Герменевтика: жизнь как целостный текст.
ЛИТЕРАТУРА:
Основная литература к семинарскому занятию:
-
Хрусталев Ю.М. Философия.: учебник для студ. М.: «Академия», 2008. C. 139-155
-
Губин В.Д. Философия: актуальные проблемы. Учебное пособие. М.2009.- 376 с.
-
Спиркин Философия. Учебник, 2009 г.-368 с.
-
Налетов И.З. Философия. Учебник. М. 2008.- 400с.
-
Философия. : учебно-методический комплекс для подготовки бакалавров в 2 ч.: часть I – М, 2010. – С88-114.
-
Философия. учебник 5-е издание под ред. В.Н. Лавриненко, 2011. – 561
-
Философия. учебник под ред. Л.А. Деминой.: М, 2012
-
Бессонов Б.Н. История и философия науки. М.2012 -394 с.
Дополнительная литература:
-
Зотов А.Ф., Мельвиль Ю.К. Буржуазная философия середины XIX - начала XX века. –М.: Высшая школа, 1988.- С. 32-43, 243-244,258-269, 294-301, 307-316, 429-445.
-
К.Маркс и Ф.Энгельс. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. – М.: Изд-во полит. лит., 1969. – с.36-54.
-
Маркс и Ф.Энгельс. Манифест коммунистической партии. М.: Изд-во полит. лит., 1979. – с.24-38.
-
Радугин А.А. Философия: курс лекций. -2-е изд., перераб. и доп.. –М.: Центр, 1997. – С.210-214.
-
Современная буржуазная философия. – М.: Высшая школа, 1978.- С.88-102.
-
Философия: учебник для высших учебных заведений/ отв. ред. 19. В.П. Кохановский. – Ростов н/Д.: изд-во "Феникс", 2000. – С.75, 80-84, 91-106.
INTERNET ресурсы к семинару:
Лавриненко В. Философия. Учебник. http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/lavr/08.php
Карл Маркс. http://esperanto-mv.pp.ru/Marksismo/index.html
Феноменология. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st054.shtml
А. Г. Зарубин. Философия экзистенциализма (проблема времени) http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/zarubin_philos_eczisten.htm
Герменевтика. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000000/st025.shtml
-
ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ ПОЗИТИВИЗМА
ТЕКСТ №1.
Первый позитивизм: О. Конт
Из кн.: А.Ф.Зотов, Ю.К. Мельвиль. Буржуазная философия середины ХIХ-начала ХХ века. - С. 32-43.
Первый позитивизм: О.Конт
§ 1. Позитивистское учение о мире и познании
Основная идея позитивизма состояла в том, что эра метафизики окончилась, началась эра положительного знания, эра позитивной философии. Поскольку наука опирается на законы и стремится к их открытию, то и Конт попытался обосновать свое учение несколькими сформулированными им законами.
Это прежде всего:
1) «закон трех стадий»,
2) закон постоянного подчинения воображения наблюдению,
3) энциклопедический закон, выражающийся в классификации наук*.
Согласно Конту, «закон трех стадий» прежде всего определяет те этапы, которые проходит человечество в своем умственном развитии, в своем стремлении познать окружающий мир.
Более того, Конт утверждает, что «каждая из наших главных концепций, каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три различных теоретических состояния... Другими словами, человеческий разум, в силу своей природы, в каждом из своих исследований пользуется последовательно тремя методами мышления, характер которых существенно различен и даже прямо противоположен: сначала методом теологическим, затем метафизическим, наконец, позитивным. Отсюда возникают три взаимно исключающих друг друга вида философии, или три общие системы воззрений на совокупность явлений; первая есть необходимый отправной пункт человеческого ума, третья — его определенное и окончательное состояние, вторая предназначена служить только переходной ступенью» (63, 2).
Итак, первая стадия — теологическая. Находясь на этой стадии своего духовного развития, человек стремится все явления объяснять вмешательством сверхъестественных сил, понимаемых по аналогии с ним самим: богов, духов, душ, ангелов, героев и т. п.
