа, культуры, «объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в определенных звуках» [Гумбольдт 1985: 349. Исходным положением является тот факт, что единство языка, являющегося символизацией внутренней, духовной жизни человека, особым образом связывает говорящих на нем, обеспечивает их единодушие и единомыслие; что язык особым образом воплощает в себе культурное своеобразие целого народа.

"Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее". Каждый язык, заключающий в себе самобытную классификационную систему, определяет мировоззрение носителя данного языка и формирует его национальную картину мира. Так, среди других форм объединения людей В. фон Гумбольдт открывает первоначальную, естественную и стабильную форму объединения – языковое сообщество как необходимое условие формирования личности. Одной из самых крупных языковых общностей является нация. Тот язык, на котором говорит человек, и является одним из доминирующих признаков, по которому определяется зачастую его национальность. Посредством языка мысли, эмоции отдельных людей превращаются из их личного достояния в общественное, в духовное богатство всего общества. Благодаря языку человек воспринимает мир не только своими органами чувств и думает не только своим мозгом, а органами чувств и мозгом всех людей, опыт которых он воспринял посредством языка. Язык в этнических границах его носителей – это не только средство общения, но и память и история народа, его культура и опыт познавательной деятельности; это закрепившиеся из поколения в поколение знания об окружающей действительности. Язык представляет собой «когнитивную базу народа» [Корнилов 2003: 138]. Эти знания фиксируются в языке в целях сохранения этноса и его самобытности.

Это замечание справедливо и по отношению к диалекту, которому приписывается особая, структурированная по своим собственным закономерностям система значений, которые можно охарактеризовать как картину мира, т.е. систему классификаций, обобщений, коннотаций, норм, отношений, которые выступают как своеобразная когнитивная матрица для всех носителей данного диалекта.

Следует отметить, что вопрос, выражает ли диалект национального языка собственную, уникальную картину мира, является дискуссионным. По нашему мнению, следует различать немецкие диалекты, которые существуют и развиваются в немецкоязычном пространстве, и островные диалекты немецкого языка, которые существуют в иноязычном окружении. Диалекты обоих типов, несомненно, отражают в своей лексической системе картину мира своих носителей, поскольку именно на лексику языка проецируется образ мира. Свидетельством этому служит огромное количество отличий в способах номинации в диалектах и в общенациональном языке. Однако эти отличия носят не системный характер, а затрагивают лишь отдельные фрагменты действительности, диалект не способен моделировать всю действительность. Диалекты дополняют друг друга и предельно конкретизируют общую языковую картину мира, которую передает немецкий язык во всей совокупности его вариантов. Косвенным доказательством этому может служить также тот факт, что немецкий язык сформировался как национальный язык на территории, на которой были распространены многие германские диалекты, и именно некоторая общность языка способствовала образованию единой нации с общим языком.

Островные диалекты занимают особое место среди немецких диалектов, поскольку они претерпевают совершенно иное развитие. Они подвергаются влиянию языка, в окружении которого они существуют. Следовательно, влияние другого языка накладывает отпечаток на всю систему диалекта, что проявляется на всех уровнях языковой системы. Однако сильные позиции языка-основы не позволяют другому языку кардинально изменить диалект. Именно сильные позиции немецкого диалекта-основы не позволяют ему полностью ассимилироваться с русским языком и соответственно с русской культурой.

Островной диалект как и культура российских немцев приобретает с течением времени некоторые черты картины мира языка окружения, но не ассимилируется полностью. Заимствования дополняют специфические черты картины мира, не меняя ее, поскольку в процессах номинации используются внутренние формы и образы, характерные как для других немецких диалектов, так и для немецкого языка в целом. Можно сказать, что носители диалекта, являясь билингвами, обладают сложной языковой картиной мира, объединяющей в себе элементы немецкой и русской языковых картин мира. Такое же параллельное развитие претерпевает и национальная самоидентификация. Это уже не те немецкие переселенцы, которые прибыли в Россию в 18 в, это уже скорее новая этническая формация, сохранившая базовые элементы и атрибуты культуры и воспринявшая элементы культуры нации-окружения.
Литература:

1. 
   Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. – М.: Прогресс, 1985. – 415 с.
   
2. 
   Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. – М.: ЧеРо, 2003. – 349 с.
   

Научное изучение диалектов этой национальной этнической группы населения началось в России только после Октябрьской революции, хотя попытки в этом отношении предпринимались и ранее, в том числе не только в России, но и в Германии, когда в 1913 году по инициативе профессора Марбургского университета Ф. Вредэ, руководившего работой над лингвистическим атласом Германии, преподаватель Саратовского университета А. Ф. Лонзингер и учитель из села Ягодная Поляна (в Поволжье) Й. Кромм разослали анкеты с 40 предложениями Г. Венкера в школы немецких поселений на Волге, на Украине, на Кавказе, в Крыму и на Урале, которые надлежало было заполнить средствами местного немецкого диалекта [Дингес 1925: 12].

