Толкование сновидений Зигмунд Фрейд



бет30/45
Дата15.06.2016
өлшемі2.36 Mb.
#136383
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   45
С примерами этого мы уже сталкивались при анализе сновидений, сообщенных нами по другим поводам. Так, в «невинном» сновидении о покупке на базаре, в котором фраза «Э/пого нет больше» служит для отождествления с мясником, между тем как отрывок другой фразы «Этого я не знаю и не возьму!» – выполняет задачу придания сновидению «невинного» характера. Грезившая накануне ответила кухарке, на какую-то дерзость с ее стороны: этого я не знаю, – ведите себя прилично\ – и перенесла из этой фразы в сновидение первую индифферентную часть, чтобы намекнуть ею на последующую, которая хотя и вполне соответствовала фантазии, лежавшей в основе сновидения, но тотчас же разоблачила бы ее.
Вот еще один пример, вместо целого ряда, которые дали бы все равно тождественные результаты.
«Большой двор, на котором сжигаются трупы. Он говорит: „Я уйду, я не могу на это смотреть“. (Эта фраза запомнилась неотчетливо). Вслед за этим он встречает двух мальчиков из мясной лавки и спрашивает: „Ну что, было вкусно?“ – Один отвечает: «Ну, не особенно. Как будто это было человеческое мясо.
Невинный повод к этому сновидению следующий. Накануне вечером после ужина он вместе с женой был в гостях у своих симпатичных, но очень нечистоплотных («неаппетитных») соседей. Гостеприимная хозяйка сидела как раз за ужином и стала настаивать, чтобы он тоже что-нибудь скушал. Он отказывался, он уже сыт. «Ах, идите, немножко вы можете съесть!» Он должен был попробовать блюдо и из вежливости похвалил его: «Ах, как вкусно!» Оставшись наедине с женой, он стал возмущаться навязчивостью соседки, а также и тем, что блюдо было очень невкусно. «Я не могу этого видеть» – фраза чрезвычайно смутная и в сновидении представляет собою попросту мысль, относящуюся к внешности надоедливой хозяйки.
Более поучителен анализ другого сновидения, которое я сообщаю здесь ввиду чрезвычайно отчетливого разговора, образующего его центральный пункт, но которое я подвергну детальному толкованию лишь при выяснении роли аффектов в сновидении.
Мне снится очень отчетливо: «Я отправляюсь ночью в лабораторию проф. Брюкке и в ответ на легкий стук открываю дверь (покойному) профессору Флейшлю, который входит с несколькими незнакомыми мне людьми и, сказав что-то, садится за свой стол».
За этим сновидением непосредственно последовало другое: «Мой друг Ф. приехал случайно в июле в Вену; я встречаю его на улице вместе с моим (покойным) другом П. и иду с ними куда-то, где они садятся за маленький столик друг против друга; я же сижу посредине за узкой сторонкой столика. Ф. рассказывает о своей сестре и говорит: „Через три четверти часа ее не стало“. – и потом добавляет что-то вроде: „Во/п предел“. Так как П. его понимает, то Ф. обращается ко мне и спрашивает, что именно рассказал о нем П. В ответ на это я, охваченный каким-то странным аффектом, хочу сказать Ф., что П. (не может знать ничего, потому что его вообще) нет в живых. Но говорю, сам замечая свою ошибку: „Non vixit“. Я смотрю при этом пристально на П.; он бледнеет, глаза становятся болезненно синими, наконец он исчезает. Я бесконечно рад этому и понимаю, что и Эрнст Флейшлъ был лишь видением; мне кажется вполне возможным, что такое лицо существует лишь до тех пор, пока этого хочешь; и что оно может быть устранено произвольным желанием другого».
Это любопытное сновидение содержит в себе чрезвычайно загадочные черты: критику во время сновидения; то, что я сам замечаю свою ошибку, говоря вместо «поп vivit» – «поп vixit"102; непосредственное общение с умершими – я сам сознаю в сновидении, что их нет в живых; абсурдность конечного вывода и, наконец, чувство удовлетворения, которое вызывает во мне последний. Мне очень хотелось бы сообщить разгадку всех этих таинственных элементов. Я не могу, однако, этого сделать, хотя в сновидении и делаю это, и в жертву своему честолюбию принести память столь дорогих мне людей. Всякая маскировка показала бы, однако, действительный смысл этого сновидения. Поэтому я ограничусь сперва здесь, а потом и впоследствии истолкованием лишь отдельных элементов сновидения.