Вторая стадия — метафизическая. Для нее, как и для теологической стадии, характерно стремление достигнуть исчерпывающего абсолютного знания о мире. Но в отличие от первой стадии, объяснение явлений мира достигается не путем обращения к божественным началам и силам, а сводится к ссылке на различные выдуманные первосущности, якобы скрывающиеся позади мира явлений, позади всего того, что мы воспринимаем в опыте, основу которого они составляют. С этой точки зрения такими мнимыми сущностями можно считать воду у Фалеса, апейрон у Анаксимандра, воздух у Анаксимена, огонь у Гераклита, идеи у Платона, формы у Аристотеля и схоластов, субстанцию у Декарта и Спинозы, монады у Лейбница, «Я» у Фихте, «бессознательное» у Шеллинга, «вещь в себе» у Канта, абсолютный дух у Гегеля, а также материю у материалистов. В опыте мы воспринимаем деревья, камни, моря, горы, звезды, столы и стулья, но мы не воспринимаем субстанции, формы, сущности и идеи. По мнению Конта, мы их придумываем, чтобы создать видимость ответа на вопрос о первоначале, о природе всех вещей. Но сам-то этот вопрос по своей природе таков, что ответа на него не может быть дано. Все наше знание происходит из опыта и им же ограничено. У нас нет средств выйти за его пределы, и вопрос о том, что лежит в его основе или позади его, навсегда обречен остаться без ответа.
Метафизическая стадия мышления, согласно Конту, имеет определенные преимущества перед теологической. Она преодолевает теологическую стадию, означающую тупик для мысли. Она способствует тому, что мысль приобретает большую широту и незаметно подготавливается к истинно научной работе. Но все же Конт считает, что метафизика — это не более как деградировавшая теология. Коренная ошибка ее в том, что, как и теология, она стремится узнать абсолютные начала и причины всего, а поскольку это невозможно, она предается самым необузданным и бесплодным фантазиям.
Третья стадия — позитивная. Поднявшись на эту стадию, человечество оставляет безнадежные и бесплодные попытки познать первые и конечные причины, познать абсолютную природу или сущность всех вещей, т. е. отказывается и от теологических, и от метафизических вопросов и притязаний и устремляется по пути накопления положительного знания, получаемого частными науками. В гносеологическом плане это означает, что науки должны наблюдать и описывать то, что открывается в опыте, и формировать законы, понимаемые Контом как повторяющиеся связи и отношения между явлениями. Они служат нам для объяснения частных фактов и для предвидения будущих явлений. Но они остаются, так сказать, на поверхности, не проникают в сущность явлений и имеют значение только для явлений. Они отвечают на вопрос «как?», а не «почему?». Что касается философии, то, отбросив все свое метафизическое содержание, она сохраняет значение в качестве дисциплины, задача которой сводится к систематизации и объединению данных отдельных наук, приведению их к единству.
«Закон трех стадий» Конта подвергся серьезной критике даже со стороны представителей самого позитивистского течения. В частности, против него энергично возражал Г. Спенсер. Прежде всего указывалось на его фактическую ошибочность. В истории познания дело обстояло вовсе не так, как это изобразил Конт. Во-первых, в истории духовного развития человечества не было той смены трех стадий или состояний, о которых говорит Конт. Конт прав, может быть, только в том смысле, что до возникновения науки и философии преобладало мифологическое объяснение природных, да и социальных явлений. Но возникновение философии или метафизики вовсе не привело к отказу от мифов и теологии, так же как возникновение начатков научных знаний и складывание их в науку не означало отказа от попыток теологического и метафизического объяснения.
Во-вторых, неверно, что в каждом из своих исследований, каков бы ни был их предмет, человеческий разум проходит эти три состояния.
Кроме того, ошибочность закона трех стадий в том, что Конт обращает мало внимания на собственную теоретическую проблематику философии. Он выступает против ложного объяснения мира идеалистами с помощью идей, форм, монад и т. д. Однако он не видит того, что подчас в этих терминах выражалось, хотя и неадекватным образом, действительное знание или, по крайней мере, содержались догадки, имеющие рациональное зерно.
Конт выступает против учений о мнимых сущностях, и в этом он, конечно, прав. Но к ним он причисляет материалистическое учение, признание первичности и объективной реальности природы, материи.
«Закон трех стадий» на первый взгляд кажется эмпирическим (хотя и неверным) обобщением фактов. Однако критики сразу усмотрели его спекулятивную природу и совершенно явственные следы гегелевской «метафизики».