Первая же научная публикация о немецких диалектах в России принадлежала перу профессора Грейфсвальдского университета В. фон Унверта. В 1917 году, во время первой мировой войны, профессор В. фон Унверт записал 40 предложений Г. Венкера, проинтервьюировав российских пленных из числа этнических немцев-россиян, выходцев из немецких колоний на Украине и в Поволжье, в лагере военнопленных Хольтхаузен (Вестфалия), что позволило ему собрать данные о различных немецких диалектах в России, о чем позднее он сделал сообщение, опубликованное в очередном выпуске «Трудов Прусской Академии наук» [Unwerth 1918]. Собранный В. фон Унвертом языковой материал позволил ему разработать первую классификацию немецких диалектов в России, а также провести идентификацию по принципу их исторического происхождения в Германии. Правда, эта попытка не могла быть успешной, так как за 100–150 лет своего бытования в России немецкие диалекты претерпели определенные изменения и приобрели – в результате характера расселения и последовавших перемещений на новые земли – в определенной мере смешанный характер.

Следует отметить, что это были лишь единичные описания. Серьезное, планомерное изучение немецких диалектов началось только после Первой мировой войны. Если раньше ученые интересовались историей и этнографией немецких поселений, то после 1917 года интерес исследователей переносится в плоскость лингвистики: в поле зрения попадают языковой строй диалектов и их классификация.

Начало изучению «островных» немецких диалектов в советской германистике было положено в 1920-х годах В. М. Жирмунским. Уже в самый ранний период своей научной деятельности он уделял значительное внимание изучению процессов смешения диалектов и проблемам социальной диалектологии [см. Байкова 2008: 27]. Для детального научного изучения немецких диалектов в Советском Союзе были созданы три исследовательских центра: первый (начало 1920-х гг.) – в Саратове под руководством профессора Г. Дингеса, который проводил исследования немецких диалектов Поволжья; второй (1924 г.) – в Ленинграде под руководством профессора В. М. Жирмунского, изучавшего немецкие диалекты под Ленинградом, в Воронеже, на Украине, в Крыму и на Кавказе; третий центр (1926 г.) – в Одессе под руководством А. Штрема, в задачи которого входило исследование немецких диалектов на Украине. Важная для целей немецкой диалектологии работа, начатая В. М. Жирмунским в Ленинграде, в 1930-е годы была приостановлена, так как рассматривалась властями как враждебная деятельность; многие исследователи немецких островных диалектов были арестованы и сосланы в Сибирь (Г. Дингес, Ф. Шиллер, А. Штрем). Фактически было разрушено целое направление в диалектологии и языкознании вообще.

В послевоенное время, с конца 1950-х годов, постепенно начали возрождаться исследования немецких диалектов в новых условиях их бытования, когда все они практически оказались в азиатской части России, в Казахстане и в республиках Средней Азии [Домашнев 2005: 764]. Одним из первых диалектологических центров стал Томский педагогический институт, где работал профессор А. Дульзон, благодаря которому началось описание немецких диалектов, сложившихся в XX веке в Западной Сибири и на Алтае. Основная же исследовательская работа начала проводиться лишь в 1960-е годы в Омске, где в этот период работал Г. Г. Едиг. Именно с этого времени можно говорить о восстановлении традиции изучения диалектов российских немцев.

1. 
   Байкова, О. В. Современное состояние немецких говоров Кировской области и особенности их системы вокализма [Текст] : монография / О. В. Байкова. – Киров : Изд-во ВятГГУ, 2008 – 222 с.
   
2. 
   Дингес, Г. К изучению говоров Поволжских немцев (Результаты, задачи, методы) [Текст] / Г. Дингес // Отдельные оттиски из журнала «Ученые записки» Саратовского госуниверситета. Т. 4. Вып. 3. – Саратов : Саргублит, 1925. – С. 9.
   
3. 
   Клаус, А. А. Наши колонии [Текст] : опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации в России. Вып. 1 / А. А. Клаус. – СПб. : Типография В. В. Нусвальта, 1868. – 516 с.
   
4. 
   Мордовцев, Д. Несколько слов о народности немецких колонистов Саратовской губернии [Текст] / Д. Мордовцев // Саратовские губернские ведомости. – 1858. – № 18. – С. 86–87 ; Саратовские губернские ведомости. – 1858. – № 19. – С. 94–95.
   
5. 
   Firmenich, J. M. Germaniens Völkerstimmen [Text] / J. M. Firmenich. Bd. 1-3. – Berlin : Akademie-Verlag, 1843. – 694 S.
   
6. 
   Unwerth, W. Proben deutsch-russischer Mundarten aus den Wolgakolonien und dem Gouvernement Cherson [Text] / Wolf von Unwerth // Abhandlungen der Preußischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-historische Klasse. – Berlin, 1918. – № 11 – S. 10–94.