Тгасу методические указания тема №2 западноевропейская философия XIX-XX веков томск 2012


Особенности второго позитивизма (махизм, или эмпириокритицизм)



бет2/5
Дата24.07.2016
өлшемі428 Kb.
#219814
түріМетодические указания
1   2   3   4   5

Особенности второго позитивизма (махизм, или эмпириокритицизм)


  • Основные идеи неопозитивизм.

  • Критический рационализм К. Поппера.

  • Теория общественно-экономических формаций К.Маркса.

  • Категория практики в философии К.Маркса.

  • Роль практики в философии К.Маркса.

  • Причины и следствия кризиса философского рационализма XIX-нач. XX в

  • Проблема человека в экзистенциализме.

  • Герменевтика: жизнь как целостный текст.

    ЛИТЕРАТУРА:
    Основная литература к семинарскому занятию:


    1. Хрусталев Ю.М. Философия.: учебник для студ. М.: «Академия», 2008. C. 139-155

    2. Губин В.Д. Философия: актуальные проблемы. Учебное пособие. М.2009.- 376 с.

    3. Спиркин Философия. Учебник, 2009 г.-368 с.

    4. Налетов И.З. Философия. Учебник. М. 2008.- 400с.

    5. Философия. : учебно-методический комплекс для подготовки бакалавров в 2 ч.: часть I – М, 2010. – С88-114.

    6. Философия. учебник 5-е издание под ред. В.Н. Лавриненко, 2011. – 561

    7. Философия. учебник под ред. Л.А. Деминой.: М, 2012

    8. Бессонов Б.Н. История и философия науки. М.2012 -394 с.


    Дополнительная литература:


    1. Зотов А.Ф., Мельвиль Ю.К. Буржуазная философия середины XIX - начала XX века. –М.: Высшая школа, 1988.- С. 32-43, 243-244,258-269, 294-301, 307-316, 429-445.

    2. К.Маркс и Ф.Энгельс. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. – М.: Изд-во полит. лит., 1969. – с.36-54.

    3. Маркс и Ф.Энгельс. Манифест коммунистической партии. М.: Изд-во полит. лит., 1979. – с.24-38.

    4. Радугин А.А. Философия: курс лекций. -2-е изд., перераб. и доп.. –М.: Центр, 1997. – С.210-214.

    5. Современная буржуазная философия. – М.: Высшая школа, 1978.- С.88-102.

    6. Философия: учебник для высших учебных заведений/ отв. ред. 19. В.П. Кохановский. – Ростов н/Д.: изд-во "Феникс", 2000. – С.75, 80-84, 91-106.


    INTERNET ресурсы к семинару:

    Лавриненко В. Философия. Учебник. http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/lavr/08.php

    Карл Маркс. http://esperanto-mv.pp.ru/Marksismo/index.html

    Феноменология. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st054.shtml

    А. Г. Зарубин. Философия экзистенциализма (проблема времени) http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/zarubin_philos_eczisten.htm


    Герменевтика. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000000/st025.shtml


    1. ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ ПОЗИТИВИЗМА

    ТЕКСТ №1.

    Первый позитивизм: О. Конт

    Из кн.: А.Ф.Зотов, Ю.К. Мельвиль. Буржуазная философия середины ХIХ-начала ХХ века. - С. 32-43.

    Первый позитивизм: О.Конт

    § 1. Позитивистское учение о мире и познании

    Основная идея позитивизма состояла в том, что эра метафизики окончилась, началась эра положительного знания, эра позитивной философии. Поскольку наука опирается на законы и стремится к их открытию, то и Конт попытался обосновать свое учение несколькими сформулированными им законами.

    Это прежде всего:

    1) «закон трех стадий»,

    2) закон постоянного подчинения воображения на­блюдению,

    3) энциклопедический закон, выражающийся в классификации наук*.

    Согласно Конту, «закон трех стадий» прежде всего определяет те этапы, которые проходит человечество в своем умственном развитии, в своем стремлении по­знать окружающий мир.