В самом деле, «закон трех стадий» Конт представляет как закон интеллектуального развития или прогресса человечества, он предписывает человеческому разуму те стадии, которые тот должен миновать, прежде чем прийти к окончательному состоянию. Эти три стадии сильно напоминают моменты гегелевской триады, которые необходимо сменяют друг друга.
Вместе с тем «закон трех стадий» все-таки нельзя считать законом развития, поскольку последняя позитивная стадия представляется Конту абсолютной. Ведь сам Конт пишет: «Позитивная философия, действительно, представляет собой окончательное состояние человеческого ума» (63, 5). Конт заявляет, что «в положительном состоянии человеческий дух сознает невозможность достижения абсолютных знаний, отказывается от исследования происхождения и назначения существующего мира и от познания внутренних причин явлений и стремится, правильно комбинируя рассуждения и наблюдения, к познанию действительных фактов явлений, т. е. их неизменных отношений последовательности и подобия. Объяснение явлений, приводимое к его действительным пределам, есть отныне только установление связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами, число которых уменьшается все более и более по мере прогресса науки» (36, 4).
Такого рода итог, действительно, представляется естественным пределом развития знания буржуазному утилитаристски ориентированному сознанию. Его носитель, буржуазный теоретик, как таковой поддерживает науку не ради познания мира, а лишь постольку, поскольку она поставляет технические системы, т. е. такие стандартизированные совокупности орудий и приемов деятельности, которые могут производить практически полезный результат. Именно здесь философия позитивизма опускается до уровня массового буржуазного сознания, поскольку она, с одной стороны, не вдохновляется больше никакими великими идеями и идеалами, а готова чуть ли не обожествить долгожданное и наконец достигнутое царство буржуазии, а с другой стороны, инстинктивно избегает идти в познании дальше, чем до явлений, чтобы не открыть за ними более глубокие и скрытые силы, могущие поставить под вопрос устойчивость существующего порядка. Но это, конечно, не законченный процесс, а только тенденция.
Справедливости ради надо сказать, что сам Конт не проходит этот путь буржуазного утилитаризма до логического конца. «Как бы ни были велики услуги, которые научные теории оказали промышленности... мы все же не должны забывать, что науки прежде всего имеют более прямое и возвышенное назначение: именно удовлетворение нашего ума в его основной потребности познавать законы явлений» (63, 25). Под это утверждение Конт подводит и определенную теоретическую базу: «Человек должен приступать к теоретическим исследованиям, совершенно не задаваясь какими бы то ни было практическими целями, ибо наши средства для открытия истины так слабы, что если мы их не сосредоточим исключительно на одной цели, на отыскании истины, а будем еще руководствоваться посторонним соображением: получать через нее непосредственную практическую пользу,— то мы почти никогда не будем в состоянии найти самую истину» (63,26).
Это и подобные утверждения Конта — не только определенное противоречие внутри его концепции, поскольку признание «изначальных стремлений человеческого духа» к познанию вполне в стиле поиска «первых причин», что строжайше запрещено «позитивным методом», но и выражение живого противоречия науки, развивающейся в условиях буржуазного общества: буржуа, конечно, не интересуют никакие «почему» относительно основ технологических процессов, хотя он и склонен вкладывать свои капиталы в прикладные исследования и разработки, сулящие видимый и скорый эффект — тем не менее техника и технология не могут долго питаться одними стихийными изобретениями. Все в большей степени возникают они из фундаментальных научных исследований объективных законов природы, из поиска механизмов природных процессов, из активного поискового эксперимента, ведомого смелыми гипотезами, порывающими с ограниченной научной и технической традицией, хотя в конечном счете и вырастающими из запросов, проблем и противоречий прошлого техники и науки. Противоречивость доктрины Конта — результат попыток метафизически мыслящего разума освоить диалектику объективного процесса саморазвития социальной (в том числе производственной) практики человечества.
Однако, пожалуй, в не меньшей степени отмеченное противоречие концепции Конта питалось и теми традициями французского энциклопедизма и просвещения, которые в 30-е годы были еще очень сильны в Европе. А ведь мыслители, подготавливавшие здесь буржуазную революцию, вовсе не были буржуазно ограниченными людьми!
Как же, согласно Конту, выглядит знание на позитивной стадии?