Центром сновидения служит та сцена, когда я своим взглядом уничтожаю своего друга П. Его глаза отливают при этом какой-то странной, жуткой синевой; потом он исчезает. Эта сцена представляет собою весьма отчетливую копию пережитого мною в действительности. Я был демонстратором в физиологическом институте и должен был являться туда рано утром к началу занятий. Узнав, что я несколько раз опоздал в лабораторию, Брюкке явился туда пунктуально и подождал меня. Когда я явился, он холодно и строго прочел мне нотацию. Дело не в словах, а в том взгляде, с которым были обращены на меня его страшные синие глаза и пред которым я «стушевался» – исчез, как в сновидении П., с которым я поменялся ролями. Кто помнит изумительные глаза великого ученого, силу которых он сохранил до глубокой старости, и кто видел его когда-нибудь раздраженным, тот легко поймет чувство, охватившее меня, молодого человека.
Мне долго не удавалось, однако, выяснить происхождение моей фразы «Non vixit», которою я в сновидении свершаю свое правосудие; наконец, я понял, что два эти слова были потому так отчетливы в сновидении, что я их в действительности не говорил и не слышал, а видел. Тут я тотчас же вспомнил, откуда они. На пьедестале памятника императору Иосифу в Гофбур-ге высечены прекрасные слова:
«Saluti patriae vixit поп diu sed totus"'03 Из этой надписи я взял то, что соответствовало враждебному элементу в мыслях, скрывавшихся за моим сновидением, и что должно было означать: ему нечего говорить, его нет в живых. Тут я вспомнил, что все это приснилось мне несколько дней спустя после открытия памятника Флейшлю в университетском парке; после открытия я осматривал там же памятник Брюкке и (бессознательно) пожалел, по всей вероятности, о том, что мой высокоодаренный и всей душой преданный науке друг П. благодаря своей преждевременной кончине утратил право на такой же памятник. Такой памятник я воздвиг ему в сновидении; моего друга П. звали Иосифом. Еще одна любопытная деталь: в ответ на упреки Брюкке я стал оправдываться, что мне очень далеко приходится ходить – с улицы императора Иосифа на Верингерштрассе.
По правилам толкования сновидения я все еще не имею основания заменять нужное «nora uiuit» фразой «поп vixit», сохранившейся в моем воспоминании о памятнике императору Иосифу. Эта замена была вызвана, очевидно, под влиянием другого элемента мыслей, скрывающихся за сновидением. Что-то заставляет меня обратить внимание на то, что в сновидении я питаю к своему другу П. одновременно и враждебное, и дружелюбное чувство; первое проходит в сновидении поверхностно, второе же в скрытом виде, но оба находят свое выражение в словах: поп vixit. За то, что он оказал услуги науке, я воздвигаю ему памятник; но за то, что он возымел злое желание (выраженное в конце сновидения), я уничтожаю его. Я образовал тут своеобразно звучащую фразу; не подлежит никакому сомнению, что я руководствовался при этом каким-нибудь примером. Где же встречается, однако, аналогичная антитеза, аналогичное скрещивание двух противоположных чувств по отношению к одному и тому же лицу, чувств, которые оба претендуют на свою обоснованность и все же при этом не хотят мешать друг другу? В единственном месте, навсегда запечатлевающемся в памяти читателя: в оправдательной речи Брута в «Юлии Цезаре» Шекспира: «Цезарь любил меня, и я его оплакиваю; он был удачлив, и я радовался этому; за доблести я чтил его; но он был властолюбив, и я убил его» (Пер. М. Зенкевича). Разве не видим мы тут антитезы, аналогичной той, которую мы раскрыли в мыслях, лежащих в основе моего сновидения? Таким образом, я играю в последнем роль Брута. Вот только если бы найти в содержании сновидения еще какой-либо доказательный след этого странного сопоставления! Мне кажется, я имею право высказать следующее предположение: мой друг Ф. приезжает в июле. Эта деталь не имеет никакого соответствия в действительности. Мой друг, насколько мне известно, никогда в июле в Вене не был. Но месяц июль назван по имени Юлия Цезаря и может служить поэтому с полным основанием связующим звеном с мыслью, что я играю роль Брута.
Как это ни странно, но я действительно однажды играл роль Брута. Вместе с моим племянником, мальчиком всего на год моложе меня, я в возрасте 14 лет разыграл сцену между Брутом и Цезарем. Племянник этот приехал к нам в то время из Англии. Он воскресил в моей памяти игры нашего раннего детства. До трех лет мы были с ним неразлучны, любили друг друга, и эта дружба оказала свое несомненное влияние, как мне пришлось уже раз упоминать, на все мои позднейшие отношения к сверстникам. Мой племянник Джон претерпел с тех пор много перевоплощений, которые воскрешали то ту, то другую сторону его существа, неизгладимо запечатлевшегося в моей бессознательной памяти. По всей вероятности, он нередко злоупотреблял нашей дружбой, а я со своей стороны тоже отваживался восставать против своего тирана, так как мне часто потом рассказывали, что на вопрос отца – его деда: «Почему ты поколотил Джона?», – я ответил: «Я поколотил его, потому что он меня поколотил» (Ср. нем. пер.) («Ich habe ihn geachlagt, weil er mich geschlagt hat»); этот эпизод детства и объясняет замену поп vivit фразой поп vixit, так как на языке детей «schlagen» означает «wichsen»; сновидение очень охотно использует такие сопоставления. Враждебное чувство к другу П., столь мало обоснованное в действительности, несомненно допускает сведение к моим сложным детским отношениям к Джону.
Как я заметил уже выше, мне придется еще раз вернуться к этому сновидению.
e) Абсурдные сновидения. Интеллектуальная деятельность в сновидении. При толковании сновидений мы так часто наталкивались на абсурдные элементы в их содержании, что я считаю нецелесообразным откладывать дольше обсуждение того, откуда проистекают эти элементы и что они означают. Предварительно я напомню лишь то, что абсурдность сновидений давала в руки противников толкования их главный аргумент в пользу того, что сновидение есть не что иное, как бессмысленный продукт пониженной и рассеянной душевной деятельности.
Я привожу несколько примеров, в которых абсурдность содержания сновидений лишь мнимая: при более глубоком проникновении в смысл она тотчас же исчезает. Это несколько сновидений, трактующих, на первый взгляд случайно, об умершем отце.
I. Сновидение пациента, шесть лет назад потерявшего отца.
«С отцом случилось большое несчастье. Он ехал по железной дороге, поезд сошел с рельсов, сидения купе сдвинулись и сдавили ему голову. Он видит его затем в постели: над левой бровью у него вертикальная рана. Он удивляется, что с отцом случилось несчастье (ведь он уже умер, как добавляет он при рассказе). Глаза у него ясные».
По господствующему воззрению это сновидение следовало бы истолковать следующим образом: рисуя несчастье, случившееся с отцом, грезящий позабыл, что отец уже несколько лет тому назад умер; в дальнейшем ходе сновидения это воспоминание, однако, пробуждается и способствует тому, что он сам удивляется своему сновидению. Анализ между тем показывает, что такое объяснение прежде всего излишне. Грезящий заказал недавно скульптору бюст отца. С бюстом и «произошло несчастье» (немецкое выражение «verungliickt» подходит и сюда): он ему не понравился. Скульптор никогда не видал его отца и работал по фотографии. Накануне сновидения почтительный сын послал в ателье старого слугу их семьи, чтобы и тот высказал свое мнение относительно бюста: сыну казалось, что последний слишком узок в поперечнике от виска к виску. Далее следуют воспоминания, которые способствовали конструированию сновидения. Отец имел привычку, будучи удручен заботами или семейными неприятностями, прижимать обе руки к вискам, словно желая сжать голову, которая, казалось ему, распухала. Будучи четырехлетним ребенком, пациент мой был свидетелем того, как выстрел из случайно заряженного пистолета омрачил глаза отца («глаза у него ясные»). На том месте, где в сновидении пациент видел рану, у отца появлялась глубокая морщина, когда он задумывался или грустил. То, что эта морщина заменена в сновидении раной, указывает на второй мотив сновидения. Пациент мой фотографировал свою маленькую девочку; проявив пластинку, он нечаянно уронил ее на пол, она разбилась, и трещина прошла как раз по лбу малютки. Он не мог отделаться при этом от суеверного страха, так как помнил, что накануне смерти матери он разбил фотографическую пластинку с ее изображением.
Абсурдность этого сновидения является, таким образом, лишь результатом недостаточной точности нашей речи, не отличающей бюста от фотографии человека. Мы все привыкли говорить: разве отец не похож? Мнимая абсурдность сновидения была, правда, в данном случае легко устранима.
II. Второй аналогичный пример из моих собственных сновидений (я потерял отца в 1896 году):
Ютец после смерти играет видную роль в Венгрии, он способствует политическому объединению мадьяр, я смутно вижу следующую маленькую картину, много народу, как в парламенте; мой отец стоит на одном или на двух стульях, вокруг него толпа. Я припоминаю, что на смертном одре он был похож на Гарибальди, и радуюсь, что это предзнаменование сбылось».
Это в достаточной мере абсурдно. Мне это приснилось в то время, когда благодаря парламентской обструкции в Венгрии вспыхнули серьезные беспорядки. Неважный, на первый взгляд, факт, что сцена, представшая предо мной в сновидении, состояла из мелких картин, имеет важное значение. Обычно сновидение, изображая наши мысли, оперирует зрительными образами, которые производят впечатление натуральной величины; мое сновидение представляет собою, однако, репродукцию одной из гравюр из иллюстрированной истории Австрии, изображающей Марию Терезию в парламенте в Пресбурге – знаменитую сцену: «Moriamur pro rege nostro» 104. Я не помню, у какого автора сообщается сновидение, кишащее невероятно мелкими фигурами: в качестве источника его указывается одна из гравюр Жана Калло, обратившая накануне внимание грезящего. Эта гравюра содержит тоже множество мелких фигур; часть их изображает ужасы 30-летней войны. Как там Мария Терезия, так в моем сновидении отец окружен толпой; он стоит, однако, на одном или двух стульях (как Stuhlrichter – член тайного суда). Он способствовал объединению мадьяр, здесь связующим звеном служит оборот речи: «Wir werden kei-nen Richter brauchen» – «нам не нужен судья». То, что он на смертном одре был похож на Гарибальди, нам действительно тогда бросилось в глаза.
У него обнаружилось посмертное повышение температуры, щеки его покрылись румянцем.
«Посмертное» повышение температуры соответствует словам « после смерти» в сновидении. Самым мучительным его недугом в последнее время был полный паралич кишок (обструкция). С последним связаны всякого рода «грязные» мысли. Один из моих сверстников, еще мальчиком потерявший отца (как раз по этому поводу мы с ним и сблизились), рассказывал мне однажды в ироническом тоне про горе одной своей родственницы: отец ее умер на улице, его принесли домой и когда труп раздели, то увидели, что в момент смерти или после нее произошло испражнение (по-нем. Stuhlentleerung). Дочь была так расстроена этим, что этот эпизод омрачил ее память об отце. Здесь мы подошли уже вплотную к желанию, воплощающемуся в моем сновидении. Остаться для детей после смерти чистым и великим – разве не каждый из нас этого хочет? К чему же сводится абсурдность сновидения?
Ее видимость проявилась лишь потому, что в сновидении правдиво изображается вполне допустимый оборот речи, обычно не возбуждающий в нас представления абсурдности. То обстоятельство, что в сновидениях чрезвычайно часто фигурируют умершие лица, говорят с нами и действуют, вызывало уже давно недоумение и порождало самые странные толкования, нередко вполне освещающие наше непонимание сновидений. Между тем разъяснение таких сновидений не представляет никаких трудностей. Нам очень часто приходится думать: если бы был жив наш отец, что бы он на это сказал? Это «если» сновидение может, однако, выразить лишь в форме наличия данной ситуации. Так, например, молодому человеку, которому дед оставил большое наследство, снится, что дед жив и упрекает его в чрезмерной расточительности. То, что кажется нам протестом против сновидения, ссылка на то, что человек этот уже умер, является в действительности лишь утешением: покойному не пришлось пережить этого, или же удовлетворением: он уже ничего не может сказать нам. Другой род абсурдностей, встречающихся в сновидениях о покойных близких людях, выражает не иронию и насмешку, а служит одним из видов категорического протеста против изображения оттесненной мысли, которую хочешь представить в ее полной нелепости. Такие сновидения поддаются толкованию лишь при учитывании того обстоятельства, что сноввдепие не делает никакого различия между желаемым и реальным. Так, например, одному господину, который ухаживал за отцом во время его болезни и тяжело страдал от его смерти, некоторое время спустя приснилась следующая бессмыслица:
«0тец снова жив и говорит с ним, как обычно; но в то же время он все-таки умер и только не знает».
Сновидение это станет понятным, если слова «он все-таки умер» дополнить словами «вследствие желания грезящего», а после «только не знает» добавить «что у грезящего было такое желание». Сын во время болезни отца не раз желал отцу смерти, т.е, испытывал вполне благородное желание, чтобы смерть положила конец мучениям любимого человеке. В скорби после его смерти даже это сострадание дало пищу бессознательным самоупрекам, точно он своим желанием действительно сократил дни покойного. Благодаря пробуждению детского чувства к отцу стало возможным изобразить это желание в сновидении, но вследствие столь резкой противоположности между возбудителем сновидения и мыслями предыдущих дней сновидение и должно было неминуемо облечься в форму абсурдности (Ср. «Два принципа психических процессов», lahrbuch Bleuler – Freud, III, I. 1911).
III. В настоящем примере я имею возможность застигнуть сновидение на том, как оно умышленно фабрикует абсурдность, к наличию которой материал не дает ни малейшего повода. Пример этот относится к сновидению, внушенному мне встречей с графом Туном во время моей вакационной поездки. «Я» еду на извозчике и велю ему ехать на вокзал. «Ло железнодорожному пути я, конечно, с вами не поеду», – говорю я в ответ на его замечание, что он устал; при этом, однако, мне кажется, будто я проехал с ним часть пути, по которому едут обычно в поезде».
Относительно этой запутанной и нелепой истории анализ дает следующее разъяснение. В тот день я нанял извозчика, который должен был отвезти меня на одну из отдаленных улиц Дорнбаха. Он, однако, дороги не знал, но мне этого не сказал; наконец я это заметил и показал ему дорогу, причем не удержался от нескольких иронических замечаний по его адресу. От этого кучера одна нить мыслей отходит к аристократии, но этого я коснусь ниже. Пока же ограничусь указанием на то, что нам, буржуазному плебсу, аристократия часто бросается в глаза тем, что она охотно занимает место «кучера». Граф Тун тоже ведь правит государственной колесницей Австрии. Следующая фраза в сновидении относится к моему брату, которого я отождествляю таким образом с извозчиком. Я отказался поехать с ним вместе в этом году в Италию («по железнодорожному пути я с вами не поеду»); этот отказ был вызван его вечными жалобами на то, что он, путешествуя со мной, устает (это вошло в сновидение в неизмененном виде), так как я нигде не живу подолгу. В день моего отъезда брат проводил меня до вокзала, но по дороге (мы отправились на вокзал на трамвае) слез, чтобы направиться прямо в Пукерсдорф. Я сказал ему, что он может проехать со мной еще немного и поехать в Пукерсдорф не на трамвае, а по Западной железной дороге. Это отразилось в сновидении таким образом, что я проезжаю в экипаже часть пути, по которому едут обычно в поезде. В действительности дело обстояло как раз наоборот; я сказал своему брату, что он может проехать со мной в поезде ту часть пути, по которой хочет ехать на трамвае. Все искажение в сновидении сводится лишь к тому, что я вместо «трамвая» вижу «экипаж», что помимо этого способствует еще моему отождествлению брата с кучером. Вслед за этим в сновидении имеется, однако, абсурд, который представляется на первый взгляд чрезвычайно загадочным и противоречит моей только что сказанной фразе «по железнодорожному пути я с вами не поеду». Так как, однако, мне вообще не нужно смешивать трамвай с извозчиком, то я, по-видимому, умышленно создал всю эту загадочную историю.