    Более того, Конт утверждает, что «каждая из на­ших главных концепций, каждая отрасль наших зна­ний последовательно проходит три различных теоре­тических состояния... Другими словами, человеческий разум, в силу своей природы, в каждом из своих ис­следований пользуется последовательно тремя метода­ми мышления, характер которых существенно разли­чен и даже прямо противоположен: сначала методом теологическим, затем метафизическим, наконец, пози­тивным. Отсюда возникают три взаимно исключающих друг друга вида философии, или три общие системы воззрений на совокупность явлений; первая есть необ­ходимый отправной пункт человеческого ума, третья — его определенное и окончательное состояние, вторая предназначена служить только переходной ступенью» (63, 2).

    Итак, первая стадия — теологическая. Находясь на этой стадии своего духовного развития, человек стре­мится все явления объяснять вмешательством сверхъ­естественных сил, понимаемых по аналогии с ним са­мим: богов, духов, душ, ангелов, героев и т. п.

    Вторая стадия — метафизическая. Для нее, как и для теологической стадии, характерно стремление до­стигнуть исчерпывающего абсолютного знания о мире. Но в отличие от первой стадии, объяснение явлений мира достигается не путем обращения к божествен­ным началам и силам, а сводится к ссылке на различ­ные выдуманные первосущности, якобы скрывающие­ся позади мира явлений, позади всего того, что мы вос­принимаем в опыте, основу которого они составляют. С этой точки зрения такими мнимыми сущностями можно считать воду у Фалеса, апейрон у Анаксимандра, воздух у Анаксимена, огонь у Гераклита, идеи у Платона, формы у Аристотеля и схоластов, субстанцию у Декарта и Спинозы, монады у Лейбница, «Я» у Фихте, «бессознательное» у Шеллинга, «вещь в себе» у Канта, абсолютный дух у Гегеля, а также материю у материалистов. В опыте мы воспринимаем деревья, камни, моря, горы, звезды, столы и стулья, но мы не воспринимаем субстанции, формы, сущности и идеи. По мнению Конта, мы их придумываем, чтобы создать видимость ответа на вопрос о первоначале, о природе всех вещей. Но сам-то этот вопрос по своей природе таков, что ответа на него не может быть дано. Все наше знание происходит из опыта и им же ограниче­но. У нас нет средств выйти за его пределы, и вопрос о том, что лежит в его основе или позади его, навсегда обречен остаться без ответа.

    Метафизическая стадия мышления, согласно Конту, имеет определенные преимущества перед теологи­ческой. Она преодолевает теологическую стадию, оз­начающую тупик для мысли. Она способствует тому, что мысль приобретает большую широту и незаметно подготавливается к истинно научной работе. Но все же Конт считает, что метафизика — это не более как деградировавшая теология. Коренная ошибка ее в том, что, как и теология, она стремится узнать абсо­лютные начала и причины всего, а поскольку это не­возможно, она предается самым необузданным и бес­плодным фантазиям.

    Третья стадия — позитивная. Поднявшись на эту стадию, человечество оставляет безнадежные и бес­плодные попытки познать первые и конечные причины, познать абсолютную природу или сущность всех ве­щей, т. е. отказывается и от теологических, и от мета­физических вопросов и притязаний и устремляется по пути накопления положительного знания, получаемого частными науками. В гносеологическом плане это оз­начает, что науки должны наблюдать и описывать то, что открывается в опыте, и формировать законы, по­нимаемые Контом как повторяющиеся связи и отно­шения между явлениями. Они служат нам для объ­яснения частных фактов и для предвидения буду­щих явлений. Но они остаются, так сказать, на по­верхности, не проникают в сущность явлений и имеют значение только для явлений. Они отвечают на вопрос «как?», а не «почему?». Что касается философии, то, отбросив все свое метафизическое содержание, она со­храняет значение в качестве дисциплины, задача которой сводится к систематизации и объединению дан­ных отдельных наук, приведению их к единству.

    «Закон трех стадий» Конта подвергся серьезной критике даже со стороны представителей самого по­зитивистского течения. В частности, против него энер­гично возражал Г. Спенсер. Прежде всего указыва­лось на его фактическую ошибочность. В истории по­знания дело обстояло вовсе не так, как это изобразил Конт. Во-первых, в истории духовного развития чело­вечества не было той смены трех стадий или состоя­ний, о которых говорит Конт. Конт прав, может быть, только в том смысле, что до возникновения науки и философии преобладало мифологическое объяснение природных, да и социальных явлений. Но возникнове­ние философии или метафизики вовсе не привело к от­казу от мифов и теологии, так же как возникновение начатков научных знаний и складывание их в науку не означало отказа от попыток теологического и ме­тафизического объяснения.

    Во-вторых, неверно, что в каждом из своих иссле­дований, каков бы ни был их предмет, человеческий разум проходит эти три состояния.

    Кроме того, ошибочность закона трех стадий в том, что Конт обращает мало внимания на собственную теоретическую проблематику философии. Он выступа­ет против ложного объяснения мира идеалистами с по­мощью идей, форм, монад и т. д. Однако он не видит того, что подчас в этих терминах выражалось, хотя и неадекватным образом, действительное знание или, по крайней мере, содержались догадки, имеющие рацио­нальное зерно.

    Конт выступает против учений о мнимых сущно­стях, и в этом он, конечно, прав. Но к ним он причис­ляет материалистическое учение, признание первично­сти и объективной реальности природы, материи.

    «Закон трех стадий» на первый взгляд кажется эм­пирическим (хотя и неверным) обобщением фактов. Однако критики сразу усмотрели его спекулятивную природу и совершенно явственные следы гегелевской «метафизики».

    В самом деле, «закон трех стадий» Конт представ­ляет как закон интеллектуального развития или прог­ресса человечества, он предписывает человеческому разуму те стадии, которые тот должен миновать, прежде чем прийти к окончательному состоянию. Эти три стадии сильно напоминают моменты гегелевской триады, которые необходимо сменяют друг друга.

    Вместе с тем «закон трех стадий» все-таки нельзя считать законом развития, поскольку последняя пози­тивная стадия представляется Конту абсолютной. Ведь сам Конт пишет: «Позитивная философия, дей­ствительно, представляет собой окончательное состоя­ние человеческого ума» (63, 5). Конт заявляет, что «в положительном состоянии человеческий дух сознает невозможность достижения абсолютных знаний, отка­зывается от исследования происхождения и назначе­ния существующего мира и от познания внутренних причин явлений и стремится, правильно комбинируя рассуждения и наблюдения, к познанию действитель­ных фактов явлений, т. е. их неизменных отношений последовательности и подобия. Объяснение явлений, приводимое к его действительным пределам, есть от­ныне только установление связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими факта­ми, число которых уменьшается все более и более по мере прогресса науки» (36, 4).

    Такого рода итог, действительно, представляется естественным пределом развития знания буржуазному утилитаристски ориентированному сознанию. Его но­ситель, буржуазный теоретик, как таковой поддержи­вает науку не ради познания мира, а лишь постольку, поскольку она поставляет технические системы, т. е. такие стандартизированные совокупности орудий и приемов деятельности, которые могут производить практически полезный результат. Именно здесь философия позитивизма опускается до уровня массового буржуазного сознания, поскольку она, с одной стороны, не вдохновляется больше никакими великими идеями и идеалами, а готова чуть ли не обожествить долгожданное и наконец достигнутое царство буржуа­зии, а с другой стороны, инстинктивно избегает идти в познании дальше, чем до явлений, чтобы не открыть за ними более глубокие и скрытые силы, могущие по­ставить под вопрос устойчивость существующего по­рядка. Но это, конечно, не законченный процесс, а только тенденция.

    Справедливости ради надо сказать, что сам Конт не проходит этот путь буржуазного утилитаризма до логического конца. «Как бы ни были велики услуги, которые научные теории оказали промышленности... мы все же не должны забывать, что науки прежде все­го имеют более прямое и возвышенное назначение: именно удовлетворение нашего ума в его основной по­требности познавать законы явлений» (63, 25). Под это утверждение Конт подводит и определенную тео­ретическую базу: «Человек должен приступать к тео­ретическим исследованиям, совершенно не задаваясь какими бы то ни было практическими целями, ибо на­ши средства для открытия истины так слабы, что ес­ли мы их не сосредоточим исключительно на одной це­ли, на отыскании истины, а будем еще руководство­ваться посторонним соображением: получать через нее непосредственную практическую пользу,— то мы поч­ти никогда не будем в состоянии найти самую исти­ну» (63,26).

    Это и подобные утверждения Конта — не только определенное противоречие внутри его концепции, по­скольку признание «изначальных стремлений челове­ческого духа» к познанию вполне в стиле поиска «пер­вых причин», что строжайше запрещено «позитивным методом», но и выражение живого противоречия нау­ки, развивающейся в условиях буржуазного общества: буржуа, конечно, не интересуют никакие «почему» от­носительно основ технологических процессов, хотя он и склонен вкладывать свои капиталы в прикладные исследования и разработки, сулящие видимый и ско­рый эффект — тем не менее техника и технология не могут долго питаться одними стихийными изобрете­ниями. Все в большей степени возникают они из фун­даментальных научных исследований объективных за­конов природы, из поиска механизмов природных про­цессов, из активного поискового эксперимента, ведо­мого смелыми гипотезами, порывающими с ограничен­ной научной и технической традицией, хотя в конечном счете и вырастающими из запросов, проблем и проти­воречий прошлого техники и науки. Противоречивость доктрины Конта — результат попыток метафизически мыслящего разума освоить диалектику объективного процесса саморазвития социальной (в том числе про­изводственной) практики человечества.

    Однако, пожалуй, в не меньшей степени отмечен­ное противоречие концепции Конта питалось и теми традициями французского энциклопедизма и просве­щения, которые в 30-е годы были еще очень сильны в Европе. А ведь мыслители, подготавливавшие здесь буржуазную революцию, вовсе не были буржуазно ог­раниченными людьми!

    Как же, согласно Конту, выглядит знание на пози­тивной стадии?

    На третьей позитивной стадии полностью вступает в силу второй закон, закон подчинения воображения наблюдению, потому что именно наблюдение рассмат­ривается Контом как универсальный метод приобрете­ния знаний. Развитие же науки он понимает преиму­щественно как накопление полученных знаний, и прежде всего законов. Поскольку научное знание, по Конту, это эмпирическое, т. е. опытное, знание, а опыт не имеет никаких окончательных границ, а может рас­ширяться беспредельно, то понятно, что ни о каком абсолютном, завершенном знании не может быть и речи. Конт рассматривает науку не как некоторое до­стигнутое состояние, а как непрерывный процесс дви­жения от узкого, ограниченного, неполного знания к более полному и всестороннему. Иначе говоря, наука для него есть не что иное, как история познания чело­веком мира, познания основанного главным образом на наблюдении. Поскольку же наблюдать мы можем только явления или то, что дается нашим чувствам, то понятно, что научное знание не может проникнуть к предполагаемой основе явлений, не может иметь дело ни с их сущностью, ни с первыми, ни с конечными при­чинами. Поэтому по своему характеру научное знание является преимущественно описательным. Сам Конт говорит так: «Истинный позитивный дух состоит преи­мущественно в замене изучения первых или конечных причин явлений изучением их непреложных законов, другим словами,—в замене слова почему словом как» (63, 81).

    С точки зрения диалектического материализма, за­кон есть некоторое глубинное отношение, он выража­ет существенную, необходимую связь явлений. С точ­ки зрения Конта, закон выражает лишь внешнюю по­верхностную, непосредственно наблюдаемую, т. е. чув­ственно воспринимаемую, связь явлений.

    Вообще говоря, склонность сводить науку к описа­нию наблюдаемых явлений сама по себе возникла как некоторая тенденция задолго до Конта. Начало ее ве­дут иногда от знаменитой фразы Ньютона «гипотез не измышляю», от установки на то, чтобы основывать все выводы науки только на наблюдаемых и проверяемых фактах и избегать каких-либо объяснений, вводящих понятия, не имеющие чувственно воспринимаемого коррелята. Правда, это стремление никогда не осу­ществлялось полностью, но оно неизменно выдвига­лось в противовес всевозможным спекуляциям натур­философов. В нем можно усмотреть желание науки или ученых освободиться от ненаучных, догматиче­ских натурфилософских и иных напластований и твер­до стать на свою собственную почву. Кроме того, этой тенденции к чистой описательности в XVIII в. немало способствовала потребность науки в накоплении фак­тов и классификации явлений природы, прежде всего органической. Но даже классификация растений Лин­нея не может рассматриваться как чисто эмпирическая и описательная. Она исходит из некоторых теоретиче­ских постулатов, например из положения о структур­ном сходстве близких объектов.

    Эта тенденция, которой в реальной истории науки всегда противостояла другая, рационально-теоретиче­ская и объяснительная, была выделена Контом и по­зитивизмом вообще как специфическая черта научно­го знания и противопоставлена объяснению как яко­бы метафизическому занятию.

    Хотя законы рассматриваются Контом как незави­сящие от человека и его сознания, вся его концепция научного знания тяготеет к феноменализму.

    Почему? Да потому, что познание, по Конту, не идет далее того, что чувственно воспринимается, что лежит на поверхности. Эмпирический мир, который мы познаем, не имеет, так сказать, глубины, он весь на­ходится на одной плоскости, плоскости чувственного восприятия. Поэтому в позитивизме Конта возникает двусмысленность: с одной стороны, познание имеет дело как будто с объективным миром, с другой сторо­ны, этот мир, образно говоря, как бы не имеет треть­его измерения.

    О феноменализме Конта вполне откровенно гово­рит его ученик, другой видный позитивист, Дж. С. Милль, в своей работе «Огюст Конт и позитивизм». Милль пишет: «Основная доктрина истинной филосо­фии, по мнению Конта, равно как и характер его опре­деления позитивной философии, может быть кратко выражена таким образом: мы познаем одни только феномены, да и знание наше о феноменах относитель­но, а не абсолютно. Мы не знаем ни сущности, ни даже действительного способа возникновения ни одного факта: мы знаем только отношения последовательно­сти или сходства фактов друг к другу. Эти отношения постоянны, т. е. всегда одни и те же при одних и тех же обстоятельствах. Постоянные сходства, связываю­щие явления между собой, и постоянная последова­тельность, объединяющая их в виде предшествующих и последующих,— называются законами этих явлений. Законы явлений — вот все, что мы знаем относительно явлений. Сущность их природы и их первичные, дея­тельные или конечные причины остаются нам неиз­вестными и для нас недоступными» (49, 7).

    И немного далее он добавляет: смысл, который хо­тят навязать слову «положительный», с меньшей точ­ностью мог бы быть передан с объективной стороны термином «феноменальный» (49, 7).

    Таков характер науки. Что касается ее гносеологи­ческих функций, которые, вообще говоря, состоят в описании, объяснении и предвидении, то объяснению Конт придает минимальное значение. Это ясно из за­мены вопроса «почему?» вопросом «как?». Место объ­яснения занимает у него описание. Но главную функ­цию науки Конт видит в предвидении. «Таким обра­зом,— говорит он,— истинное положительное мышле­ние заключается преимущественно в способности ви­деть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти, согласно об­щему положению о неизменности естественных зако­нов» (37, 19).

    Именно в предвидении будущего Конт усматривает и социальную функцию науки, особенно поскольку она изучает общественные явления. Но к этому вопросу мы еще вернемся.

    Каково же строение научного знания в целом? От­вечая на этот вопрос, Конт предлагает свою классифи­кацию наук. При этом он, бесспорно, дал кое-что но­вое и ценное. Конт отвергает бэконовский принцип классификации в зависимости от различных познава­тельных способностей человека (рассудок, память и воображение). Он выдвигает куда более плодотворную идею, согласно которой все эти способности применя­ются одновременно и во всех науках. Сам он предла­гает более объективный и научный принцип разделе­ния наук в зависимости от их предмета, от характера их содержания. Это, конечно, вполне правильный подход к классификации наук и шаг вперед в этом воп­росе. Если опустить детали, то основная классифика­ция, предлагаемая Контом, будет выглядеть так.

    1. Математика.

    2. Астрономия.

    3. Физика.

    4. Химия.

    5. Физиология.

    6. Социальная физика (социология).

    7. Мораль.

    При построении этой таблицы Контом был исполь­зован ряд принципов. Прежде всего это движение от простого к сложному. Второй принцип — движение от абстрактного к конкретному. Третий принцип — от древнего к новому, т. е. принцип соответствия ходу ис­торического возникновения и развития наук.

    Конт указывает на еще одну черту этой классифи­кации, а именно на то, что она определяет совершен­ство наук, точность даваемого ими знания.

    Несмотря на очевидные достоинства этой класси­фикации, она обнаруживает один существенный недо­статок: ориентацию преимущественно на естественные науки. Хотя в нее включены будущая наука о законах общественной жизни вообще — социология и впослед­ствии добавлена мораль, все же в ней не находится места для собственно гуманитарных наук, и прежде всего для истории во всех ее разновидностях.

    Кроме того, в классификации Конта отсутствует наука логика, значение которой он явно недооцени­вал, полагая, что она может быть сведена к математи­ке. В классификации нет места и для психологии. Иными словами, образцом науки для позитивизма ос­тается естествознание. Его методы и приемы перено­сятся на общественные и собственно гуманитарные науки, специфика которых никак не учитывается. Эта особенность составила специфическую ограниченность позитивистского метода, которая вызвала в дальней­шем резкую критику со стороны неокантианцев и фи­лософов жизни.

    Какую же роль играет сама философия? Особого места в иерархии наук Конт ей не отвел. Чем же она должна заниматься? Очевидно, по материалу тем же, чем и другие науки. Однако материал она должна не добывать самостоятельно, а получать от других наук. Задача позитивной философии — охватить совокупность данных наук. Но она должна представлять со­бой не их механическую сумму, а систему однородной науки. Конт не считал возможным свести одну науку к другой, скажем, химию к физике,— в этом смысле он не был редукционистом. Точно так же он не считал возможным вывести все наше знание из какого-либо одного принципа или закона. Однако он видел общую цель позитивной философии в том, чтобы 1) привести присущие разным наукам принципы и законы к наи­меньшему числу законоположений и 2) привести в од­ну систему однородной науки всю совокупность наших позитивных знаний.

    Но если науки по содержанию своему качественно различны, то как можно говорить об однородной нау­ке? Очевидно, только в одном смысле, а именно в смысле метода, которым все науки пользуются. Тако­ва и была точка зрения Конта.

    Метод рассматривается Контом двояко: в психоло­гическом плане — как система интеллектуальных при­вычек, а в гносеологическом плане — как наблюдение, эксперимент, сравнение; Конт считает невозможным изучение метода вне изучения того, как он применяет­ся в конкретных исследованиях: в астрономии — на­блюдение, в физике и химии — эксперимент, в биоло­гии— сравнительный метод. Применительно к общест­ву сравнительный метод становится методом историче­ским. Иначе говоря, законы, открываемые социологи­ей, должны учитывать и фактор времени, что не име­ет места в случае законов астрономии или физики.

    В арсенале научного метода, согласно Конту, име­ются индукция, дедукция и гипотеза. Последнюю он называет «могущественным орудием» развития науч­ного знания. Однако он выдвигает ограничительное требование: «Придумывать только такие гипотезы, ко­торые по самой своей природе допускали хотя бы и более или менее отдаленную, но всегда до очевидности неизбежную положительную проверку...» (37, 20).

    Философия должна изучать общие научные поло­жения, системы понятий и методы частных наук. Ко­роче говоря, философия должна быть целостной систе­мой общих положений частных наук, представленной дедуктивно.

    Однако, как мы видели, понимание науки и науч­ного познания Контом, несмотря на наличие в нем не­которых правильных положений, является в принципе антиматериалистическим. Сам Конт говорит об этом весьма недвусмысленно: «Позитивизм глубоко проти­воположен материализму не только по своему фило­софскому характеру, но и по своему политическому на­значению» (63, 85). В частности, позитивизм «несовме­стим с горделивыми мечтаниями туманного атеизма о создании вселенной, о происхождении животных и т. д.» (63, 85).

    Весьма показательно отношение позитивизма к ре­лигии. Оно в высшей степени лояльно. Единственное требование Конта состоит в том, чтобы религия не вмешивалась в дела позитивных наук, в сферу дейст­вия естественных законов. «Позитивный вид мышле­ния,— говорит Милль,— отнюдь не отрицает сверхъ­естественного, он только относит этот вопрос к нача­лу всех вещей. Если вселенная имела начало, то это начало в силу самих условий явления было сверхъес­тественно: законы природы не могут объяснить свое­го собственного происхождения...

    Позитивная философия утверждает, что в сущест­вующем порядке вселенной, или, вернее, в известной нам ее части, причины, непосредственно определяю­щие каждое явление, никогда не бывают сверхъесте­ственными, но всегда естественны. С этим принципом, однако, вполне примиримо верование, что вселенная была создана и даже,— что она продолжает управ­ляться разумом, если только мы допустим, что разум­ный правитель придерживается точных законов, кото­рые изменяются или уничтожаются только другими законами той же самой природы, но никогда не нару­шаются ни по капризу, ни по предусмотрению» (49, 14—15).

    Таким образом, предметом позитивной философии, по Конту, являются:

    1) Изучение общих научных положений, исследова­ние взаимных отношений и связей наук друг с другом в качестве противодействия далеко идущей специали­зации и создание системы однородной науки;

    2) Изучение логических законов человеческого ра­зума;

    3) Изучение хода работы человеческого разума по пути исследования.


    1. ФИЛОСОФИЯ К. МАРКСА И ЕГО ОСНОВНЫЕ ИДЕИ




    ТEKCT №2.

    Карл Маркс



    К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
    Предисловие

    http://esperanto-mv.pp.ru/Marksismo/index.html




    Я рассматриваю систему буржуазной экономики в следующем порядке: капитал, земельная собственность, наемный труд, государство, внешняя торговля, мировой рынок. Под первыми тремя рубриками я исследую экономические условия жизни трех больших классов, на которые распадается современное буржуазное общество; взаимная связь трех других рубрик очевидна. Первый отдел первой книги, трактующей о капитале, состоит из следующих глав: 1) товар, 2) деньги, или простое обращение, 3) капитал вообще. Первые две главы составляют содержание настоящего выпуска. Весь материал лежит предо мной в форме монографий, которые были написаны с большими перерывами в различные периоды не для печати, а для уяснения вопросов самому себе; последовательная обработка этих монографий по указанному плану будет зависеть от внешних обстоятельств. Общее введение, которое я было набросал, я опускаю, так как по более основательном размышлении решил, что всякое предвосхищение выводов, которые еще только должны быть доказаны, может помешать, а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему. Однако некоторые замечания о ходе моих собственных политико-экономических занятий представляются мне здесь уместными.
    Моим специальным предметом была юриспруденция, которую, однако, я изучал лишь как подчиненную дисциплину наряду с философией и историей. В 1842—1843 гг. мне как редактору «Rheinische Zeitung» пришлось впервые высказываться о так называемых материальных интересах, и это поставило меня в затруднительное положение. Обсуждение в рейнском ландтаге вопросов о краже леса и дроблении земельной собственности, официальная полемика, в которую г-н фон Шапер, тогдашний обер-президент Рейнской провинции, вступил с «Rheinische Zeitung» относительно положения мозельских крестьян, наконец, дебаты о свободе торговли и покровительственных пошлинах дали первые толчки моим занятиям экономическими вопросами.
    С другой стороны, в это время, когда благое желание «идти вперед» во много раз превышало знание предмета, в «Rheinische Zeitung» послышались отзвуки французского социализма и коммунизма со слабой философской окраской. Я высказался против этого дилетантства, по вместе с тем в полемике с аугсбургской «Аllgemeine Zeitung» откровенно признался, что мои тогдашние знания не позволяли мне отважиться па какое-либо суждение о самом содержании французских направлении. Тем с большей охотой я воспользовался иллюзией руководителей «Rheinische Zeitung», которые надеялись более умеренной позицией добиться отмены вынесенного ей смертного приговора, чтобы удалиться с общественной арены в учебную комнату. Первая работа, которую я предпринял для разрешения обуревавших меня сомнений, был критический разбор гегелевской философии права; введение к этой работе появилось в 1844 г. в издававшемся в Париже «Deutsch-Franzosische Jahrbucher». Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжал в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г-на Гизо о моей высылке из Парижа .

    Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.

    Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.
    На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение.
    Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы. для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше. чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества.

    Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления.


    В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации.

    Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества.


    Фридрих Энгельс, с которым я со времени появления его гениальных набросков к критике экономических категорий (в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher») поддерживал постоянный письменный обмен мнениями, пришел другим путем к тому же результату, что и я (ср. его «Положение рабочего класса в Англии»); и когда весной 1845 г. он также поселился в Брюсселе, мы решили сообща разработать наши взгляды в противоположность идеологическим взглядам немецкой философии, в сущности свести счеты с нашей прежней философской совестью. Это намерение было осуществлено в форме критики послегегелевской философии.
    Рукопись — в объеме двух толстых томов в восьмую долю листа — давно уже прибыла на место издания в Вестфалию, когда нас известили, что изменившиеся обстоятельства делают ее напечатание невозможным. Мы тем охотнее предоставили рукопись грызущей критике мышей, что наша главная цель — уяснение дела самим себе — была достигнута. Из отдельных работ, в которых мы в то время с той или иной стороны изложили наши взгляды публике, я упомяну лишь написанный совместно Энгельсом и мной «Манифест Коммунистической партии» и опубликованную мной «Речь о свободе торговли». Решающие пункты наших воззрений были впервые научно изложены, хотя только в полемической форме, в моей работе «Нищета философии», выпущенной в 1847 г. и направленной против Прудона. Февральская революция и последовавшее в связи с ней насильственное удаление меня из Бельгии прервали печатание написанной на немецком языке работы о «Наемном труде», в которой я собрал лекции, читанные мною в Немецком рабочем обществе в Брюсселе.

    Издание «Nеuе Reichnische Zeitung» в 1848 и 1849 гг. и последовавшие затем события прервали мои экономические занятия, которые я смог возобновить только в 1850 г. в Лондоне. Огромный материал по истории политической экономии, собранный в Британском музее, то обстоятельство, что Лондон представляет собой удобный наблюдательный пункт для изучения буржуазного общества, наконец, новая стадия развития, в которую последнее, казалось, вступило с открытием калифорнийского и австралийского золота,— все это побудило меня приняться за изучение предмета с начала и критически переработать новый материал. Эти занятия приводили, отчасти сами собой, к вопросам на первый взгляд совершенно не относящимся к предмету, но на которых я должен был останавливаться более или менее продолжительное время.Но особенно сокращалось имевшееся в моем распоряжении время вследствие настоятельной необходимости работать ради хлеба насущного. Мое теперь уже восьмилетнее сотрудничество в «New-York Daily Tribune», первой англо-американской газете (собственно газетные корреспонденции я пишу только в виде исключения), делало необходимым чрезвычайно частые перерывы в моих научных занятиях.

    Однако статьи о выдающихся экономических событиях в Англии и на континенте составляли настолько значительную часть моей работы для газеты, что я принужден был познакомиться с практическими деталями, лежащими за пределами собственно науки политической экономии .
    Эти заметки о ходе моих занятий в области политической экономии должны лишь показать, что мои взгляды, как бы о них ни судили и как бы мало они ни согласовались с эгоистическими предрассудками господствующих классов, составляют результат добросовестных и долголетних исследований. А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда;Здесь страх не должен подавать совета»
    (Данте «Божественная комедия»).

     


    Лондон, январь 1859г.


    ТЕКСТ № 3.



    Достарыңызбен бөлісу:
  • 1   2   3   4   5




    ©dereksiz.org 2024
    әкімшілігінің қараңыз

        Басты бет