На третьей позитивной стадии полностью вступает в силу второй закон, закон подчинения воображения наблюдению, потому что именно наблюдение рассматривается Контом как универсальный метод приобретения знаний. Развитие же науки он понимает преимущественно как накопление полученных знаний, и прежде всего законов. Поскольку научное знание, по Конту, это эмпирическое, т. е. опытное, знание, а опыт не имеет никаких окончательных границ, а может расширяться беспредельно, то понятно, что ни о каком абсолютном, завершенном знании не может быть и речи. Конт рассматривает науку не как некоторое достигнутое состояние, а как непрерывный процесс движения от узкого, ограниченного, неполного знания к более полному и всестороннему. Иначе говоря, наука для него есть не что иное, как история познания человеком мира, познания основанного главным образом на наблюдении. Поскольку же наблюдать мы можем только явления или то, что дается нашим чувствам, то понятно, что научное знание не может проникнуть к предполагаемой основе явлений, не может иметь дело ни с их сущностью, ни с первыми, ни с конечными причинами. Поэтому по своему характеру научное знание является преимущественно описательным. Сам Конт говорит так: «Истинный позитивный дух состоит преимущественно в замене изучения первых или конечных причин явлений изучением их непреложных законов, другим словами,—в замене слова почему словом как» (63, 81).
С точки зрения диалектического материализма, закон есть некоторое глубинное отношение, он выражает существенную, необходимую связь явлений. С точки зрения Конта, закон выражает лишь внешнюю поверхностную, непосредственно наблюдаемую, т. е. чувственно воспринимаемую, связь явлений.
Вообще говоря, склонность сводить науку к описанию наблюдаемых явлений сама по себе возникла как некоторая тенденция задолго до Конта. Начало ее ведут иногда от знаменитой фразы Ньютона «гипотез не измышляю», от установки на то, чтобы основывать все выводы науки только на наблюдаемых и проверяемых фактах и избегать каких-либо объяснений, вводящих понятия, не имеющие чувственно воспринимаемого коррелята. Правда, это стремление никогда не осуществлялось полностью, но оно неизменно выдвигалось в противовес всевозможным спекуляциям натурфилософов. В нем можно усмотреть желание науки или ученых освободиться от ненаучных, догматических натурфилософских и иных напластований и твердо стать на свою собственную почву. Кроме того, этой тенденции к чистой описательности в XVIII в. немало способствовала потребность науки в накоплении фактов и классификации явлений природы, прежде всего органической. Но даже классификация растений Линнея не может рассматриваться как чисто эмпирическая и описательная. Она исходит из некоторых теоретических постулатов, например из положения о структурном сходстве близких объектов.
Эта тенденция, которой в реальной истории науки всегда противостояла другая, рационально-теоретическая и объяснительная, была выделена Контом и позитивизмом вообще как специфическая черта научного знания и противопоставлена объяснению как якобы метафизическому занятию.
Хотя законы рассматриваются Контом как независящие от человека и его сознания, вся его концепция научного знания тяготеет к феноменализму.
Почему? Да потому, что познание, по Конту, не идет далее того, что чувственно воспринимается, что лежит на поверхности. Эмпирический мир, который мы познаем, не имеет, так сказать, глубины, он весь находится на одной плоскости, плоскости чувственного восприятия. Поэтому в позитивизме Конта возникает двусмысленность: с одной стороны, познание имеет дело как будто с объективным миром, с другой стороны, этот мир, образно говоря, как бы не имеет третьего измерения.
О феноменализме Конта вполне откровенно говорит его ученик, другой видный позитивист, Дж. С. Милль, в своей работе «Огюст Конт и позитивизм». Милль пишет: «Основная доктрина истинной философии, по мнению Конта, равно как и характер его определения позитивной философии, может быть кратко выражена таким образом: мы познаем одни только феномены, да и знание наше о феноменах относительно, а не абсолютно. Мы не знаем ни сущности, ни даже действительного способа возникновения ни одного факта: мы знаем только отношения последовательности или сходства фактов друг к другу. Эти отношения постоянны, т. е. всегда одни и те же при одних и тех же обстоятельствах. Постоянные сходства, связывающие явления между собой, и постоянная последовательность, объединяющая их в виде предшествующих и последующих,— называются законами этих явлений. Законы явлений — вот все, что мы знаем относительно явлений. Сущность их природы и их первичные, деятельные или конечные причины остаются нам неизвестными и для нас недоступными» (49, 7).