С какою же целью, однако? Мы узнаем сейчас, какую роль играет в сновидении абсурдность и какие мотивы обусловливают ее допущение или создание. Разрешение загадки в данном случае сводится к следующему. Мне необходима в сновидении какая-нибудь абсурдность и что-либо непонятное в связи со словом «Fahren» (езда), так как в мыслях, скрывающихся за сновидением, имеется одно суждение, требующее изображения. Однажды вечером, незадолго до сновидения, я был в гостях у одной знакомой дамы, выступающей в том же сновидении в роли «привратницы», и услыхал две загадки, которые не мог разрешить. Так как все остальные присутствующие эти загадки знали уже раньше, то я со своими безуспешными попытками разгадать их производил комичное впечатление. Вот эти загадки:
1. Господин повелевает, Кучер – сразу исполняет? Они – в гробах, их нет в живых, Но мы все имеем их.
Вторая загадка в первых двух строках тождественна первой:
2. Господин повелевает, Кучер – сразу исполняет? В колыбельках без помех спят они, но – не у всех.
Разгадка первой: «Vorfahren» – предки; второй:
«Nachkommen» – потомки.
Когда в тот вечер мимо меня с высокомерным видом проехал граф Тун (vorfahren sah) и я невольно вспомнил о Фигаро, который считает заслугой аристократов то, что они дают себе труд родиться на свет, тогда обе загадки были мной использованы для роли промежуточных звеньев в сновидении. Так как «аристократ» легко замещается в сознании «кучером» (см. выше) и так как извозчиков прежде у нас в стране величали «Herr Schwager» («зятек»), то процесс сгущения мог включить в сновидение и моего брата. Мысль же, бывшая в основе сновидения, гласит: Нелепо гордиться своими предками (Vorfahren). Лучше я сам буду предком. Вследствие этой мысли («нелепо» и так далее) и появилась нелепость в сновидении.
Итак, сновидение становится абсурдным в том случае, когда в мыслях, скрывающихся за ним, имеется в качестве одного из элементов его содержания суждение:
«Это нелепо», когда вообще одна из бессознательных мыслей грезящего сопровождается критикой и иронией. Абсурдное служит поэтому одним из средств, при помощи которого сновидение изображает противоречие, все равно как преобразование взаимозависимости между мыслями и содержанием сновидения, все равно как использование ощущений моторной связанности. Абсурдность сновидения не следует, однако, переводить простым «не»:
она должна воспроизводить склонность мыслей, скрывающихся за сновидением, к иронии, включающей в себя и противоречие. Только с такой целью сновидение дает нечто курьезное, заслуживающее смеха. Оно превращает здесь опять-таки часть скрытого содержания в явную форму.
В сущности говоря, мы имели уже перед собой чрезвычайно доказательный пример такого значения абсурдного сновидения. Истолкованное нами без анализа сновидение об опере Вагнера, которая длится до трех четвертей восьмого утра, об оркестре, дирижер которого стоит наверху на башне, и так далее, выражает, по-видимому, как нелепо все в этом мире! Кто действительно заслуживает, тот ничего не получает, а кому безразлично, у того есть все – грезящая проводит тут, очевидно, параллель между своей судьбой и судьбой своей кузины. То, что все вышеупомянутые примеры абсурдных сновидений были сновидениями об умершем отце, также отнюдь не является случайностью. В этих сновидениях в типической форме имеются в наличии все условия для создания таких сновидений. Авторитет, присущий отцу, рано вызывает критику со стороны ребенка, его строгие требования побуждают ребенка зорко следить за малейшей слабостью отца, но почтительное чувство, сопряженное в нашем мышлении с личностью отца, в особенности после его смерти, обостряет цензуру, которая оттесняет от сознания проявления этой критической работы.
IV. Еще одно абсурдное сновидение об умершем отце. «Я получаю извещение от общинного совета моего родного города с требованием внести плату за содержание в госпитале в 1851 году. Я смеюсь над этим, так как, во-первых, в 1851 году меня не было еще в живых, во-вторых же, мой отец, к которому это могло относиться, уже умер. Однако я иду в соседнюю комнату, где он лежит в постели, и рассказываю ему это. К моему изумлению, он припоминает, что в 1851 году он был сильно пьян и его куда-то отвезли. Это было, когда он работал для Т. „Так ты, значит, и пил? – спрашиваю я. – И вскоре после этого женился?“ – Я высчитываю, что я родился в 1856 году; это представляется мне непосредственно следующим друг за другом».


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   45




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет