высокой оценки результативности12. Внутренняя и внешняя мотивация могут сочетаться,
если результаты работы, за которые выплачивают вознаграждение, соответствуют
внутреннему представлению сотрудников о миссии учреждения. Это происходит, например,
когда больницы получают поощрения за высокий уровень безопасности.
Но если организации, ориентированные на выполнение миссии, пытаются применить
внешнее вознаграждение вроде платы в зависимости от результативности, то итог может
оказаться противоположным желаемому. Внешнее вознаграждение за деятельность,
представляющую глубокий внутренний интерес, заставляет людей концентрироваться на
вознаграждении, а не на внутренней заинтересованности в решении задачи или в
осуществлении более широкой миссии. Результатом может стать «вытеснение» внутренней
мотивации: научившись относиться к рабочим заданиям прежде всего как к средству
получения вознаграждения, сотрудники теряют интерес к выполнению работы во имя более
высокой миссии организации13. Кроме того, сотрудники могут воспринять предложение
платы в зависимости от результативности как оскорбление профессиональной чести и
чувства собственного достоинства, предположение, что они работают исключительно из-за
денег. Таким образом, представление о том, что внешнее вознаграждение стимулирует
результативность, имеет смысл, если речь идет об инвестиционном банкире, но не о
преподавателе или медработнике. Попытки превратить все в бизнес на деле мешают даже
самому бизнесу.
Как ни странно, даже когда компании наперегонки создавали системы стимулирования
на основе показателей результативности для руководства и сотрудников и такие системы
объявлялись подходящими для государственных и некоммерческих организаций, ведущие
теоретики в области агентских отношений занимались изучением недостатков подобных
систем. В 1988 г. Роберт Гиббонс, профессор организационной экономики из
Массачусетского технологического института, указал, что принципал (например,
31
собственник компании) получает выгоду от разных результатов деятельности агента
(работника компании) и что многие из этих результатов не являются очевидными или
количественно измеримыми. Организации зависят от участия своих сотрудников, например,
в наставничестве и командной работе, то есть от того, чем они вряд ли стали бы заниматься,
если бы были заинтересованы исключительно в максимизации показателей результативности
ради заработка. Иначе говоря, возникает разрыв между измеряемым и реальным совокупным
вкладом агента. Таким образом, измеряемая результативность (например, прирост прибыли
подразделения или повышение цены акций компании) может приводить к тому, что
организация будет получать от своих сотрудников меньше, чем необходимо. В такой
ситуации неизбежен перекос стимулов, созданных в стремлении найти простые,
количественные стандарты оценки и вознаграждения результативности. Гиббонс приходит к
выводу, что в лучшем случае экономические модели, отбрасывающие психологические
аспекты, дают урезанную концепцию мотивации. В худшем же случае «управленческая
практика, основанная на экономических моделях, может заглушать (или даже уничтожать)
неэкономическую реальность, такую как внутренняя мотивация и социальные
отношения»14.
К концу ХХ в. исследователи организационного поведения вроде Гиббонса стали
привлекать внимание к скрытым опасностям внешней мотивации. Но к тому времени
системы на основе простых представлений о стимулах, внешнем вознаграждении и новой
модели государственного управления уже пустили глубокие корни.
Эта управленческая мода появилась в корпоративном секторе, но быстро вышла за его
пределы, прежде всего в англоязычных странах (Великобритании, США, Австралии и Новой
Зеландии). В попытке улучшить управление и эффективность государственного сектора
консервативное правительство Маргарет Тэтчер создало официальные органы с участием
бизнесменов и консультантов вроде Агентства по эффективности, Агентства по
финансовому управлению, Национального ревизионного управления и Аудиторской
комиссии. Из Великобритании эта мода распространилась на Австралию и Новую Зеландию,
а потом и на другие страны ОЭСР стараниями гуру менеджмента, консультантов и ученых
под видом инструментов и моделей «передовой практики»15.
32
Философская критика
Наряду со сторонниками культуры количественных показателей в рядах правых и левых
политиков на обоих концах идеологического спектра существуют и ее критики. С позиции
марксистов эту культуру можно рассматривать (не без оснований) как проталкивание
деквалификации — осуществляемого руководством изменения организации производства,
которое приводит к обесцениванию навыков и опыта подчиненных1. Но работа, где все
33
четко расписано, а узкие цели, навязанные другими, исключают самостоятельность, просто
ужасна.
Рационалистическая иллюзия
Критические высказывания в адрес учета на основе количественных оценок раздавались и со
стороны консервативных и либеральных мыслителей, таких как Майкл Оукшотт, Майкл
Полани и Фридрих Хайек, чьи доводы недавно заново открыл Джеймс Скотт, антрополог
Йельского университета с анархистскими, по его собственному признанию, склонностями.
Все они различали две формы знания — абстрактное и формализованное, практическое и
неявное. Практическое знание — продукт опыта, его можно приобрести, но невозможно
передать в виде общих формул. Абстрактное знание, напротив, дело техники, его можно
легко систематизировать, передавать и применять. В своем известном примере Оукшотт
говорит, что существует абстрактное, рецептурное знание, передаваемое кулинарными
книгами, однако для понимания того, как использовать такое знание («разбить яйцо»,
«взбить смесь»), необходимо практическое знание, основанное на опыте, которое из книг не
получишь. Оукшотт критиковал «рационалистов», предполагавших, что деятельность
человека — это вопрос применения правильных формул или рецептов. Техническое знание
поддается точному формулированию, придающему такому знанию видимость
определенности. Однако, писал Оукшотт, «особенность практического знания заключается в
том, что оно не поддается такому формулированию. Его обычное выражение — привычный
или традиционный способ осуществления деятельности, или, попросту говоря, практика. Это
придает практическому знанию видимость неточности и, соответственно, неопределенности,
субъективности, вероятности, а не истины».
Рационалисты веруют в верховенство метода, при котором техническое знание —
единственная форма подлинного знания, соответствующая стандарту определенности, этому
признаку реального знания. По мнению Оукшотта, ошибка рационализма заключается в
непризнании необходимости практического знания и знания особенностей конкретной
ситуации2.
Сциентизм
Фридрих Хайек тоже высказывался критически в отношении того, что он называл «иллюзией
знания». В середине ХХ в. Хайек резко раскритиковал попытки социалистов осуществить
крупномасштабное экономическое планирование за их «сциентизм», под которым он
понимал конструирование экономической жизни так, словно разработчики планов знали все
входные и выходные параметры жизни сложного общества. Преимущество конкурентного
рынка, утверждал Хайек, заключается в том, что он позволяет людям не только применять
свои знания местных условий, но и открывать новые способы использования существующих
ресурсов или придумывать новые продукты и услуги, о которых раньше не знали. Короче
говоря, планирование оказывается несостоятельным не только потому, что не учитывает
релевантную, но рассеянную информацию, но и потому, что запрещает предпринимателям
открывать пути удовлетворения конкретных потребностей и генерировать новые задачи3.
Целый ряд современных критиков отмечают, что одержимость численными целевыми
показателями, являющаяся ключевым признаком зацикленности на количественных оценках,
которой нередко заражаются политики и законодатели, провозглашающие свою
приверженность капитализму, на деле воспроизводит недостатки советской системы.
Подобно разработчикам планов в советском блоке, определявшим производственные задания
для каждого предприятия, бюрократы устанавливают школам, больницам, отделениям
полиции и компаниям целевые показатели результативности. Подобно советским
предприятиям, выпускавшим в ответ низкокачественные товары, но выполнявшим
спущенные сверху задания, наши школы, полиция и компании находят свои способы
выполнения плановых заданий: выпускают учеников с минимальным набором навыков,
34
переквалифицируют крупные хищения в мелкие кражи, открывают фиктивные счета для
банковских клиентов4.
Критика Хайеком сциентизма (которую он распространял и на современную экономику)
в значительной мере относится и к идеологии количественных оценок. Заранее устанавливая
ограниченный набор измеримых показателей, мы сужаем круг реальных целей компании или
организации. Это также убивает дух предпринимательства в организациях, поскольку могут
существовать и другие заслуживающие внимания задачи и цели, которые не вписываются в
существующие показатели.
Идеи целого ряда мыслителей можно свести к следующему изречению: «Расчеты —
враг воображения». Предпринимательство, как уже отмечалось, связано с принятием того,
что экономист Фрэнк Найт называл «неизмеримым риском», поскольку точно вычислить
потенциальные выгоды инновации невозможно. Или, как выразился Алфи Кон, давний
критик системы вознаграждения в зависимости от результативности, количественные
показатели «препятствуют принятию риска, неизбежного спутника исследований и
творчества. Мы менее склонны идти на риск, играть с возможностями и следовать догадкам,
которые в конечном итоге могут и не оправдаться»5.
Как отметил Джеймс Скотт, отличительным признаком практического, локального
знания является то, что «оно экономически оправданно и точно ровно настолько, насколько
нужно для решения конкретной проблемы, не больше и не меньше необходимого»6.
Численная точность, которую сулят количественные показатели, может быть намного
больше необходимой в реальной практике, а достижение этой точности требует
неоправданно больших затрат времени и сил. Погоня за точностью может, таким образом,
быть расточительной и по этой причине вызывать возмущение людей, которым приходится
жертвовать временем и проявлять чудеса изобретательности.
«Требовать механической точности или проповедовать ее, хотя бы в принципе, в
неподходящих сферах — значит ослеплять других и вводить их в заблуждение», — заметил
британский либеральный философ Исайя Берлин в очерке о суждении в политике. То, что
Берлин говорит о политических суждениях, имеет более широкое значение: суждение —
своего рода умение осмысливать уникальные особенности ситуации, связанное со
способностью к синтезу, а не к анализу, «со способностью видеть общую картину и
взаимосвязь обстоятельств»7. Понимание целого и чувство уникального — как раз то, чего
количественные показатели дать не могут.
Эли Кедури и его критика политики Тэтчер в сфере высшего
образования
В 1987 г. консервативное правительство Маргарет Тэтчер разработало масштабный план
преобразования государственного финансирования учреждений высшего образования. Он
предусматривал введение множества новых «показателей результативности», на основании
которых министры и их бюрократические структуры должны были выделять средства
конкретным университетам. Выдающийся британский консервативный историк и политолог
Эли Кедури стал одним из самых непримиримых критиков этого плана. «После двух
десятилетий неумеренности и расточительства, — писал он, — мы видим повсеместное
смутное, но сильное недовольство университетскими порядками и нетерпимое отношение к
ним… не имеющее названия стремление найти формулу или рецепт — больше наукообразия,
больше информационных технологий, больше вопросников, больше контроля, — который
научно (а лучше волшебным образом) подтвердит, что они не тратят время впустую,
который поставит процесс на промышленные рельсы»8. Кедури спрашивал, зачем
«консервативному правительству нужно было пускаться в такую политику в отношении
университетов, которая настолько отличается от провозглашенных им идеалов и целей?». И
приходил к выводу: «Чтобы объяснить необъяснимое, приходится допускать, что эта
политика есть следствие не сознательных решений, а неосознанной автоматической реакции
35
на неодолимый дух времени»9. Под флагом «эффективности», по словам Кедури,
совершался великий обман, ибо «эффективность не есть общее и абстрактное свойство.
Эффективность всегда связана с рассматриваемым предметом. Бизнес более эффективен
тогда, когда отдача использованных в производстве ресурсов у него выше, чем у другого,
сопоставимого с ним. А университеты — не бизнес»10. Под видом того, что высшее
образование тоже бизнес, а государство представляет его клиентов, Министерство
образования вознамерилось на основании сомнительных критериев решать, что составляет
ценность в образовании11.
Всепроникающая отчетность
В следующем десятилетии слова «отчетность» и «оценка результативности» стали модными
у лидеров бизнеса, политиков, законодателей и в США в целом. В 1993 г. президент Билл
Клинтон подписал закон об оценке работы правительства и ее результатов, который требовал
от всех государственных ведомств разработки заявлений о миссии, долгосрочных
стратегических планов и определения годовых целевых результатов с описанием
показателей, позволяющих оценивать прогресс на пути к их достижению. Предложенный
законодателями-республиканцами и подписанный президентом-демократом, этот закон
получил поддержку обеих партий12. В 2004 г. при президенте Джордже Буше-младшем
почтенное Главное бюджетно-контрольное управление было переименовано в Счетную
палату.
С этим мы вступаем в новое столетие и переходим от истории и теории оценки
результативности к современной практике.
36
37
Колледжи и университеты
В качестве первого примера возьмем сферу высшего образования, которая стала отправной
точкой моего изучения зацикленности на количественных показателях. Колледжи и
университеты (крупный сектор национальной экономики и один из главных институтов
передовых обществ), отражают многие характерные изъяны и непредвиденные последствия
оценки результативности, а также некоторые ее достоинства.
38
Ставка на количественные показатели: все в колледж
Под влиянием болезненной зависимости от количественных показателей нам начинает
казаться, что чем их больше, тем лучше.
Все больше и больше американцев после окончания средней школы продолжают
образование под действием пропаганды со стороны государственных и некоммерческих
организаций. Например, по мнению Министерства образования США, «в современном мире
колледж — не роскошь, которую могут себе позволить лишь некоторые американцы.
Для всех американцев это экономическая, гражданская и личная необходимость»1.
Lumina Foundation — одна из множества некоммерческих организаций, проповедующих
ту же идею. Ее миссия — повышение интереса к продолжению образования после школы, с
тем чтобы к 2025 г. 60% американцев имели диплом об окончании колледжа, свидетельство
или другой «качественный документ о получении дополнительного образования после
средней школы». На сайте этой организации представлена ее инициатива «Сильная страна»,
смысл которой, как указывается, заключается в «получении доказательств такого обучения
— количественных показателей, данных о результатах, сведений о местах, где оно есть, а где
нет… Lumina сотрудничает по всей стране с теми, кто определяет политику штатов, для
разработки целевых показателей и планов их достижения. На момент написания книги 26
штатов установили жесткие и амбициозные цели, число этих штатов выросло на 15 только за
прошлый год. Большинство из них предпринимают конкретные шаги — в частности,
финансирование на основе результатов, улучшение развивающего обучения и повышение
доступности высшего образования, — с тем чтобы увеличить число продолжающих
образование и достичь поставленных целей»2.
Lumina Foundation пропагандирует культуру количественных оценок, ее сайт
провозглашает: «Как организация, ориентированная на результаты, Lumina Foundation
использует набор общенациональных количественных показателей для контроля своей
деятельности, оценки достижений и отслеживания прогресса на пути к цели 2025 г.»
Миссия Lumina Foundation согласуется с широко распространенным представлением о
роли высшего образования в американском обществе, с верой в то, что все больше людей
должны идти в колледжи и что высшее образование не только повышает их общий доход на
протяжении жизни, но и обеспечивает рост национальной экономики.
Чем больше выигравших, тем меньше ценность выигрыша
Этот догмат веры и связанные с ним целевые показатели могут быть просто ошибкой. Как
отмечает Элисон Вулф, специалист по экономике образования из Лондонского университета,
действительно, получившие степень бакалавра зарабатывают в среднем больше, чем не
имеющие этой степени. Иными словами, на индивидуальном уровне стремление к
получению степени бакалавра, возможно, имеет экономический смысл. Однако на
национальном уровне идея о том, что увеличение числа выпускников высших учебных
заведений означает повышение эффективности, оказывается ошибочной3.
Одна из причин заблуждения заключается в том, что образование — в значительной
степени статусное благо, по крайней мере на рынке труда. Для потенциальных
работодателей ученые степени — это сигналы, своего рода символы, позволяющие в первом
приближении ранжировать кандидатов на должность. Окончание средней школы говорит о
среднем уровне интеллекта, а также об определенном упорстве. Окончание колледжа
свидетельствует о более высоком уровне обоих качеств. В обществе, где мало кто успешно
оканчивает колледжи, степень бакалавра является показателем превосходства. Однако чем
выше доля людей, имеющих степень бакалавра, тем ниже ценность этого фактора отбора.
Результат следующий: если раньше для замещения вакансии требовалось свидетельство об
окончании средней школы, то теперь нужен диплом бакалавра. Дело не в том, что работа
стала требовать более серьезных когнитивных способностей или квалификации, а в том, что
у работодателей есть возможность выбирать работников из числа имеющих степень
39
бакалавра, отсекая остальных. В результате заработки людей, не окончивших колледжи,
снижаются, а выпускники колледжей получают работу, не требующую полученных в
колледже знаний4. Это приводит к статусной гонке: по мере распространения слухов о том,
что для получения даже самой скромной работы нужен диплом колледжа, растет число
желающих стать обладателем заветной корочки.
Таким образом, у людей есть индивидуальные стимулы стремиться к получению
диплома об окончании колледжа. А правительства и частные организации устанавливают
показатели, призванные повышать численность студентов и выпускников колледжей.
Повышение показателей путем снижения стандартов
Однако рост числа американцев, поступающих в колледжи, не означает, что все они хорошо
подготовлены или способны реально заслужить диплом об окончании колледжа.
В действительности ничто не говорит о том, что стало больше выпускников средней
школы, готовых к учебе в колледже5. Один из показателей готовности к учебе в колледже —
успешность сдачи школьниками экзаменов вроде SAT и ACT, на основе которых
предсказывают вероятность успешного обучения в колледже (в какой-то мере это тесты для
проверки способностей). По большей части эти экзамены сдают только те учащиеся средних
школ, у которых есть какие-то надежды на получение высшего образования, хотя в попытке
повысить успеваемость школьников некоторые штаты делают такое тестирование
обязательным для все большего числа учащихся. (По всей видимости, это пример
неправильного определения причины и следствия. Учащиеся, прошедшие такое
тестирование, обычно демонстрируют более высокую успеваемость. Так вот, причину
спутали со следствием и сделали вывод, что с увеличением числа проходящих этот тест
повышается успеваемость. На самом же деле на этот экзамен идут в первую очередь те, кто
хорошо учится.) ACT-тестирование проводится по четырем предметам — английский язык,
математика, литература и естествознание. Компания, разрабатывающая ACT-тесты,
определила и критерии того, что экзаменуемый «хорошо подготовлен к учебе в колледже».
Из тех, кто проходил ACT-тестирование в последнее время, треть не достигла
установленного критерия по какому-либо из четырех предметов и только 38% показали
хороший результат как минимум в трех из четырех предметов. Короче говоря, у
большинства стремящихся поступить в колледж нет необходимых способностей для учебы в
нем6.
Результаты предсказуемы, хотя мало кто готов признать их. Поскольку все больше
учащихся поступает в муниципальные колледжи, не имея соответствующих знаний,
значительная их часть нуждается во вспомогательных курсах. На них (теперь их именуют
«развивающими») студенты дополучают то, что не усвоили в средней школе. Треть
поступающих в муниципальные колледжи попадает на развивающий курс литературы, а
более 59% — на развивающий курс математики7. Учащиеся, недостаточно подготовленные к
колледжу, повышают нагрузку на учебные заведения и увеличивают стоимость образования.
Расширение кампусов центров «повышения образовательного уровня» — более приемлемый
ответ на потребность в дополнительном обучении недостаточно подготовленных студентов
письму и другим навыкам.
Колледжи (как государственные, так и частные) оцениваются и вознаграждаются в
определенной мере на основе процента выпускников. (Вспомните призывы, в которых
Lumina Foundation предлагает правительствам штатов перейти к «финансированию на основе
результатов».) Затем происходит следующее: результаты подгоняются под финансирование.
Разрешая большему числу студентов кое-как завершать образование, колледжи
демонстрируют отличные показатели результативности. Что не так очевидно, так это
снижение стандартов образования, необходимого для окончания колледжа8. Студентам
предлагают все больше курсов с пониженными требованиями. На преподавателей оказывают
давление (иногда явное, иногда скрытое9), побуждая их менее жестко подходить к отметкам.
Внештатники составляют все большую часть профессорско-преподавательского состава, а с
40
внештатником, значительная часть курса которого проваливается на экзаменах, просто не
продлевают контракт.
Итак, все больше людей поступает в колледжи и университеты. Вследствие их
неготовности учиться там растет число студентов, которые поступили, но не получили
диплома. Это распространенное явление, которое дорого обходится студентам, платящим за
обучение и проживание, упускающим возможность зарабатывать деньги10. Высокий
процент отсева говорит о том, что в колледжи поступает слишком много, а не слишком мало
желающих11. А те, кто получает диплом, обнаруживают, что степень бакалавра теряет
экономическую ценность, поскольку она все меньше сообщает потенциальным
работодателям о реальных способностях и достижениях человека12. Сознавая это, многие
потенциальные студенты и их родители ищут не просто колледж, а такой, у которого
высокий рейтинг13. А это, в свою очередь, приводит к гонке рейтингов колледжей. К этой
теме мы еще вернемся.
Снижение стандартов образования для получения степени бакалавра означает, что
процент получивших диплом колледжа, как индикатор «человеческого капитала», вводит в
заблуждение при анализе публичной политики. Экономисты могут оценивать только то, что
способны измерить, а поддающееся измерению нуждается в стандартизации. Итак,
экономисты, оценивающие «человеческий капитал» и его вклад в экономический рост (и
почти всегда приходящие к выводу, что экономике необходимо больше выпускников
колледжей), часто используют процент окончивших колледжи как характеристику
«человеческого капитала», забывая, что не все бакалавры одинаковы и что некоторые из них
не блещут способностями или достижениями. В результате исследования таких экономистов,
которые разбавляют железную логику статистики сомнительными единицами измерения,
довольно сильно оторваны от жизни.
Одна из посылок, лежащих в основе попытки увеличить приток поступающих в
колледжи и долю получивших диплом, заключается в том, что повышение среднего уровня
образования приводит к ускорению роста национальной экономики. Однако некоторые
выдающиеся экономисты по обе стороны Атлантики — Элисон Вулф в Англии, Дарон
Асемоглу и Дэвид Отор в США — пришли к выводу, что это уже не так, если вообще
когда-либо было справедливым. В век, когда технологии берут на себя выполнение многих
задач, ранее возлагавшихся на людей с низким или средним уровнем образования, рост
национальной экономики, определяемый инновациями и техническим прогрессом, зависит
не от среднего уровня образования, а от уровня тех, кто находится на вершине пирамиды
знаний, их способностей и мастерства14. В последние десятилетия доля людей, имеющих
диплом колледжа, увеличилась, а темпы экономического роста снизились. И хотя разрыв в
заработке обладателей диплома и тех, у кого его нет, остается существенным, падение
уровня дохода выпускников колледжей говорит о том, что в экономике уже наблюдается их
переизбыток15. Кого не хватает, так это квалифицированных рабочих вроде сантехников,
плотников и электриков, то есть специалистов, подготовка которых происходит в процессе
профессионального обучения, а не учебы в колледже. Такие специалисты нередко
зарабатывают больше, чем те, кто проучился четыре года в колледже16.
Разумеется, государственная политика должна быть направлена не только на
обеспечение экономического роста. Как мы вскоре увидим, образование влияет не только на
уровень заработка. Пока же стоит подчеркнуть, что целевые показатели роста количества
выпускников колледжей сомнительны даже по экономическим меркам, с которыми нередко
подходят к оценкам высшего образования.
Оценка результативности колледжей
За десятилетия, прошедшие с той поры, как Эли Кедури выступил с критикой политики
централизации, которую проводило консервативное правительство Маргарет Тэтчер,
контроль центрального правительства над британскими высшими учебными заведениями
расширился и усилился. В значительной мере это контроль за показателями
41
результативности. Для многих областей гуманитарного образования результаты такого
контроля оказались губительными.
В Англии, как и повсюду, в университетах учится все больше народу, что соответствует
целям правительства. В 1970 г. в университетах училось менее 10% мужчин и женщин в
каждой из возрастных групп. К 1997 г. этот показатель приблизился к одной трети, а в
2012-м 38% мужчин и женщин в возрасте 19 лет получили ту или иную форму среднего и
высшего специального образования17. Финансирование этого обучения становится все более
тяжелым делом, и в последние годы расходы на образование все больше переносились на
самих студентов (или их семьи) в форме платы за обучение. Но государственные расходы на
образование остаются значительными, и в стремлении взять их под контроль и получить
«эффект» все шире применяют финансирование в зависимости от результатов.
Результативность высших учебных заведений оценивается с помощью показателей,
характеризующих количественные результаты деятельности каждого факультета и каждого
заведения.
Пытаясь получить экономический эффект, сменявшие друг друга правительства
Великобритании создали ряд государственных ведомств вроде Агентства по контролю
качества высшего образования, в обязанности которых входит оценка университетов18.
Проводятся проверки работы преподавателей, например так называемая «Оценка качества
преподавания», которые по большей части нацелены на контроль соблюдения разных
процедур и составления отчетов, что имеет мало отношения к реальному преподаванию19.
Явным является лишь один результат — преподавателям приходится тратить все больше и
больше времени на канцелярскую работу вместо исследований и преподавания. Происходит
раздувание профессионального штата, появляются новые должности вроде «специалистов по
обеспечению качества», которые занимаются сбором и анализом данных для Программы
оценки качества исследовательской работы в учебных заведениях, переименованной
впоследствии в Систему оценки качества исследований20. В 2002 г. расходы на эти
упражнения с показателями только в Англии оценивались в £250 млн21. Стремительное
разрастание административного аппарата происходит и в других странах, принявших
подобные системы оценки результативности, например в Австралии. Большинство таких
систем отвлекают от преподавания и исследований и заставляют тратить время и ресурсы на
документирование. От тех, кто преподает и занимается исследованиями, время и ресурсы
перетекают к тем, кто собирает данные для Программы оценки качества исследовательской
работы в учебных заведениях и ее аналогов22. Поиск большего объема данных означает рост
числа администраторов, расширение бюрократии, использование более дорогого
программного обеспечения. Как это ни парадоксально, расходы растут во имя сокращения
расходов.
Ближайшим американским аналогом являются организации по аккредитации,
узаконивающие деятельность колледжей и университетов в США. Эти агентства имеют
региональный характер, но, поскольку аккредитация является обязательным условием
получения федерального финансирования, они фактически превращаются в инструмент
федерального правительства23. Хотя агентства не контролируют финансирование, в отличие
от британских коллег их роль очень важна. В последние десятилетия они заставляют
колледжи и университеты вводить все более сложные показатели результативности под
лозунгом «количественной оценки»24.
В сфере высшего образования сторонники принципа вознаграждения в зависимости от
результативности расхваливают его как средство «приближения университетов к бизнесу».
Однако в компаниях есть естественный ограничитель затрат времени и ресурсов на
количественную оценку: в какой-то момент они начинают сокращать прибыль. В
университетах же и в других некоммерческих организациях такого финансового результата
нет, поэтому у правительства или агентств по аккредитации (или администрации
университета) есть возможность множить количественные показатели до бесконечности25. В
итоге происходит увеличение затрат или перераспределение средств в пользу
42
администраторов, что их вполне устраивает. Трудно найти университет, где за последние
десятилетия соотношение администраторов и преподавателей и администраторов и
студентов не возросло астрономическим образом26. Это явление имеет общенациональный
характер.
Гонка рейтингов
Другой все более важной группой показателей результативности в сфере высшего
образования являются рейтинги университетов. Они могут иметь разную форму. На
международном уровне существует «Академический рейтинг университетов мира»,
публикуемый Шанхайским университетом транспорта. Он был создан для того, чтобы дать
китайскому правительству «глобальный ориентир», относительно которого можно оценивать
успешность попыток китайских университетов преодолеть отставание в «сложных научных
исследованиях». Вследствие этого 90% веса в нем приходится на публикации и награды в
области естественных наук и математики27. Существует также публикуемый
изданием Times Higher Education Supplement «Глобальный рейтинг университетов», который
учитывает качество преподавания, уровень исследований (включая объем публикаций и
цитирования) и «привлекательность на международном уровне». В США наиболее
авторитетен рейтинг журнала US News and World Report ( USNWR), с которым соперничают
рейтинги журналов Forbes, Newsweek, Princeton Review и издательства Kiplinger
(пытающегося найти баланс между качеством преподавания и его доступностью). Эти
рейтинги (известные в Великобритании под названием «рейтинги учебных заведений») —
важный источник престижа: бывшие выпускники и члены попечительских советов очень
хотят, чтобы их учебные заведения имели высокий рейтинг. С ними солидарны
потенциальные благотворители и, разумеется, потенциальные студенты. Сохранение или
повышение рейтинга стало одной из первоочередных задач ректоров и администрации
университетов28. На практике в контрактах ректоров некоторых американских
университетов предусматриваются бонусы за повышение рейтинга учебного заведения. То
же самое можно сказать и о контрактах других руководителей: поскольку одним из
факторов, влияющих на рейтинг учебного заведения, являются отметки поступающих
студентов, декан, ведающий приемом студентов по меньшей мере одной из школ права,
получал вознаграждение, зависящее от отметок абитуриентов29.
Не так давно я с удивлением обнаружил, что некий американский университет со
средним рейтингом размещает в каждом номере газеты Chronicle of Higher
Достарыңызбен бөлісу: |