И немного далее он добавляет: смысл, который хотят навязать слову «положительный», с меньшей точностью мог бы быть передан с объективной стороны термином «феноменальный» (49, 7).
Таков характер науки. Что касается ее гносеологических функций, которые, вообще говоря, состоят в описании, объяснении и предвидении, то объяснению Конт придает минимальное значение. Это ясно из замены вопроса «почему?» вопросом «как?». Место объяснения занимает у него описание. Но главную функцию науки Конт видит в предвидении. «Таким образом,— говорит он,— истинное положительное мышление заключается преимущественно в способности видеть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти, согласно общему положению о неизменности естественных законов» (37, 19).
Именно в предвидении будущего Конт усматривает и социальную функцию науки, особенно поскольку она изучает общественные явления. Но к этому вопросу мы еще вернемся.
Каково же строение научного знания в целом? Отвечая на этот вопрос, Конт предлагает свою классификацию наук. При этом он, бесспорно, дал кое-что новое и ценное. Конт отвергает бэконовский принцип классификации в зависимости от различных познавательных способностей человека (рассудок, память и воображение). Он выдвигает куда более плодотворную идею, согласно которой все эти способности применяются одновременно и во всех науках. Сам он предлагает более объективный и научный принцип разделения наук в зависимости от их предмета, от характера их содержания. Это, конечно, вполне правильный подход к классификации наук и шаг вперед в этом вопросе. Если опустить детали, то основная классификация, предлагаемая Контом, будет выглядеть так.
1. Математика.
2. Астрономия.
3. Физика.
4. Химия.
5. Физиология.
6. Социальная физика (социология).
7. Мораль.
При построении этой таблицы Контом был использован ряд принципов. Прежде всего это движение от простого к сложному. Второй принцип — движение от абстрактного к конкретному. Третий принцип — от древнего к новому, т. е. принцип соответствия ходу исторического возникновения и развития наук.
Конт указывает на еще одну черту этой классификации, а именно на то, что она определяет совершенство наук, точность даваемого ими знания.
Несмотря на очевидные достоинства этой классификации, она обнаруживает один существенный недостаток: ориентацию преимущественно на естественные науки. Хотя в нее включены будущая наука о законах общественной жизни вообще — социология и впоследствии добавлена мораль, все же в ней не находится места для собственно гуманитарных наук, и прежде всего для истории во всех ее разновидностях.
Кроме того, в классификации Конта отсутствует наука логика, значение которой он явно недооценивал, полагая, что она может быть сведена к математике. В классификации нет места и для психологии. Иными словами, образцом науки для позитивизма остается естествознание. Его методы и приемы переносятся на общественные и собственно гуманитарные науки, специфика которых никак не учитывается. Эта особенность составила специфическую ограниченность позитивистского метода, которая вызвала в дальнейшем резкую критику со стороны неокантианцев и философов жизни.
Какую же роль играет сама философия? Особого места в иерархии наук Конт ей не отвел. Чем же она должна заниматься? Очевидно, по материалу тем же, чем и другие науки. Однако материал она должна не добывать самостоятельно, а получать от других наук. Задача позитивной философии — охватить совокупность данных наук. Но она должна представлять собой не их механическую сумму, а систему однородной науки. Конт не считал возможным свести одну науку к другой, скажем, химию к физике,— в этом смысле он не был редукционистом. Точно так же он не считал возможным вывести все наше знание из какого-либо одного принципа или закона. Однако он видел общую цель позитивной философии в том, чтобы 1) привести присущие разным наукам принципы и законы к наименьшему числу законоположений и 2) привести в одну систему однородной науки всю совокупность наших позитивных знаний.
Но если науки по содержанию своему качественно различны, то как можно говорить об однородной науке? Очевидно, только в одном смысле, а именно в смысле метода, которым все науки пользуются. Такова и была точка зрения Конта.
Метод рассматривается Контом двояко: в психологическом плане — как система интеллектуальных привычек, а в гносеологическом плане — как наблюдение, эксперимент, сравнение; Конт считает невозможным изучение метода вне изучения того, как он применяется в конкретных исследованиях: в астрономии — наблюдение, в физике и химии — эксперимент, в биологии— сравнительный метод. Применительно к обществу сравнительный метод становится методом историческим. Иначе говоря, законы, открываемые социологией, должны учитывать и фактор времени, что не имеет места в случае законов астрономии или физики.
В арсенале научного метода, согласно Конту, имеются индукция, дедукция и гипотеза. Последнюю он называет «могущественным орудием» развития научного знания. Однако он выдвигает ограничительное требование: «Придумывать только такие гипотезы, которые по самой своей природе допускали хотя бы и более или менее отдаленную, но всегда до очевидности неизбежную положительную проверку...» (37, 20).
Философия должна изучать общие научные положения, системы понятий и методы частных наук. Короче говоря, философия должна быть целостной системой общих положений частных наук, представленной дедуктивно.
Однако, как мы видели, понимание науки и научного познания Контом, несмотря на наличие в нем некоторых правильных положений, является в принципе антиматериалистическим. Сам Конт говорит об этом весьма недвусмысленно: «Позитивизм глубоко противоположен материализму не только по своему философскому характеру, но и по своему политическому назначению» (63, 85). В частности, позитивизм «несовместим с горделивыми мечтаниями туманного атеизма о создании вселенной, о происхождении животных и т. д.» (63, 85).
Весьма показательно отношение позитивизма к религии. Оно в высшей степени лояльно. Единственное требование Конта состоит в том, чтобы религия не вмешивалась в дела позитивных наук, в сферу действия естественных законов. «Позитивный вид мышления,— говорит Милль,— отнюдь не отрицает сверхъестественного, он только относит этот вопрос к началу всех вещей. Если вселенная имела начало, то это начало в силу самих условий явления было сверхъестественно: законы природы не могут объяснить своего собственного происхождения...
Позитивная философия утверждает, что в существующем порядке вселенной, или, вернее, в известной нам ее части, причины, непосредственно определяющие каждое явление, никогда не бывают сверхъестественными, но всегда естественны. С этим принципом, однако, вполне примиримо верование, что вселенная была создана и даже,— что она продолжает управляться разумом, если только мы допустим, что разумный правитель придерживается точных законов, которые изменяются или уничтожаются только другими законами той же самой природы, но никогда не нарушаются ни по капризу, ни по предусмотрению» (49, 14—15).
Таким образом, предметом позитивной философии, по Конту, являются:
1) Изучение общих научных положений, исследование взаимных отношений и связей наук друг с другом в качестве противодействия далеко идущей специализации и создание системы однородной науки;
2) Изучение логических законов человеческого разума;
3) Изучение хода работы человеческого разума по пути исследования.
-
ФИЛОСОФИЯ К. МАРКСА И ЕГО ОСНОВНЫЕ ИДЕИ
ТEKCT №2.
Карл Маркс
К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Предисловие
http://esperanto-mv.pp.ru/Marksismo/index.html
|
Я рассматриваю систему буржуазной экономики в следующем порядке: капитал, земельная собственность, наемный труд, государство, внешняя торговля, мировой рынок. Под первыми тремя рубриками я исследую экономические условия жизни трех больших классов, на которые распадается современное буржуазное общество; взаимная связь трех других рубрик очевидна. Первый отдел первой книги, трактующей о капитале, состоит из следующих глав: 1) товар, 2) деньги, или простое обращение, 3) капитал вообще. Первые две главы составляют содержание настоящего выпуска. Весь материал лежит предо мной в форме монографий, которые были написаны с большими перерывами в различные периоды не для печати, а для уяснения вопросов самому себе; последовательная обработка этих монографий по указанному плану будет зависеть от внешних обстоятельств. Общее введение, которое я было набросал, я опускаю, так как по более основательном размышлении решил, что всякое предвосхищение выводов, которые еще только должны быть доказаны, может помешать, а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему. Однако некоторые замечания о ходе моих собственных политико-экономических занятий представляются мне здесь уместными.
Моим специальным предметом была юриспруденция, которую, однако, я изучал лишь как подчиненную дисциплину наряду с философией и историей. В 1842—1843 гг. мне как редактору «Rheinische Zeitung» пришлось впервые высказываться о так называемых материальных интересах, и это поставило меня в затруднительное положение. Обсуждение в рейнском ландтаге вопросов о краже леса и дроблении земельной собственности, официальная полемика, в которую г-н фон Шапер, тогдашний обер-президент Рейнской провинции, вступил с «Rheinische Zeitung» относительно положения мозельских крестьян, наконец, дебаты о свободе торговли и покровительственных пошлинах дали первые толчки моим занятиям экономическими вопросами.
С другой стороны, в это время, когда благое желание «идти вперед» во много раз превышало знание предмета, в «Rheinische Zeitung» послышались отзвуки французского социализма и коммунизма со слабой философской окраской. Я высказался против этого дилетантства, по вместе с тем в полемике с аугсбургской «Аllgemeine Zeitung» откровенно признался, что мои тогдашние знания не позволяли мне отважиться па какое-либо суждение о самом содержании французских направлении. Тем с большей охотой я воспользовался иллюзией руководителей «Rheinische Zeitung», которые надеялись более умеренной позицией добиться отмены вынесенного ей смертного приговора, чтобы удалиться с общественной арены в учебную комнату. Первая работа, которую я предпринял для разрешения обуревавших меня сомнений, был критический разбор гегелевской философии права; введение к этой работе появилось в 1844 г. в издававшемся в Париже «Deutsch-Franzosische Jahrbucher». Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжал в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г-на Гизо о моей высылке из Парижа .
Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.
Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.
На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение.
Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы. для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше. чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества.
Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления.
В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации.
Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества.
Фридрих Энгельс, с которым я со времени появления его гениальных набросков к критике экономических категорий (в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher») поддерживал постоянный письменный обмен мнениями, пришел другим путем к тому же результату, что и я (ср. его «Положение рабочего класса в Англии»); и когда весной 1845 г. он также поселился в Брюсселе, мы решили сообща разработать наши взгляды в противоположность идеологическим взглядам немецкой философии, в сущности свести счеты с нашей прежней философской совестью. Это намерение было осуществлено в форме критики послегегелевской философии.
Рукопись — в объеме двух толстых томов в восьмую долю листа — давно уже прибыла на место издания в Вестфалию, когда нас известили, что изменившиеся обстоятельства делают ее напечатание невозможным. Мы тем охотнее предоставили рукопись грызущей критике мышей, что наша главная цель — уяснение дела самим себе — была достигнута. Из отдельных работ, в которых мы в то время с той или иной стороны изложили наши взгляды публике, я упомяну лишь написанный совместно Энгельсом и мной «Манифест Коммунистической партии» и опубликованную мной «Речь о свободе торговли». Решающие пункты наших воззрений были впервые научно изложены, хотя только в полемической форме, в моей работе «Нищета философии», выпущенной в 1847 г. и направленной против Прудона. Февральская революция и последовавшее в связи с ней насильственное удаление меня из Бельгии прервали печатание написанной на немецком языке работы о «Наемном труде», в которой я собрал лекции, читанные мною в Немецком рабочем обществе в Брюсселе.
Издание «Nеuе Reichnische Zeitung» в 1848 и 1849 гг. и последовавшие затем события прервали мои экономические занятия, которые я смог возобновить только в 1850 г. в Лондоне. Огромный материал по истории политической экономии, собранный в Британском музее, то обстоятельство, что Лондон представляет собой удобный наблюдательный пункт для изучения буржуазного общества, наконец, новая стадия развития, в которую последнее, казалось, вступило с открытием калифорнийского и австралийского золота,— все это побудило меня приняться за изучение предмета с начала и критически переработать новый материал. Эти занятия приводили, отчасти сами собой, к вопросам на первый взгляд совершенно не относящимся к предмету, но на которых я должен был останавливаться более или менее продолжительное время.Но особенно сокращалось имевшееся в моем распоряжении время вследствие настоятельной необходимости работать ради хлеба насущного. Мое теперь уже восьмилетнее сотрудничество в «New-York Daily Tribune», первой англо-американской газете (собственно газетные корреспонденции я пишу только в виде исключения), делало необходимым чрезвычайно частые перерывы в моих научных занятиях.
Однако статьи о выдающихся экономических событиях в Англии и на континенте составляли настолько значительную часть моей работы для газеты, что я принужден был познакомиться с практическими деталями, лежащими за пределами собственно науки политической экономии .
Эти заметки о ходе моих занятий в области политической экономии должны лишь показать, что мои взгляды, как бы о них ни судили и как бы мало они ни согласовались с эгоистическими предрассудками господствующих классов, составляют результат добросовестных и долголетних исследований. А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда;Здесь страх не должен подавать совета»
(Данте «Божественная комедия»).
|
Лондон, январь 1859г.
|
ТЕКСТ № 3.
Достарыңызбен бөлісу: